Бар «Crossroads»

      —… и так к списку преступлений, за которые нас могли бы казнить, добавился экологический вандализм, порча казенного имущества и совращение малолетних.       «Тифлинг» (а Айзек знал, что тифлингом сидящее перед ним существо является в такой же степени, в какой шимпанзе человеком) в баре засел давно. И уходить явно не собирался. Айзек не особенно настаивал. Во-первых, редко существа, твердо уверявшие, что они так выглядят, потому что папа в бурной юности согрешил с аасимаром, на деле представляют из себя свальный грех всего инкуб-суккубского аула. Во-вторых, Раф не особенно мешал. Хотя намекать, что в баре скучновато и пора знать честь, Айк уже начал.       — А я, может, к успеху шел, преисполнился в сознании настолько, что вот еще немного и вознесусь.       Айзек токсично промолчал в ответ. Алирафен заходил не в первый раз (в конце концов, Айк вел порой с начальником недотифлинга пару-тройку совместных дел… пару-тройку десятков совместных дел), так что привычки обвешанного цацками, как деревья в Новый Рассвет, гостя дьявол давно выучил. На цацки, впрочем, Айзек разговор и перевел:       — Красивый ошейник. Ты бы снял, пока не поранился.       — О! Он новый! Немного пахнет псиной, конечно, но посмотри какие шипы классные. И так подходит к моим клыкам!       Демонстрация клыков, однако, Айзека не убедила. Нет, клыки были хорошие, как и улыбка Рафа сама по себе. Но черный собачий ошейник все равно не вписывался в общий карнавально-неформальный антураж. Дьявол едва заметно поморщился.       — Окей, ты прав, надо доработать его. И немного иначе одеться.       — В черный кожаный плащ и штаны в обтяжку, угу. Слушай, Раф, не пойми меня неправильно, но допивай свой Зов Бездны и проваливай. С твоей последней одиночной пьянки новых лиц не прибавилось. А прошлых ты уже… истощил. Сегодня все как-то пресно и скучно. Мягко говоря, достойной твоего внимания жратвы будет. И рубашку надень перед выходом, пока кто-то не ослеп, наткнувшись на тебя.       — Я так неотразим?       Айзек снова токсично промолчал.       Он протирал бокал, готовясь к возможному скорому закрытию, когда входная дверь грохнула так, будто ее выбили с ноги.       — ТЫ!       Айзек осторожно отложил в сторону полотенце и проследил взглядом за движущимся аккурат в сторону рассевшегося на стуле Алирафена агрессивным эльфийским торнадо.       — Брошенная баба?       — Хуже, — «тифлинг» простонал. — Оно — балерина!       — Балерина? — дьявол снова окинул с головы до ног крупномасштабное бедствие в виде светловолосой эльфийки. — Искусство пало…       — И низко… зато у нее есть кадибобер. И он красный.       Словно изображая падение искусства, Раф опустил голову, уткнувшись лбом в удобно подставленную кисть. На мгновение Айзеку даже захотелось пожалеть гостя. Но это желание перебила мысль, что умирающий лебедь из Алирафена какой-то нетипично бройлерный и безобразно живучий. За эльфийским торнадо тем временем в бар вползла то ли группа аморальной поддержки разъяренной дамы, то ли команда спасителей забитого татуировками тела от возможной депортации в Бездну.       — Может, стоило ее очаровать?       — Ага. И пару-тройку истощений накинуть. А потом поймать какого-нибудь паршивого гнолла с букетом зппп и подкинуть ей, чтоб подарил от души парочку. Жаль, мороки много. Ну и она смешная, что уж там. Ща все будет.       Алирафен выпрямился. Обернулся на эльфийку и расплылся в похабнейшей из улыбок.       — Энна, бегемотик ты мой сценический! — он бодро отсалютовал шотом. — Оставь меня, старушка, не видишь, я в печали.       Ошарашенная на долю секунды эльфийка поудобнее перехватила гитару, которую держала на манер дубины.       — Ты! Урод! Ты охренел?! Да я… да я мать твою взад, вперед, вправо и влево, экскортник ты…       Признаться, последовавшего потока витиеватых непечатный выражений Айзек не ожидал.       —… зэк! Нефор! Тварь! Чтоб тебя телегой переехало! Да я из твоих зубов ожерелье сделаю! Бомжам раздам, чтобы носили! Да… После очередного потока табуированной лексики Айзек перевел восхищенно-удивленный взгляд на Алирафена.       — Ты не отвлекайся, гляди, как задорно у нее уши краснеют!       Раф немного преуменьшал масштабы. Покраснели у эльфийки не только уши. Покраснела она сама, почти слившись цветом с береткой на голове.       — Мне стоит спрашивать, что ты сделал или…       — Потом скажу. Но в свое оправдание должен заметить, что в нашу первую встречу она облапала мой хвост, а я ее за сиськи так и не жмякнул!       Айзек поймал краем глаза недоуменное и несколько сердитое выражение на мордочке зависшего в стороне от разворачивающейся сцены фирболга. И хмыкнул про себя. Глянул на краснокожего тифлинга, пытающегося коснуться все еще фонтанирующей невообразимым коктейлем из междометий, матов на Общем и угроз эльфийки. Остановился на разглядывании миловидной девушки-калаштара в бордовом бархатном костюмчике а-ля фарфоровая куколка на прилавке. Прикрыл глаза и помотал головой.       — Конфетка, пожалуйста, выбирай выражения. Ты нелаконично мягка в них.       — Энна, на нас смотрят, может не стоит…       Но Энну было не остановить.       Алирафен опять уткнулся лбом в барную стойку, подрагивая от смеха. Эльфийка нависала, делая замах гитарой все более мощным. Уговаривал избегать лишнего насилия и выбирать выражения покрепче краснокожий тифлинг. Призывала так сильно не палиться миленькая калаштар. Молчал фирболг.       «Они превращают мой бар в какой-то цирк…»       Айзек отмер, сложил на груди руки и грозно зыркнул на эльфийку, заканчивающую тираду, что подарит дамам Рафа припарки от мозгов.       — Женщина, у нас музыкальными инструментами не размахивают. Положите гитару, отойдите на пять футов и сядьте за столик. У нас бухают, а не бои импровизированным оружием устраивают. Морду ему набьете позже. На улице.       В воцарившейся наконец тишине Айк повернулся с сочувствующим видом к все еще молчаливому фирболгу.       — А тебе, парень, я дам дерябнуть бесплатно и вне очереди.