***
Луи кидает свой рюкзак у двери, стягивает кроссовки и тут же направляется в гостиную. Он склоняется над одним из ящиков комода, на котором стоит их телевизор, в поисках пустой кассеты. — Все в порядке, милый? Луи застывает на месте. Это даже не странно, в том то и дело. Он делает копии для Лиама и Найла постоянно и получает столько же взамен от них. Ему просто кажется странным не говорить своей собственной матери о том, как он взволнован и в то же время до чертиков счастлив прямо сейчас, потому что эта кассета не для Лиама или Найла. Она для, ну. Она для чертового Гарри Стайлса. Парня, который заставляет его светиться изнутри. — Все хорошо, — говорит он через плечо, хотя это и не звучит очень убедительно. Совсем неубедительно на самом деле. Никто в жизни не поверит, что он изучает драматургию в школе. Его мама подходит ближе, и он слышит, как она стоит в дверном проходе. О да, когда за ним наблюдают, он определенно будет чувствовать себя менее нервным. Он бросает на пол пакет с тем, что он считал пустыми кассетами, хотя на самом деле в нем лежит куча старой косметики, которую его сестра, очевидно, сочла отличной идеей спрятать в комоде, вместо того чтобы выйти на улицу и выбросить в чертово мусорное ведро. — Блять! — выдыхает он напряженным, словно чересчур натянутая струна, голосом. Он взорвется, если попытается продолжать в том же духе. — Следи за языком, — тут же причитает его мама, и Луи разочарованно вздыхает и начинает собирать банки и бутылки, разбросанные по полу. — Что случилось, дорогой? Он тянется за губной помадой, закатившейся под комод, и угрюмо бросает ее в пакет, словно ребенок во время очередной истерики: — Все в порядке, — бормочет он. — Просто кое-кто… — Кто-то обидел тебя? — она яростно топает ногой. — Клянусь, если они снова подшучивали над тобой из-за свитера, который связала тебе бабушка, я пойду в школу и сама надеру задницу этим маленьким… — Нет, мама. Боже, — он кидает пакет обратно в ящик и просматривает содержимое следующего. — Дело не в этом. Этот ящик просто заполнен какими-то проводами, с его старой игрушечной машинкой в придачу. Лотти что стащила все кассеты? Черт подери, теперь Луи придется уговаривать ее переписать альбом на пленку с ее любимыми Depeche Mode. — Тогда в чем дело? Это кто-то особенный? — Луи не отвечает, просто слепо водит рукой по дну ящика. — Кто-то тебе приглянулся? Он застывает на месте, и именно это его и выдает. Ничего внутри него не взрывается. Внезапно ему хочется просто опуститься на пол и несколько часов тонуть в своей жалкой жалости к себе. — Ох, детка. Луи делает еще один глубокий вдох. Он поворачивается к своей маме, устраивающейся поудобнее на диване, и когда она похлопывает по месту рядом с собой, он невольно встает, волоча ноги за собой, и плюхается рядом с ней с низко опущенной головой, как бесполезный мешок с фасолью. Она тут же обвивает рукой его плечи, поглаживая его вверх и вниз, когда он наклоняется к ней. — Не волнуйся, мой дорогой, — воркует она таким сладким голосом, что Луи вдруг вспоминает, как засыпал под такого рода слова, когда был ребенком. — Это восхитительные чувства, знаешь. Я просто не видела, чтобы ты был так напряжен из-за этого раньше. — Потому что я и не был так напряжен, — бормочет Луи в ее мягкую кофту. Тут он начинает задаваться вопросом, почему в семнадцать лет ведет себя как семилетний, но он принимает это оправдание, чтобы с ним посюсюкались так еще мгновение. — Это не важно. — Это важно, если ты продолжишь превращать мой дом в развалины, — она оставляет поцелуй у него в волосах, от чего Луи морщит нос. — Почему бы тебе тогда не рассказать ей о своих чувствах. У Луи скручивает живот от выбора местоимения, но он все-таки решает подыграть. Он всегда может менять его на правильное у себя в голове: — Все не так просто, мам. — А вот и нет, — она сжимает его плечи, чтобы нежно отстраниться и ободряюще посмотреть ему в глаза. — Милый, просто расскажи ей, это не страшно. И даже если она не чувствует того же, она будет чувствовать себя самой счастливой девушкой на свете, потому что ты так думаешь о ней. От этих слов ему хочется плакать. Тем не менее он храбро кивает. Это на самом деле правда. Луи был бы в восторге, если бы кто-то посчитал его привлекательным, и даже больше, если бы у них хватило мужества оставить его в покое, если бы он сказал, что ему это не интересно. Просто это довольно сложно. Потому что он хочет от Гарри всего. Прямо сейчас он вроде как хочет быть для Гарри всем. Она многозначительно смотрит на него: — Обещаешь, что будешь в порядке? Он слабо улыбается и кивает: — Я буду в порядке, мам. — Вот это моя маленькая звездочка, — она отпускает его и взъерошивает его волосы. — А теперь скажи мне, что ты ищешь? Я видела, как Лоттс забирала пакет с кассетами в ее комнату… Луи вскакивает на ноги и выбегает из комнаты со скоростью света.***
Он крутит пустую кассету в руке, нервно покусывая ногти на другой. Уже новый день, он пьет чудесную чашку чая, и перед ним лежит все, что он нашел в розовой спортивной сумке с кассетами его сестры. Перед ним запись Джорджа Майкла, на обложке которой мужчина носит определенную серьгу с крестом, которую Луи обожает, когда ее носит кое-кто другой, но. В коллекции Лотти есть Prince, АВВА, Синди Лопер, Трейси Чепмен, F. R. David. Ага. И, что ж. Слова мамы все еще звучат в глубине его души. Дать им знать. Дать Гарри знать. Верно. И как именно он даст Гарри знать? Он кладет пустую кассету и берет кассету F. R. David, ворочая ее в руке. Он слегка нерешительно пожимает плечами, прежде чем вставить ее в стереосистему и прибавить громкость. Ему требуется всего полминуты прослушивания «Words», прежде чем он обмякает на своей кровати, уставившись в потолок, немного ошеломленный. Шестеренки вращаются у него в голове. Затем он поворачивается лицом к своей подушке и как следует визжит в нее. В конце концов у Луи оказывается две кассеты. На одной его самым аккуратным почерком выведено «George Michael — Faith». На другой же на месте трек-листа написано «о и кстати, вот некоторые вещи, о которых я хотел бы тебе рассказать, и будет круто если ты не против, а если против, то мне правда очень, очень жаль и, пожалуйста, не думай, что обязан говорить со мной об этом», в сочетании с его именем и грустным смайликом. Он бросает их в свой рюкзак и отправляется на тренировку, чувствуя себя странно и легкомысленно, напевая себе под нос песню, пока крутит педали велосипеда. «Words don’t come easy to me… / Слова даются мне нелегко»***
— Хорошо сыграли, парни! Отличная работа, Томлинсон. Увидимся на следующей неделе. Луи уходит с поля с ослабевшими и напряженными мышцами, но с его блестящего от пота лица не слезает огромная ухмылка от только что забитого гола, который уравнял их счет. Лиам хлопает его по спине и посылает ему широкую улыбку, когда внезапно пробегает мимо него в душ, и Луи показывает ему средний палец. Только тогда он видит Гарри, ожидающего у дверей раздевалки, и сердце Луи падает в пятки и, кажется, проваливается прямо на другой конец Земли. — Гарри, — восклицает он, и, ну. Он пытается казаться спокойным, но он испытывает буквально что угодно кроме спокойствия. Гарри просто такой красивый, и это ну очень выводит его из себя. — Луи, — говорит Гарри, и по какой-то причине он выглядит… таким же взволнованным? Как будто он тоже удивлен, хотя он определенно не должен быть, так как явно пришел, чтобы встретиться с ним, так что… Почему он ведет себя так же странно, как и Луи? Почему он… пялится на его шорты? Он подходит к нему, и, Господь Всемогущий, его длинные волосы собраны в пучок. Серьга с крестом может быть и исчезла, но он все еще выглядит так же живописно и великолепно, как любая из самых глубоких мечт Луи, от которых его сердце бьется очень быстро. Дело в том, что в этом освещении тоже есть что-то особенное: солнце уже начинает садиться, и все вокруг золотого, розоватого оттенка. Это заставляет лицо Гарри светиться так, как он никогда не видел раньше, и дыхание внезапно становится довольно трудной задачей, когда кожа Гарри такая загорелая, блестящая и скорее всего невероятно приятная на ощупь. — Так что ты здесь делаешь? — спрашивает Луи, не веря, что у него вообще получается связно говорить по-английски, когда все, о чем он может думать, это о том, как сильно он хочет провести пальцами по позвоночнику этого мальчика, талии, изгибу его челюсти, пока он не сможет положить их под подбородок и наклониться… Они останавливаются напротив друг друга, и на лице Гарри появляется улыбка, он начинает выглядеть немного более собранным: — Уже завтрашний вечер, — мягко бормочет он, как будто это единственное нужное объяснение. И это правда единственное нужное объяснение. — Блять, — выдыхает Луи. — Ты прав. Эмм, ну, у меня кассеты с собой… Ох, да их… их две… Гарри хмурит брови в легком удивлении и замешательстве; — Правда? — Да, да. Сейчас принесу, они в моем рюкзаке, — по привычке он поднимает футболку, чтобы вытереть ей все еще красное и блестящее от пота лицо. — Я просто… не сходил в душ, но все в порядке, не то чтобы я сейчас слишком мерзкий и все такое. Когда он снова разглаживает рубашку на животе, он понимает, что только что сделал, и, о Боже. Боже, выражение лица Гарри. — Оу, — он кажется таким застигнутым врасплох, что внезапно начинает краснеть. Он смотрит туда, где рука Луи покоится над пупком. — Ты не мерзкий, — уверяет он странным тоном. Луи. Взорвется. — Оу, — повторяет Томлинсон, и внезапно ему кажется, что с таким же успехом он мог бы покраснеть сам, что было бы очень неловко, спасибо блять большое, поэтому он быстро указывает на раздевалку, прочищая горло. — Я просто… Я сейчас приду. Просто, эмм, просто подожди здесь. Несмотря на свою усталость, он буквально мчится за своей сумкой. — Что за шило попало тебе в задницу? — язвительно замечает Лиам, когда Луи хватает рюкзак со скамейки рядом с ним, по пути чуть не срывая полотенце, повязанное вокруг талии парня, из-за того, как быстро он движется. Он бы на самом деле повернулся и потянул его вниз с ехидным комментарием, но он в слишком хорошем настроении. Вместо этого он хватает Лиама за виски и громко целует в макушку его бритой головы, взъерошивает ее, а затем выбегает, хихикая, когда Лиам издает рвотные звуки позади него, и Луи требуются все его силы, чтобы не начать на самом деле прыгать от радости. Он бежит трусцой (пружинистыми шагами) обратно к Гарри, который все еще там стоит со своим абсолютно замечательным… существованием. Боже, Луи теряет дар речи, потому что его ждет вот этот великолепный парень в какой-то дурацкой футболке горчичного цвета, заправленной в вельветовые винно-красные брюки-клеш, которые явно не считаются последним писком моды, хотя этот оттенок напоминает его красивые губы. Он держит руки за спиной, пока не перекидывает сумку через плечо, и это так непринужденно, так обычно, и все же этого достаточно, чтобы сердце Луи пропустило удар. — Вот, прости, — выдыхает он, запихивая кассеты в рюкзак Гарри, когда он открывает его, находя свободное место рядом с розовыми очками. — Это… да. Наслаждайся. — Спасибо тебе огромное, — говорит Гарри так тихо, что Луи едва разбирает слова и ему даже становится неловко от того, как сильно он хочет просто обнять его. Как ему постоянно приходится повторять себе — их отношения еще не на таком уровне. Правда с таким успехом могут никогда его и не достигнуть. — Я действительно ценю это, правда. За мной должок. Луи просто очень хочет его поцеловать. — Никаких проблем, — уверяет Луи, накидывая рюкзак на плечо. — У меня дома четыре сестры. Мы делимся кассетами. Ну, скорее воруем их друг у друга… Ну, я ворую их, потому что оказывается моя собственная коллекция недостаточно хороша для девочек подростков. Лицо Гарри снова придает это выражение, когда он пытается подавить улыбку, сморщив нос, и Луи искренне хочет дать себе пощечину. В этом есть смысл. Он такой милый, что его желудок делает всевозможные сальто, и ему просто нужно прийти в себя и не отпугнуть этого прекрасного мальчика навсегда. — Я слишком много болтаю, — решает Луи, пялясь на него с невозмутимым видом, но все же пялясь. Гарри качает головой, и, если бы его волосы были распущены, они бы рассыпались по плечам так сильно, что Луи почти оплакивает потерю того, как это выглядело бы при таком освещении. Возможно, они были бы как волны в океане. Величественные, славные и переливающиеся золотом: — Ты милый, — мягко мурлычет он. — Не извиняйся. Луи сухо сглатывает: — Да, — Луи все еще, черт возьми, пялится и понимает, что еще и впивается тупыми ногтями в ремни рюкзака, так что, вероятно, он сейчас выглядит как абсолютный психопат. Он опускает взгляд с чудесных, пухлых, мягко улыбающихся губ вниз, на их ступни, пальцы ног всего в нескольких дюймах друг от друга. — Милые брюки. Гарри подсознательно проводит пальцами по бедру, и Луи так сильно хочет, чтобы это делал он: — Милые шорты. Кажется, эти слова просто выскользнули, естественный комплемент, но, если бы Луи пил воду, он мог бы просто подавиться. Вот в чем дело, он, вероятно, должен пить воду, чтобы не упасть в обморок, или утопиться в ней, чтобы не продолжать быть самым отвратительным парнем на свете. — Спасибо, — отвечает он нехарактерно тихо. Остальные члены команды начинают покидать раздевалку, некоторые из них бросают на них странные взгляды, но Луи все равно. Ему в буквальном смысле насрать. Перед ним гребаный ангел, парни, так что продолжайте, блядь, идти. Он снова поднимает взгляд на Гарри, его зубы теперь впиваются в нижнюю губу, пока он улыбается. — Ну, — хрипло говорит Луи. — Я отпущу тебя, — он кивает в сторону своего велосипеда, эта старая, ржавая развалюха его мамы стоит у стены здания. — Мне нужно идти домой, пока мама не начала обзванивать весь район. Гарри медленно кивает, убирая выбившуюся прядку за его маленькое, очаровательное ушко: — Мне тоже. И Луи просто не может сдержаться: — Тебя подбросить? Это заставляет Гарри слегка усмехнуться, что само по себе является победой. Он хотел бы почаще вызывать смех у этого мальчика. Даже не по эгоистичным соображениям, но… ну, это тоже, но просто. Он просто заслуживает этого. Гарри просто заслуживает быть счастливым. Он обвивает себя руками, немного стесняясь: — Думаю, нам немного не по пути, — скептически говорит он. — Тогда я подвезу тебя вверх по дороге, — уверенно говорит Луи, имея в виду дорогу, ведущую от футбольного поля, и уже направляясь к своему велосипеду. — Запрыгивай, кудряшка. Им требуется время, чтобы сесть на велосипед и понять, как Гарри должен уложить свои длинные конечности и как Луи сохранить равновесие и все равно поднять их обоих в гору живыми. Похоже, Гарри не может достаточно крепко обхватить его с того места, где он сидит, прижатый грудью к его спине. И он крепко сжимает ее. Его руки обнимают его за талию, удобно ложась прямо на бедра, и Луи чувствует, как колени Гарри касаются его голых бедер, когда ему наконец удается дотронуться пальцами ног до маленьких штуковин, которые торчат из середины задних колес. На короткое время, наполненное испуганными вскриками, разочарованными вздохами и хихиканьем — может быть, это даже всего лишь доля секунды — тепло Гарри позади него, несомненно, очень похоже на рай. Затем он спрыгивает, и Луи оглядывается через плечо, наворачивая круги на заброшенной дороге: — Все в порядке? Гарри поправляет брюки и показывает большой палец: — Мои штаны выжили. — Это значит да? — смеется Луи, по-настоящему сияя от счастья. Он чувствует себя таким легким и таким, таким живым. — Да, — фыркает Гарри, закатывая глаза. Он махает Луи. — Спасибо тебе огромное, Луи. Правда. — Спасибо тебе, — отвечает Луи так же искренне. Хотя он никогда не сможет объяснить за что. Он начинает ехать в сторону своего дома, махая ему в ответ. — Доброй ночи, Гарри. — Аккуратнее на дороге, — кричит Гарри в знак прощания. А затем Луи позволяет своему взгляду задержаться на парне так долго, как только может, прежде чем он упадет в какую-нибудь канаву, после этого снова переводя взгляд вперед, становясь на педали, чтобы поехать быстрее и выпустить немного адреналина, внезапно хлынувшего в его венах. И он думал, что устал. Его внутренности внезапно наполняются еще большей силой. Он катится по дороге и не может удержаться от широкой улыбки на своем лице. Огроменной улыбки. Он глубоко вдыхает холодный влажный воздух, выдыхает со счастливым вздохом и смотрит на разноцветное небо. Именно тогда он вспоминает, что Гарри только что получил самое неловкое признание в любви в виде микстейпа, засунутого в его сумку, и Луи не может забрать его обратно. Он сворачивает и ругается себе под нос, когда чуть не врезается в край тротуара. Теперь настало время впасть в спячку, пока никто не вспомнит его имя и неловкие поступки, которые он совершил.***
Он лихорадочно гадает, слушает ли Гарри сейчас. Что он слушает. Запись начинается с «Words» от F.R. David и заканчивается словами «Sugar, Sugar» от Archies. Где-то посередине есть «Give A Little Bit» от Supertramp, «Good Vibrations» от Beach Boys и «Just What I Needed» из его собственноручно купленного альбома The Cars. Это хорошие песни,правда. Абсолютно никаких претензий к ним с точки зрения музыки, даже с точки зрения текстов песен. Они просто. Много чего значат. Может быть даже слишком много. Он не хочет думать об этом, но эти мысли продолжают просачиваться в его разум тем сильнее, чем больше он пытается отгородиться от этого. Этот первый трек постоянно звучит у него в голове, словно проклятие, словно неловкое воспоминание, не дающее ему спать по ночам. За исключением того, что он проживает это прямо сейчас. Он не спит, Гарри не спит, и Гарри, возможно, слушает, и это определенно не дает Луи покоя. Потому что «слова даются мне нелегко» и «как он может найти способ заставить тебя увидеть… Я люблю тебя?» Ну, вот и все, не так ли? Дороги назад нет. Это абсолютно логично. Он швыряет подушку через всю комнату и стонет, падая обратно в кровать. Это, безусловно самые худшие моменты в его жизни. Ему что было просто необходимо, действительно необходимо выбрать песню в которой звучит слово на букву «л», чтобы Луи даже не мог отшутиться, когда Гарри спросит об этом? Что, если он никогда не придет и не спросит? Что, если он больше никогда с ним не заговорит? Он точно в дерьме.***
Когда чуть позже Лотти со своими блондинистыми волосами и туго затянутым конским хвостом заглядывает к нему в комнату, он почти готов вскочить на ноги и выпрыгнуть в окно, потому что она, должно быть, заметила, что он рылся в ее кассетах и определенно не положил альбом с «Words» на место (потому что сейчас он у него на столе, он прикоснулся к нему, и альбом тронул его душу, и теперь он принадлежит ему). Он честно готов принять побои. Его сестра знает, как затеять драку. Поэтому он резко садится в постели с громким скрипом, что, в свою очередь, заставляет ее отпрыгнуть назад, закрыть глаза и закричать, что, в свою очередь, заставляет его так же громко кричать прямо на нее. — Аааааа, почему мы кричим?! — Я подумала, что ты мастурбируешь! — слишком громко кричит в ответ Лотти, и Луи чуть не падает с кровати от смеха. — Лотти! Нет! — он подползает, чтобы его ноги свисали с края кровати, и она медленно выглядывает из-под прикрытия своих рук. — Ты просто застала меня врасплох, Боже. Я бы закрыл дверь, ты об этом не подумала? Она кривится в отвращении: — Я правда не хочу знать, Лу. Подростки. Он закатывает глаза: — В чем тогда дело, милая? — он похлопывает по месту рядом с собой в ногах кровати. — Хочешь присесть? Она вдруг бросает на него озорной взгляд, словно Гринч на Рождество или что-то в этом роде, и он вдруг снова вспоминает, что на самом деле это его сестра. Когда он был младше, ему нравилось шутить, убеждая ее, что она была усыновлена инопланетянами, но ни у кого, кроме его собственной крови, не могло быть такой понимающей ухмылки. — Тебя к телефону, — говорит она, и Луи сужает глаза. — Лиам или Найл? — спрашивает он, вставая, чтобы пройти мимо нее к двери. Он сменил свою спортивную одежду, принял горячий душ и все такое, но все равно его ноги немного болят от обуви, которая ему маловата. Она загораживает ему дверь своей крошечной фигуркой: — Это, хммм, посмотрим, — она чрезмерно шевелит бровями, и Луи опускает свои в ответ. Тик-так. — Один определенный Гарри Стайлс. Затем он отталкивает ее с прохода и бежит вниз по лестнице, чтобы взять телефон. Она раздраженно кричит ему вслед — что-то о его имени, о том, какой он придурок, и прочая чушь, возникающая из ниоткуда, что является явным признаком того, что его ждет разговор с мамой о насилии, хотя Лотти явно спровоцировала его, офицер. (Здесь жертва явно он. Его собственная сестра только что пыталась запереть его в своей комнате, как преступница, которой она и является, а один парень из школы украл его сердце, какого черта) Он берет телефон и опускается на стену, стараясь не так глубоко дышать: — Привет, это я, — отвечает он, и он определенно звучит запыхавшимся. — Луи? — с другого конца доносится чудесный, милый, теплый и счастливый голос Гарри. Он просто лучшее, что есть на свете, не так ли? — Гарри, — говорит Луи, все еще пытаясь отдышаться, и он действительно не знает, как он может звучать таким влюбленным, но он действительно думает, что знает ответ на этот вопрос, и он действительно надеется, что Гарри этого не заметит. — Привет, эм, слушай, я послушал твою кассету, — начинает он, и Луи думает, думает, думает. Про какую из них он говорит? Гарри ненавидит его? Стоит ли ему начать извинятся сейчас или позже? — Я сказал, что отплачу тем же, так что, эм. Тишина, слышны только какие-то помехи на линии. Луи наматывает шнурок на палец: — Так что… — Так что, если ты захочешь зайти, — колеблется он, и это хорошо, потому что голова Луи внезапно снова начинает кружиться, и тихое дыхание Гарри как-то его успокаивает, — то я отдам тебе ее. — Ты ее уже записал? — Луи должен спросить, потому что они видели друг друга максимум четыре часа назад, а еще уже девять вечера, и ему действительно не следует выходить так поздно, но. — Ну, она уже у меня была, — задумчиво говорит Гарри. — Я и так ее сделал. Это, эмм. Ничего особенного. Я просто думаю, что тебе стоит ее взять. Это так согревает его сердце, что, наверное, могло бы растопить весь снег в мире: — Это очень мило, Гарри, — мурлычет он, искренне тронутый этим. Так тронут, что ему даже все равно, как, черт возьми, он звучит. — Это так мило. Как далеко вдоль той дороги ты живешь? — В пяти минутах езды на велосипеде. Я выйду и встречу тебя. Если ты выйдешь сейчас? Луи в мгновение ока вскакивает с пола: — Да, сейчас выйду, да. Спасибо. Если Луи не ошибается (а он может ошибаться, он, вероятно, ошибается, но он просто действительно так не думает), Гарри звучит так, как будто он улыбается, когда продолжает: — Не могу дождаться. Луи на мгновение задерживается: — Я тоже, — тихо признается он. — Скоро буду. — Пока, — счастливо бормочет Гарри. Он кладет трубку, пристально смотрит на нее. Затем он тяжело выдыхает, поднимает руки к потолку в молитве с плотно закрытыми глазами и улыбкой на лице. Спасибо. Блять. Господи. Он выбегает в коридор, надевает кроссовки и натягивает через голову персиковый джемпер. — Мама, — зовет он, аккуратно заправляя кофту в свои выцветшие джинсы. — Я иду к Гарри. — Оу, — удивленно отвечает она из кухни. Она не слышала о нем раньше. Она понятия не имеет, кто он. Она понятия не имеет, что он сделан из лучей солнца, золота и тщательно отполированного красного дерева. — Гарри. И где этот Гарри живет? — Вверх по дороге от футбольного поля. Слушай, я должен идти, я позвоню с его телефона, если что-то случится, хорошо? Он похлопывает по карманам, у него нет бумажника или чего-то еще, но ему ничего и не нужно, сейчас он даже не надевает шлем. Он рассматривает свою любимую джинсовую куртку, висящую на крючке рядом с ним, но решает не надевать ее. У Гарри джинсовая куртка украшена булавками и нашивками. Еще на ней есть несколько случайных разрывов и дырок. — Будь осторожен, малыш, — говорит она, и он улыбается. — Как и всегда, — обещает он, выбегая за дверь и перепрыгивая через ступеньки направляется к своему велосипеду, после чего поднимает его и встряхивает, чтобы очистить от гравия. Он заскакивает на педаль, быстро перекидывает ногу и выруливает на просторную дорогу. Когда он мчится по асфальту, слышны лишь звуки сверчков и отдаленные разговоры. Прохладный летний ветерок обдувает его лицо, когда он вдыхает аромат травы после жаркого дня. Раньше Луи любил кататься ранним утром, и тот пейзаж чем-то напоминает ему этот, за исключением щебета птиц, вишневого света, просеивающегося среди бледно-голубого неба и росы на обширных полях у футбольного поля, которое сейчас находится слева от него, пока он крутит педали мимо грунтовой дороги. Всего через пять минут езды, он замечает фигуру человека, выходящего из подъездной аллеи. Ему так повезло, что это не какой-то убийца, учитывая времени суток, потому что Гарри машет ему, когда он приближается, и Луи замедляется, чтобы спрыгнуть с велосипеда перед ним. На кончике его носа Луи видит большие очки в коричневой оправе. Что Луи всегда просто обожал в нем. Ну, не только их, но и рубашки, из-за которых его карамельные руки кажутся подтянутыми, и брюки, которые он иногда носит. Честно говоря, довольно несправедливо, что у Гарри просто есть склонность носить эти джинсовые вещи поверх белых футболок, в то время как Лиам любит высмеивать их, потому что он думает, что это не выглядит мило и сексуально, а больше напоминает наряд садовника, а еще Луи пока не совсем оправился от событий этой недели, когда одна из застежек расстегнулась прямо перед его глазами, как будто он сотворил это одним взглядом. — Привет, — здоровается Луи, когда никто не додумывается сказать что-то поумнее. И слушайте. Летом слишком светло, чтобы на небе были звезды, но дело в том, что в этот момент у Гарри вся эта яркость сияет прямо из глаз. Так что он не чувствует абсолютно никакой потери. Он золотой. Он выглядит уставшим, и его волосы растрепанны — возможно слишком искусно — и он все еще золотой. Воспоминания о произошедшем возвращаются к нему, каким счастливым и живым он себя чувствовал, как он ощущал неукротимый прилив энергии из-за Гарри. Такое чувство, что они вернулись в тот момент, и он, честно говоря, хочет его никогда не покидать. Как будто может случиться что угодно, и все равно все будет хорошо. — Хей, — мурлычет в ответ Гарри с доброй улыбкой. Он поправляет очки. — Ой, они глупые. Прости. Он все еще в таком же наряде, за исключением брюк, которые заменены на очень стильную пару шелковых пижамных штанов бледно-желтого цвета с принтом со Снупи. И как бы Луи ни хотел прогнать настолько грязные мысли о таком милом создании, таком милом создании с таким милым существованием. Он не может отрицать то, сколько думал о нем раньше, и он не может отрицать, что очень благодарен, что рубашка Гарри достаточно длинная, чтобы прикрыть его бедра, потому что… Просто потому что. Он мог бы упасть замертво от того, насколько четкий контур может создать подобная ткань в определенных интересных областях. Ну что ж. Не важно. — Они милые, — искренне говорит Луи, возвращаясь к очкам и еле останавливая себя, чтобы не поправить их на носу. Он хотел бы прикоснуться, правда. Хотел бы потереть шелк между пальцами, а затем нежно погладить его по щеке, будучи убежденным, что она окажется такой же мягкой, как и ткань. Гарри улыбается: — Спасибо, — бормочет он. — Так что. — Так что, — Луи не в состоянии сдержать свою собственную улыбку. Он шаркает носиками кроссовок по земле. — Я здесь… — Да, эм, — Гарри заправляет прядь волос за ухо, немного нервничая. У него на конверсе сбоку написано «Будь добрым», и все кажется таким жизнерадостным. — Я, ну, я хотел спросить тебя, — он поднимает взгляд на него, обеспокоенно нахмурив лоб. — Две кассеты. Улыбка Луи исчезает. О Боже. Он напевает песню в качестве подсказки через теперь сжатые губы, и это звучит пронзительно. — Нет, пожалуйста, — Гарри бросается вперед, протягивая руки, чтобы прикоснуться в качестве утешения, но так и не добирается до цели. — Я просто хотел узнать. Должен был ли я… должен был ли я читать, эм, — он опускает взгляд на свои руки, жестикулируя ими в попытке объяснить. — Боже, это так странно произносить вслух. Луи сухо сглатывает: — Прости. Гарри снова смотрит на него, и Луи сжимает руль, пока костяшки не белеют, а его внутренности горят, но обжигают ледяным холодом: — А? — произносит он в замешательстве, складывая руки на груди, потирая костяшки пальцев. — Это… Я имею в виду… Это было предназначено мне? Типа. Типа, правда, мне? Луи не знает почему, но по какой-то нечестивой причине он думает, что в голосе Гарри может звучать… Надежда? — Гарри, — он уныло качает головой, стиснув зубы. — Пожалуйста, не надо так шутить. После этого глаза Гарри смотрят на него с нежностью, губы приоткрываются в замешательстве, такие розовые, такие манящие: — Луи, — мурлычет он мягко, словно шелк, опуская руки и принимая еще более напряженную позу. — Я не шучу. — Тогда почему ты спрашиваешь? — требует Луи, понимая, что на самом деле шепчет. Он также понимает, что не может перестать смотреть на губы Гарри. На этот раз он действительно наедине с Гарри. А затем Гарри делает шаг вперед: — Я хочу знать, — медленно объясняет ему он, так медленно, чтобы он понял. — Я нравлюсь тебе? Мир Луи рушится. Он ничего не говорит, он не может. Гарри слегка наклоняет голову, прикусывает губу всего на секунду, размышляя, и это заставляет все тело Луи гореть. — Просто, — осторожно начинает Гарри. — Тогда скажи что-нибудь, если я тебе не нравлюсь. Луи снова переводит взгляд на Гарри. Он чувствует странную тяжесть от желания, от предвкушения, что-то острое и смелое одновременно пронзает его тело, заставляя внутренности гудеть. Он не произносит ни слова. Губы Гарри на мгновение изгибаются в улыбке, словно победоносно, затем они снова становятся мягкими. Они приоткрываются, пока он размышляет. Он делает прерывистый вдох, задерживая воздух в легких: — Ты поцелуешь меня? У Луи перехватывает дыхание. Острая, смелая штука, бурлящая внутри, ударяет его прямо в живот, прямо там, где находится его возбуждение: — Что? Гарри смотрит прямо на него. Прямо в его гребаную душу. Он не спеша облизывает губы, глаза полуприкрыты и затуманены: — Поцелуй меня. Луи пристально смотрит на Гарри, пытаясь осмыслить слова, пытаясь прочитать его. Гарри, яркий, как солнце, сладкий, как мед. Мальчик, которого он считает самым красивым в мире. Он действительно не шутит над ним. Гарри правда хочет поцеловать его. Луи проглатывает свою гордость. Не сводя глаз с Гарри, он осторожно отпускает руль одной рукой. Она болит от того, как сильно он сжимал его. Это похоже на электричество, как будто его может ударить им насмерть. Но когда он касается челюсти парня, когда ему наконец удается провести большим пальцем по острому краю, глаза Гарри почти закрываются. Его дыхание красиво прерывается, когда Луи, как он давно мечтал, легко, словно перышко, проводит кончиками пальцев вниз по челюсти, он чувствует, как тепло внутри него просачивается наружу. Он как будто заставляет цветок распуститься одним прикосновением. Ему начинает даже казаться, что Гарри тоже по какой-то странной причине об этом мечтал. Его щеки пылают, он встает на цыпочки, чтобы дотянуться до него, стеснительно и аккуратно приближаясь к цели. Он медленно закрывает глаза, а после их губы встречаются в мягком прикосновении. На полпути прерывистый выдох покидает его, и он остается на месте, когда они оба просто прижимаются друг к другу, теплые, дрожащие. Изнутри он искрится чем-то удивительным. Такое ощущение, будто огромный камень наконец-то сваливается с его плеч. Все, о чем он действительно может думать, — это то, как деликатно Гарри прижимается своими губами к его губам, прежде чем он наклоняется назад и отстраняется, широко раскрыв глаза, чтобы посмотреть на искреннюю реакцию Гарри. Его глаза потемнели. И он и сам скорее всего выглядит не намного лучше. А потом Гарри наклоняется к нему. Он обхватывает его лицо одной рукой, в то время как другой он притягивает парня к себе за талию, снова жадно соединяя их рты. Луи встречает его тихим, приглушенным стоном, их губы смыкаются, открываются, закрываются и массируют друг друга. Колени Луи чуть не подгибаются под ним. Он обнимает Гарри за плечи, эти красивые, устойчивые плечи, и он цепляется за его рубашку, сжимает ее, просто чтобы сделать хоть что-то, если честно, просто чтобы прикоснуться к нему. Просто касаться его, почувствовать, и он пытается сохранить здравомыслие, впиваясь пальцами так сильно, что может просто оставить синяк. Кажется, что они оба просто светятся. Гарри целует его, и он не перестает целовать его. И Луи действительно чувствует, как какой-то тяжелый груз падает с его плеч. Он чувствует легкость, но в тоже время и тяжесть от эмоций; он на седьмом небе, но погружен в глубокое желание, вожделение, похоть. По его спине разливается тепло, но на самом деле оно исходит от парня прямо перед ним. Это похоже на вздох. Лязг велосипеда Луи, падающего боком на асфальт, — единственное, что разрывает их на этот раз. Луи даже не понял, что он так сильно растаял от прикосновений Гарри, что на самом деле забыл держать его, и они оба отпрыгнули друг от друга, уставившись на велосипед. Когда они оглядываются друг на друга, они оба начинают с придыханием хихикать. Гарри покраснел, очки немного комично запотели, губы уже окрасились в темно-красный, и Луи не может поверить, что он является причиной этого. Он не может поверить, что только что поцеловал его. — Ты такой красивый, — хрипит он, и это самые правдивые слова в мире. Гарри улыбается, но теперь по-другому. Он вел себя так застенчиво и нервно, а теперь снова кажется уверенным, как будто стал легче тоже: — Ты тоже, — тихо говорит он, облизывая губы. Пробуя его на вкус. — Я… думал об этом какое-то время. — Да? — выдыхает Луи через широкую улыбку, чувствуя, что его глаза снова стали большими и влюбленными, поэтому он отводит взгляд и наклоняется, чтобы поднять свой велосипед. — Да, — с придыханием подтверждает Гарри, похоже у него голова кружится так же, как и у самого Луи. — А ты? Он придерживает свой велосипед, опуская одну руку на руль: — Думаю, с нашей первой встречи, — смело признается он, вспоминая тот первый день школы, когда он проходил мимо прекрасного незнакомца у библиотеки и за считанные секунды захотел стать его всем. Потом до него доходит, что он только что сказал, поэтому запрокидывает голову к небу, саркастически добродушно улыбаясь. — Блять. Гарри накрывает его лицо ладонями, с невероятной нежностью поворачивая его голову. Он никогда не перестанет улыбаться, не так ли? — Мне нравится, — мурлычет он, и его взгляд снова опускается на губы Луи. Он проводит большим пальцем по нижней губе, так интимно, так страстно, что живот Луи скручивает. — Эм, — бормочет он, не в силах оторваться от него. — Ты хочешь… зайти внутрь или? В растерянности Луи пялится на него с приоткрытыми губами. Он чмокает его в большой палец, и Гарри прерывает этот смелый момент и морщит нос от восторга: — Может нам не стоит… торопиться, — размышляет он, когда Гарри начинает приглаживать челку Луи, пьяный от любви, аккуратно заправляя длинную прядь за ухо, а Луи просто смотрит на него с благоговением. — Я имею в виду, я не знаю, что… что это, но. Я немного потрясен. Типа, это я качаюсь или это просто Земля? — Ты в порядке, — уверяет его Гарри со смешком, в последний раз проводя рукой по его лбу, так нежно и заботливо. Луи тоже хотел бы накручивать его волосы на палец, хочет украсить их маргаритками и оставить подсолнух за милым маленьким ушком, но он не уверен, что эмоционально готов к тому, чтобы сегодня сбылась еще одна его мечта. — И я в порядке тоже. И можно я зайду к тебе завтра? Отдам тебе кассету? — Ох, блять, да, — вспоминает Луи. — О да. Пожалуйста, приходи. Не могу дождаться. — Я тоже, — мурлычет Гарри, наконец-то делая шаг назад. — Не могу дождаться, чтобы увидеть тебя снова. Луи медленно кивает: — Всегда, — он барабанит пальцами по рулю. — Ну, я пойду попытаюсь это все переварить сейчас. Я просто, — он тянется к талии Гарри, абсолютно без причины, кроме того, что думает, что может. — Я на самом деле не хочу уходить. Он просто немного боится того, что поставит себя в неловкое положение, если останется. (Находиться в комнате Гарри прямо сейчас кажется опасной территорией, учитывая то, как часто он виновато терся об свою подушку с мыслями о нем) Но Гарри накрывает своей ладонью его руку, а затем берет ее в свою. Он использует это, чтобы притянуть парня к себе, а затем наклоняется с улыбкой и снова целует его. Колени Луи очень близки к тому, чтобы подогнуться. — Позвони мне завтра, — просит Гарри, когда Луи неуверенно взбирается на свой велосипед. Ему кажется, что он только что навернул по футбольному полю добрых четыре круга. Это превосходное чувство сравнимо только с его обычным кайфом после бега, за исключением боли. — Скажешь, когда приходить. Это больше похоже на жажду. — Буквально когда захочешь, — нетерпеливо отвечает Луи. — Можешь буквально остаться до понедельника, я вообще не против. Гарри улыбается так широко. Он обхватывает себя руками, защищаясь от холодного воздуха, такой невероятно красивый: — Спокойной ночи, Луи. Луи улыбается ему в ответ, задерживается на мгновение, в которое он вообще не может поверить, что это происходит на самом деле: — Очень скоро увидимся, — отвечает он, прежде чем начинает крутить педали по дороге. Снова он обнаруживает, что едет по пустынной улице, только на этот раз он не уверен, что на самом деле не едет на велосипеде. Он летит. Летит по воздуху на гребаных розовых облаках, потому что Гарри только что поцеловал его, черт возьми. Он только что поцеловал Гарри. Он хочет задать так много вопросов, и все же мысли Луи сопоставлять факты сами по себе. Потому что, может быть, он нравился Гарри все это время. Иначе почему он так нервничал, когда Луи знает его за его обычную уверенность? Как еще он узнал, что у него проходит тренировка по футболу именно в это время и в этом месте? Зачем он позвал его? Ему вроде как хочется снова дать себе пощечину, но по совершенно другим причинам. Ну, все еще потому, что он безумно влюблен, но еще и потому, что он такой тупой. Это было на виду все это время, и все же он не видел этого, не видел, как Гарри вел себя точно так же, как и он, потому что он чувствовал то же самое в ответ. Он смотрит на небо, которое сочится вишневым цветом поверх бледно-голубого, но с пушистыми штрихами бледно-желтого оттенка, как на самой красивой картине, и ему кажется, что его внутренности сверкают.***
Он, возможно, будит Лиама, когда звонит ему. Однако Лиам, каким бы занудой он ни был, никогда бы не указал на такое. — Хей, — отвечает он грубым голосом, и Луи слышит, как тот причмокивает губами, прежде чем потянуться за своим обычным стаканом воды. Его плюшевый мишка, наверное, прямо рядом с ним. — Мы только что поцеловались, — хрипит Луи, обхватив трубку ладонью, и не может поверить, что вообще произносит эти слова. Это слова, которые очень хорошо сочетаются друг с другом. Он сползает по стене, где в коридоре находится их телефон; Лиам — ублюдок, потому что у него есть свой собственный телефон на прикроватном столике. Настоящий придурок. Он слышит, как Лиам хмурит брови и смотрит в стену, пытаясь разобраться в этом. Он, наверное, выглядит так очаровательно, что Луи бы еще раз поцеловал его в макушку, если бы он не был на другом конце города: — Мы с тобой? — Я и Гарри, — уточняет Луи, хрипло смеясь. Если он разбудит своих младших сестер, все кончено. Учитывая еще и эту лажу с тем, чтобы оттолкнуть свою самую дорогую злую сестру и исчезнуть в ночи (чтобы поцеловаться с мальчиком), ему придется переехать в Антарктиду. — Лиам. Мы поцеловались. Гарри хотел поцеловать меня. Лиам скорее всего переворачивается на спину в полнейшем шоке: — Бро! — восклицает он, затем зажимает рот рукой. — Бро, не может быть. — Бро, — улыбается Луи. — Может быть. — Думаю, ты что-то не договариваешь, — размышляет он вслух. Он внезапно зевает. — Как это… как это вообще произошло? Вы даже… эм, что? Вы даже не разговариваете? — Мы поговорили, — возмущенно защищается Луи. — Эм. Нет, ты прав. Слушай, детка, я слышу, как ты страдаешь. Пожалуйста, возвращайся ко сну… — Я не спал, — болезненно сонно бормочет Лиам. — И я расскажу завтра. Ты можешь сказать Найлу, я просто не хочу, чтобы он кричал на меня по-ирландски. Слишком много за один день. Лиам уже сопит в ответ: — Завтра, — подтверждает он и снова зевает. — Я рад за тебя, Лу. Так рад. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, Ли, — улыбается Луи и кладет трубку. Он на цыпочках поднимается по лестнице и входит в свою комнату. Он тоже рад за себя. На самом деле, он так счастлив, что его мозг даже не может взять перерыв, чтобы позволить ему заснуть более чем на несколько часов ранним утром. Это тоже чертовски здорово, потому что он только что поцеловал ебаного Гарри Стайлса.***
Когда Луи ведет чертового Гарри Стайлса через порог своей комнаты, он чувствует, что его сердце вот-вот улетит в космос. Он лихорадочно приводил комнату в порядок все утро (или, может быть, это было больше похоже на 15 минут), так что даже не в этом дело. Ни паутины в углу, ни таинственных липких салфеток, ни трупов под кроватью — ничего, за что можно было бы стыдиться. Дело скорее в том, что Гарри действительно хорошо пахнет и одет в эту рубашку, которая немного несправедливо обрезана, и он чем-то безошибочно напоминает Джонни Деппа в том фильме ужасов с Фредди Крюгером, который Луи определенно смотрел не только для того, чтобы попялиться на актера. (За исключением того, что он лжет, и он определенно смотрел это только для того, чтобы увидеть его, и оба они с Лотти свернулись калачиком за своими подушками и выглядывали только для того, чтобы немного поглазеть на Джонни каждый раз, когда он появлялся на экране) Так что он просто невероятно нервничает, когда закрывает за собой дверь. Потому что внезапно он оказывается наедине с Гарри в укороченном топе, таким приятно пахнущим, с украшенным серьгой-крестиком ухом. Не на футбольном поле, не посреди улицы. Они одни за закрытой дверью, и Гарри кружит по его комнате, разглядывает все его вещи, в то время как Луи пялится на изгиб его подтянутой, загорелой поясницы. Он уже скучает по их поцелуям. (О чем… может быть, ему не следует думать, пока он смотрит куда угодно, кроме его губ, но…) Луи садится на свою скрипучую кровать, а Гарри заглядывает в его книжный шкаф, изучая корешки книг, вероятно, чтобы понять, совместимы ли их вкусы в чтении. Вот когда все может пойти не так. Гарри явно немного падок на хорошие книги, так что, если скудная коллекция Луи не соответствует его критериям, он может просто уйти туда, откуда пришел. — Великий Гэтсби, — с любопытством бормочет Гарри, проводя пальцами по обложке книги. — Этот Джей Гэтсби настоящая мечта, да? Луи издает смешок: — О да, — он вроде как привык к тому, что все его приятели пускают слюни на Джордан Бейкер, которая по факту женщина, в то время как Гэтсби мужчина. Он вдруг задается вопросом, относится ли Гарри к тому типу людей, которые с гордостью включают «I’m Coming Out» перед своей семьей, или может хотя бы немного Шер? Он рассказывает Гарри краткое содержание этого, заставляя его хихикать. Он проводит пальцами по остальным книгам, и Луи в ужасе обнаруживает, что они покрыты пылью, потому что на самом деле он давно их не читал. Он задерживается на «Повелителе мух», «Кэрри», «1984». Это явно одни из победителей. Внезапно он начинает рыться в карманах: — Ох, — начинает он, бросая кассету на кровать, прежде чем вытащить «Пролетая над гнездом кукушки» для осмотра. — Это для тебя. Луи безуспешно пытается словить ее, и он рад, что Гарри ничего из этого не видел. — Грубо, — заявляет он, и Гарри издает смешок, начиная листать страницы. — Хотите, я принесу стул для Вашего Величества? Гарри поворачивается, чтобы на долю секунды оглянуться через плечо с самодовольной ухмылкой на лице, прежде чем повернуться обратно: — Мне хватит твоих коленей. Ах. Луи не обращает внимания на то, что его желудок сжимается как мокрая тряпка, и просто фыркает в ответ, потому что это уморительно, и он неуклюже вытаскивает кассету из чехла. Он вставляет ее в стереосистему и нажимает «воспроизвести», затем смотрит на кассету, привлеченный маленькими цветами, нарисованными шариковой ручки в углах простой белой обложки альбома. Когда под негромкую барабанную дробь, сопровождаемую психоделическим перебором гитар он читает треклист, его эмоции не становятся намного лучше. x flock of seagulls — space age love song x eric carmen — hungry eyes x fleetwood mac — everywhere x the beatles — I want to hold your hand x the bangles — eternal flame x rolling stones — just your fool Но. Но это. Это все песни про любовь. Он смотрит на Гарри, у него перехватывает дыхание, когда песня продолжается, и момент кажется таким же бессистемно мечтательным, как и музыка на заднем плане. Саундтрек к их жизни. Голова Гарри наклонена вперед, книга открыта в его ладонях, как будто он читает, но на самом деле Луи знает, что он слушает. Он тоже слушает. «The sun will rise, and you made me smile, for a little while; I was falling in love. / Взойдет солнце, и ты вызвал у меня улыбку, хоть на некоторое время. Я влюблялся.» Силуэта Гарри в голубых джинсах, плотно облегающих его тонкую талию ниже бочков, достаточно, чтобы написать миллиард песен о любви. (Он почти уверен, что “Love handles” были названы в честь прекрасной фигуры Гарри, прямо там, где Луи должен положить руки и притянуть его к себе, медленно поцеловать, медленно потанцевать с ним. Вообще-то, Гарри, наверное, должен вести. Луи ни черта не знает о медленных танцах) — Гарри, — начинает Луи, но потом он действительно не знает, что сказать. Он сделал то же самое, вот в чем дело, записал на пленку кучу песен о любви для Гарри. Он просто не понимает, что это было… ну, разве Гарри не сказал, что он уже сделал этот плейлист до того, как Луи принес свой? Матерь Божья. Он просто никогда не думал, что это так взаимно. Он полон сюрпризов. Луи будет бороться с учащенным сердцебиением до конца года. — Надеюсь, это не… странно, — пытается Гарри, бездумно заглядывая в книгу. — Думаю тебе на самом деле понравятся песни. Типа, я просто хотел, чтобы ты знал, полагаю. Он закрывает книгу и осторожно кладет ее обратно на место. Он нервно кусает губу. (Луи хочет быть тем, кто ее кусает.) — Но ты, — Луи останавливается, прежде чем снова начать говорить. — У тебя была эта запись еще до того, как я принес тебе свою? Он вроде как в шоке. «I was falling in love / Я влюблялся». Гарри немного неловко пожимает плечами: — Скорее я вдохновился тобой, когда записывал ее, — объясняет он. — Я не думал, что когда-либо отдам ее тебе. Или я имею в виду, у меня не было причины или способности, — он наконец-то, наконец-то поворачивается. — Надеюсь, ты понимаешь, сколько это значит, что ты сделал это… для меня… Шестеренки вращаются в голове Луи. Он хмурит брови сквозь легкий смешок: — Мы что были тайно влюблены друг в друга все это время? Гарри снова пожимает плечами, улыбаясь, и почти краснеет. Оу: — Видимо да, — оу! — Я не знал, что сказать… эм, «Hungry Eyes» объясняет это на самом деле. И потому что слова даются нелегко, верно? Проще объяснить в песне, — он задумчиво потирает костяшки пальцев, и Луи чувствует, как грудь наполняется бабочками. — Но я имею в виду, я думал, что ты понял и испугался, типа, что ты старался держаться от меня подальше, потому что понял, что ты мне действительно нравишься. Я даже не знаю никого, кто… ну, ты понимаешь. Кого-либо, кто гей. Ну, черт возьми, Луи тоже не знает. Он видел их по телевизору и все такое, например, Фредди Меркьюри в его кожаных нарядах, и он также слышал все ненужные комментарии, которые следуют после. Хотя Луи было совершенно ясно, что он такой, всё же все его друзья любят Джордан Бейкер, а он хочет Джея Гэтсби. Как он всегда тяготел к квир-музыкантам, которые являлись безопасным местом для него, вместо того чтобы смотреть «Спасателей Малибу» в поисках бесплатных сисек. О, и он чертовски влюблен в этого красивого парня, который внезапно признается ему в ответной любви, и все такое. Невероятно, как все складывается. Он бесцельно качает головой: — Я тоже, — говорит он. — В любом случае, это не повод испытывать к тебе неприязнь. Если я и избегал тебя, то только потому, что ты мне слишком сильно нравился. Гарри мягко улыбается: — Очаровательно, — мурлычет он, и осторожно подходит к Луи, прежде чем сесть рядом с ним, слегка скрипнув кроватью. Тогда начинается «Hungry Eyes», и они молча смотрят друг на друга. Его пульс по какой-то причине учащается. Потому что, опять же, повторяем для заднего ряда: он наедине с Гарри. Дверь закрыта. И вдруг они стали значительно ближе, чем в первый раз, когда у него появились эти мысли. Этот момент кажется жарким, словно летний воздух снаружи, словно напряжение, к которому можно прикоснуться. Но он не хочет, чтобы их что-то разделяло. Он хочет чувствовать, хочет снять напряжение трением. Он хочет… О боже, он просто хочет столько всего. Луи указывает на свои колени, тяжело дыша: — Разве это не было первоначально выбранным местом? Он просто должен был. Гарри довольно озорно ухмыляется и внезапно поднимается. Одним быстрым движением — как будто он только и ждал сигнала — он перекидывает ногу через талию Луи и садится ему на колени, обводя руками его плечи и обнимая за шею. Он смотрит сверху вниз на Луи, выглядя как абсолютный секс, и Луи так сильно надеется, что он не почувствовал, как сильно его член только что дернулся в джинсах. — Воу. Гарри хрипло смеется, прижимаясь своим лбом к его, и Луи тоже улыбается, некоторая его нервозность исчезает. Некоторая. «I look at you and I fantasize, you’re mine tonight / Я смотрю на тебя и представляю, что ты мой сегодня ночью» Улыбка Гарри медленно исчезает под громкую музыку, и он облизывает губы, как будто только сейчас осознает, насколько они близки. Луи повторяет его движения. Медленно он поднимает руки, осторожно касаясь боков Гарри. Прерывистый вздох срывается с этих грешных красивых губ Гарри. Медленно он скользит кончиками пальцев по теплой коже, пульс парня учащается. Гарри слегка подрагивает, его хватка усиливается, и Луи издает что-то наполовину гудящее, наполовину возбужденное хныканье, когда чувствует, как Гарри прижимается ближе. Медленно он продолжает спускаться. Он задерживается, добираясь до талии парня, раздумывая, стоит ли вернуться наверх и залезть под рубашку, или вниз и под… ну. Вместо этого он решается проскользить ладонями по джинсовой ткани, обхватывая его задницу, и у Гарри вырывается настоящий вздох. Мгновенно он подается вперед и внезапно оказывается прямо на ноющем, твердом члене Луи. — Блять, Гарри, — ругается Луи, впиваясь пальцами в кожу, когда Гарри легонько покачивает бедрами. — Черт. — Хорошо? — спрашивает Гарри, пытаясь перевести дыхание. Он трется еще немного, его серьга в форме креста болтается в такт движению, так что возбуждение Луи нарастает намного больше. Бедра Гарри крепче сжимают его ноги, движения более обдуманные, более сильные, но все еще мучительно медленные. Они грязно трутся друг о друга сквозь слои одежды, пока кровать скрипит под ними, и прижатый к постели Луи может только принимать это. — Детка, — выдыхает Гарри сквозь натянутый смех, звучащий слишком сдавленно, щеки парня раскраснелись. — Хорошо? Я просто… ты… — Боже, да, — шепчет Луи, хотя его ноги как бы в ловушке, его член как бы пульсирует у его собственных бедер, и всего становится слишком много. Это заставляет его хотеть умолять, умолять, умолять. — Ты можешь просто… — пытается он, покачиваясь, чтобы подчеркнуть это. — Могу ли я…? — Оу, — проговаривает Гарри, останавливаясь. — Прости, ммм. Да, просто… Его обычно довольно неуклюжие конечности каким-то образом умудряются пойти навстречу. Он убирает свою правую ногу с левой Луи, одновременно поднимая ногу Луи вверх за колено. Вместо этого он подставляет свое бедро под бедро Луи, и их промежности внезапно сталкиваются, после чего они оба обмениваются стонами, когда их губы встречаются в слабом прикосновении. В постели у Гарри все схвачено. — Лучше? — спрашивает он, уже дрожа рядом с ним, и Луи в абсолютно таком же отчаянии. Он притягивает его ближе за талию: — Пожалуйста, просто, блять, двигайся снова, — шепчет он себе под нос, заставляя уголки губ Гарри приподняться в улыбке. Луи прижимается к нему в торопливом, влажном поцелуе, ничего нежного в том, как сильно он хочет его прямо сейчас. Тогда Гарри с силой толкается ему навстречу. Он продолжает отводить ногу Луи назад из-под бедра, заставляя парня врезаться в стену так, что он начинает бояться, что кто-нибудь услышит. Но это просто так чертовски приятно, что он не может жаловаться. Вместо этого он ошеломленно пытается набрать воздух ртом, снова возвращаясь к ласкам, проскальзывая руками вверх по талии Гарри, затем вверх и под рубашку. На этот раз он проводит тупыми ногтями по коже, просто, осторожно, но этого достаточно, чтобы Гарри уткнулся носом в изгиб его шеи и застонал. Звук направляется прямо в его член. — Блять, — хнычет Луи в его волосы, с большей силой впиваясь в кожу ногтями, зная, что оставит царапины на драгоценной коже парня. — Боже, ты такой чертовски… ты всё. Гарри хмыкает, прижимаясь к его коже, и уже звучит невероятно оттраханным, что Луи даже не хочет задумываться о том, как он звучит сам. Гарри начинает терять самообладание, и его рука соскальзывает с ноги, падая в сторону, чтобы использовать ее в качестве опоры, когда он движется над ним. Он жарко дышит ему в шею, набирая темп, время от времени останавливаясь, чтобы осторожно потереться бедрами. Затем возвращаясь к грязным толчкам, которые заставляют Луи хныкать каждый раз, когда он начинает двигаться, постанывая вместе с ним. Дразня его. Когда Гарри оставляет поцелуи на его шее, Луи видит звезды. Он обхватывает ногой талию Гарри и начинает двигаться ему навстречу. И Гарри кусает его. — Блять, — стонет Гарри, и Луи не слышал, чтобы он раньше ругался. — Мне нужно дотронуться до тебя. Лу, Боже… Я могу…? Гарри сжимает его рубашку сзади, в то время как Луи впивается пальцами в его кожу, изо всех сил стараясь поглаживать и ласкать его тоже, обращаться с ним как с принцем, которым он определенно является. Однако это тяжело, когда зубы Гарри все еще царапают то место на его шее, после чего его влажные, горячие губы оставляют там поцелуи, что заставляет его чувствовать себя еще лучше. — Да, — шепчет Луи, его голова кружится, он чувствует себя твердым, как железо, и мягким, как жидкость, одновременно. — Дотронься до меня. Я правда хочу. Гарри опускает руки и расстегивает джинсы Луи ровно за две секунды. Он просовывает руку в его боксеры (простые белые, слава богу) и освобождает его невероятно твердый член, и это как-то безумно сносит ему голову. Он просто ахает и хнычет, когда Гарри обвивает его своей большой, идеальной рукой. — О мой Бог, — стонет Гарри, опуская взгляд, так что его длинные волосы рассыпаются по плечу Луи, пока он надрачивает ему, тут же понимая, как это делать. — Только посмотри на это. Луи смотрит. Гарри обхватывает головку рукой, а затем опускается по всей длине, поднимается и снова проводит большим пальцем по головке. Все это под влажные звуки, такие быстрые, но умелые, и Луи едва находит силы дышать, настолько это приятно. — Прикоснись ко мне, — инструктирует Гарри на одном дыхании, и Луи просто жаждет расстегнуть ширинку Гарри. Он тоже освобождает его от штанов, с меньшим мастерством и совсем не так безупречно, и Луи дрожит, но, когда большой истекающий член Гарри оказывается в его руке, у него практически текут слюни. — Черт, — повторяет он, потому что не знает, как еще это описать, и осторожно проводит по всей длине рукой. Тем не менее, это было воспринято хорошо, с одобрительным укусом в чувствительный изгиб его шеи от Гарри. — Ты восхитителен. Ему нравится чувствовать его. Это тепло и тяжесть. Ему определенно хочется почувствовать это на своем языке. Опуститься на колени, как девушки в определенных журналах, которые любят просматривать его друзья. Он бы с удовольствием попробовал его на вкус: попробовал соль и сладость, и это заставило бы его почувствовать себя потрясающе. — Секундочку, — шепчет Гарри в его кожу, внезапно в его голове всплывает идея, и он опускает голову снова. — Я хочу попробовать кое-что, просто… Он протягивает руку туда, где находится ладонь Луи, обхватывает себя большим пальцем, который. Который горячо прижимает их члены друг к другу, а затем он начинает водить рукой. А потом его огромная рука просто скользит по ним, одновременно пытаясь подвести к краю их обоих. Собственная рука Луи безвольно падает в сторону, живот горит от возбуждения. Его зрение затуманивается. Он вот-вот кончит. — Гарри, черт, — вскрикивает он и, наконец, находит в себе силы пошевелить своей бесполезной рукой, обхватывая ею лицо Гарри и отчаянно прижимаясь своими губами к его губам. Это горячо, это грязно, и это абсолютно идеально, а потом он падает на стену, задыхаясь, пока Гарри просто начинает дрочить им быстрее. Скользкие звуки перекликаются между ними поверх музыки, а ладонь Гарри поглаживает их опухшие головки, пока Луи со стоном не выпускает дыхание, которое он держал в себе, снимает все остальное напряжение и горячо разливается по ним обоим, стекая по ловким пальцам Гарри. Он пытается быстро спуститься на землю и снова вернуться к Гарри и все такое, смотреть на его лицо, когда он кончает, прикасаться к нему и лелеять его. Он открывает глаза, но все еще чувствует себя таким же мягким и бесполезным, все еще наслаждаясь этим чувством, когда лениво натягивает боксеры и наблюдает за сосредоточенным лицом Гарри, сжавшим губы и быстро ласкающим себя. — Я могу отсосать тебе, — вырывается с губ Луи. Гарри сдерживает стон, и, о Боже, Луи восхищается тем, что он наслаждается этим так же сильно, как и он: — Ты уверен? — хрипло спрашивает он, и это, безусловно, самый сексуальный его голос, который он когда-либо слышал, хотя у Луи уже есть несколько претендентов на победу в этой категории. — Ты когда-то делал это? Раньше? — Нет, — серьезно отвечает Луи, уже опускаясь на пол так грациозно, как только может, несмотря на то, что чувствует себя радио, застрявшим между двумя или тремя станциями. — Мне нравишься только ты. Гарри издает смешок, явно зайдя слишком далеко, чтобы полностью поддаться на его лесть. Это хороший комплимент. Он должен попробовать это снова, когда сможет быть вознагражден за это. Он встает на колени и смотрит полуприкрытыми глазами (голодными глазами, если уж так говорить, хотя песня уже переключилась без его ведома, и ему, честно говоря, все равно) на капли предэякулята на члене Гарри, и он опускает голову, осторожно прикладывая язык к кончику. Гарри застывает в своем движении, делает резкий вдох. Луи проводит по нему языком, легонько облизывает, а затем берет в рот всю головку. Он опускается вниз, пытаясь охватить как можно больше, и все равно дразняще сдерживаясь. Он слегка наклоняет голову, пытаясь понять, что случится, если, может быть, он вот так втянет щеки и так пошевелит языком, может быть, он немного постанывает, когда делает это просто потому, что, честно говоря, ничего не может с собой поделать. Дыхание Гарри, кажется, становится глубже что бы он ни делал, когда он дрочит там, где Луи даже не пытается дотянуться. Это самое интимное, что когда-либо случалось с Луи, так же как и целовать другого мальчика, и он так чертовски рад, что так хорошо обращается с Гарри. Как настоящий джентльмен, Гарри внезапно запускает руку в его волосы: — Детка, — зовет он, его голос звучит сдавленно. — Я сейчас кончу. Остановись. Луи может только повиноваться, вместо этого используя свою руку, и вскоре Гарри откидывает голову назад и выгибает бедра. Он кончает с искренним стоном, рука лишь слегка тянет его за волосы, и Луи занят тем, что ловит его сперму рукой, находясь в абсолютном восторге от того, как выглядит лицо Гарри, как он сжимает простыни, как его мышцы сокращаются. Потому что Луи сделал это. Он заставил его так себя почувствовать. Он позволяет ему прийти в себя, когда его бедра слегка подергиваются в такт его тихим стонам, и он медленно ласкает его, пока он не обмякает в его ладони, и Луи должен потянуться за салфеткой. Он вытирается и целится в мусорное ведро, но промахивается, потому что все равно никогда не хотел быть баскетболистом, так что к черту это. Приподняв бровь, он протягивает Гарри коробку с салфетками. Гарри слабо улыбается, вытаскивая себе одну и благодарно вытирая руку и немного капель на животе и брюках: — Спасибо. Луи убирает салфетки и забирается обратно на кровать. Он ложится рядом с Гарри и смотрит, как тот целится в мусорное ведро, попадая прямо в середину. — Уууу, — освистывает Луи, принц сарказма и жалости к себе. — Заткнись, — бормочет Гарри сквозь широкую улыбку, принц солнечного света и всего головокружительного счастья Луи. Он обнимает его одной рукой и притягивает к себе. — Иди сюда. Ты в порядке? Луи сворачивается калачиком, довольный, как кот на солнышке, и кладет руку на его грудь. Его сердце все еще бешено бьется: — Лучше, чем когда-либо. Это было… Это правда было восхитительно. Он намеревался сказать что-то ехидное и неубедительное, что-то вроде «не могу жаловаться», но похоже, что в этом случае он может говорить только правду и ничего, кроме правды. Он не может дождаться, когда своим подробным пересказом заставит Лиама и Найла кричать. — Ты ангел, — сладко, словно ирис, бормочет Гарри. — Мне понравилось. Так сильно. Я правда… Я просто так счастлив. Такими темпами сердце Луи будет наполняться любовью до тех пор, пока его грудная клетка не взорвется. Это не очень привлекательно: — Я тоже, — мягко улыбается он в плечо Гарри. — Так счастлив. Поверить в это не могу. Гарри прижимается к нему ближе, и Луи с благодарностью обхватывает Гарри ногой, устраиваясь поудобнее. — Только мы пропустили несколько песен, — размышляет Гарри о своем чудесном творении. Теперь они слушают кассету, играет медленная песня. — Чувствуешь, как бьется мое сердце, — поет девушка, и сердце Луи тает. — Понимаешь ли ты? Затем Гарри начинает тихонько подпевать, явно песню из своей любимой кассеты. Он нежно поглаживает костяшки пальцев на руке Луи. «Do you feel the same? Am I only dreaming, or is this burning an eternal flame? / Чувствуешь ли ты то же самое? Мне это только снится, или так пылает вечное пламя?» Луи никогда не чувствовал себя таким чертовски любимым. Гарри замолкает и лежит неподвижно, как будто в ожидании реакции. Как будто, может быть, он боится, что переступил черту, что отпугнул его. Ну. — Придется послушать еще раз, — бормочет себе под нос Луи. Он смотрит на Гарри из-под своей растрепанной челки. — Может быть, знаешь… Может в следующий раз. И Гарри наклоняется, чтобы крепко поцеловать его, так сильно, что Луи падает на спину на кровать, и это заставляет его хихикать в губы парня, обнимая его так, чтобы он не смог уйти. Облегчение охватывает их обоих. После дождя приходит солнце, после солнца приходит радуга.