Mammamia

      Петра не ревновала — и это факт.       Даже забыв о том, что девушка не имела этой пагубной черты характера в принципе, она уж точно не могла ревновать Тони к этой Кристине Эверхарт, что вот уже сорок (сорок!) минут брала интервью у мужчины.       К этой кокетливо смеющейся, постоянно меняющей положение своих длинных ног пергидрольной журналистке «Vanity Fair».       Петра стиснула зубы. Она не ревновала. Ревность — удел маленьких истеричных девочек, которые состояли в отношениях два с половиной часа. Петра Паркер и Тони Старк же были не просто парой — за последние полтора года они стали живой легендой. Именно поэтому ревновать своего мужчину к кому-либо (особенно, к этой ведьме!) не было никакого резона. Петра это знала. Лучше всех знала.       И то, что адски долгие двадцать минут (и сорок семь секунд!) спустя миллиардер вдруг оказался прижатым к собственной огромной кровати, а его безумно дорогая тёмно-фиолетовая рубашка в мгновение ока была разорвана в клочья, ни о чём не говорило. — Я смотрю, кто-то взбесился, — конечно же, он понял, в чём дело: Петра далеко не каждый день так нападала на него; впрочем, кто сказал, что ему не нравилось? И всё же Старк не мог молчать в данной ситуации, даже несмотря на то, что его грудь вовсю помечали слегка болезненными поцелуями. — Ох! — рвано выдохнул он, когда действительно разъярённая девушка схватила его руки, подняла над головой и крепко, даже очень крепко, совершенно не осторожничая, связала их его же галстуком (он никогда не любил эти удавки, но, возможно, самое время изменить своё мнение). — Очень взбесился, — Тони лежал и не двигался, разве что еле заметно ёрзал в предвкушении, но больше наблюдал за возлюбленной, которая почти агрессивно, совершенно нетерпеливо и, что было особенно непривычно, молча (а её частенько приходилось именно затыкать) вылизывала его живот, почему-то всё не расстёгивая пряжку ремня.       Прошло всего несколько минут, но ему казалось, что пролетела целая вечность, пока Петра наконец избавилась от ремня и одним быстрым, резким движением приспустила его брюки (ей даже не стоило просить, чтобы он приподнялся, потому что если бы не связанные руки — не то чтобы он жаловался, — то ни штанов, ни трусов на нём бы уже давно не было, он буквально выскальзывал из них). Но, ладно, Тони готов был потерпеть лёгкий (ужасающий!) дискомфорт, только чтобы дать его девочке поиграться. На самом деле, это было даже весело. На мягком, добром личике Петры было такое выражение, словно девушка собиралась его съесть (и даже не измазав взбитыми сливками). — Петс, детка, тебе не жарко? — ухмыльнулся Старк, глядя на всё ещё одетую возлюбленную.       Ему, безусловно, нравилось всё происходящее, но, будь Паркер полностью обнажённой, нравилось бы ещё больше. В ответ на его реплику Петра стянула с него трусы и укусила куда-то в тазобедренную косточку, заставив тихо выругаться. Однако сразу после этого девушка нежно провела по укушенному месту кончиком языка, едва ощутимо дунула и поцеловала. Боже, как же Тони любил её.       На ней были джинсы, нереально обтягивающие зад, и клетчатая рубашка, заправленная в них. Ремень акцентировал внимание на тонкой талии, но, блять, без этих шмоток, подходи они ей хоть на миллион процентов, Петра всё равно выглядела намного лучше. Поэтому единственное, что в данный момент не устраивало Тони в его положении, — невозможность стянуть с Паркер её чёртову одежду. И она, к слову, это прекрасно знала, — Тони даже не сомневался. — Детка, когда ты меня развяжешь, клянусь, ты будешь сидеть передо мной абсолютно голой на протяжении недели, — это должно было звучать как угроза, но Петра только оторвалась от своего занятия (доведения мужчины до исступления) и почти улеглась сверху на Тони, завораживающе прошептав ему на ухо: — Обещаешь? — Сказал же: клянусь, — внезапно охрипшим голосом, но уверенно ответил Старк, на мгновение потерявшись в её искрящихся глазах.       Он чуть подался вперёд, надеясь коснуться своими губами её, но девушка, тихо хихикнув, проворно увернулась, возвращаясь к прежнему положению.       Тони простонал сквозь стиснутые зубы и слегка выгнулся, поднимая таз кверху, когда Петра взяла в рот его член. Блять, да, он никогда не устанет повторять это: ротик его девочки был самым сладким на всей грёбаной планете. Петра с удовольствием наблюдала за тем, как Старк сжимал кулаки, не имея возможности выбраться из тканевых кандалов. Ей чертовски нравилось смотреть на то, как странно для него не держать её голову во время минета, не запускать руки в волосы, не быть главным.       Не сказать, что в их сексуальной жизни именно Тони всегда являлся неким альфа-самцом, а Петра обычно подчинялась ему, но всё же чаще именно от него происходила инициатива. Тони нравилось контролировать её: хватать за запястья, сжимать грудь, талию и бёдра, закидывать её ноги себе на шею и вбиваться, вбиваться, вбиваться. Петре это, вообще-то, тоже нравилось. Очень даже нравилось. Но иногда ей всё же хотелось показать свою власть, показать, что Тони её и только её. Старк вечно украшал её кожу засосами, и его дико раздражало, что из-за её регенерации они быстро проходили.       Петре нравилось, что у него регенерации не было. По крайней мере, в вопросе засосов.       Она сосала его член, то полностью заглатывая, то вытаскивая его изо рта, и тогда лизала и целовала сочащуюся головку. Глаза мужчины закатывались, и в те проскальзывающие моменты, когда перед ними появлялся фонтан разноцветных брызг, он ощущал фантомную гладкость Паркеровских волос. Тони вполне мог сойти с ума в ту минуту, когда почувствовал, что кончает.       Петра никогда не была против его спермы у себя во рту, но ему самому не хотелось причинять ей дискомфорт, потому что, по словам многих женщин, с которыми ему когда-то довелось… общаться, в этом было мало приятного. Обычно он отстранял её, кончая в сторону, на одежду или на лицо (последнее было всего один раз и вышло случайно, и он не собирался это повторять нарочно, но, блять, как же охуенно это выглядело). — Петс, сладка-а-а-я… блять!.. я сейчас… — невнятно пробормотал он, тяжело дыша.       Петра не собиралась отстранятся, только глубже приняв его член, и Тони, честно говоря, не думал настаивать на её отстранении, потому что, ну, Петра — девочка самостоятельная. Кто он такой, чтобы что-то запрещать ей? Стоило ему кончить, Петра, как самая хорошая девочка в мире, проглотила всё до капли, не сразу освобождая рот. В уголках её глаз скопились слёзы, и ноздри чуть расширялись с каждым её вдохом, но Тони мог поклясться, что эта картина определённо была его любимым зрелищем.       А что бы было, не будь на ней одежды...       Петра вытащила член изо рта, вытерла губы и глаза рукой и, уставшая, легла рядом с Тони.       Мужчина повернул к ней голову и поцеловал в висок. — Может, развяжешь? — Не-е-а, — протянула Петра, а затем пододвинулась ещё ближе к нему и поцеловала в губы, словно в первый раз, смакуя и пробуя на вкус. — Ненавижу твои интервью. Ещё ни разу не было журналиста-мужчины, — недовольно буркнула ему в шею.       Тони мягко засмеялся, посылая вибрации по телу девушки. Он бы хотел обнять её, но, по очевидным причинам, не мог. Зато она времени зря не теряла и уже устроилась поудобнее, обхватив мужчину за талию обеими руками. — У меня руки затекли, — пожаловался Старк. — Потерпишь, — невозмутимо ответила Петра, прижимаясь щекой к его груди.       Она не ревновала — и это чёртов факт. Потому что она доверяла Тони больше, чем кому-либо.       О чёртовых журналистках речи не шло.