Catharsis // Катарсис

Орион уставился на записку. Руки дрожали. В голове проносились миллионы мыслей. Но думать не получалось. Все нахлынуло разом: недоумение, страх, боль… злость. От одной лишь вероятности, что смерть его любимой — не просто несчастный случай, тело прожигала насквозь столь сильная ярость, какая не одолевала его никогда прежде. Не похожая ни на что. Не думая ни секунды, он запихнул записку в карман, схватил палочку и помчался в сторону туалета для девочек на втором этаже. Мира вокруг не существовало — он растворился во всепоглощающем отчаянии. Избегая чужого любопытства, Орион несся через весь замок, а воображение подкидывало самые худшие возможные сценарии развития событий. Но они не пугали его. Хуже стать не могло — просто некуда. Ему с трудом верилось, что жизнь может ранить его еще сильнее, чем ранила и так. Потому что терять было уже нечего. Ведущий к туалету коридор пропитывала зловещая тишина. В эту часть замка студенты старались не соваться – по крайней мере, последний год. Но Ориона это не волновало – он не боялся. Будь то храбрость или безрассудство, но страха он не испытывал. Он выяснит, что за чертовщина произошла с любовью всей его жизни, и ничто его не остановит. Потому что нет на свете ничего опаснее скорбящей души, и Орион знал это лучше кого бы то ни было. Руки сильным толчком распахнули двери уборной, и он осторожно вошел, не выпуская палочку из пальцев. Внутри оказалось пусто, лишь холодный сквозняк покалывал кожу. Ориона заозирался, отчаянно желая найти подсказку – хоть какой-то намек, – почему оказался здесь. Но, похоже, помещение действительно пустовало. Тишина была почти жуткой – словно воздух переполняли тайны, которые отчаянно рвались на свободу. Она не успокаивала и не давала времени на мысли. Как раз наоборот. В этом одиночестве вопросов стало только больше. Вопросов, ответы на которые Орион обязан узнать. Он так все не оставит. Сзади хлопнула, закрываясь, дверь, и Орион вздрогнул, резко обернулся. Никого. Зато за спиной, из-за высоких каменных раковин, раздались плавные шаги. – Ты никогда не мог устоять перед тайной встречей, да? Сердце упало в пятки. С ужасным предчувствием Орион развернулся и оказался лицом к лицу с человеком, которого когда-то называл другом. Трясущиеся пальцы потянулись в карман, достали записку. Орион неверяще уставился на Лестрейнджа. – Ты… – Что-то ты не рад меня видеть, – усмехнулся Лестрейндж, довольно взглянув на свою палочку, а затем приманил бумажку из его рук и моментально превратил ее в пепел. – На секунду я даже подумал, что мне придется ждать тебя весь день. – Какого хера тебе нужно, Лестрейндж? – прошипел Орион. Он не мог – и не хотел – скрывать отвращение в своем голосе, когда обращался к нему. – Ну разве так говорят со старыми друзьями? – охнул Лестрейндж с напускной обидой на садистском лице. – Я просто хочу поболтать, вот и все. – Мне не о чем с тобой разговаривать, – Орион направился обратно к двери. – Так ты не хочешь услышать, что же случилось с твоей подружкой? Сжав кулаки, Орион остановился и снова посмотрел на Лестрейнджа: – Даже не смей говорить о ней. Лестрейндж пожал плечами, в знак поражения поднимая руки: – Хорошо-хорошо. Без проблем. Тогда давай поговорим о нашей прекрасной подруге Авалон, м? – в его глазах таился сумасшедший блеск, который навсегда закрался в них с той ночи, когда Том его пытал. Словно Лестрейндж стал пустым. Бездушным. В нем не осталось ни капли человечности. Только обезумевшая тень того парня, каким он когда-то был. Орион крепче сжал палочку, но продолжил слушать: – Авалон, Авалон, Авалон… милая девочка… образованная… довольно храбрая… сильная. И обаятельная. Настолько, что ей, похоже, удалось вмешаться в ход самой судьбы. Я пытался остановить ее – правда, пытался. Возможно, если бы наш малыш Том не спас ее от боггарта, которого я смог на нее натравить, у нас всех стало бы гора-а-аздо меньше проблем. Ориона ошарашенно вытаращился на него: – Сукин ты сы… Лестрейндж потянулся в карман своей мантии, достал черный кожаный дневник Тома и поднял его так, чтобы Орион увидел: – Знаешь, что это такое? Кровь застыла в жилах. В тихом отрицании он замотал головой: – Но ведь Том его уничтожил… – Мог бы, – нездорово ухмыльнулся Лестрейндж. – По правде сказать, есть шанс, что если бы я не услышал, как вы вдвоем орали друг на друга в твоей комнате, у него бы даже получилось. Знаешь, когда обсуждаете важные дела, стоит использовать заглушающие чары, – еще шире ухмыльнулся он, указав на дверь. На Ориона накатила тревога – до него дошло, что уборная была заглушена изнутри. Никто снаружи их не услышит. – Так что в каком-то смысле я обязан жизнью твоей халатности. – Что ты имеешь в виду? – раздражение Ориона росло с каждой секундой. – Ты спас меня, действительно спас. Потому что я дал обет Реддлу. Я поклялся ему – поклялся своей жизнью! – что, если он когда-либо ослабнет, я возрожу его при помощи этого, – он помахал дневником и рассмеялся. Не весело – леденяще. По-злому. Безумно. Ориона замутило, стоило только подумать о всех тех годах, которые он провел, называя Лестрейнджа своим другом. – После того как я услышал ваш… разговорчик… я понял, что этот ублюдок попытается сам их уничтожить. Любовь, как ни крути, – это слабость. – Ты подменил дневник… – тихо произнес Орион, испепеляя Лестрейнджа взглядом. – Это было не так уж и сложно. Простая трансфигурация старой книги, пара проклятий сверху, чтобы сымитировать боль от уничтожения души, и… – он подмигнул, – … вуаля. Орион замолк на мгновение, пытаясь собрать мысли в кучу. От внезапных откровений в мозгах воцарилась каша, однако с каждой секундой все сильнее и сильнее поднимался в нем гнев, перебивая все остальное. – Зачем ты мне это рассказываешь? – Ты же хотел знать, что произошло с твоей девушкой? – он театрально вздохнул и покачал головой, смотря на дневник в своих руках. – Мне нужно было вернуть Реддла. Того, которого еще не испортила Хендрикс. Прежнего. Сильного. Который все еще здесь, – он похлопал по обложке дневника. – Но есть условие. Дневник требует плату… Жизнь за жизнь. Вместе с осознанием Ориона накрыло приливной волной ярости. Но, когда он хотел кинуться в атаку, смеющийся Лестрейндж оказался быстрее, бросив разоружающее. Собственная палочка вылетела из руки и упала под раковины, а палочка Лестрейнджа уставилась прямо Ориону в грудь. – Дневник требовал жертву, и мне пришлось выбирать, чью кровь я готов пролить. Не такой уж и сложный выбор, честно говоря. Вот я и решил, что Белл, которая думала, что достойна любви чистокровного, будет вполне сносным вариантом. И когда я привел ее к дикому Дромарогу в Запретном лесу, казалось бы, проблема была решена. Но к сожалению, выяснилось, что все не так легко, – он закатил глаза: – Даже дневник не принял ее грязную кровь. Скорее всего, ему нужна чистокровная жертва. Так что, думаю, я просто воспользуюсь предателем крови. Орион хотел его убить. И его не останавливало отсутствие палочки. Он убьет этого сукиного сына голыми, мать его, руками. Орион бросился на Лестрейнджа и опрокинул на пол с такой силой, что палочка и дневник вылетели прямо из рук последнего. Сцепившись в схватке, сил не щадил никто, потому что оба знали: это битва насмерть. В какой-то момент Лестрейнджу удалось уложить Ориона на лопатки и врезать кулаком в челюсть, но это едва ли выбило его из колеи. Он уставился на Лестрейнджа с такой жгучей ненавистью, что, казалось, мог убить этим взглядом. Лестрейндж попытался ударить еще раз, но неподдельное бешенство пробудило в Орионе зверя, который не успокоится, пока на его руках не появится кровь. Самоконтроль был утерян окончательно. Гнев поглотил Ориона, превращая его в самую безумную версию самого себя. И ему было безразлично. Он хотел видеть, как погаснет жизнь в глазах Лестрейнджа. – Ублюдок, – прорычал Орион, без особых усилий снова придавив его к полу: на сумасшедшем адреналине он с легкостью превосходил возможности вырывающегося Лестрейнджа – и собирался его убить. Замахнувшись, Орион со всей дури ударил Лестрейнджа по лицу, и нос тошнотворно хрустнул. Лестрейндж болезненно простонал, но в следующее мгновение Орион уже схватил его за плечи, чтобы затем яростно впечатать обратно в каменный пол. Его не волновало отсутствие палочки. Зачем палочка? Так даже лучше – свой конец Лестрейндж встретит самым диким, немагическим способом. Он не заслуживал легкой смерти. И Орион выпотрошит жизнь из его тела и заставить ублюдка заплатить за все, что тот натворил. Удар, еще один, еще, и еще. Под руками дробились кости, но Ориону было плевать – совершенно плевать. Он сотрет этого никчемного труса в порошок, даже если это будет последнее, что он сделает. Лестрейндж попытался вцепиться в челюсть Ориона, чтобы оттолкнуть, но у него не вышло. Напротив, Орион лишь переместил руки на шею Лестрейнджа и сжал еще крепче, выдавливая жизнь из этого бесполезного существа. Он видел, как в неподдельном страхе уставился на него Лестрейндж, который отчаянно сопротивлялся неминуемой смерти. Но каждый раз, когда тот пытался дать отпор Ориону, тот лишь усиливал хватку, а в горящих лютым огнем синих глазах все ярче становилась жажда увидеть, как Лестрейндж прохрипит свои последние слова. Злость оглушила Ориона, и все звуки померкли – только собственное сердце продолжало неистово колотиться. Он не слышал ничего. Ни тихих капель воды, стучащих о каменные плиты, ни попыток Лестрейнджа сделать рваный вдох, ни открывшейся позади двери, ни шагов, которые за этим последовали. – Инкарцеро! Веревки брошенного в спину заклинания мгновенно связали Ориона по рукам и ногам. Он попытался вырваться из пут, но от сопротивления они сжимались только крепче, пока движения Ориона не потеряли всякий смысл, и он упал на пол, исступленно извиваясь. У него получилось лишь повернуть лицо и увидеть, как к нему, не сводя с него палочки, медленно подходит Розье. – Ебаный ублюдок! – прокричал Орион; душу разрывала искренняя ненависть. Лестрейндж в бешенстве оттолкнулся от пола и сильно закашлялся, давая кислороду снова проникнуть в горящие легкие. Отдышавшись, он сплюнул на пол кровь и со злостью посмотрел на Ориона. – Долго ты, – Лестрейндж вытер рот рукой. Он поднял свою палочку и исцеляющим заклинанием залечил сломанные кости, заодно избавившись от уже наливающихся синяков. По пути к ближайшему зеркалу он выдал целую тираду, но потом облегченно выдохнул: в отражении его встретила любимая картина – собственное безупречное лицо. – Очевидно, я как раз вовремя, – прохладно ответил Розье, смотря на Ориона с презрением. Он потянулся в карман, достал маленький зеленый флакон и кинул Ксавьеру, который поймал его в воздухе. – Только доварилось. Сердцебиение Ориона ускорилось, когда он периферийным зрением увидел зелье в руке Лестрейнджа, но чем сильнее он пытался вырваться на свободу и встать на ноги, тем жестче связывали его веревки. Ксавьер с безжалостной ухмылкой посмотрел на зелье. – Досадно, правда досадно. Ты мог бы прожить неплохую жизнь, Эйвери. Но ты бросил все ради грязнокровки, – упиваясь ненавистью, с которой Орион на него смотрел снизу вверх, он медленно подошел к нему, и губы искривились в еще более довольной и сумасшедшей улыбке. – Заткни свой блядский рот, – прорычал Орион, не оставляя попыток вырваться из опутывающих его веревок. Лестрейндж усмехнулся и медленно присел перед ним, прежде чем сказать: – Слышал бы ты, как она кричала, зовя тебя, – в этот момент Орион плюнул Лестрейнджу в лицо, с трудом дыша. Лестрейндж отпрянул и вытер лицо с отвращением и взглядом, не обещающим ничего хорошего. А в следующую секунду потянулся в карман и, достав помолвочное кольцо Клары, бросил его на пол перед Орионом. – Ничего более жалкого я в жизни не слышал. И это была последняя капля. Капля, которая сломала Ориона Эйвери безвозвратно. Потому что именно в этот момент его накрыло невыносимое осознание, что Клара умерла из-за людей, которых привел в ее жизнь он. Люди, которыми он сам себя окружил, убили любовь всей его жизни – и это правда разрушала его куда сильнее, чем сам факт смерти Клары. В уголках глаз показались слезы, но сложно было сказать – от отчаяния, гнева или чистой безнадежности. И при виде стекающих по щекам Ориона капель в бездушных глазах Лестрейнджа вспыхнула самоуверенность. – Незачем плакать. Твоя смерть будет даже близко не такой отвратительной, как ее. К счастью для тебя, мы не идиоты. – Еще одна загадочная смерть вслед за гибелью Белл и нападением боггарта на Хендрикс вызовет слишком много подозрений, – абсолютно безэмоционально пояснил Розье. Лестрейндж медленно открутил крышку зелья, смотря на нее так, будто в ней таился ответ на все его молитвы. – Как считаешь, что подумает Хендрикс, узнав о твоем… самоубийстве? – Это ни за что не сойдет тебе с рук, – проревел Орион, хотя он уже бросил попытки вырваться из крепких веревок. Он попробовал приманить отброшенную палочку, но без опыта в невербальной магии ему оставалось лишь беспомощно пялиться на нее, так и не сдвинувшуюся с места. А над головой словно все сильнее сгущалось угрожающее, зловещее облако. – Слышал, Адонис? – охнул Лестрейндж, с деланным испугом поворачиваясь к другу. – Нам конец! Розье шагнул вперед, крутя палочку в руках: – И кто, по твоему мнению, нас остановит? – Может быть, Реддл? – пожал плечами Лестрейндж. Потом он снова повернулся к Ориону, и губы в очередной раз изогнулись в знакомой высокомерной улыбке. – Если, конечно, ему выпадет возможность до того, как умрет он сам, – рассмеялся он. – Ты ведь не думал, что мы позволим этому трусу жить? Он выбрал свою сторону, как и ты. Как только прежний Реддл возродится, нам останется лишь подождать подходящего момента, чтобы… заменить его. – Гори… в… аду… – выплюнул Орион, отказываясь отступать под давлением Лестрейнджа. Тот пожал плечами и, не переставая улыбаться, сказал: – Буду иметь в виду… Империо.

----

Авалон сидела с Томом на его кровати, опустошенно смотря вперед. Она не могла перестать думать об Орионе. Ей хотелось не трогать его, как он и просил, но в то же время она лучше, чем кто-либо другой, знала – такая скорбь могла оказаться непосильной, если разбираться с ней в одиночку. – Нам стоит проверить, как он, – пробормотала Авалон и неровно встала, больше неспособная сдерживаться. Том поймал ее за запястье. – Он сказал, что хочет побыть один, – таким же подавленным голосом напомнил он. – Нам стоит дать ему немного личного пространства, разве нет? – Ну, разумеется, он так сказал, – она прикусила щеку. – Но никто на самом деле не хочет быть один. Нам лучше оставаться рядом. Том кивнул и, вздохнув, двинулся вслед за Авалон на выход. Они медленно прошли по коридору и остановились около двери Ориона, а затем Авалон тихо постучала. Ответа не последовало, поэтому она приложила лицо к двери и осторожно позвала: – Орион? Но ничего не произошло. Она растерянно посмотрела на Тома и аккуратно открыла дверь сама. В комнате оказалось пусто. Авалон заметила на полу разбитую награду, но в остальном – все оставалось нетронутым. А та часть комнаты, что принадлежала Акселю, так и вовсе до сих пор была в безупречном состоянии – похоже, ему еще только предстояло вернуться в комнату после вскрывшейся правды об Орионе. – Его здесь нет, – в животе Авалон скрутился беспокойный узел, и она повернулась к Тому. Заметив ее безумный взгляд, Том тут же притянул ее в свои объятия и положил ладонь на щеку, пытаясь успокоить. – Скорее всего, он захотел подышать свежим воздухом. Но мы можем пойти его искать, – предложил он, хотя в голосе не доставало привычной уверенности. Похоже, что таинственное отсутствие друга довело до предела и Тома. Она кивнула, стараясь подавить тревогу. Впрочем, безрезультатно. Что-то в этом всем казалось чудовищно неправильным, и отогнать страх у Авалон не получалось. Они с Томом быстро покинули слизеринскую гостиную и кинулись искать Ориона по всему замку. Они проверили каждый уголок, куда он только мог пойти. Сходили в теплицы. Пусто. На квиддичное поле. Пусто. На кухню. Пусто. В Выручай-комнату. Пусто. В каждом месте, которое они проверяли, их встречала лишь пустота. И с каждой секундой Авалон чувствовала, как тревога нарастает все сильнее и сильнее. Чувствовала: что-то не так. Хотя в каком-то смысле не так было все – это она знала. Но здесь чуялось другое. Что-то, что она не могла определить, но чего точно стоило бояться. А еще больше ее пугало беспокойство, которая она видела в Томе. Потому что для человека, который редко показывает свой страх, он выглядел очень встревоженным. Они не прекращали поиски и прочесывали каждый уголок, о котором только могли подумать. Секунды превращались в минуты, минуты в часы, но Авалон и Том не сдавались. Они столкнулись с Зельдой. На их вопрос, не видела ли она Ориона, та не смогла ответить ничего нового. И они принялись расспрашивать других студентов – в отчаянии пытаясь найти хоть кого-то, кто его видел. Пусто. Они так ничего и не нашли. Несколько студентов вспомнили, что видели, как он покидал свою комнату, но, куда он пошел дальше, они не представляли. Так что Том и Авалон опять остались ни с чем. Они остановились ненадолго около лестницы, пытаясь собраться с мыслями, чтобы подумать, где еще можно было бы поискать. Том стоял к Авалон лицом, спиной повернувшись к ступенькам, и держал ее руку. – Все будет хорошо, – сказал он. – Я уверен, он просто… Но он оборвал себя на полуслове, когда увидел, как она прищурилась, заметив что-то позади него. Она медленно выглянула из-за его плеча, силясь разглядеть это что-то. А когда разглядела, моментально побледнела. Два хмурых целителя аккуратно спускались по лестнице, держа в руках носилки, накрытые белой тканью. А из-под нее свисала безжизненная рука… на которой все еще виднелась желтая бабочка. Мир потерял все краски. Авалон не слышала, как зовет ее Том, и не видела ничего перед собой. Она рухнула на колени, и из горла вырвался душераздирающий крик. Ее безудержная агония разбила все лампы в коридоре на миллионы осколков: боль разом навалилась на нее, и Авалон выпустила ее. Потому что больше сдерживаться она не могла. Отчаяние победило.