Catharsis // Катарсис

Следующие несколько дней пронеслись незаметно. У Авалон были и другие работы, с которыми необходимо было разобраться, так что она не видела Реддла какое-то время, предпочитая вместо этого закончить те задания, чтобы избежать отставания по остальным предметам. Один раз она пообедала с Ксавьером, но их совместное времяпрепровождение было прервано из-за того, что ему нужно было уйти и отправиться на отработку, которую он получил за то, что заснул на уроке Прорицаний. Каким образом он до сих пор умудрялся справляться со своими предметами, было за гранью ее понимания. Авалон и Зельда сидели рядом, отсчитывая минуты до конца травологии. Каждый раз, приходя на это занятие, Авалон вспоминала, как Ксавьер привел ее в эту теплицу в первый вечер, когда они действительно провели время друг с другом. Мандрагоры в углу постоянно вызывали у нее легкий смех, стоило ей только подумать о том, что некоторые из них были для него простыми сосудами, чтобы прятать свой алкоголь у всех на виду. Следовало отдать ему должное, причем заслуженно — парень был креативным. На протяжении урока Авалон то и дело смотрела на Клару Белл, гордо сидевшую перед профессором, нежная улыбка не сходила с розовых губ той, пока она с энтузиазмом, с которым никто в классе не мог сравниться даже близко, внимательно слушала каждое слово профессора. Авалон поймала взгляд девушки один раз, и Клара мягко улыбнулась ей, на что Авалон быстро ответила тем же, после чего повернулась к Зельде и прошептала: — Что ты знаешь о Кларе Белл? Зельда скользнула взглядом по рыжеватой блондинке перед тем, как ответила. — Самая прелестная душа, которую вообще можно встретить. Думаю, что она не смогла бы обидеть и мухи, даже если бы от этого зависела ее жизнь. А что? — Просто любопытно, — рассеянно ответила Авалон. Занятие закончилось мгновения спустя, и она повернулась к соседке, сказав: — Ничего, если я догоню тебя позже? Мне только нужно быстро кое с чем разобраться. Зельда кивнула и подобрала свои вещи. — Еще увидимся. Будешь на обеде? — Да, конечно, — ответила Авалон, прежде чем махнуть подруге, наблюдая, как Зельда покидает класс с другими когтевранцами. Она подождала, пока помещение не стало почти пустым, прежде чем подойти к группе пуффендуйцев, задерживаясь позади них. Ее глаза не отрывались от Клары, смотря, как девушка сказала своим друзьям, что встретится с ними позже и помахала им на прощание, чтобы отойти к Авалон. — Привет, — сказала Клара, ее улыбка была заметна даже в мягком тоне ее слов. Голос был легким и мечтательным — наполненным приятной доброжелательностью, которая, несомненно, присутствовала, когда та сделала шаг вперед, прижимая свои книги к груди. В ее взгляде не было ни намека на презрение, страх или даже осуждение, что теперь уже становилось редкостью для Авалон. — Привет, — ответила Авалон, с такой же улыбкой. — Я Авалон. Мне показалось, было бы здорово наконец познакомиться с тобой по-настоящему. — Клара, — сказала та. — Очень приятно. Я слышала о тебе так много хорошего от Ориона. — Аналогично, — Авалон начала идти к выходу из теплиц, и Клара последовала ее примеру. Авалон придержала дверь для тихой девушки, и вместе они покинули класс, прогуливаясь по территории, пока шли в сторону главных коридоров замка. — Прости, что помешала вам двоим той ночью, — рассмеялась она, пытаясь скрыть свое смятение. — Все в порядке. Орион рассказывал мне, что ты сказала потом. Спасибо за то, что поговорила с ним, — я знаю, что все это временами бывает довольно тяжело для него, а у него действительно нет никого, с кем можно было бы об этом поговорить, — сказала она с оттенком печали в глазах. — Я просто рада, что у него есть ты, человек, которому он может довериться. — Я сожалею, что у вас нет возможности быть в традиционных отношениях, — сказала Авалон. — Жаль, что столь многие люди так ужасно узко мыслят. Все они ошибаются, знаешь. — Я не особо обращаю внимание на то, что они думают. Я привыкла к этому, и больше не позволяю этому себя тревожить. Но если бы я только могла немного снять груз с его плеч… — она говорила о нем с такой же любовью в голосе, с какой он говорил о ней. Клара была доброй и нежной, едва ли не больше, чем Орион, и они подходили друг другу так, как, можно ожидать, вели бы себя люди с двумя частями одной души. — Орион говорил мне, что ты поладила с Ксавьером, — сказала Клара, ее глаза широко распахнулись, когда Авалон рассмеялась. — Прости, если это должно было быть секретом — он совершенно не умеет держать язык за зубами. — Нет, нет, все хорошо. Однако мы с Лестрейнджем просто друзья, — она догадывалась, что Клара уже знала слишком много, чтобы поверить ей, так что добавила, — то есть, может быть, немного больше, чем друзья, но все даже близко не настолько серьезно, как у тебя с Эйвери. — Думаю, из вас двоих была бы милая пара, — сказала Клара, и они вошли в главный коридор Хогвартса. — Я не слишком хорошо его знаю, но он кажется очаровательным и добрым. — Добрый — это не первое слово, которое приходит мне на ум. — Мне кажется, что все люди добры в глубине души. Просто некоторым требуется немного больше времени, чтобы увидеть это. — Вы с Орионом действительно идеально подходите друг другу, — сказала Авалон, на что Белл беззаботно хихикнула. И Авалон говорила серьезно — она ни на секунду не сомневалась в словах Эйвери о том, что он влюбился в Белл с момента первого их разговора. Между ними существовала неоспоримая связь. Авалон не особо верила, что сама она когда-либо влюбится. Она любила многих людей, со всей силой своего бушующего сердца, но она не знала, способна ли была когда-либо влюбиться в кого-то. Только не после всего того, что она видела. Не после того, как она видела Молли Уизли, месяцами шагающую вперед-назад по убежищу, крепко прижимая радио к груди и слушая имена погибших, молясь, чтобы имя Артура не стало одним из них. Не после того, как она плакала вместе с Чжоу, уверяя ту, что все все наладится, когда Седрика убили, хотя и обе они знали, что это была ложь. Не после того, как она слышала крик, который издала Джинни, когда увидела, как тело Гарри рухнуло на землю перед ней, и смех Волдеморта зазвенел в воздухе позади. Она не думала, что ее сердце могло вынести бремя, которое приходит с любовью — она и так потеряла слишком многое. Одной мысли о том, чтобы потерять еще больше, было достаточно, чтобы держаться подальше от мысли влюбиться в кого-либо. Любовь являлась роскошью, предназначенной для тех, чьи сердца были достаточно сильны, чтобы справиться с горем. К сожалению, ее сердце это бремя нести больше не могло. Клара услышала, как кто-то сзади позвал ее по имени, и резко обернулась, замечая парочку пуффендуйцев, призывающих ее присоединиться к ним. Она открыла рот с искренне извиняющимся выражением на лице, и Авалон быстро прервала ее. — Не переживай, иди. Было так здорово наконец поговорить с тобой. И, слушай, я знаю, должно быть, трудно не иметь возможности по-настоящему поговорить с кем-нибудь о твоих отношениях. Если тебе когда-либо это понадобится, ты знаешь, как меня найти, хорошо? — Я понимаю, почему Орион так сильно ценит дружбу с тобой, — сказала Клара, улыбаясь. — До встречи, Авалон, — она помахала рукой, после чего отошла и присоединилась к своим друзьям по факультету, оставляя Авалон одну в коридоре, наполненном сотней голосов. Она могла различить десятки разговоров, пока ученики толпились в замке перед началом занятия. Некоторые обсуждали квиддич, другие — уроки, а некоторые просто распространяли последние сплетни. Она не могла дождаться того дня, когда сможет вернуться в свое время — после того, как разберется со стоящей перед ней задачей — и окажется способна увидеть, как Хогвартс снова станет тем домом, каким она его знала. Видя столь многих учеников, увлеченных радостным разговором со сверстниками, она не могла не чувствовать боль в сердце за своих друзей, скучая по их компании больше всего на свете. Тем не менее, она была благодарна за тех людей, которых встретила в этом времени. Она чувствовала, что без Зельды и Ориона она была бы гораздо более потерянной, чем сейчас. Они делали ситуацию терпимее, учитывая обстоятельства. Хотя Авалон и знала, что этот день рано или поздно наступит, она не думала, что оставить их в этом времени станет для нее легкой задачей. Она будет скучать по тому, что они рядом, когда наконец вернется домой. Авалон полагала, что решать проблемы ей придется по мере их поступления. Краем глаза она увидела, что в коридоре появился Реддл вместе с Розье и Лестрейнджем, шагающими рядом с ним. То, как девушки прерывались в середине разговора, чтобы поглядеть на них, когда те проходили мимо, никогда не переставало веселить Авалон. Взгляд Лестрейнджа из другого конца коридора остановился на ней, и его лицо засияло, когда он ускорил свой шаг и подбежал, закружив ее вокруг себя, как только оказался рядом. — Привет, дорогая. Розье с Реддлом подошли вскоре после. — Привет, ребята, — сказала Авалон, улыбаясь Ксавьеру и Адонису, однако игнорируя холодный взгляд Тома. — Доброе утро, Хендрикс, — сказал Розье голосом спокойным и собранным, как и всегда. Она провела не так много времени с Адонисом, но тот, очевидно, был самым близким другом Ксавьера. Они казались почти противоположностями — Ксавьер с его прямолинейной и весьма дерзкой личностью и Адонис с его тихим и сдержанным характером идеально уравновешивали друг друга. — Ты готова поработать сегодня после урока? — спросил ее Реддл, не тратя времени на приветствия. — Сегодня? — спросила она. — Этим вечером у нас Клуб Слизней. — У нас есть почти два часа между концом занятий и началом ужина, — сказал он, получая от нее в ответ раздраженный выдох. — Может кто-нибудь из вас поторопиться и разобраться с этим чертовым проектом? — сказал Ксавьер. — Я все больше устаю от того, что ты уводишь мою девочку, — пошутил он, обращаясь к Реддлу. — Твою девочку? — удивилась Авалон, поднимая бровь, и он рассмеялся. — Только если ты не против, — ответил он. — Скажи мне, и ты будешь моей. — Можешь даже не затаивать дыхание в надежде, — сказала она шутливо. Он нахмурил брови, а затем сделал глубокий вдох и надулся, скрестив руки и нетерпеливо постукивая ногой в ожидании более благоприятного ответа. — Невозможен, — пробормотала Авалон, закатив глаза, но не в силах подавить собственный смех, и приподнялась на носочки, оставив нежный поцелуй на кончике его носа. Очевидно, этого было достаточно, чтобы удовлетворить Ксавьера, и он игриво отпустил дыхание, которое задерживал, мягко подув на ее лицо, тем самым слегка взъерошивая ее волосы, и она хихикнула. — Если вы двое закончили, я отправляюсь на урок сейчас, — произнес Реддл. — И я тоже, — сказал Адонис. — Лестрейндж, ты идешь? — Я догоню вас, — сказал Ксавьер, коротко кивнув парням, прежде чем те отошли, оставляя Авалон с ним наедине. — Я почти не вижусь с тобой теперь, ты знаешь? — Возможно, если бы ты постоянно не был на отработках, у тебя было бы больше времени, чтобы увидеться со мной, — ответила она, получая в ответ возмущенный вздох. — Нет, нет, не перекладывай это на меня, любовь моя. Ты постоянно занята с Реддлом. — Так же, как ты должен быть занят, помогая Зельде с вашим собственным заданием? Он рассмеялся. — В мою защиту: это она сказала мне, что предпочла бы делать все в одиночку. Я пытался помочь. — Предлагая ей огневиски? — Эй, это помогает творческому процессу, — пожал он плечами, дерзкая улыбка расплылась на его губах. — Я увижу тебя хотя бы на выходных? — На этих выходных? Что-то будет? — Первый поход в Хогсмид в этом году, — сказал он. Она почувствовала прилив восхищения от мысли о возможности посетить Хогсмид, но, ради сохранения своего образа переведенной из другой школы, позаботилась о том, чтобы не выдать, что знает о деревне слишком много. — Что это такое? — Это деревня, расположенная недалеко от замка. Там есть пабы, магазины, рестораны… и, я уже упоминал пабы? — Будто ты не можешь напиться здесь, — с сарказмом сказала она. — Могу, но мне нравится добавлять разнообразия в свои локации. Поддерживает интерес, — усмехнулся он. — И еще это означает, что я проведу день с тобой. — Кто сказал, что я с тобой пойду? — Я сказал, только что. Не делай из меня лжеца, дорогая, мне это не идет, — сказал он, взяв ее руку в свою и переплетая их пальцы вместе. — Обещаю тебе, я покажу, что значит хорошо провести время. — Ловлю тебя на слове, — улыбнулась она. — Это значит, что ты пойдешь? — Это значит, что ты не оставил мне особого выбора, — рассмеялась она, на что тот широко улыбнулся в ответ. — У тебя всегда есть выбор, любовь моя. Ты просто выбрала правильный вариант, — сказал он, подмигнув, и поднес ее руку к своим губам, оставляя нежный поцелуй на коже перед тем, как развернуться и уйти. — Увидимся вечером — постарайся не скучать по мне слишком сильно, ладно? — Как же я переживу? — рассмеялась она и тоже поспешила на следующий урок. Секунды казались часами, остаток дня тянулся медленно, но уверенно, пока Авалон не убрала свои вещи, готовясь пойти в Выручай-комнату. Зельда посмотрела на нее и спросила: — Как думаешь, ты сегодня снова вернешься поздно? — Зависит от того, как долго будет длиться ужин. Надеюсь, в этот раз я окажусь в кровати в положенный час, — ответила она, закидывая школьную сумку на плечо. — Прости, что я продолжаю возвращаться так непредсказуемо. Я очень постараюсь войти тихо. — О, все в порядке. Я не ожидаю, что сама буду в постели, когда ты вернешься. У меня полно работы, которую нужно сделать на этой неделе. Возможно, когда ты придешь, я все еще буду в библиотеке, — пожала плечами Зельда. — Повеселись, хорошо? До встречи, — с улыбкой сказала она, прежде чем убежать донимать Ксавьера по поводу их проекта. Авалон наблюдала, как ее соседка устремилась к Лестрейнджу и стукнула того по руке, зарабатывая недоуменное ворчание в ответ, пока ругала его за отсутствие помощи с их заданием. Авалон слышала, как он настаивал на том, что это была ее проблема, раз она не позволяла ему себе помочь, и смеялась про себя, в то время как эти двое все продолжали ссориться в углу класса. Авалон посмотрела вокруг, но Реддла здесь уже не было. Она пришла к выводу, что тот уже ушел в Выручай-комнату — он редко, если вообще когда-либо, дожидался ее, когда они шли в Комнату вместе. Обычно они встречались там. По большей части, она могла бы пойти, когда захочет, и он уже ждал бы ее там. Казалось, словно он занимался всей своей учебой в этих стенах, поэтому тяжело было найти время, когда бы он там не находился. Иногда она задавалась вопросом, покидал ли он это место вообще. Авалон вышла из класса, прогуливаясь по оживленным проходам, пока не оказалась в изолированном коридоре, где находилась Выручай-комната. Как только перед ней появился вход, она оглянулась один раз, чтобы убедиться, что никто не преследовал ее, и затем толкнула дверь, открывая ту и попадая в знакомые стены их привычного пространства для учебы. Комната всегда выглядела одинаково: просто диван, стол, книжные полки и камин не так далеко. Она начала замечать, что Реддлу нравилось стоять перед пламенем, когда он пытался думать, — может быть, именно поэтому от него всегда исходил смутный запах дыма. Ее глаза внимательно обвели комнату, но его внутри не оказалось. Странно, подумала она про себя, однако решила, что лучше всего было просто сесть и начать работать, пока она ждала его появления. Оставив вещи на столе, Авалон открыла свои записи, кладя монету, и, быстро достав палочку, уставилась на маленький предмет перед собой. Она продолжала думать о том, что сказала ей Зельда — чтобы по-настоящему овладеть трансфигурацией, волшебник должен действительно полностью осознавать, насколько священна жизнь. Должно быть достаточно просто, думала она. Авалон сосредоточила внимание на всем — на всех — что помогало ей понять весомость жизни. Она подумала о Гарри, о Фреде, о Тонкс, о Люпине, о Седрике… о каждом человеке, который отдал свою жизнь в этой проклятой войне. Она подумала о криках, которые эхом разносились среди стен, когда они убирали тела погибших. Она подумала о слезах, что стекали с их щек, когда они скорбели по тем, кого потеряли. Она подумала о пустоте, что отравляла ее сердце абсолютно каждую секунду абсолютно каждого дня со времен этого богом забытого кошмара войны. Жизнь была бесценна. Она знала это. Она знала, как больно терять тех, кто рядом, и она знала слишком хорошо, насколько невосполнима была их утрата. Если бы она не знала, возможно, ее сердце наконец изгнало бы ту тупую боль, которая так непрошено поселилась в ней уже очень давно. Ее пальцы начали дрожать, но она не обращала на это особого внимания, концентрируясь на монете перед собой, и четко и уверенно проговаривала заклинание, думая о всех, кто научил ее многому о значимости, весомости, ценности жизни и боли отсутствия таковой. Но эта чертова золотая монета пялилась на нее в ответ и оставалась ровно такой, какой и была, без малейшего намека на изменение. Это злило Авалон сильнее, чем она могла бы выразить. Ее пальцы схватили монету, и она бросила ту, издавая раздраженный крик, когда монета врезалась в стену и упала на землю с эхом, прозвеневшим по комнате, словно хор истерических насмешек. Авалон дернула себя за волосы в порыве досады, крепко зажмурив глаза и делая глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, пока пыталась обдумать, что она могла в теории сделать неправильно. То, что она до сих пор не добилась какого-либо прогресса, было чем-то необычным для нее — она не привыкла сталкиваться с такими трудностями, осваивая заклинания. Даже самая сложная магия чаще всего давалась ей спустя не столь долгое время. Ее природная способность вместе с острой необходимостью в изучении всегда позволяли ей усваивать новые навыки быстро — так почему это чертово заклинание отличалось так сильно? Она подумала о Реддле, который с каждой секундой злился все сильнее и сильнее. Ее единственным утешением было то, что у Реддла заклинание вызывало такие же трудности, как и у нее. Она не хотела думать о том, что она сделает, если он справится с заклинанием быстрее нее — эта мысль ее раздражала. Но она была уверена, что этого не произойдет. Он был слишком высокомерным, чтобы суметь осуществить такой вид магии. Темная магия давалась ему легко, но что-либо, требующее хоть каплю сочувствия… она знала, что этого в нем не было. Такой, как Том, не был способен на сочувствие, на сострадание, на добропорядочность. Он был лишь сосудом для ненависти, боли и неутолимой жажды силы и контроля. Какая-то ее часть гадала, не было ли бы ему, на этом этапе своей жизни, не все равно, если бы она сказала ему о людях, которые потеряют свои жизни из-за его бесконечного стремления к власти — Авалон сомневалась в этом. На самом деле она думала, что он гордился бы тем монстром, которым однажды станет. Она поняла, что, вероятно, этот монстр не появился со временем, а скорее жил внутри него все это время. Том Реддл был Волдемортом, а Волдеморт был Томом Реддлом. Они были одним и тем же. И обоих она горячо ненавидела всей душой. Она снова подумала о том, что увидела в его воспоминаниях. Всегда ли он был таким, или жестокая жизнь неисправимо сломала его? Ей сложно было даже представить, чтобы он был чем-то большим, чем пустой оболочкой человека, но крошечный голосок в ее голове задавался вопросом, вдруг, возможно, его можно было бы спасти, сложись его жизнь иначе. Видения о тете роились в голове Авалон, теплое чувство уюта накрывало ее, когда она вспоминала о любви, в которой выросла. Она не помнила своих родителей, но тетя заботилась о том, чтобы с самого детства напоминать ей об их неустанной любви к ней, и Авалон всегда чувствовала, словно они наблюдали за ней, где-то, как-то. Она подняла взгляд на потолок и ощутила, как грустная улыбка появилась на губах. Она надеялась, что люди, которых она любила, тоже наблюдают за ней сейчас. Когда она говорила себе, что они никогда не переставали быть рядом, это помогало чувствовать себя не так одиноко. Ей было интересно, был ли у Реддла кто-либо, о ком он действительно заботился. Или заботился ли кто-либо о нем. Это не имело особого значения, полагала она. Урон был нанесен. Но маленькая часть ее сознания задерживалась на возможности существования другой версии Тома Реддла, если бы он только был окружен той же любовью, которую чувствовала она, вырастая. Она подошла к монете, неохотно поднимая ее, и тяжело присела на диван, положив монету на стол рядом с собой и вернувшись к делу, в котором чувствовала себя спокойно: перелистыванию книг в поисках чего-нибудь, чего угодно, что она упустила. Время текло медленно — так медленно, что она не могла сосредоточиться на книгах перед собой и вместо этого все больше осознавала, насколько жутко одинокой была комната. Здесь было тихо. Пугающе тихо. Пальцы Авалон тряслись, и она продолжала время от времени смотреть на дверь, чтобы увидеть, не вошел ли Реддл, но этого так и не происходило. Ожидание сводило ее с ума, и оглушающая тишина ничем не помогала ее натянутым нервам. Она закрыла глаза, сосредотачивая свою энергию на связи с Выручай-комнатой ради одной вещи, которую она отчаянно желала в этот момент. Музыки. Когда ее глаза распахнулись вновь, позволяя свету вторгнуться в чувства, она улыбнулась сама себе, заметив проигрыватель, который возник на столе около дивана, золотая труба ловила блеск света и отражала его на дальнюю стену. Рядом с ним лежало множество ее любимых магловских пластинок: от Боуи до Элтона Джона, Битлз, Дюран Дюран и Роллинг Стоунз среди многих других. Авалон улыбнулась, проблеск утешения нашел покой в ее сердце, когда она вспомнила о поздних ночах, которые провела, танцуя в Норе вместе с Гермионой и Джинни под те же песни. Гермиона познакомила их с большим количеством магловской музыки, и Авалон всегда предпочитала ее всему, что производилось в мире волшебников, — к тому же, радость Гермионы от того, что ее друзьям нравятся ее музыкальные рекомендации, всегда заставляла ее улыбнуться, так что Авалон соглашалась с этим. После войны Авалон включала многие из тех песен для Гермионы, когда они были в убежище. Она надеялась, что, может быть, прослушивание их могло помочь оживить части ее разума, или, может быть, вселить искру счастливых мыслей в эти пустые глаза. Волшебница никогда не показывала ни намека на то, что узнавала песни, но один раз, Авалон клялась, она увидела, как уголок губ Гермионы дернулся вверх, и уже этого было достаточно, чтобы убедить ее продолжать попытки. Она пробежалась пальцами по стопке пластинок, просматривая названия, наконец остановившись на Роллинг Стоунз и установив пластинку в проигрыватель; довольная улыбка появилась на ее губах, стоило знакомым песням зазвучать среди стен. Комната показалась гораздо менее изолированной, когда музыка эхом раздавалась вокруг. Барабаны, гитара и вокал сливались вместе в приятную привычную мелодию, снова привнося жизнь в эти пустые стены. Она села обратно на диван и начала заново пролистывать книги, теперь, без гнетущей тишины, звенящей в ушах, способная сосредоточиться. Она затерялась в страницах, погружаясь в изобилие знаний, хранящихся в этих словах, и тихо подпевая песне. Авалон не услышала, как открылась дверь, из-за звука рок-музыки, постукивая ногой в такт и счастливо барабаня пальцами по обложке книги под ритм. Хоть раз, она чувствовала странное умиротворение. И если бы она не знала лучше, она почти чувствовала бы себя так, словно вернулась обратно в свое время — слушая музыку и занимаясь учебой, чтобы закончить работу над заданием. — Предполагается, что это музыка? Она резко повернула голову, замечая Тома, идущего к своему обычному месту у стола с выражением отвращения, написанным на лице. Он уже переоделся в классические брюки и черную рубашку на пуговицах, очевидно готовый к ужину позже вечером. — Ты уже переоделся? — спросила она, игнорируя его комментарий по поводу ее музыки. — Ты забыла, что мы сразу идем на ужин? — Нет. Я думала, что у меня будет время вернуться в свою комнату перед этим. Он невозмутимо окинул ее взглядом, после чего весьма безучастно заявил: — Что ж, ты не можешь пойти в таком виде. Она закатила глаза, раздраженно фыркнув, и взглянула на ближайшую стену, сосредотачиваясь на том, чтобы комната исполнила ее текущее требование. Том с ноткой веселья на губах наблюдал, как из кирпичей на стене начала формироваться дверь. Он подошел и открыл ее, обнаруживая платье и туфли, аккуратно висящие внутри. — Комната предоставляет тебе все, что только может пожелать твое сердце, и ты предпочитаешь использовать ее как личный шкаф? — Это называется быть находчивым, — пожала она плечами, возвращаясь к своей книге. Он закрыл дверь гардероба обратно и подошел к ней, останавливаясь перед проигрывателем. — Ты слушаешь магловскую музыку. — Я слушаю хорошую музыку, — поправила она его. — Тебе стоит попробовать как-нибудь. — Это похоже на скрежет ногтей по доске, — произнес он. — Не моя вина, что у тебя нет вкуса, Реддл, — ответила она. — Это буквально белый шум, — сказал он, покачав головой, прежде чем убрать иглу и снять пластинку с проигрывателя, опять наполняя комнату тишиной. — Эй, — пожаловалась она, кладя свою книгу вниз и подрываясь к нему, оборонительно выхватывая пластинку из его рук. — Тебе всегда нужно быть таким занудой? Клянусь, у тебя практически аллергия на любые, хотя бы отдаленно веселые вещи. Он вскинул бровь, после чего закатил глаза и подошел к своему столу, присаживаясь и начиная раскладывать книги перед собой, чтобы найти то, что искал. Она приняла расстояние за возможность включить другую пластинку, в этот раз поставив Боуи. Прошла едва ли секунда с момента начала песни, когда она услышала, как он простонал: — Хендрикс, это ужасно. Выключи. — Смирись с этим, — возразила она. Он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться, прежде чем сказать что-либо еще. Мерлин, с ней действительно невозможно было поладить. — Тебе обязательно слушать музыку? — Я не люблю тишину, — коротко ответила она. По ее упрямому тону, он мог понять, что спорить с ней было бесполезно. — По крайней мере, слушай что-нибудь терпимое, — проворчал он, запуская руку в волосы и закрывая глаза, пытаясь отгородиться от отвратительного шума, который отскакивал от стен. Это было похоже на цирк — громкие звуки, смешивались в одно отвратительное скопление хаоса. Том чувствовал, что голова болела все сильнее и сильнее с каждой секундой. Он солгал бы, если бы сказал, что не подумывал о том, чтобы наложить очередные заглушающие чары вокруг нее и проигрывателя, но он был не в настроении для еще одной ее истерики. Он понятия не имел, как Лестрейндж общался с ней так часто. Том практически мог видеть, как пар повалил из ее ушей, когда она проворчала несколько бессвязных ругательств себе под нос, пока искала другую пластинку. Терпение точно не было достоинством, которым она обладала, думал Том про себя — но, честно говоря, ей вообще не хватало утонченности. Он гадал, все ли в Дурмстранге были такими, или это она просто была настолько исключительно твердолобой. Авалон взяла альбом Дюран Дюран и расположила его на проигрывателе, встречая возражение в то же мгновение, как песня началась. — Это, должно быть, шутка, да? Ты не можешь серьезно считать, что это звучит приятно? — Что тебе не нравится? — спросила она, с трудом удерживая голос ровным. — Что здесь может нравиться? — спросил он. — Это настолько громко, что даже слушать больно. — Ты действительно ведешь себя, как дед, — пробормотала Авалон, просматривая оставшуюся стопку альбомов. Ее взгляд остановился на пластинке с оркестровой музыкой внизу стопки, и она аккуратно вытащила ее. — Это тебе нравится больше? — спросила она, отчасти саркастично, но все же и надеясь, что он не станет больше жаловаться, и запустила запись «Времен года» Вивальди в проигрывателе, пристально наблюдая за Реддлом в ожидании реакции. Он закатил глаза, но переключил внимание на книгу перед собой. Она приняла его молчание за маленькую победу и улыбнулась сама себе, возвращаясь на свое место на диване без единого слова. Том никогда не признался бы в этом ей, но он не особо возражал против записи, которую она в конце концов выбрала. Эта композиция была не такой ужасной, как остальные, и заставляла ее замолчать, так что он не жаловался, пока звуки оркестра наполняли комнату. — Зельда рассказала мне кое-что интересное недавно, — сказала Авалон, взглянув в его сторону с дивана. — Что именно? — Что, чтобы это заклинание сработало надлежащим образом, тот, кто колдует его, должен осознавать значимость жизни. Оно не сработает, если волшебник, пытающийся сделать это, не понимает по-настоящему святость и ценность жизни, которую создает, — сказала она, уставившись на монету, лежащую на столе перед ней. Он ничего не ответил, поэтому она вздохнула и просто продолжила в течение некоторого времени переключаться туда-сюда между тренировкой заклинания и чтением текста. Вскоре после этого Реддл присоединился к ней на диване, и оба они по очереди пытались сотворить заклинание, нацеливая палочки на монету и издавая все более раздраженный выдох каждый раз, когда терпели неудачу. Они препирались снова и снова по поводу техники, но у Авалон было назойливо настойчивое подозрение, что не в технике заключалась их основная проблема. Время приближалось к тому моменту, когда им предстояло отправиться на ужин, и Авалон была благодарна за этот повод уйти. Вечная потребность Реддла быть правым сводила ее с ума, и она боролась с ужасной головной болью от их споров. Все эти ссоры… просто ради того, чтобы не достичь никакого результата. Как и обычно. Можно было с уверенностью сказать, что оба они теряли рассудок во время этого чертового проекта. Она заметила, что проклинает Дамблдора за то, что тот поставил их в пару. Она думала о будущем директоре очень много в последние несколько дней — нет сомнений, что он сделал это ради некой возможности для Авалон «увидеть хорошее» в Реддле. Этот человек всегда любил вмешиваться в дела своих учеников, думала она про себя. Обычно Авалон считала, что это было довольно мило, но сейчас она не могла не думать о нем с неодобрением. Она подошла к шкафу и открыла дверь, обнаруживая элегантный наряд, висящий внутри. Это было средней длины, черное трапециевидное платье с тонкими бретельками и вырезом в форме сердца — гораздо более сдержанный выбор, чем то, что Ксавьер купил ей для последнего ужина, но оно все равно было прекрасным. Ее взгляд переместился на Тома, и она кашлянула, но тот даже не обернулся, чтобы посмотреть на нее, когда пробурчал: — Что? — Не мог бы ты выйти? — сказала она, не столько спрашивая, сколько требуя. Он сделал глубокий вдох, сдерживаясь, и медленно повернулся, чтобы взглянуть на нее. — Прошу прощения? — Я сказала, убирайся. Уходи, — сказала она с нарастающим раздражением в голосе, хотя он не был уверен, из-за чего — он не считал, что вообще сделал что-то особенно неправильное пока что. — Мне нужно переодеться для ужина. — Я пытаюсь закончить эту главу, — сказал он, держа свою книгу. — Тогда, сделай одолжение, возьми ее в коридор. Он пристально смотрел на нее на пару мгновений, искренне пытаясь понять, каким образом она в своей жизни стала настолько, черт возьми, надоедливой, и все еще не находя этому никакого возможного объяснения. Без единого слова он опять повернулся к ней спиной и снова переключил свое внимание на книгу в руках. — Ты что, издеваешься? — огрызнулась Авалон. — Я не смотрю на тебя, не будь ребенком, — ответил он голосом достаточно холодным, чтобы остановить очередной протест, готовый сорваться с ее губ. И снова он услышал, как она проворчала череду проклятий себе под нос, и не смог сдержать смех от ее ужасных манер, пока до его ушей не донесся шаркающий звук, когда она начала переодеваться в платье. Он услышал, как ткань мягко упала на пол, и сделал глубокий вдох, сосредотачиваясь на книге перед собой. Он не заметил, что перечитывал одно и то же предложение снова и снова. Она продолжала посматривать на него, чтобы убедиться, что он не оборачивался, но и когда она натянула платье на плечи, он оставался верным своему слову и не отрывал взгляда от книги. Ее пальцы возились с молнией на спинке платья, несколько мгновений безуспешно пытаясь застегнуть эту проклятую штуку. — Ты еще не закончила? — спросил он, все еще повернутый к ней спиной. Несмотря на то, что проблема не прекращалась, Авалон была непреклонна, желая избежать его помощи, поэтому продолжила бороться с молнией. Она проворчала себе под нос: — Дай мне минуту. Эта чертова молния… Том вздохнул, закрывая книгу и кладя ее на стол в ожидании, пока Авалон закончит. Время текло очень медленно, и он начал нетерпеливо постукивать ногой, смотря на стену перед собой, а тихие звуки оркестровой музыки, которую Хендрикс выбрала, продолжали наполнять пространство. Он почти забыл, что запись все еще играла — признаться, это не так уж сильно его беспокоило. Он подождал еще пару минут, слушая звуки ее возни. Это звучало так, словно она сражалась с этим чертовым платьем на поле боя, судя по тому, что каждое новое слово, исходящее из ее рта, было злым ругательством. Наконец Тому надоело, и он вздохнул, поднимаясь и идя в ее сторону. Авалон с растерянным выражением на лице смотрела, как он приближался, но он просто закатил глаза и жестом попросил ее развернуться. Он понимал, что она хотела поспорить, но только поднял бровь, взглянув на нее, и она хоть раз решила не усложнять ему жизнь и повернулась к нему спиной. Авалон почувствовала, как его пальцы аккуратно прошлись по ее коже, когда он невесомым касанием схватил маленькую металлическую собачку, все равно вызывая холодок, пробежавший по позвоночнику, когда медленно потянул ту наверх, застегивая платье сантиметр за сантиметром. Его руки были теплее, чем Авалон ожидала, и, ощутив, как его пальцы коснулись ее кожи, она резко вдохнула, так и не в силах до конца выдохнуть обратно. — Убери свои волосы, — дал указание он, раздраженный от того, как темные пряди продолжали впутываться на пути молнии. Она сделала, как он сказал, отбрасывая волосы в сторону, и Том еще раз встретился с видом на шрам, врезанный так глубоко в ее спину. Авалон могла ощутить его сомнение, пальцы Реддла остановились на мгновение, после чего он мягко спросил: — Его оставил тебе тот же человек из твоих воспоминаний? — В некотором смысле, — ответила она. Том заметил, как ее голос лишился своей привычной остроты, вместо этого становясь тихим, едва различимым за негромкой музыкой, играющей на фоне. Звук застегнувшейся до конца молнии принес ей облегчение, и, почувствовав, что Реддл перестал касаться ее спины, Авалон откинула волосы назад и повернулась к нему лицом. Она была застигнута врасплох тем, насколько близко он стоял, и резко сделала шаг назад, поднимая подбородок, чтобы посмотреть на него, встречаясь с взглядом. На лице Реддла застыло задумчивое выражение, и, когда ее глаза встретились с его, на этот раз, она могла поклясться, они были наполнены в равной степени как озадаченностью, так и замешательством. — Ты убила его? — спросил он прямо. Она прикусила щеку. К моменту, когда Орден нашел ее и Гермиону в тот день, пытки довели Авалон до потери сознания. У нее не было возможности увидеть, не то что убить, этого Пожирателя смерти. Все, что она знала, так это то, что он все еще был жив и на свободе, возможно, совершая с другими такие же зверства, как и с ней. Эта мысль преследовала ее. — Нет, — сказала она тихо. — Он бы это заслужил, — Реддл удерживал ее взгляд мгновение, прежде чем она посмотрела в сторону. Авалон задавалась вопросом, говорил бы ли Том эти слова все еще, если бы знал, что тот человек работал по приказу самого Волдеморта. Том осторожно смотрел на нее, подбирая следующие слова очень тщательно. Он знал, что, если она собиралась говорить с ним, он должен подходить к разговору очень тонко — у нее была раздражающая склонность отгораживаться от него, как только он пытался заполучить информацию. Поэтому Том говорил очень мягко, когда произнес: — Могу я тебя кое о чем спросить? — Зависит от того, о чем. — Тот человек… на его руке была метка, — медленно сказал он, замечая, как ее тело напряглось, когда он об этом упомянул. — Ты знаешь, что это такое? Том знал, что ударил по больному — он просто не был уверен, почему. Стены, которые она выстроила, начинали подниматься еще выше, когда она покачала головой; любой намек на эмоцию, написанный на ее лице, внезапно испарился в небытие, и она снова стала чистым листом. — Я не заметила ее, — солгала Авалон. — Это было некое подобие черепа со змеей, выползающей из его рта, — пояснил Том, пытаясь поймать ее взгляд, но скрывая свое раздражение, когда она, избегая его глаз, начала идти к ближайшему креслу, оперевшись на него, чтобы надеть туфли. — Я уверена, ты можешь себе воображать, но метка на его руке не была моей самой большой заботой в тот момент, — проворчала она, отчаянно желая изменить ход разговора. Он знал, что Авалон лгала, он просто не мог понять, почему она чувствовала необходимость в этом. Она скрывала так много, что ему казалось, будто вся ее жизнь была чередой скрытых истин, которые она так отчаянно охраняла — но ничего из этого не имело смысла. Эта метка ни на секунду не покидала его мысли с тех пор, как он увидел ее, выгравированную на коже мужчины. Ему нужно было знать, что она сделала, чтобы оказаться во власти клинка этого человека. И ему нужно было знать, почему она так боялась говорить о собственном прошлом. — Ты знала его? — спросил он, отчаянно нуждаясь в любых сведениях, которые мог получить. — Нет, — правдиво ответила Авалон. — Тогда почему он… — Мы опоздаем на ужин, — сказала она, отрезав, и направилась к двери. Он стоял там мгновение, сделав глубокий вдох и поняв, что теперь никакой больше информации он от нее не получит. — Ты идешь или нет? Том вздохнул и подошел к проигрывателю, поднимая иглу и погружая их двоих в леденящую душу тишину, прежде чем двинуться в сторону выхода, спокойно открывая его и жестом призывая Авалон шагнуть из комнаты первой. Пока шли на ужин, ни один из них не сказал другому ни слова, но в голове каждого проносились тысячи роящихся мыслей. Она беспокоилась, что он все сильнее и сильнее подозревал ее, постепенно раскусывая ее ложь. Он беспокоился, что она все сильнее и сильнее уставала от его вопросов, снова закрываясь, чтобы избежать его любопытства. И оба они были совершенно правы.