Грозовые зарисовки

...- А ещё говорят, что раньше на Йуле по деревьям развешивали кишки и потроха, ну, чтобы богов умилостивить. Брешут, я думаю. Сорель Дегерлунд неторопливо отпивает из чашки и переводит на собеседника чуть задумчивый взгляд. В чашке – чай со специями и апельсиновой цедрой. Горячий глоток немного мирит с необходимостью поработать сверхурочно, но Дегерлунд всё равно считает работу перед праздниками извращением. Почти таким же, как молоко с инжиром. Утешает лишь, что сегодня это труд исключительно на себя. Его собеседник – тощий долговязый кмет - жмётся к прутьям клетки и что-то мычит. - Ты же, вроде, не глухой, только немой? – Дегерлунд разглядывает сухие и шишковатые, точно древесные ветви, руки селянина. Думает, что надо было изловить кого-нибудь более внушительного: этого как будто отжали и высушили на бельевой верёвке. С другой стороны, удобнее будет втаскивать тело на стол, как инъекция подействует. – Ну, слушать тебе немота не помешает, - скрипнув креслом, маг чуть отодвигается от окна, за которым с шорохом падают хлопья снега. Оно, это окно, окаймлено еловыми ветками, тщательно перевязанными шёлковой алой лентой: Сорель вчера сам постарался. Если не вносить разнообразие в обстановку лаборатории, можно чокнуться с тоски. Йуле – отличный повод. - Люблю атмосферу праздника, знаешь ли, - к запаху формалина теперь примешиваются свежие хвойные нотки. – Моя мать была из деревни, как и ты, а ещё она была полуэльфкой. На зимний солтыций в доме всегда пахло коврижками и хвоей. Ха, ты не находишь иронии в том, что тебе-то ею сейчас пахнет в обоих смыслах? Каламбур Сореля смешит. На окраине Каэдвена, где леса в основном хвойные и гробы, соответственно, тоже, словосочетание “запахло ёлкой” – распространённый эвфемизм скорой кончины. Кмет сипит. Начинает неловко заваливаться набок. - Ты знаешь, кто такие териоцефалы? – меняет тему Дегерлунд, последний раз пройдясь пальцем по молодым колким веточкам. – Люди с головами животных. Преимущественно – козлиными и ослиными. Половину Совета можно смело вписывать в их число – даром, что на вид головы у тех человечьи, - белокожая кисть похлопывает по ёмкости. Там, в мутной жидкости, покачивается нечто тёмное и мохнатое. – Считается, что ещё ни одному магу не удалось этих уродцев создать. Да я думаю, и не удастся – это же байка, миф, - селянин окончательно сползает на пыльные доски. Он кажется парализованным, и только глаза – два блекло-водянистых шарика – выглядят живыми. Они судорожно подёргиваются в глазницах. - Так вот, - нехотя отставив чашку, Сорель встаёт и подходит к клетке. Скрипит плохо смазанный засов. – Тебе предстоит, можно сказать, поучаствовать в научном прорыве и воплотить миф в реальность. Молчишь? Правильно, момент торжественный, - и всё равно чертовски тяжело. Немой будто колода из цельной осины – приходится волочь его к столу под мышки и хорошенько напрячься, чтобы подтянуть наверх. – Уф чёрт, как ведро с камнями. Кстати, есть поверье, что к непослушным детям на Йуле приходит рогатое чудище и утаскивает их в своём мешке. Думаешь – брешут?.. Чародей ныряет в тару рукой. На стол шлёпается голова козла – по грязновато-белой ткани тут же расползается пятно влаги. - А послушных якобы посещает благообразный старец, вроде нашего гроссмейстера – чтобы раздавать игрушки и сласти. Знаешь, что-то вспоминаю я Бан-Ард… ну в общем, нихрена эти благообразные старцы не делают просто так, - кривое лезвие ловко вспарывает горло. Сорель пережимает артерию, чтобы не вымазаться в крови, но несколько капель всё равно попадают на щёку. К запахам формалина и хвои добавляется третий - металлический. Немного энергичной работы инструментами, и вскоре труп на столе становится короче. - Говорят, - скороговоркой произносит чародей, - будто человек живёт ещё несколько мгновений после обезглавливания. Эй? Ты ещё здесь?.. Голова в ладонях молчит. Куцая бородёнка обвисла, на губах – нитка слюны. Глазные яблоки кмета наконец-то застыли, перестав изображать спятившие флюгеры. - Ну, ясно, - разом утратив интерес, Дегерлунд отбрасывает свою ношу в корзину. - Всё-таки брешут. И торопливо берётся за нить, пока мышечные ткани не ссохлись.