Catharsis // Катарсис

Авалон нравилось слушать звук его сердцебиения. Чувствуя удивительное спокойствие от этого тихого барабанного стука, она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Ее голова аккуратно лежала на его обнаженной груди, в то время как его пальцы лениво играли с ее полночно-темными волосами. Тепло его тела, к которому можно было прижаться в зимний холод, постепенно становилось для нее одним из любимых. Она крепче закуталась в одеяло, а затем придвинулась ближе к Тому, ощущая успокаивающее мысли соприкосновение с его кожей. Том смотрел, как она, прильнув к нему, свернулась калачиком. В ее объятиях он расслабился, находя покой в таких общих мгновениях после близости. Это было странно, думал Том про себя. В жизни у него было множество физических контактов с различными женщинами, но с ними он никогда не оставался надолго. С Авалон, однако, он не мог уйти — даже если это означало провести бóльшую часть времени в Башне Когтеврана. Он убрал пальцы от ее волос, проводя ими по скуле. Его касание было невесомым, но ее глаза все равно плавно открылись, поднимаясь, чтобы встретиться с ним, а на припухших губах застыла нежная улыбка. Авалон медленно обводила глазами свою комнату, однако его взгляд оставался прикованным лишь к ней самой. Она с теплотой посмотрела на камин, тихо потрескивавший в углу, а потом стала рассматривать крохотные снежинки на окне, которые хитросплетениями своих изящных узоров образовывали ледяную мозаику на всем обмороженном стекле. — Тебе верится, что через пару часов наступит Рождество? — с воодушевлением в голосе тихо спросила она. — Разве? — спросил он, потеряв счет дням. Она нахмурила брови. — Да, Рождество. — Он почувствовал, как она слегка переместила вес, немного приподнимаясь вместе с одеялом, чтобы прикрыться. — Я просто обожаю это время. А ты? Он пожал плечами. — На мой взгляд, оно не особо отличается от остальной части года. — О чем ты? Это же так… приятно, — искренне сказала она. — Сидеть у огня, пока падает снег, есть рождественское печенье, повсюду украшения… как ты можешь это не любить? — Честно говоря, я ни разу не праздновал Рождество, — сказал он. — Тогда что ты делал? У тебя наверняка должно быть что-то вроде традиции, — спросила она, с любопытством в глазах смотря на него. — Ничего, — пожал он плечами. — Даже когда был ребенком? — поинтересовалась Авалон. — Место, где я вырос, не было предрасположено к подобным празднествам. — Ты имеешь в виду приют? — мягко уточнила она, осторожно взглянув ему в глаза. Его тело напряглось при этом слове. — Да, — сказал он, и в его тоне появилось раздражение. Она уже открыла рот, чтобы задать еще один вопрос, как вдруг почувствовала, что тепло его тела исчезло с кровати и он встал, поднимая свои вещи и одеваясь. — Что ты делаешь? — недоуменно спросила она. — Думаю, сегодня я проведу ночь в собственной комнате, — холодно сказал он, надевая свитер через голову. — Я не осознавала, что задела за живое, — отметила она, смотря, как он взял с ее тумбочки свою палочку. — Я просто хотела узнать о тебе больше. — Ты знаешь достаточно, — ответил он, стараясь скрыть раздражение в своем голосе, и пошел к двери. — Ты же сейчас, черт возьми, не серьезно? — нахмурилась она, чувствуя быстро нарастающее недовольство. — Ты не можешь спрашивать меня о моем прошлом, а потом трусливо сбегать, как только я спрашиваю о твоем. Доверие — это дорога в обе стороны, Том. Он сделал глубокий вдох, а затем положил ладонь на дверную ручку и открыл дверь. Прежде чем уйти, он пробормотал мрачное «Спокойной ночи» и в следующий миг вышел, бросая Авалон в тишине, которую оставил после себя. Она смотрела, как он, не сказав больше ни слова, ушел, и вздрогнула, когда дверь за ним захлопнулась. Его холодный голос эхом раздавался в ее ушах. Авалон знала, что невозможно будет изменить Тома в одночасье — она не была наивной. Но все равно казалось, что каждый раз, стоило ей только достичь с ним хоть какого-то прогресса, она вскоре встречалась лишь с сопротивлением с его стороны. Один шаг вперед, пять шагов назад. Авалон не думала, что это будет легко и просто, но она всем своим сердцем надеялась, что в конечном счете это будет того стоить. Будь с ним терпелива, продолжала напоминать сама себе она. Хотя, признаться, Авалон боялась, что исчерпала свое терпение много лет назад. Все, что у нее оставалось, — это гложущие ее сомнения, из-за которых она, не переставая, задавалась вопросом, может ли Том Реддл в конце концов измениться на самом деле. Его до сих пор злили даже самые незначительные вещи. Несмотря на весь прогресс, которого он достиг, Авалон знала, что по-настоящему он открылся ей только на физическом уровне. Его разум был для нее закрыт все так же, как и раньше, и Том не проявлял никаких признаков того, что хотел бы это изменить. Все, что она о нем знала, она либо знала из будущего, либо выяснила без его на то согласия, чего, в общей сложности, все равно было не так уж и много. Было тяжело избавиться от голоса в голове, который говорил ей, что она поступала глупо, позволяя своим эмоциям ослепить ее, чтобы не видеть правды. Возможно, Том Реддл не изменится никогда. Возможно, все ее усилия были напрасны. И, возможно, так или иначе, она приближалась к тому неизбежному исходу, от которого пыталась убежать. Но знала она только то, что не собиралась сдаваться… по крайней мере, не сейчас. Потому что, возможно, все, что ему было нужно, — это чтобы кто-то хоть раз за всю его жизнь поверил в него.

----

На следующее утро Авалон волочила ноги, идя в сторону Большого зала на завтрак. Глаза щипало от усталости после очередной бессонной ночи, полной терзающих кошмаров, из-за которых она металась и ворочалась до наступления рассвета. Когда Авалон только проснулась, она инстинктивно поплелась к своему шкафу, чтобы достать вязаный свитер с буквой «А», который несколько лет назад сделала для нее Молли, однако ей потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, что в этом времени его у нее не было. Уныло вздохнув, она решила надеть вместо него самый удобный джемпер, какой смогла найти, пусть и единственное, чего ей хотелось — это закрыть глаза и оказаться в Норе вместе со своими друзьями. Как она и ожидала, коридоры были пустыми, но это все равно ее расстроило. Во всем замке не было никаких признаков жизни. Там, где Авалон надеялась увидеть дух Рождества, царила мрачная тишина. Только когда Авалон вошла в Большой зал, маленькое подобие радости снова наполнило ее тело. Увидев высокие рождественские ели, выстроенные в ряд по периметру, и небольшой рождественский пир, собранный на столе Когтеврана, невозможно было не улыбнуться. Она подошла и села на своем обычном месте, взяв кусочек имбирного пряника, и молча начала есть, стараясь не слишком много думать о людях, которых она хотела бы видеть рядом. Однако ее изоляция оказалась недолгой. Несколько минут спустя она услышала звук шагов, раздавшийся по просторному помещению, и резко повернула голову, в ту же секунду замечая, как в зал вошел Том. В какой-то степени она ожидала, что он подойдет и сядет рядом с ней, но, несмотря на то, что их глаза на мгновение встретились, он все равно молча прошел к слизеринскому столу и сел спиной к ней. И тебе тоже счастливого, мать его, Рождества, с горечью подумала она. Вздохнув и забирая с собой скон, Авалон встала и пошла из Большого зала, возвращаясь в свою комнату и оставляя Тома в одиночестве. Он слушал, как ее шаги раздавались все дальше и дальше, пока не перестал слышать их вовсе, но не обернулся, чтобы посмотреть, как она выходит. Когда Том встретился с ней взглядом, он заметил под ее покрасневшими ореховыми глазами глубокие темные круги и почувствовал укол вины за то, что оставил ее прошлой ночью, из-за чего ей, определенно, пришлось в одиночку столкнуться со своими кошмарами. Он не очень-то этим гордился, но, когда она влезла в его прошлое, раздражение взяло над ним верх. После того, как он покинул ее комнату, он еще несколько минут стоял около ее двери, положив ладонь на дверную ручку и раздумывая, стоило ли ему войти внутрь и все исправить. Но в итоге он позволил своей гордости встать на пути у чувства вины и пошел обратно в собственную комнату. И все же он эгоистично надеялся, что, увидев его этим утром, она вернется к своему прежнему состоянию и будет вести себя так, будто между ними ничего не произошло. Впрочем, ее молчание доказало ему, что в этом случае подобного не будет, и поэтому он запаниковал и решил поесть один. К тому времени, когда Авалон дошла до своей комнаты, она потеряла аппетит, но все равно изо всех сил старалась доесть остатки скона, зная, что ее тело в этом нуждалось. Она плюхнулась на свою кровать, машинально постукивая ногой по полу. Комната казалась удушающей. Авалон было нечего делать, не с кем поговорить, а большинство вещей Зельды отсутствовало, и она была вынуждена столкнуться лицом к лицу с очевидным одиночеством, витавшим в этой маленькой спальне. С одиночеством она ладила плохо. Даже во время самых суровых моментов войны, как и во время ее последствий, Авалон всегда окружали другие члены Ордена. Хоть какая-то возможность побыть одной выдавалась редко — не то чтобы Авалон этого хотела. Так что, сидя здесь, в тишине своей комнаты, она внезапно почувствовала, как ее беспокойное сознание наводнили картины из прошлого. Образы того, чем бы она занималась со своими друзьями в этот момент… Она невероятно по ним скучала. Ей приходилось напоминать самой себе, что именно поэтому она и была здесь. Чтобы спасти их. Чтобы защитить их. Тем, что предаешь их с человеком, который стал причиной их смерти? Она затолкнула эту мысль на задворки сознания, стараясь не дать себе ослабнуть из-за чувства вины. Но это было сложно. Все это было сложно. Остаток дня тянулся довольно обыденно. Авалон покидала свою комнату дважды: один раз — чтобы пообедать, и второй — чтобы поужинать. Когда она шла в Большой зал на ужин, она хотя бы столкнулась с Дамблдором и двумя другими профессорами, которые пожелали ей счастливого Рождества, но в остальном праздничного веселья было крайне мало. По сравнению с тем, как проходили ее прошлые празднования Рождества, это пока что было одним из главных претендентов на худшее. Но победителем все равно был прошлый год, когда террор Волдеморта и нависающая угроза приближающейся войны уже начали окутывать их жизни саваном страха. Рон, Гарри и Гермиона тогда уже начали поиск крестражей, и ехать в Нору, как раньше, было нельзя. Так что вместо этого Авалон провела каникулы вдвоем со своей тетей. Однако мучительная тревога за пропавших друзей не давала возможности праздновать, и вместо этого они провели бó‎льшую часть каникул, склоняясь над радио, чтобы убедиться, что ни о ком из тех, кто был им дорог, не сообщалось плохих вестей. А еще это был последний раз, когда она видела свою тетю. Авалон раз за разом повторяла себе, что тетя скорее всего была защищена от последствий войны — живя в довольно глубоко в сельской части Англии и в то же время не будучи связанной с Орденом, та оставалась в безопасности. Хотя трудно было утверждать наверняка. Авалон знала лишь, что ни разу не слышала имя своей тети в списке погибших… и она отказывалась даже рассматривать альтернативу. От звука открывающейся двери Авалон подпрыгнула на кровати. В комнату вошел Том. Без улыбки посмотрев на Авалон, он сказал: — Пойдем со мной. Она нахмурила брови и скрестила руки на груди. — Пойдем со мной? Это все, что у тебя есть? — Ну же, Хендрикс, я не могу ждать тебя весь день, — сказал он со странной смесью спокойствия и волнения в глазах. Она открыла рот, чтобы возразить, но, в итоге решив промолчать, неохотно встала и без слов подошла к двери, проходя мимо него и не беря руку, которую он ей протянул. Очень стараясь скрыть свое раздражение, он вместо этого засунул руки в карманы и, глубоко вздохнув, повел их двоих на выход из башни. — Куда мы идем? — спросила она, шагая рядом с ним. Поспевать за ним было довольно тяжело — его ноги были значительно длиннее, и шел он быстро, но она отказывалась отставать и старалась не уступать его скорости. Он решил проигнорировать ее вопрос, но, как только она прошла за ним вверх по лестнице и вперед по знакомому коридору, ей стало ясно, что он вел ее в сторону Выручай-комнаты. Когда перед ними возникла дверь, ее теория подтвердилась. — Почему мы… Авалон замолкла на полуслове, когда он открыл дверь и она заглянула внутрь. Он наблюдал, как в ее глазах вновь появился огонек, а она прикусила нижнюю губу, стараясь скрыть улыбку, которая расплывалась на ее лице. Увидев, как Авалон восторженно забежала в комнату, он облегченно выдохнул и последовал за ней. Сияя от счастья, она сначала взглянула на камин, который потрескивал в углу, а затем подошла к стоящей в центре комнаты рождественской елке с синими и зелеными украшениями, идеально развешанными на ветвях. Под елкой лежала одна черная коробочка, аккуратно обернутая белой лентой с бантом, однако внимание Авалон перетянул на себя потолок, с которого падали, так и не достигая земли, маленькие снежинки. Медленно она повернулась обратно к Тому и, почти не дыша, сказала: — Что все это значит? — Я подумал, что мы могли бы начать нашу собственную рождественскую традицию, — сказал он, осторожно шагая ей навстречу. Авалон снова окинула взглядом комнату, подпрыгивая на носочках от разливающегося по ее телу счастья, и все прежние сдерживающие факторы словно растаяли. Она улыбнулась так широко, что ее глаза прищурились. Ее радость была заразительной, и, пока он наблюдал за тем, как Авалон подошла к елке и рассматривала украшения, уголки его губ тоже потянулись вверх. Он подошел к ней сзади, сомневаясь, прежде чем заговорил вновь: — В приюте мы не отмечали никаких праздников. При упоминании приюта она повернулась и посмотрела на Тома. В ее глазах читалось очевидное удивление — она явно не ожидала, что он заговорит о своем прошлом — и все же он продолжил: — Честно говоря, это весьма безрадостное место, — сказал он, замолкая на секунду, прежде чем добавить: — За всю мою жизнь Хогвартс был ближе всего к тому, что можно назвать настоящим домом. Так что я решил каждый год проводить каникулы здесь — это не дало мне возможности праздновать Рождество, но, по крайней мере, я чувствовал себя… на своем месте, полагаю. Она аккуратно потянулась к нему и взяла его руку в свою, переплетая их пальцы, прежде чем мягко улыбнуться, как бы благодаря его за то, что он открылся, даже если и всего немного. Она не воспринимала его слова как должное — она знала, что любого рода признание с его стороны было шагом в нужном направлении, и в этот момент она была более чем довольна его усилиями. Он пытался… Если в этом не было ничего другого, по крайней мере, он пытался. И это что-то значило. Не давая ей возможности заговорить, он присел на колено и взял небольшую черную коробочку из-под дерева. Пару мгновений он теребил ее в руках, стараясь успокоить свои нервы, а затем положил ее в свободную руку Авалон и сказал: — Тут ничего особенного. От осознания, что она ничего ему не приготовила, на ее лице отразилась паника. — Я не… — Мне ничего не нужно, — коротко сказал он. — Ты вовсе не обязан был… — Открой, — попросил он, нетерпеливо указывая на коробочку. Авалон слегка рассмеялась, прежде чем, таща Тома вместе с собой, подойти к дивану и присесть. Временно отпустив его руку, она аккуратно развязала бант на коробке и открыла ее, обнаруживая тонкий золотой браслет с серебряным камнем, висящим в середине. — Коснись камня, — сказал Том, наблюдая, как она прижала к камню палец. В то же мгновение ее слух наполнили плавные звуки симфонии. Она резко вдохнула, слушая тихую музыку, которая играла в ее голове, и слова внезапно застряли в горле. — Чтобы тебе никогда больше не приходилось сталкиваться с тишиной, — тихо сказал он нехарактерно нервным голосом. Для человека, обычно отличающегося острым языком, она была ужасно молчаливой. Он не мог расшифровать выражение ее лица, в то время как она еще раз коснулась камня, и музыка в ее голове затихла. Прошло несколько мгновений, а она не произнесла ни звука, так что он сказал: — Я просто подумал… Она быстро перебила его надвигающийся поток бессвязной речи, наклонившись вперед, и, рукой обхватив его щеку, встретилась с его губами в мягком поцелуе. Он облегченно выдохнул в ее рот, прежде чем положить свою руку поверх ее и ответить на поцелуй. Этот поцелуй был медленным и нежным с обеих сторон — никто не пытался углубить его или заявить о своем господстве. Он был мягким, ровным и ласковым… наполненным шквалом эмоций, в которых ни один из них не был готов признаться. Она отстранилась первой, но совсем немного. Он все еще мог почувствовать тепло ее дыхания, когда она прошептала: — Мне очень нравится. Он опустил взгляд и, достав браслет из коробочки, взял Авалон за запястье и аккуратно надел его на ее руку. Она не отрывала глаз от изящного украшения, радостно восхищаясь им, а мягкая улыбка так и не сходила с ее губ. — Как ты… — Я просто трансфигурировал золотую монету с нашего проекта и зачаровал камень, — сказал он. — Это пустяк, правда. Она покачала головой. — Нет, не пустяк. Это потрясающе. Спасибо. — Он немного опешил, когда она забросила руки на его шею и крепко притянула к себе, но в конце концов тоже обвил руки вокруг нее, удерживая в своих объятиях, и она улыбнулась в его плечо. — С Рождеством, Том Он поцеловал ее волосы. — С Рождеством, голубка. Ее сердце затрепетало от его слов, и это напугало ее. Она не знала, как так произошло, но полностью осознавала тот факт, что она поверила в то, что Том Реддл мог быть хорошим… что его можно было спасти. А верить в это было очень опасно. Пожалуйста, пусть я окажусь права насчет него, тихо молилась она. Пожалуйста, пусть он будет стоить риска. Он медленно наклонился назад, притягивая ее вниз за собой, пока они оба не улеглись на диване, переплетая ноги и обнимаясь друг с другом. Она устроилась головой на его вытянутой руке, смотря вверх на него с блеском в глазах. — Я уверен, что это не так здорово, как те Рождества, к которым ты привыкла… — Нет, — сказала она, перебивая его. — Нет, это прекрасно. По-другому, разумеется. Но замечательно. — Расскажи мне о них, — сказал он, заправляя выбившуюся прядь волос ей за ухо. — Я почти всегда проводила Рождество в доме своих друзей, — сказала она, вспоминая о временах в Норе. — Моя тетя тоже приходила. Она единственный родной человек, который у меня есть, так что нам было особо не с кем праздновать, пока мы не начали проводить каникулы с остальными. А их мама вязала нам всем свитера с нашими инициалами, и мы надевали их и вместе играли в игры, и… — она замолкла, с нежностью вспоминая моменты с друзьями, и на ее лице промелькнула улыбка ностальгии. — Все было довольно хаотично, но я не променяла бы это ни на что. Он кивнул, стараясь представить то, что она описывала. — Действительно, это звучит немного иначе. Авалон рассмеялась. — Двое моих самых близких друзей… братья-близнецы… они любили выяснять, кто из них провернет лучший рождественский розыгрыш. Однажды они наложили чары маскировки на вино и сделали так, что оно выглядело и было на вкус как горячий шоколад. Пару часов спустя мы все спотыкались о собственные ноги, и никто не знал, почему, пока они не признались в этом следующим утром. — Так вот откуда у тебя проблемы с алкоголем, — сказал Том с озорной ухмылкой. Она стукнула его по груди. — Эй, осторожнее, — серьезно сказала она, но сдержать улыбку ей удавалось лишь пару секунд, а затем она опять разразилась смехом. — Стоит признать, они повлияли на меня не лучшим образом. Они разговаривали час или около того — в основном она делилась с Томом своими любимыми праздничными воспоминаниями. После описания ему парочки розыгрышей Фреда и Джорджа, она быстро пришла к двум выводам: во-первых, что Том точно сошел бы с ума, если когда-либо встретился бы с близнецами, и, во-вторых, что близнецы, дай им шанс, были бы только рады превратить жизнь Тома в ад. Как только Авалон решила, что воспоминаний достаточно, она поспешно поднялась на ноги, объявляя, что срочно хочет сахарного печенья, и потащила Тома в сторону кухни. Ее внезапная тяга к сладостям словно пробудила в ней зверя, подумал Том про себя, пока Авалон торопливо тянула его через весь замок, чтобы добраться до пункта назначения. Он готов был поклясться, что никогда не видел, чтобы ее короткие ноги передвигались быстрее, чем в этот момент. Увидев на кухне двух домовых эльфов, с которыми она обычно разговаривала, Авалон побежала к ним и тепло обняла обоих, поздравив их с праздником. Том изо всех сил старался остаться в стороне, но Авалон заметила его молчание почти мгновенно и злобно смотрела на него до тех пор, пока он тоже не пробормотал: «Счастливого Рождества». После этого два эльфа тут же подбежали и обняли его, однако, к большому разочарованию Авалон, он довольно быстро стряхнул их с себя. Она терпеливо дождалась, когда эльфы принесут ей печенье, настаивая на том, чтобы Том тоже попробовал кусочек ради «духа Рождества». Нехотя он сдался, что, кажется, удовлетворило ее достаточно, чтобы закончить со сладостью и, пожелав эльфам доброй ночи, взять Тома за руку и вывести в коридор. — К тебе или ко мне? — спросила она. Он улыбнулся, находя забавным то, что она даже не потрудилась спросить, проведут ли они ночь вместе — это было просто данностью. — Ко мне, — ответил он и, взяв ее руку, повел их в направлении слизеринских спален. Том с невольным весельем смотрел, как она подошла ко входу в гостиную, произнесла пароль и, ворвавшись внутрь, устремилась в сторону его комнаты, не дожидаясь, пока он догонит. Как только они добрались до его комнаты, Авалон плюхнулась на кровать, устраиваясь поудобнее, сбросила свои туфли и отклонилась назад. Он последовал ее примеру, ложась рядом с ней и прижимая ее ближе к своему телу. По ее глазам он понял, что она собиралась задать ему вопрос, и, как на заказ, спустя пару мгновений она спросила: — Почему у тебя нет соседа? Он пожал плечами. — Вплоть до четвертого курса у меня были соседи. — Что случилось потом? — осторожно спросила она. — Они постоянно меняли школы, — сказал он и с лукавой ухмылкой на губах провел рукой вниз по ее бедру. — Полагаю, потом они сдались. Авалон прищурила на него глаза, вспоминая о том, как он говорил, что был ответственен за четыре смерти. — Ты же не… — Нет, конечно нет, — рассмеялся он. — Просто немножко их напугал. — Напугал? — усмехнулась она. — Я могу быть довольно устрашающим, когда этого хочу, — улыбнулся он, перекатываясь так, чтобы нависнуть над ней, и, поставив руки с обеих сторон от ее головы, наклонился вниз и поцеловал ее шею. — Да? — хихикнула Авалон. — Я в это не верю. — Не веришь? — спросил он, кладя палец ей на подбородок и наклоняя ее голову, чтобы она встретилась с ним взглядом. От игривого блеска, который она увидела в его глазах, ее сердце пропустило удар. — Нет, — сказала она, улыбаясь, когда он поцеловал ее губы. — По крайней мере, уже нет. — Как глупо с твоей стороны, — сказал он, губами касаясь ее уха. Она ухмыльнулась и обвила руками его шею, снова прижимая его к себе и встречаясь с ним губами. Устроившись пальцами в ее волосах, Том схватил ее за темные локоны и грубо оттянул их вниз, зарабатывая резкий вздох и прямой доступ к ее открытой шее. Не теряя времени, он припал ртом к ее горлу, зубами задевая кожу, и приступил к делу, оставляя на ней несколько свежих засосов. — В этот раз ты их не скроешь, — сказал он, прикусывая ее плечо и усмехаясь, когда она проскребла ладонями вниз по его рукам. Он нырнул рукой ей под спину, слегка приподнимая, а затем стянул ее свитер через голову. Она почувствовала, как он, при этом целуя ее ключицы и оставляя на своем пути следы зарождающихся синяков, начал возиться с ее лифчиком, собираясь его сорвать. Но не успел он это сделать, как Авалон обхватила его ногой и увлекла вниз на кровать, переворачивая их так, чтобы она смогла расположиться на его талии. — Кто-то сегодня нетерпеливый, — ухмыльнулась она. Она схватила воротник его джемпера и потянула на себя, наблюдая, как Том привстал ровно настолько, чтобы она смогла дразняще поцеловать его в уголок рта. Отклонившись назад, она заметила, что его глаза потемнели от похоти и жажды — той, которую она сознательно поощряла. Он попытался снова придвинуть ее к себе для поцелуя, но всего за мгновение до того, как его губы встретились бы с ее, она уклонилась от них, из-за чего он упустил намеченную цель и вместо этого поцеловал ее шею. Авалон почувствовала, как его губы, прижимаясь к ее коже, изогнулись в ухмылке, отражая такую же ухмылку на ее собственном лице, и потянулась к низу его джемпера, сдергивая тот через голову и небрежно отбрасывая в сторону, после чего встретилась с ртом Тома в жарком поцелуе. Она ощутила, как Том крепко положил одну руку на ее талию, другой рукой в то же время обвивая ее шею и притягивая ближе к себе, и почувствовала, как он зубами прихватил ее нижнюю губу. Она провела своим языком вдоль его, впрочем, ее пальцы оставались заняты, расстегивая его ремень. — И кто теперь нетерпеливый? — спросил он, на мгновение отстраняясь, чтобы посмотреть, как она успешно расправилась с ремнем. Авалон уже ощущала под собой его усиливающуюся эрекцию — не заметить выступ в его штанах становилось невозможно. Положив палец на его подбородок, она наклонила его голову, заставляя посмотреть себе в глаза, а затем качнула бедрами вперед и ухмыльнулась, услышав, как он издал слабый стон. Она плавно подалась вперед, двигая на нем бедрами, и прошептала ему на ухо: — По-прежнему ты. Он резко вдохнул, стараясь усмирить свое колотящееся сердце, когда ее пальцы начали расстегивать его брюки. За считанные секунды расправившись с пуговицей, она ненадолго покинула свою позицию на его коленях, чтобы стянуть его брюки и боксеры вниз. — Авалон… — начал он, но его мысли быстро оборвались, стоило ему почувствовать, как ее рука обернулась вокруг его длины. — Тс-с, — заглушая его фразу, прошептала она и немного перехватила его, медленно проводя ладонью вверх и вниз и сдерживая улыбку, когда услышала, как сбилось его дыхание. Ей безумно нравилось смотреть, как его руки отчаянно вцепились в простыни, а челюсть сжалась в попытке скрыть грозящий вырваться стон. — Просто сядь, — сказала Авалон, наклоняясь вперед и смотря ему прямо в глаза, — и расслабься, — закончила она, подмигнув. Прежде чем он успел сказать что-либо в ответ, она взяла его в рот, проводя языком вокруг головки. С его губ слетел низкий стон, а хватка на простынях усилилась, стоило ему увидеть, как Авалон похлопала ресницами, втягивая вокруг него щеки и медленно двигая головой вверх и вниз. Следя за тем, чтобы его глаза не отрывались от ее глаз, она начала с каждым соблазнительным покачиванием головы захватывать губами все большую и большую его часть. Он был слишком большим, чтобы полностью поместиться в ее рту, поэтому ее руки продолжали держать его у основания, двигаясь синхронно с губами. Она прошлась языком вдоль него, наблюдая, как Том с трудом сохранял самообладание. Ей было приятно видеть, как от ее прикосновений он терял контроль над собой — слишком уж он привык быть тем, кто владеет ситуацией. Она ускорила темп, продолжая сосать, пока Том с отчаянием не запустил руки в ее волосы и не попытался притянуть ее голову вперед. Но, прежде чем он смог получить желаемое, она быстро убрала свои губы от него, вместо этого поглаживая его длину ладонью, и переместилась выше, чтобы прошептать ему на ухо: — Главный сейчас не ты. — Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она лишь усилила хватку вокруг него, проводя большим пальцем по головке и заглушая его мысли его же безрассудным стоном. — Это проблема? — невинно спросила она, двигая рукой по его длине, пока говорила. Ему едва ли удавалось удерживать дыхание ровным, не говоря уже о том, чтобы формулировать слова, так что она усмехнулась и прикусила свою нижнюю губу, сказав: — Я так не думаю. Отстранившись, она еще раз встретилась с ним глазами, медленно спускаясь ниже по его телу и прокладывая поцелуями путь от его уха… к его челюсти… шее… груди… животу… бедрам… пока снова не оказалась там, где хотела быть. Когда она, облизывая губы и удерживая его взгляд, ухмыльнулась ему, он увидел в ее глазах лукавый блеск. За всю его жизнь еще никто не мог пленить его так, как пленяла она — все, что она делала, вызывало у него эйфорию. Он ни за что и никогда не позволил бы никому другому так захватывать контроль, но с ней — что-то настолько неописуемо соблазнительное было в наблюдении за тем, как темнеют ее глаза, когда она откинула свои волосы в сторону и взяла его в рот… что он не намеревался ее останавливать. По крайней мере, пока. — Блять, — прошипел он, когда она взяла его глубже, чем до этого, задевая заднюю стенку горла. Услышав его ругательство, она довольно промычала, и эта вибрация едва не свела Тома с ума. Он видел это в ее глазах — она начинала слишком привыкать к своему контролю над ситуацией. Как бы Том ни наслаждался, он не собирался позволять ей оставаться на главенствующей позиции. Так что, не медля больше ни секунды, он схватил ее за волосы и оторвал от себя, бросая на кровать. — Ты сводишь с ума, — прорычал он и стянул с нее юбку с колготками, торопливо кидая их в сторону, прежде чем снова забраться на нее сверху. Пожав плечами, она ухмыльнулась и сняла с себя лифчик, сказав: — Разве? — Абсолютно, — сказал он, входя в нее и стараясь удерживать дыхание ровным, когда она прикусила свою губу, а ее глаза грозили вот-вот закрыться. Он с легкостью проник в нее: ее возбуждение делало эту задачу простой. — Такая мокрая, а я едва к тебе прикоснулся, — прошипел он в ее ухо. Глубокими и жесткими толчками он начал двигаться внутрь и наружу, вынуждая Авалон закатить глаза от чистого экстаза. Ее ладони схватились за его бицепсы, отчаянно пытаясь держаться за что-то, когда он ускорил темп. Том наклонился вниз и поцеловал ее плечо, мгновение спустя прикусывая кожу. Когда он услышал стон, сорвавшийся с ее губ, его собственные губы искривились в ухмылке. Ее хватка на его руках усилилась, но он медленно провел своей правой ладонью вниз по ее телу, пока не проскользнул между ее ног, большим пальцем кругами поглаживая клитор и продолжая толчками входить в нее. Его движения подпитывались отчаянной потребностью в ней. Он навис ухом над ее ртом, слушая, как ее стоны становятся более случайными и менее контролируемыми. Все ее тело реагировало на его гипнотические прикосновения — начиная с того, как выгибалась дугой ее спина, и заканчивая тем, как скручивались пальцы ее ног. — Ты хочешь кончить, голубка? — спросил он пронизанным желанием голосом, посмотрев ей в глаза. Авалон кивнула, изо всех сил стараясь сохранять разваливающееся самообладание, и ее нижняя губа дрогнула. — Я тебя не слышу. Она рвано вдохнула, а затем на выдохе сказала: — Да. — Что «да»? — Да, пожалуйста, — проскулила она, и он в последний раз полностью проник в нее, прежде чем выйти, а с ее губ слетел отчаянный вздох. Она качнула бедрами вперед, находясь очень близко к своему финалу и отчаянно нуждаясь в том, чтобы его прикосновения довели ее до предела. — Очень плохо, — ухмыльнулся он, переворачивая ее и ставя на колени и ладони, лицом к зеркалу на стене. Когда она уже готова была взвыть от того, что он резко остановился, Том продолжил ровно с того момента, на котором прервался. Она попыталась закрыть глаза — ощущения переполняли ее — но он зарылся одной рукой в ее волосы, дергая ее голову назад, пока Авалон не оказалась вынуждена устремить взгляд на их отражение в другом конце комнаты. — Смотри на меня, пока я буду тебя трахать. Он убрал правую руку от ее волос, обвивая ее шею, и притянул Авалон наверх к себе, другой рукой надавливая на низ ее живота. Ее спина прижалась к его груди, и он ускорил темп. Толчки становились все более безудержными, и он понял, что приближается к собственной кульминации. Когда она почувствовала, как он сжал ее шею крепче, ей стало трудно дышать, и пальцы метнулись вверх, вцепляясь в него. Но она почти не могла сфокусироваться на этом — ее мысли были слишком затуманенными, чтобы беспокоиться о чем-то, кроме ощущения того, как он входит в нее все глубже и глубже, когда она уже давно считала, что он заполнил ее настолько, насколько возможно. — Ты выглядишь чертовски великолепно в таком виде, голубка, — выдохнул он, встречаясь с ней взглядом в зеркале. Он быстро сдвинул свою руку на ее животе ниже, вновь проскальзывая между ее ног, чтобы он мог кругами поглаживать ее клитор. Ее ноги тряслись — все ее тело грозило сдаться под его властью. Он знал ее тело достаточно хорошо, чтобы понимать, что она не сможет долго сдерживать свой оргазм, поэтому он лишь наклонился к ее уху и сказал: — Я хочу, чтобы ты смотрела, как теряешь контроль. После еще нескольких отчаянных толчков он почувствовал, как она сжалась вокруг него, издавая смесь стона, вздоха и крика, и, не отрывая глаз от отражения, кончила. В тот же самый момент он схватил ее за бедра и прижал к себе, кончая под блаженные звуки удовольствия, которые срывались с ее припухших губ. У него почти не было энергии выйти после всего, но как только он это сделал, они оба в беспорядке переплетенных конечностей, едва дыша, упали на кровать. Спустя пару мгновений глаза Авалон затрепетали, открываясь и уставшим, но обожающим взглядом встречаясь с его глазами, отчего уголки его губ приподнялись в слабой улыбке. Ему потребовалось немного времени, чтобы выровнять дыхание, прежде чем он смог заговорить снова: — Возможно, мне все-таки нравится праздновать Рождество.