Catharsis // Катарсис

Авалон сталкивалась с горем далеко не раз. Но ничто не могло сравниться с тем, как разорвалась на части ее душа при виде безжизненной руки Ориона, что свисала с накрытых тканью носилок. С нечеловеческим криком Авалон рухнула на колени, и в этот же момент лампы в коридоре разбились, осыпаясь на пол острыми осколками. Она потеряла контроль. Над своей выдержкой. Над болью. Над собой. Над своей магией. Вся боль, которую Авалон когда-либо испытывала, накатила на нее резко и безжалостно, стоило только увидеть неподвижное тело Ориона. Все старательно подавляемые эмоции хлынули на нее с новой силой, испепеляя изнутри. Боль от смерти Ориона. От смерти Клары. Смерти Гарри. Фреда. Сириуса, Ремуса, Тонкс, Лаванды, Седрика… Смерти Дамблдора. Смерти Добби. Пыток Гермионы. Собственных пыток. Воспоминаний о войне. Непонимания, где находится тетя. Где находится Рон. Кто выжил, а кто нет. Воспоминаний о том, как тела друзей демонстративно несли через улицы. О том, как прислушивалась к радио и слышала имена союзников в списках убитых. Больше сдерживаться она не могла. Не могла. Потому что, какой бы сильной Авалон ни была, она достигла предела. Собственных криков она не слышала, впрочем, одного только горящего горла хватало, чтобы понять, насколько сильными они были. И хотя всю ее неистово трясло, Авалон не могла перестать смотреть на тело своего лучшего друга. Будто она вмиг потеряла частичку себя. Волной безудержного горя сильнейшая стихийная магия прорвалась через Авалон, и пол под ногами задрожал, а по камням пошли трещины. Она не видела ничего вокруг, не чувствовала Тома, который, моментально упав на колени рядом, пытался успокоить. Том боялся. Но не ее — за нее. Авалон так крепко сжала кулаки, что из-под беспощадно впившихся в ладони ногтей просочились багровые капли. Взгляд ее совершенно опустел, и за ним нельзя было различить никакого проблеска жизни, а вены на руках медленно приобрели ужасающий чернильно-черный цвет. — Авалон, прошу, посмотри на меня, — взмолился Том, пытаясь отвлечь ее внимание от тела Ориона. Но она не слышала. В ее голове царил хаос, а мир вокруг просто исчез. И тут Том увидел, как вдруг начали чернеть и вены под ее глазами, и его охватил ужас — такой ее он не видел никогда. Ему доводилось читать о волшебниках, которые из-за слишком сильного горя теряли контроль над своей магией, но никогда этого не происходило с кем-то, кого он знал. Смотреть, как Авалон поглощает собственная сила, было жутко. Потому что он знал, что она в опасности. Том попытался обнять ее, но от малейшего касания его обожгло. Уже дважды Авалон умышленно обжигала его, но этот раз был другой. В этот раз она ничего не контролировала. И ожог оказался невыносимым. Том в ужасе уставился на ее кожу, которая начала жечь сама себя — оставляя волдыри и красные пятна. Медленно, по крупицам, агония пожирала Авалон заживо. Уничтожала ее изнутри, и Авалон ничего не могла сделать. Она разрушалась прямо у него на глазах, а он оказался абсолютно бессилен. — Голубка, прошу, — умолял он. Ему просто нужно было, чтобы она на него посмотрела — но Авалон была уже не здесь. Вокруг постепенно собиралась толпа зевак, услышавших крики и почувствовавших тряску под ногами. Из толпы выбежала мадам Бардо, которая тут же поспешила к Тому и Авалон. — Святые небеса, — тихо прошептала она, потрясенно смотря на пару. — Авалон, милая, послушай… Но Авалон лишь истошнее закричала от боли. Магия внутри нее уничтожала физически. Авалон медленно перевела взгляд на Тома, но на лице ее застыл страх. Потому что она не могла остановить то, что с ней творилось, и не знала, что делать. — Все будет хорошо, — Том постарался подавить тревогу в своем голосе, когда потянулся к ней и взял за руку. Кожу моментально обожгло, но он изо всех сил не думал о боли и позволил Авалон сжать его руку в ответ. Отчаянно. Испуганно. Целительница оперативно достала палочку и указала на Авалон. А потом все исчезло. Осталась только всеобъемлющая пустота. Том успел подхватить Авалон, не дав упасть на пол. От успокоительного заклинания мадам Бардо ее кожа быстро остыла. А в коридоре ошарашенно зашептались люди, которые теперь разглядели не только Авалон, но и Ориона. И, когда Том медленно оторвался от погруженной в искусственный сон Авалон, ему все-таки пришлось посмотреть на двух целителей, которые продолжали спускать носилки по лестнице, пробираясь сквозь скапливающуюся толпу. Он слышал шепотки вокруг, но старался их игнорировать. Не хотел их слышать. Потому что знал, что они говорили, и не готов был об этом думать. «Орион Эйвери мертв».

----

Всхлип. Авалон проснулась от того, что кто-то хлюпал носом. Когда она открыла глаза, то заметила Зельду, которая сидела на краю кровати и пыталась вытереть слезы платком. На другом краю расположился Том — он держал Авалон за руку и поглаживал. Поняв, что она проснулась, оба сразу взглянули на нее, но лица у них оставались поникшими. — П-привет, — запнулась Зельда и попыталась выдавить улыбку. Однако ее покрасневшие глаза говорили лучше всяких слов. Какая-то часть Авалон очень хотела верить, что, когда она проснется, все случившиеся окажется просто кошмаром. Как выяснилось, желание это было слишком уж оптимистичным. Потому что не видеть столь сильную тоску у Зельды и Тома было невозможно. Все сложнее и сложнее в последние дни становилось отличить кошмары от реальности. — Что произошло? — прохрипела Авалон, с трудом заставив голос слушаться. — У тебя… случился выброс стихийной магии, — тихо объяснила Зельда. — Она чуть не убила тебя. И чтобы ты не навредила самой себе, целителям пришлось тебя усыпить… Ты была в отключке где-то пять часов… — Нет, — оборвала ее Авалон. — Что произошло?— повторила она, прищурившись. Авалон спрашивала об Орионе — и они оба это знали. Но ни Том, ни Зельда не хотели ей говорить. Том с Зельдой переглянулись, словно боялись начать. Авалон ненавидела этот взгляд. Ненавидела, что они оба продолжали молчать. Ненавидела не знать, что происходит, и не иметь возможности это исправить. — Просто скажите, — в ее голосе слышалась тревога с примесью раздражения. — В его… — начал Том, но затем сделал глубокий вдох, прежде чем заговорить снова, — в его организме обнаружили яд. Заключили, что он принял его сам. — Нет, — Авалон замотала головой, а из глаз брызнули слезы. — Он не мог… он… он не… нет… Он не стал бы… Нет. Не в силах смотреть на нее, Том потянулся в карман, достал аккуратно сложенный лист бумаги и неохотно протянул его Авалон. — Это нашли на его теле. Авалон медленно перевела взгляд на лист и подрагивающей рукой схватила его. Аккуратно, чтобы ни в коем случае не надорвать края, она разложила бумагу и пробежалась по короткому посланию: «Моим друзьям и семье — Простите, что не смог быть достаточно сильным». Это был его почерк. Но она лишь замотала головой. — Нет, — выдохнула она. Она не могла оторвать взгляда от бумаги. На ней расплывались мокрые пятна от слез. — Нет… он не стал бы… Не стал бы… Так ведь? Но она не могла перестать думать о событиях последних дней. Орион потерял любовь всей своей жизни. Вторую половину его души нашли мертвой, и у него даже не было шанса попрощаться. Друзья его детства — люди, которых он годами называл своими братьями, — обернулись против него вместо того, чтобы утешить. И его родители… родители тоже явно были разочарованы новостями о его отношениях. Орион в считанные дни потерял все. Авалон сдавленно всхлипнула, и слезы опять потекли по лицу. Она оглянулась, а перед ней как наяву всплыло воспоминание о теле Клары, которое лежало в этом же самом помещении вчера. И как бы сильно Авалон ни пыталась не думать об этом, она знала, что пару часов назад здесь скорее всего было и тело Ориона. В больничном крыле вдруг стало слишком душно. — Мне нужно уйти отсюда, — немного запинаясь, объявила она и попыталась подняться с кровати. Том тут же подхватил ее, помогая не упасть и останавливая. — Тебе нужно отдохнуть, голубка, — его голос был ровно таким же измотанным, как и ее. — Нет. Мне нужно убраться отсюда подальше, — повторила она, а по лицу продолжали течь горячие слезы. — Убраться! — мадам Бардо быстро подбежала, услышав шум. — Я здесь не останусь! — в бешенстве заявила Авалон и встала, игнорируя возражения остальных. — Милая, тебе нужно успокоиться, — мягко попросила мадам Бардо, взяв ее за запястье. Но Авалон вырвалась и гневно оглядела всех вокруг. Когда они все сделали шаг вперед, ей стало нечем дышать. Слезы не переставая бежали по щекам, капая на пол водопадом разбитого сердца. Мир закружился. Мадам Бардо сделала еще один шаг вперед, опять медленно потянувшись за палочкой — взгляд Авалон становился все более и более потерянным. Внутри, угрожая вот-вот взять над ней верх, бурлила горечь утраты. И когда целительница подошла еще ближе, Авалон снова болезненно прокричала и схватилась руками за голову, скручиваясь, когда порыв силы оттолкнул всех троих назад. Том понимал, что она опять теряет контроль. Он видел, как мадам Бардо приготовилась уже погрузить Авалон в сон, но не дал этому случиться. Авалон задыхалась в собственном плаче, но Том осторожно приблизился к ней, подняв руки, чтобы она понимала, что он не пытался применить к ней никакую магию. — Голубка, прошу, — тихо сказал он. — Посмотри на меня, — когда ее взгляд встретился с его, сердце Тома защемило от того, какой разбитой она действительно выглядела. Но вряд ли он сам выглядел сильно лучше. Медленно он подходил ближе и ближе и облегченно выдохнул, когда она позволила ему сократить расстояние между ними. Он нежно положил ладонь на ее щеку, большим пальцем вытирая слезы. — Я люблю тебя, — сказал он так тихо, чтобы слышала только она. На мгновение показалось, будто здесь были только они, и он заметил, как ее взгляд на долю секунды снова стал осмысленным. Потерянность ушла, сменившись чистым отчаянием, когда Авалон тихо сказала: — Мне нужно уйти… пожалуйста. Он кивнул, поцеловав ее в макушку. — Хорошо, — согласился он, прежде чем жестом ненадолго подозвать Зельду, чтобы та побыла с Авалон, пока он разговаривает один на один с мадам Бардо в углу больничного крыла. Авалон смотрела, как они беседуют, пока Зельда обнимала ее, но не слышала слов. Спустя несколько мгновений Том подошел к ней уже без целительницы и сказал: — Пошли. — Отведи ее в нашу комнату, — слабо улыбнулась Зельда. Она знала, что Авалон не захочет сейчас быть в слизеринких подземельях. Они стали бы слишком сильным напоминанием о ее утрате. — Думаю, я… переночую с Джейн. — С тобой все будет в порядке? — спросил Том. — В ближайшее время вряд ли такое можно будет сказать хоть про кого-то из нас, — заметила Зельда. — Но вам не стоит обо мне беспокоиться. Поберегите себя, пожалуйста. — Я люблю тебя, — Авалон шагнула вперед и слабо обняла подругу. Очень ясно, лучше кого бы то ни было, она осознала, насколько важно говорить эти слова людям, пока не стало слишком поздно. — Я тоже тебя люблю, — ответила Зельда. — Давай. Она ушла первой, а Том и Авалон — вскоре после нее. Шли они в тишине. Сил говорить не оставалось даже у Тома, и, пока они направлялись к башне Когтеврана, он лишь не переставал обнимать Авалон. Замок казался полупустым. После новостей о смерти Ориона почти все разошлись по спальням. Потеря сразу двух студентов всего за два дня обрушилась на Хогвартс ужасающим покровом застывшего в воздухе траура. Мало кому хотелось отходить далеко от своих комнат. Том и Авалон остановились у двери с ручкой в виде орла в ожидании загадки. «Чем ее больше, тем меньше вы видите. Кто она?» — Тьма, — ответил Том. Дверь со скрипом распахнулась, и они вошли. Гостиная тоже была почти пустой. Лишь несколько первокурсников сидели на диване — молча. Жуткая тишина действовала на нервы, и Том быстро повел Авалон в ее комнату, надеясь, что в уединении ей станет чуть спокойнее. Оказавшись внутри, Том запер дверь. А Авалон моментально остановилась взглядом на окне, из которого открывался ночной пейзаж. Она могла думать лишь о том, как Орион через это самое окно залетал к ней и врывался в комнату. Он спотыкался о подоконник, а губы растягивались в глупой улыбке, и глаза сверкали, словно тысячи звезд. Голова снова начала кружиться. Он должен быть здесь. Живым. Здоровым. Но не был. Как и Клара. Их больше не было. Их обоих больше не было. В глазах опять защипало. Вместе с тоской на Авалон навалился гнев, и она подорвалась к прикроватной тумбочке и открыла ящик. Том увидел, как она достала маленький золотой маховик времени. — Мы должны все исправить, — нетвердо произнесла она. — Авалон… — Мы… мы обязаны все исправить, — повторила она, прокручивая маховик времени назад и безнадежно смотря на него. Но ничего не произошло. Он не сработал. И Авалон знала, что не сработает, но где-то в глубине души все равно надеялась, что Орион ошибся, когда сказал, что этот маховик может перенести только в будущее. Пальцы задрожали. Бесполезность вещицы в руках раздражала, и Авалон сильнее всего на свете захотелось просто бросить ее в стену и разбить на крохотные осколки. Она продолжала крутить маховик назад, в прошлое, но без толку. И ей оставалось лишь едва слышно повторять: — Мы должны все исправить… Том подошел, аккуратно забрал маховик из ее рук и положил его обратно на тумбочку. А затем обнял Авалон и не отпускал ее, пока она рыдала и вся дрожала, пытаясь хоть как-то принять суровую реальность. Орион и Клара погибли, а она не могла отмотать время назад, чтобы все исправить. Время. Ужасное явление. Том заботливо снял мантию с ее плеч, накинул на спинку стула и повел Авалон к кровати. Поднял одеяло и подождал, пока она под него заберется. А устроившись рядом, тепло обвил руками ее дрожащие плечи. Слезы Авалон все никак не хотели останавливаться. Было больно. От всего. Болело сердце. Болела душа. Очень, очень сильно. Но, когда Авалон положила голову на грудь Тома, от его сердцебиения дыхание, пусть и совсем немного, но успокоилось. Какое-то время они сидели в тишине. Никто не подходящих слов — их и не существовало. Потому что никакие слова не заставят боль уйти. Авалон привыкла терять близких людей. Но в смерти Ориона было что-то чудовищно несправедливое… Авалон не могла ее осознать. Ее друзья добровольно сражались на войне и готовы были там умереть. Все они рисковали своими жизнями, но верили, что причина того стоила. Знали, что могут умереть в любую секунду, — и принимали это. Они подписывались на это. И, как бы сильно их смерти ни ранили ее, Авалон понимала, что абсолютно каждый из них был готов умереть ради общей борьбы. Но Орион и Клара… они не воевали. Не были солдатами. Не были бойцами. Они были влюбленными. Влюбленными, которым очень не повезло. Вселенная не дала им ту концовку, которую они заслуживали. И это сводило Авалон с ума сильнее всего. — Его нет, — голос звучал очень слабо. — Их просто… нет, — она вспомнила один из своих последних разговоров с Орионом, и слезы опять начали душить ее. — Он… он сказал мне, что не может жить без нее, а я… я не думала, что он действительно… мне стоило бы… я… я просто оставила его одного и… — Тшшш, — вздохнул Том удрученно и поцеловал ее в макушку. — Не думай так. Ты не могла знать. Никто не мог, — но сам он тоже не мог хоть на минуту перестать винить себя за то, что не остался с Орионом подольше. Том гладил Авалон по волосам, держа ее ближе к себе, и невидяще смотрел на стену. Спустя какое-то время Авалон чуть отстранилась, чтобы положить ладонь ему на щеку. Том посмотрел ей в глаза. — Как ты? — мягко спросила она. — Я… — он затих, пытаясь облечь свои чувства в слова. Он не совсем представлял, что ответить. Боль в его груди просто не поддавалась описанию. То была тупая, словно отравляющая всю душу боль, но даже эти слова не передавали ее в полной мере. — Такого не должно было случиться с ними. Они не заслужили. Не заслужили. И Авалон, и Том это знали. Она вздохнула и снова прижалась к нему, растворяясь в горе. Слезы не заканчивались — волна за волной они возвращались и топили ее во всепоглощающей печали. Чувства казались слишком невыносимыми. Но, лежа с Томом на кровати, Авалон позволяла себе плакать в его грудь. Вокруг опять застыла тишина, но все внимание Авалон приковала к себе не она, а маленькие капли, которые упали ей на макушку. Авалон подняла взгляд и заметила на щеках Тома блеск мокрых дорожек. Нахмурив брови, он со злостью потер глаза и пробормотал: — Такого, мать вашу, не должно было с ними случиться. И Авалон вдруг поняла, что Том никогда раньше не терял человека, который ему дорог — некого было терять. Поэтому она осторожно вытерла его слезы и вздохнула, крепко обнимая его, а он в ответ притянул ее ближе. Черт знает, сколько времени прошло. Они просто держали друг друга и пытались понять жестокость этого мира. Том поймал себя на том, что задается вопросом, каким образом Авалон терпела эту боль так много раз. Это было мучительно, страшно и разрушительно. А она справлялась снова и снова. Хотел бы Том, чтобы ей никогда больше не пришлось такое испытывать. И ненавидел, что не мог забрать у нее это чувство прямо сейчас. Она выглядела такой потерянной… такой сломленной. Он сделал бы что угодно, чтобы ей помочь, но не знал как. И ему оставалось лишь держать Авалон, когда она прошептала: — Я так устала терять людей, которых люблю… — Том ясно видел, насколько она вымотана. Вся эта скорбь сильно сказалась на ней, и Авалон оказалась целиком и полностью… опустошена. На ее лице промелькнул страх, и она тихо попросила: — Скажи, что я тебя не потеряю. — Я никуда не уйду, — заверил он ее, заправляя прядь ее волос за ухо. — Я всегда буду рядом. Каждую секунду нашей вечности. Голос Авалон был настолько хрупким, что Том едва расслышал, когда она заговорила: — Каждый раз, когда мне кажется, что вселенная уже забрала у меня все, она находит способ украсть еще больше. И… Я не могу. Я не могу и дальше проходить через это все, Том, я… Стоит мне только подумать, что больнее быть не может… становится больнее. Больнее и больнее с каждым разом, и… Я не знаю, сколько еще я могу потерять, — мотнув головой, она гневно вытерла собственные слезы. — Я скучаю по ним. Я скучаю по Ориону… по Кларе. моим друзьям… учителям… по всем. Я… я очень сильно по ним скучаю и не могу… я больше не могу. — Тогда, может, пришло время тебе вернуться, — слова вылетели из его рта быстрее, чем он сам успел осознать. Авалон в замешательстве посмотрела на него, и он взял ее руку в свою и сказал: — Ты пришла сюда, чтобы спасти близких людей от войны, которая теперь никогда случится… если ты вернешься в свое время, все они будут там. Живые. — Я не могу тебя оставить, — заявила она. — Тебе и не придется, — отрезал он. — Я могу отправиться с тобой, — Том заметил, что она сомневается, и поцеловал ее ладонь. — Мой дом там, где ты, — и куда бы ты ни пошла, я пойду следом. — Том… — Ты справилась с задачей, ради которой ты здесь, — мягко напомнил он. — И теперь можешь уйти и воссоединиться с теми, кого потеряла. Не нужно нести все на своих плечах. Мы можем вернуться. Они могли вернуться. Эта мысль в равной степени воодушевляла и ужасала. Сейчас Авалон хотела убраться из этого времени как можно дальше. Ей невыносимо было ходить по коридорам, зная, что в них она наткнется на людей, которые оставили Ориона в тот момент, когда он сильнее всего в них нуждался. Как она могла просто взять и пойти на уроки, если те самые люди, что довели его до края, будут сидеть там и улыбаться? От одной только мысли становилось тошно. Но Авалон не знала, что ждет ее в будущем. — Мне страшно, — призналась она, хотя голос немного подвел. — Мне страшно, что… они уже не будут меня знать. Или что кого-то из них вообще не будет существовать… Я не знаю, как сильно все изменится теперь, без войны. И…. когда я думаю, что останусь единственной, кто все помнит… — от страха в ее голосе сердце Тома разбилось. — Мне страшно. — Тебе не обязательно решать прямо сейчас, — он с нежностью поцеловал ее губы, прежде чем отстраниться и посмотреть в глаза. — Но, если хочешь, мы можем оставить всю эту чертовщину здесь и вернуться туда, где твой настоящий дом. Она посмотрела на него с таким обожанием, что Том понял: он пойдет за ней хоть на край света. — Я тебя люблю, — прошептала она. — И я тебя, — ответил он. И каким-то образом эти три слова успокоили сердца обоих — пусть и совсем немного.