ещё одна ночь вхолостую

блестят волосы виски теплы щёки мокры а губы горячи. do you love me? они берут осторожными руками твоё солнечное сплетение и расплетают его.

Арбенина уже хочет что-то сказать, но девочка реагирует первая — напористо и так, как вроде бы не полагается столь юному возрасту, но вспоминает себя её ровесницей и затыкает внутренний голос, отвечая на поцелуй. Одну руку укладывает на тонкую талию, а второй сразу сжимает задницу, не размениваясь на стеснение — было бы чего стесняться. Себя? Или одной наглой красивой девочки, которая сама сейчас рукой скользит по ее затылку, пробираясь пальцами в короткие волосы? С возрастом и ее собственные желания не уменьшались, хотя по всем канонам ей давно следовало стать степенной матроной с двумя детьми и про сексы эти ваши не вспоминать. Но на белье остаются первые влажные следы, а соски встают, как от холода, под футболкой, где нет лифчика — нахрена он ей дома среди своих, впрочем, было бы что в него положить. Рука с талии перемещается на грудь, только окрепшую, с тёмными сосками, и Арбенина мягко перекатывает их между пальцами, с улыбкой глотая все реакции в поцелуй. Он уже становится звеняще пошлым, влажным, канонично порнушным. Идеальным, собственно, для секса в гардеробной среди сценической и домашней одежды, берц и колец. Футболку с Дианы Даня стаскивает, практически не разрывая поцелуя, и подавляет стон от чужих ласк, оставляя горячий выдох на губах Арбениной. Всплеск жадности до ласк и касаний, эмоций доводит до желания вжимать и вжиматься самой — и Логинова литым движением вперёд лопатками утыкает Арбенину в шкаф и, чуть прогнувшись в пояснице, льнет сама. Нет вещи приятней ощущения кожи кожей, если только пить виски, когда за окном метель, из колонок можно врубить новогодний плейлист — какое-то старое приятное воспоминание, которое всплыло сейчас в голове, когда Диана застонала, зажатая между телом и деревом. Его рельефы впиваются в кожу, и это было бы очень неудобно, если бы она вообще обращала на это внимание. Короткими ровными ногтями Логинова царапает Дианин живот, проводит белые полосы до груди, задевает полукружья сосков. Поцелуй приходится прервать от недостатка воздуха и с улыбкой выдохнуть, расслабившись на краткий миг. В какой-то момент взгляд меняется, и Даня оттягивает волосы на затылке назад и вбок, целует линию нижней челюсти, шею и оставляет лёгкие, но ощутимые прикусы. Коленом совершенно незаметно (почти) проезжается по чужой ноге и вклинивает между. Поцелуями спускается до плеча и лижет от выступающей косточки до ключиц, касаясь впадинки носом. Диана смотрит на Даню, когда та разрывает поцелуй, собственный взгляд подёрнут мутной пленкой. Девочка раскрасневшаяся, во взгляде довольство сытого кота, которое быстро сменяется фурией, и это ощущается как резкое движение молнии, разрывающее дерево в щепки. Арбенина выдыхает порывисто и позволяет ей творить все, что девчонка хочет. Не одергивает ни одного прикосновения, движения языка. Сама лишь оглаживает, трогает, исследует тело, делает пробные выстрелы, выискивая эрогенные зоны. У другого, очень похожего тела, она это знала, как настоящую карту. Здесь лизнуть, здесь прикусить, сжать, резко двинув пальцами. С Даней она ещё ищет лакмусовые бумажки, которые должны показать линии схождения. Сама Логинова чувствует, как безбожно течет просто от ощущения чужого тела под своими руками и губами, от чутких и аккуратных ласк, и все это выходит совершенно невозможной какофонией в голове и в сердце, бухающим так быстро и сильно, что вот-вот вырвется из грудной клетки взволнованной птицей. Пальцы подрагивают, и Даня расстёгивает пуговицу на чужих брюках; не сразу, не с первой попытки, но все же удается спустить плотную ткань с бедер и мягко сжать одной рукой, оставляя след от руки. Дина выступает из брюк, ногой откидывая их в сторону, к футболке. Из одежды на них только белье, и то это хреновая преграда для двух людей, которые хотят друг друга. Двумя пальцами она скользит под резинку, с усмешкой чувствует влагу и оставляет укус на шее слабый — пройдет через час или около того, но сейчас ярко-красная метка удовлетворяла её чувство собственника, пока сама она влажно и упрямо раздвигала мягкие мышцы, подрагивающие и узкие. Черт, вот же кайф, никакие самокрутки так в голову не бьют, как секс. Диана трогает, кажется, везде, изучает пальцами, проводит, где-то потирает, и от всего этого хочется лишь плотнее прижаться, а из лёгких рвутся выдохи и полустоны — ещё сдержанные, не в полную силу оторванности фурии. От пальцев внутри прогибается ещё больше, сжимает крепче бедро, а второй рукой соскальзывает до плеча и царапает его, утыкаясь носом к носу и со стоном выдыхая в чужие горячие губы, и Арбенина ловит этот выдох своими. Накрывает Даня сразу же и вторым поцелуем — кажется, что удержаться от него было просто невозможно. Только теперь он более кусачий, жадный и несдержанный. Рука с бедра спускается ниже, и Даня ладонью с нажимом проводит по белью, отмечая влажность, поддевает резинку белья и касается большим пальцем клитора, трёт коротко перед тем, как по влаге двумя пальцами проникнуть внутрь и начать двигать нарочито медленно. Самой будто бы некуда деваться от чужих пальцев, и голова от всего вообще отключается от всяких мыслей — просто не осталось места для них, вытеснили их эмоции, импульсы и чувства. Даня кусает Арбенину за мочку уха, задевает зубами сережку-гвоздик и влажно лижет, чуть даже тянет на себя. Трётся вся собой об Арбенину и не ощущает никакой неправильности. Так и должно быть. Откуда-то из глубины вылетают слова, которых не было в голове, но они выдыхаются Диане прямо в ухо. — Я хочу любить тебя руками. Им не нужны слова об этом всем, что происходит — все ложится идеально, если что-то работает и без твоего самого активного участия, то лучше это «что-то» не ломать и не портить своими якобы умелыми руками, им лучше найти другое применение и приспособить под оргазмы, не думая о том, что потом все-таки придется говорить, решать, что им с этой страстью делать дальше, и какую тоналку стоит прикупить девчонке. Ногти короткие и способствуют спонтанному сексу, в котором только стоны сплетаются, и натужно скрипит дверца, на которой её так и успешно и распяли. Диана принимает скольжение груди о грудь и живот и обратно вверх, так, чтобы ей прикусили, почти прокусили мочку, но это не больно, от этого током бьет от макушки до пят, интересно, чувствует ли это она?.. — Света, Светик, Свет… — шепчет заполошно и захлебывается в попытке одновременно и застонать, и в очередной раз повторить имя. Не замечает, как раз за разом называет Даню чужим именем, не придает этому значению, если в ней так резко и глубоко ходят Светины пальцы, если она, засранка, кусает её и оставляет следы, которые не может не заметить команда да и все остальные. Ничего не меняется, проходят десятилетия, а она все такая же, её застывший янтарь воспоминаний из удовольствия и истерик. Чужое имя, чужое тело рядом, которое выгибается навстречу не ей — не стереть из головы ощущение того, что их тут в комнате трое, и призрак Сургановой смотрит сейчас проницательно на Арбенину, управляет руками Дани как своими и заменяет целиком и полностью. Диана видит и чувствует не ее, от этого забиваются ватой мысли. Но Даня не останавливается в своем изучении, ощущает импульс того, как Арбенина тянется от этого прикуса мочки, отпускает, касается языком края ушной раковины. Диана сжимается на пальцах, и очередной чужой стон топится на губах, и лишь шкаф под напором двух тел поскрипывает, пытаясь выдержать этот жар. Впрочем, Арбениной почти ничто не важно на границе оргазма, когда до него остается всего пара движений, и их дают, дарят, не лишают этого трясучего состояния, пика нескольких мгновений, когда кажется, что все мышцы выстреливают сладостно. И тянет в низу живота, а нужно ещё думать о ком-то кроме себя, например, можно подумать и о девчонке напротив. Сама Даня все же кончает буквально через пару коротких движений и нескольких укусов. После тянет мягко Диану вниз на какие-то шмотки и расслабляется. Сигаретку бы. После спонтанного секса, когда тебя ещё и хер пойми кем называют, вообще самое то. У Дианы наверняка есть, но просить не будет. Можно и просто выдохнуть, ощущая, как раскручивается узел в низу живота, как выравнивается дыхание. Она лежит рядом с Дианой и просто рассматривает татуировки — говорить не хочется, но и не о чем на самом деле. Если только о будничном, но это слишком иронично и пошло — ну никому же не нужны попытки замять порыв внезапного желания. Влажную руку Диана вытирает об уже испорченную этими же руками футболку и несколько мгновений просто полулежит, выравнивая дыхание. Это было крышесносно, какие-то наваждение на двоих, которое теперь приятно отзывается в низу живота, и вообще хочется на второй заход, но Арбенина просто лежит и чуть сопит, а после наклоняется, целует аккуратно за ухом в укромном местечке для осторожной ласки. Даня не против, какой смысл противиться чему-то такому? Пальцами Диана аккуратно кружит по запястьям, а после притягивает к себе тонкую руку и прижимается к ней губами. Ими ощущает следы шрамов, которые она заметила еще сегодня днём. Прослеживает поцелуями самый широкий и грубый, влажно кончиком языка исследует самые мелкие, неприметные на первый взгляд. То же проделывает со второй рукой, такой же изрезанной. И ничего не говорит, только раздаются звуки дыхания и влажных поцелуев — слюна скапливается в привычном ожидании никотина. Даня лежит и смотрит в потолок, слушает чужое неровное, успокаивающееся дыхание. Хорошо. По-человечески. Диана мягко целует за ухом — безумно приятная чувственная ласка, почти любовная. Она почти не реагирует, лишь переводит на нее глаза и улыбается самыми краешками губ. Следом Арбенина подхватывает ее запястье и лижет влажно шрамы, которые она оставляла на себе несколько лет назад. Немного неуютно от этих ощущений, но одновременно и приятно знать, что для кого-то это не уродство и не отвратные последствия детской глупости. После поцелуев Даня приподнимается и благодарно целует в висок, по-другому вообще никак. — Надо все-таки подобрать тебе что-то на сменку и курить пойдём, по крайней мере я пойду, а то начну рычать, кусаться и кидаться на людей от недостатка никотина в крови. Встаёт Диана первая, перед этим еще раз почесав девушку за ухом, как кота. Кидает с вешалки две рубашки с коротким рукавом и две пары чёрных джинс. — Смотри, что тебе по размерам подойдёт, вроде должно быть как раз. Шмотки Даня надевает быстро, джинсы в самый раз, под ремень отлично, а рубашка выходит оверсайз, что тоже круто. Сама Диана натягивает вместо футболки тонкий кашемировый свитер и джинсы — она собирается сегодня уехать в город, да и курить в доме она не собиралась, сама себе давно обещала, что только на улице, нечего прокуривать то место, где вообще-то живут её дети. Детям было до пизды-звезды, но раз дала зарок, то слово свое надо держать. Выходят на крыльцо, где и замирает каждая в своей удобной позе. — Понимаю насчёт лаять, кусаться и пулю в лоб пускать. Сама такая, хотя хочу бросить курить. Но сейчас хочу, так что поделитесь сигареткой. Отметим секс с дымком, — лёгкий смешок Дани, и она закуривает, зажимая сигарету губами. Стоять на крыльце кайфово, вечерний ветерок обдувает шею и руки. Давно не было настолько уютно. — Уезжать не хочется, правда. День был просто охеренный. А то, что не планировали, очень добавило красок. Спонтанность — залог удачи. — Я бросаю с двадцати лет каждую неделю, как видишь — все ещё никак не брошу, наши привычки выше нас. Ну и привыкание к никотину тоже свою роль играет. Всегда курю перед концертами, стресс все-таки. Не знаю, как ещё не посадила себе голос, — хмыкает, делает очередную затяжку и выдыхает дым пижонским колечком — когда-то она так соблазняла Светку и считала себя до пизды крутой и креативной, заодно и возможности языка показывала. — Да не, знаете, вот в этом брать с вас пример не особо хочется. Мамка зудит, что лёгкие просажу и буду кашлять, как последний бомжара туберкулёзный. В чем-то права ведь женщина. Да и правда вредно, — Даня сопит, смотрит на Динино колечко задумчиво, стряхивает пепел. Спросить бы, просила ли ее Света бросить, но сколько шансов, что ее на этом крыльце не удавят? Чертовски мало, кое-кого с имени Сургановой подбрасывает до потолка, это имя всуе только Арбениной произносить можно. Арбенина кладет руку на узкое девичье плечо и делает ещё одну затяжку, разглядывая кусты у подъездной дорожке. — Ладно уж, не последний раз видимся, не ссы, мелкая. Вредно, вредно, все равно без этого не укладывается жизнь. — Уж точно не последний раз, избавитесь теперь если только на полуфинале. И хватит меня мелкой называть, сами тоже не особо выросли. И я про все смыслы, — Даня ворчит, но руку чужую не сбрасывает, хорошо лежит, уютненько. Да и Дина ощущает себя шуга мамми, пусть наслаждается женщина моментом. — На днях вас предупредят о том, что я некоторых приглашаю к себе на саунд, в свободное от репетиций время придете, как пингвинята, посмотрите, концерт послушаете. Тебя тоже зову, с Лариской Пальцевой познакомлю, зачетная баба, подружитесь. И еще. Маленькие наглые Дани не оскорбляют взрослых тёть, которые уже бабушками могут быть, — в подтверждение своих слов она решает немного наказать Логинову — прикусывает мягкую мочку, усмехаясь ехидно. Даня цокает и чуть не дёргается от прикуса ни в чем не повинного уха. — Надо отцу твоему, кстати, звонить, а то обещала же тебя вернуть живой и здоровой, беспокоятся небось родственники. — Саунд и концерт — это круто, прям вливаемся в жизнь музыкальную. Кому-то прощальный подарок. А насчёт отца не волнуйтесь, он ко времени должен приехать, а не по смске или звонку. Так что минут через десять будете праздновать свое одиночество. Шмотки только отдайте на саунде, пусть девки обзавидуются. Надеюсь только, что не настолько, чтобы удавить потом втихую. Гречка, кстати, кайфовая была, — а что было ещё кайфовое, Даня умалчивает и лишь ухмыляется довольно, а сигарету метко выкидывает в мусорку, в последний раз выдохнув светлый табачный дым. Арбенина только плечами пожимает и стряхивает пепел с кончика сигареты, день совершенно безветренный, можно даже за брови не беспокоиться. Хотя она и в ветреные дни-то не особенно парится о том, что скоро может запахнуть паленым, и будет себе бровки на концерты по трафаретику рисовать. — Посмотрим, как споешь на полуфинале, а там и будем решать, что с тобой дальше делать, но я надеюсь, что я не зря взяла в полуфинал именно тебя, все-таки твой голос предполагает неплохое музыкальное будущее, и играешь бодро. А шмотки курьером отправлю, слишком будет жирно. — Угум, за курьера заплатить нормально, а просто пакет отдать много чести, — бормочет тихо, опуская про себя, что, пока трахалась, у Арбениной никакая честь в заднице не играла. Точно прям шуга или не шуга, но мамми. — Спою на свои сто процентов, шутки и игры закончились. На сто — это минимум. Надо на сто десять. Мне не нужно, чтобы меня оценивали достойной только вы. — Договорились. Сигарету Арбенина тушит носком берцы о крылечко и хрустко потягивается. Ещё немного и девчонку забирает её отец, с которым они перекидываются парой фраз ни о чем, обычный взрослый разговор из вежливости. С Дианой Логинова прощается коротко, легко махнув рукой напоследок. Арбенина со смешком машет машине и возвращается в дом сделать небольшую уборку и свалить наконец домой. Насчёт шмоток и дня Даня отмахивается от отца, проговаривает в общих деталях без особых эпитетов. Не хочется много говорить — не то настроение. Классный день, но сложный. А впереди ещё неделя, которую надо пережить прежде, чем выйдет попасть на снайперский саунд и концерт — ещё и халява, сколько счастья да на одну харю.