Сказание о белой волчице

В эту осеннюю ночь над южным городом Рифтеном разгулялась буря. Дождь лил сплошной стеной, а старики поговаривали, что не видали подобного уже лет пятьдесят. Несчастные стражники, что несли караул у городских стен, кутались в плащи и с тоской смотрели на яркие огоньки тёплых домов, проклиная непогоду. Особенную же зависть у них вызвали четверо путешественников, что только что миновали северные ворота города, ведь сейчас их путь мог лежать лишь в одно место — в таверну «Буйная фляга», где всегда есть тепло очага, море выпивки, хорошо прожаренное мясо, тёплая постель и даже приятная компания. Судя же по бывалому виду приключенцев, денежки у них однозначно водились. Дверь в таверну со скрипом отворилась, пахнув в лицо путников жаром и дивно пахнущей похлёбкой. Мало кто знает, что такое после тяжёлого пути через грязь и слякоть очутиться наконец в тепле и комфорте. Окончательно оттерев сапоги от грязи, глава путешественников, мечник Бьёрн ещё шире приоткрыл дверь, внезапно низко поклонившись. — Дамы вперёд. Фыркнув, первой в таверну вошла невысокая статная женщина и хмуро опустила намокший капюшон. Даже проделав столь серьёзный путь по непогоде, она умудрялась выглядеть как королева. Зоркие голубые глаза, мягкие по меркам северных народов черты лица мгновенно выдавали в ней уроженку Хай Рока, а длинная синяя роба и тисовый посох свидетельствовали, что она не чужда магии, а возможно имеет отношение к Коллегии Винтерхолда, а то и к самому Синоду. Следующим, чуть не ударившись головой о косяк двери, в помещение протиснулся здоровенный ящер. Красно-зелёная кожа, два притороченных к поясу топора и внушительные габариты говорили о том, что с ним лучше не связываться. Таверна в это время была битком набита народом, в основном местными. И если на магичку уставились почти все без исключения, то встретиться взглядом с аргонианином никто не решался. — Аймон, тебе особое приглашение нужно? — Раздалось с улицы. Глава искателей приключений, красивый улыбающийся норд средних лет, наконец, также переступил порог таверны, всё ещё продолжая смотреть в тёмный дверной проём в ожидании последнего члена отряда. — Да тут я тут. Просто там… в общем … — невысокий парнишка с как будто бы ещё детскими чертами лица, озираясь, вошёл в таверну. Он был самым невысоким среди всех, что неудивительно для лесного эльфа. — Всё, Аймон, хватит. Ты посмотри лучше, какая тут красота. — Бьёрн засмеялся и ударил малого по плечу, желая подбодрить. — Сплошные толпы, да нам тут сесть некуда будет. — Скривила губы бретонка. — Лучше сразу пошли к ярлу. — Я этим займусь. — Внезапно шепящим голосом заявил аргонианин Декс, направляясь к хозяину таверны. Через несколько минут все путники уже вовсю вкушали гостеприимство Рифтена. Они были так голодны, что набросились на еду, практически не разговаривая. Лишь босмер продолжал как-то странно коситься на дверь, а затем резко поднялся и под удивлённые взгляды посетителей поспешил наружу. Буквально через пару минут дверь снова отворилась и на пороге снова оказался Аймон, но уже с каким-то странным промокшим насквозь стариком. — Эээ, малой. Гони этого проходимца прочь! — Внезапно запротестовал хозяин гостиницы Векел. — Побирается тут. Ему и на улице неплохо. — Да как вы можете? Он же … — начал обескураженный Аймон. Его уши встали торчком от волнения. — Ладно вам, мы за него отвечаем. — Вдруг заявил Бьёрн. — Нашего Аймона не переделать, а настроение у меня сегодня хорошее. — Опять он за своё. Ты-то ему хоть не потакай! — Съязвила Мирель. Но было поздно. Довольный заступничеством главного, Аймон быстро усадил старика на единственный оставшийся свободный стул. — Ну же, давай, кушай, — Аймон пододвинул старику свою тарелку. — С… спасибо. — Прекрасно. — Резюмировала Мирель. — Но нам надо поговорить о деле. Предлагаю долго не засиживаться и идти в комнаты, а завтра утречком прямиком к ярлу. Нужно взять этот контракт пока другие не подсуетились. — Думаю, что уже подсуетились. Эта бестия тут не первый день орудует. Хорошо если пятыми-шестыми будем. — Насмешливо протянул Бьёрн. — Только зверь хитёр. Мы слышали его вой на закате. — Прошипел аргонианин. — Если его не убили до сих пор, то это надолго. — В… вы здесь, чтобы убить оборотня? — Внезапно подал голос старик, оторвавшись от похлёбки. — И вы слышали его вой?! — Во, наш первый информатор. — Весело проговорил Аймон. — Наверняка знает всё не хуже ярла. — Оборотень? И вы столкнулись с ним?! — Раздался мелодичный девичий голос. Сопутствующий звон бокалов оповестил о прибытии выпивки. Бьёрн и Аймон потеряли дар речи. Перед ними в типичной форме служанки стояла настоящая северная красавица. Высокий рост, точёные черты лица, полная грудь, белоснежные длинные волосы, заплетённые в косу. В обворожительных зелёных глазах играл неподдельный интерес. — Ох, вам наверное тяжело. Позвольте … ай! Недовольная Мирель явно отдавила Бьёрну под столом ногу. — Нет, нет. — Запротестовала служанка. — Мне не тяжело. Но так страшно. Скажите, а где вы слышали вой? — В нескольких милях к северо-востоку, походу где-то у пещеры Жёлтый камень. Не волнуйтесь, сударыня, сюда он не заберётся. — Пролепетал раскрасневшийся Аймон. — Ох, защитники вы наши. — Девушка обворожительно улыбнулась и, погладив вконец засмущавшегося эльфа по плечу, поспешила к другим гостям. — Почему среди служанок практически нет аргонианок? — Задумчиво произнёс Декс, когда девушка скрылась из виду. — Ну почему нет? Я вот читал книжку, кажется «Похот…» Ай! Ты мне ногу отдавишь. — Возмутился Бьёрн. — Жаль мне их, жертв Хирсина. — Внезапно произнёс старик. — Не по своей воле служат Отцу зверолюдей. — Ты посмотри, оборотня пожалел. А их жертв? — Мирель с возмущением уставилась на старика. — Поговаривают, что этот пока никого не убил. Не все они такие. — А какие, расскажи? — Вдруг заявил Аймон. — Действительно хотите знать. — Старик оглядел присутствующих. — Ну так вот послушайте одну старую легенду о белой волчице. Старик явно сосредоточился и, продолжая ковырять в тарелке, начал свой рассказ. *** Началось всё далеко отсюда. На старом острове Солстхейм. То были дни уныния и скорби, ибо лютый хлад хозяином на всей их земле сделался. Великая же нужда пришла в деревню гордого народа Скаалов. Ни днём ни ночью охотники не могли выходить на охоту, ибо холод был столь свиреп, что не давал сколь-нибудь далеко отойти от села. И даже когда шаман племени Айрин Солнцесердный создал три великих амулета, что позволили охотникам держаться против мороза, это не принесло облегчения. Зверь не шёл в сети охотников, а море не давало рыбы. В ночных же лесах сила нечистая возникла. Шагали мёртвые неупокоенные среди живых. В ту пору собрались все воины на большой совет, поминая скверным словом всех врагов Скаалов — от Жадины до Хермы Моры. Говорил храбрый вождь Дроз Громоходец об истекшей силе Скаалов, о слабости племени, о том, что ленивы стали как хоркеры, уподобившись изгоям из Медового зала. Внимали мужи и жёны словам его, да яростью загорались сердца их, ибо не видели вины своей. И встал тогда Айрин и поднял над главой своей амулет силы великой, Тотемом клыка и когтя называемый, и речь дивную говорил. — Почто спорите, злобу брат на брата возводите? Покинула благодать Всесоздателя земли наши. Долг же Скаалов, как завещали отцы наши, вернуть благословение. Да найдётся в племени три сердца храбрых, три сердца горящих, что одолеют зверя священного и подвигом своим вернут милость земель, вод и ветров. И встал первый — Вейрис, Ветроруким речённый. И был он стар уже, да крепок в силе и суждениях своих. Много подвигов значилось за ним. Вонзил он топоры свои в пол и требовал права своего. И встала вторая — Измир Отчаянная. И не было равных ей ни по красоте, ни по меткости её. Воздела она лук свой и требовала права своего. И встал третий — Аргевальд Роковой. И не было равных ему ни в хитрости его, ни в силе шаманской. Воздел он меч свой и требовал права своего. — Да будет так. — Повелел Дроз Громоходец. — Да на великое полнолуние случится же священная охота Ристааг. Да не посрамят трое силы Скаалов. Но не знали Скаалы про козни демона охоты, и не могли уразуметь, что улыбался он сейчас наивности их. Настал день тот и вечер наступил. И, простившись с племенем, ушли трое в ночь седую. Айрин же напутствовал им, что найдут они зверя дикого ни в лесах Хирстаанг, ни на равнинах Изинфьер, а лишь в горах Моэсринг в глубокой пещере Варстаад. Пробивались охотники сквозь вьюгу жгучую, морозы жуткие и снег глубокий. И вышли к середине ночи к двери каменной. Предложила Измир тогда, чтобы протиснулась она в щель в скале и механизм какой поискала, чтобы дверь хитрую отпереть. Самой тонкой дева среди них была. Махнул же рукой Вейрис и, воткнув топор в щель дверную, надавил так, что камень затрещал. Выдавил он дверь богатырской силой своей, а топор его как новый был, ибо из легендарного сталгрима выкован. Вошли воины, зажгли факелы и увидели три тропы перед ними, в тьму непроглядную ведущие. И сказал тогда Аргевальд слово своё. — Разделиться следует нам. Ты, Измир, как лучница ловкая, в тот левый, прямой как стрелы твои ход следуй. Я — в извилистый правый, подстать разуму моему. А ты Вейрис, как сильный самый, в широкий главный. *** — Они что, совсем ничего не соображали? — Внезапно прервал старика Бьёрн. — Какие искатели приключений разделяются в пещерах? — Ой, Бьёрн, это всего лишь сказка. Что ты как маленький? — Мирель зевнула, прикрыв рот рукой. — Давай, дослушиваем это и на боковую. Я уже носом клюю. — Нет, — продолжал старик. — Не глупы они были и с недоверием предложение Аргевальда встретили. *** Но молвил Аргевальд: — Братцы, уж утро близится, а зверя-то всё нет. Изыйдет зверь спиритический из мира этого, ни с чем вернёмся, если каждый путь вместе смотреть будем. И согласились тогда Вейрис и Измир, и пошли дорогой, шаманом для них выбранной. Но сам Аргевальд лишь пару шагов сделал. Знал он, что путь его тупиком заканчивается. Воротился он ко входу и слова тёмные произнёс, волшбу чёрную сотворив. И направился в проход левый, за Измир Отчаянной. После слов его тьма великая в склепе пробудилась. Мёртвые, драуграми именуемые, встали из лож своих. И билась Измир, и каждая стрела её головы мертвецам пробивала, но не боялись они стрел как живые, ибо мертвы были. И кричала Измир, зовя соратников своих, но тонул голос её в заклятие тёмном. И когда уже упала она, сразил меч Аргевальда умертвий последних, и встал он пред Измир как спаситель её. — Долго желал я тебя, но не отвечала ты мне. — Произнёс Аргевальд. И почувствовала тогда Измир тьму сердца его. Ударила что сил в ней было, но ни следа не осталось на лице Аревальда. Схватил он её за горло и душить начал. Била Измир его, и до ножа дотянувшись, вонзила в плечо его, но даже не посмотрел Аргевальд на рану эту. Тогда поняла Измир откуда сила такая нечеловеческая, ибо глаза зверя смотрели на неё. Надругался над ней Аргевальд, а затем вытащил камень, что чернее самой ночи был. Убил Аргевальд её, а душу чёрным заклятьем в камень заточил. В центральный проход вступил Аргевальд и нагнал Вейриса Ветрорукого, что с полчищами мертвецов бился. И упокоив их всех, швырнул Вейрису амулет Измир, что та у сердца носила. Понял Вейрис, что враг перед ним, но думал, что легко предателя накажет. В бою же дивился он силе шамана, что мечом легко отводил удары топоров его. Всё слабее и слабее Вейрис становился, ибо не молод уже был, да с драуграми бой имел, а Аргевальд всё так же силён был. И проткнул его Аргевальд мечом насквозь, и отрубил голову, а затем напоил чёрный камень свой. Прошествовал Аргевальд дальше и вышел в широкую пещеру, где зверь огромный ждал его. И зарычал зверь, ибо распознал суть предателя. Швырнул Аргевальд камень чёрный перед мордой зверя, а затем заорал рёвом жутким. Содрогнулись своды пещеры, затрещали кости и шкурой шаман покрываться начал. То ужас был, вербером именуемый. *** — Ничего себе. Медведь-оборотень. Мы бы за такую тварь даже не взялись. Обычно волки, максимум кабаны. — Да, сильны они. Но крокодилы с моей родины их превосходят. — Ввернул Декс. — Вы их с даэдротами путаете. *** Случилась битва великая, и выгрызло чудовище сердце зверя спиритического, дабы силу новую для природы своей звериной стяжать. А душу вырвало для природы человеческой использовать. Когда настало утро, вернулся Аргевальд Роковой в племя своё, дабы убить всех, но почувствовал шаман Айрин Солнцесердный беду великую, и оградил благословенным кругом деревню, что ни один зверь проклятый не переступит его. Кричал и шумел Аргевальд, и изрыгал проклятия, так как нужны души были ему для ритуала тёмного, его хозяином созданного. Но ушёл к середине дня, разумев, что и в других местах вдоволь душ наберёт. Покинул он Состхейм и направился в Скайрим. *** В те дни далёкие жила в этом городе Рифтене девица одна, Сьян речённая. Родителей у неё не было и воспитывалась она в церкви Мары, что испокон веков стоит здесь. Красоты она была неописуемой: высока, худа, черноволоса. Амулет её надеть призывали, да свадьбу скорую пророчили. Но вот сердце её целиком принадлежало Маре, заступнице нашей. И до того добра и чиста была, что не стеснялась с людьми незнакомыми говорить, да на путь истинный наставлять. И вот пришла она как-то в эту самую таверну купить для церкви что-то. *** Старик важно оглядел таверну, а потом указал прямо рядом со входом, где за столом сидели двое нордов. *** Вот прямо тут она застыла, не в силах слово вымолвить. Бандиты местные торговца били, да денег с него требовали. Бросилась она между ним и зверями этими. — Зачем делаете такое? Простите, коль должен он вам, Мара же воздаст вам за милосердие ваше. Ох, не знала она тогда, что за бандиты эти, с Гильдией воров связанные, что испокон веков в Рифтене поселились. Предводительницей же их в ту пору была женщина страшная, Лилиана именуемая. Схватила она тогда Сьян за волосы и к стене прижала. — Где была Мара твоя, когда мою семью вырезали у меня на глазах? Что твои боги для простых людей сделали? В больное место слова Сьян её ударили. Ненавидела она веру в имперских богов. — Великая мать не всегда может помочь непосредственно. Я же сама готова на всё ради ближнего, ради того, чтобы донести волю и учение Мары. Ударила Лилиана её, а затем речь страшную сказала. — На всё готова ты, лицемерка? Ну так изволь! В округе же поселился странник, ходит он в лохмотьях и рычит даже днём, ночью же зверем лютым оборачивается. Найди его и облегчи его ношу. Если сможешь, то я пальцем не трону торговца этого и прощу ему все долги. Лишь кивнула Сьян, а утром следующим простилась с братьями и сёстрами своими, и пошла к пещере проклятой, где жил тот отшельник страшный. *** — Мда, действительно сказка. Это совсем с головой не дружить надо. А в храме куда смотрели? — Промолвила Мирель, потягивая бокал флинна. — Даже наш Аймон не столь безрассуден. *** Войдя же, нашла странника среди костей человеческих. Глянул отшельник на неё своим взглядом диким. — Зачем пришла сюда, безумная? Уходи, ибо не желаю я убивать днём. Мне крови ночью хватает! Но не послушала Сьян. Без страха подошла к страннику и увещевать пыталась, в церковь звала к алтарю Мары прикоснуться. Не выдержал отшельник запаха сладкой плоти её и биения сердца. Взревел зверь в нём и бросился наружу. Содрогнулась земля, треск костей раздался и мех серый наружу полез. Бежала Сьян, бежала без оглядки, но чудо странное творилось. Никак огромный зверь догнать её не мог: то дерево, то канава. Будто сама земля, сам лес мешали ему. Но настиг он её наконец и вонзил когти в спину, но не увидел зверь, что то край обрыва был. Упали они оба вниз, но не повезло страннику. Пронзило дерево, бурей сломанное, живот ему. Дико ревел оборотень, а через некоторое время затих, испустив дух. Сама же Сьян упала в воду уже без сознания. Лишь потом очнулась она на берегу и залечила раны, так как очень искусна была в магии врачевания. Вернувшись же по течению, со слезами забрала она медальон странника и взяла клок опавшей шерсти. Не желала она смерти ему. Вернувшись же в город, пошла к Лилиане и показала той доказательства смерти зверя. Дивилась Лилиана и своих людей послала, а когда те подтвердили, дурой Сьян нарекла, но своё слово сдержала. Вернулась Сьян в обитель свою и исцеление получила у алтаря Мары. Дивились сёстры и радовались возвращению её, но не сказала ни одна из них, что целых три дня девы не было. Этой же ночью очнулась Сьян вся в поту, духоту страшную ощущая. И лишь вышла она из сестренских комнат, как страшная боль грудь её пронзила. Будто сердце выпрыгнуть хотело. Секунда же взошедшая как будто красной сделалась и огнём обжигала. *** — Ого, а я смотрю в сказке-то неплохо разбираются в ликантропии. — Улыбнулся Бьёрн. — Да, симптоматика первого превращения налицо. — Подтвердила Мирель. *** Бросилась в храм девушка и припала к алтарю Мары, моля избавить её от недуга, но не действовало исцеление. Тогда будто увидела девушка волка, выходящего из пещеры темной. А затем понеслись перед взором её луга бесконечные, леса дремучие и реки быстрые. Явилось же затем чудовище в черепе оленьем. — Приветствую моя гончая, пришло время служить твоему повелителю! И поняла тогда Сьян, что проклята она, и взмолилась Маре не оставить её. Не стать ночной слугой демона. Между тем, речь Хирсина потоком лилась. — Следуй в Истмарк к Виндхельму. Там найдёшь избранного моего и будешь слушаться его во всём. Но не слушала Сьян, а продолжала обращаться к Маре. И ответила богиня. Воссиял алтарь и свет ударил во все стороны, да так, что виден был из окон церкви. И волк, что выходил из пещеры, внезапно в ошейнике на цепях оказался. Потащили те цепи ревущего зверя обратно в пещеру. Увидела же Сьян богиню, что в руках держала цепи эти. Упала девушка и лишь с утра сёстры нашли её спящей. *** Долгие дни потом жила она в обители. Ни днями долгими, ни ночами лунными не тревожил её более Демон охоты. Забылись страшные события, и вернулась жизнь в свою колею. В канун пятнадцатого дня Утренней звезды созвал всех служителей настоятель и заявил, что в Солитьюд путь держать надо, в храм Девяти богов. Любила Сьян праздник этот, так как многим помощь и облегчение своей силой целительной принести могла. Выдвинулись в путь они, но на большаке зло их поджидало. Знали бандиты местные, что храмовники почти без защиты идут. Окружили их и убили охрану выстрелами меткими. — Куда путь держите, слуги богов? Аль и нам в исцелении не откажете? — Насмехался главарь над ними, а затем повелел добро с телег в пещеру нести, каждого мужа смерти предать, а женщин в плен в услужение взять. Кричала Сьян, и упрашивала нелюдей тех, но глухи были они. И как клинок главаря под ребра брату её родному зашёл, что также в церкви служил, помутился рассудок её. Звук цепей позабытых услышала, и снова та пещера перед взором её. Лютый волк, скаля зубы выходил, а цепи за ним по земле волочились. Подняла Сьян взор свой на бандита старшего. Померкла ухмылка нелюдя, ибо жёлтые глаза зверя смотрели на него. Содрогнулась земля, попадали злодеи, что Сьян удерживали. Рёв чудища чёрного землю огласил. *** — Чёрный оборотень. — Прошипел Драз. — Самый сильный из всех. Если этот окажется чёрным, то не взыщите, я уйду. — Драз, ладно тебе, это ведь байки. — Удивлённо промолвил босмер. *** Видела же Сьян, как волк прыгнул на неё, но натянулись цепи, к повиновению зверя призывая. В этот момент словно вспышка случилась. Чёрная шкура монстра в белую обратилась, а глаза из жёлтых красными сделались. Не помнила девушка себя дальше, так как гнев в ней всколыхнулся, зверем во сто крат усиленный. Очнулась Сьян на коленях стоя, подняла руки свои в крови все. Волосы же её из чёрных белыми как снег сделались и более никогда цвет их исконный не возвращался. Вокруг же неё земля мёртвая была, красным цветом обагрённая. Подползла она к брату своему погибшему и прикрыла глаза, а затем заплакала горько. *** — Вот я всегда говорил, что если видишь голую девушку посреди леса, то приглядись, может это оборотень после трансформации. — Ввернул, посмеиваясь, Бьёрн. Мирель вздохнула и исподлобья глянула на главу отряда: — Ну да. А если мужика, то это конечно же его ведьма заколдовала. *** Собрала она одежды порванные сестёр своих и сделала себе одеяние временное. Перенесла затем тела их в пещеру пустую и поняла к радости, что мёртвых число малое, не все погибли от рук злодеев. Отправилась она в Рифтен обратно, дабы призвать стражу и погребение должное, Аркеем заповеданное, братьям дать. Но у ворот встретили её воины пиками и толпа людская, среди которых родные ей братья с сёстрами были, скорбно взор опустив. — Не гоже зверю во врата городские входить! — Кричали люди. — Изыди прочь, отродье Хирсиново! *** — Ну ладно уж вам. Вот так бы они не поступили. — Возмущённо произнёс Аймон. — Нет, наивный мой Аймон. — Внезапно ответила Мирель. — Тут начинается уже правда. Благодарность она именно такая. *** Ничего не оставалось бедной Сьян, лишь всплакнуть горько и покинуть свой родной дом. В ту пору Аргевальд уже в Виндхельме был, но не снискал он славы в городе том, и не дождался обещанной Хирсином помощи. Покинул он Истмарк и странствовал по Скайриму, злым языком своим сея раздор. Когда заходил он в города разные, люди пропадали там, а если же путников по дороге встречал, то смерть им нёс немедленную. Так, зашёл он в племя одно. То племя было предельцев, что коренным народом Скайрима считают себя. Смекнул Аргевальд тогда силу воинов их и не решился напасть на них среди бела дня. Принёс он дары вождю племени и о пути ратном воинов предельских расспрашивал. Сказывал вождь, что в поход воины отправились на битву с имперцами, но вскоре вернуться должны. К свадьбе великой готовились. Дочь вождя Вейлис замуж с воином Мором обручались. Понял тогда Аргевальд, что времени у него мало, вернутся воины вскоре. Ночью, лишь взошли на небосвод луны, обратился он в зверя лютого. Бились воины предельские, но не смогли отпор дать медведю проклятому. Сам вождь вступил в бой тот, но не смог он дочь свою защитить. Надругался Аргевальд и над Вейлис несчастной и также душу её в камень заточил. Вернулся Мор из похода и застал деревню свою разрушенной. И лишь выжившие погребальные песни пели над телами погибших. Ворвался он в дом Вейлис, любви своей, и увидел отца её мёртвого, а саму растерзанную чудовищем в обличии человеческом. Закричал воин от боли, что в сердце его когтями впилась, а затем на крови поклялся, что не знать ему покоя пока враг не вкусит клинка его. И в тот же миг бросился он в погоню за монстром и через два дня настиг его. И битва то великая была, что весь день и полночи сражались. Могучим воином Мор был. И понял Аргевальд тогда, что не сладить ему в честном бою. И лишь вышли луны снова на небо, обратился он в зверя и сокрушил воина Предела, сердце ему зубами вырвав. Но опечален Аргевальд победой этой оказался, так как не смог он, зверем будучи, ворожбу чёрную навести и душу воина великого присвоить. *** — А вообще впервые слышу о камне, что способен сразу множество душ хранить. Тем более чёрном. — Задумчиво протянул Бьёрн. — Слышал о такой вещи. — Прошипел Декс. — Видимо тут Хирсин у Молаг Бала его выторговал. *** Сьян же, изгнанницей будучи, целительницей странствующей сделалась. Ходила она по деревням и городам земель южных, исцеляла больных и недужных. А спала она где придётся: в домах людей добрых, в хлеву со скотиной или под небом открытым. Не страшны ей ни мороз ни болезни более были, кровь звериная её защищала. Раз как-то шла она вечером поздним по лесам холодным, как увидела строения старые, деревню заброшенную. Обошла она вокруг всё селение то, диких зверей, али бандитов или призраков высматривая, но ни души в тех тёмных домах не было. Нашла она дом целый и задремала на кровати, в плащ свой укутавшись. Глубокой ночью же звериным чутьём своим услыхала она топот ног многих, а затем запах смерти ощутила. Зажглись огни на площади и вышли из мрака люди тёмные в доспехах мрачных. Лица же их обезображены были голодом великим, а глаза огнём горели. То мертвецы были, вампирами именуемые. И вели они с собой людей связанных, жертвоприношение чёрное хозяину своему Молаг Балу учинить желали. И вышла женщина скверная, лидер их на место лобное и речь о величии божества их говорила, а затем втянула воздух и изрекла: — Звериным духом пахнет здесь. Ни разу зверя такого не чуяла. Явись, слуга хирсинов! Вознесла тогда Сьян Маре молитву и вышла без страха перед шабашем этим. Не могла она сбежать, так как жалостью сердце её к жертвам кровопийц исполнилось. — Не позволю людей божеству тёмному в жертву приносить. — Что можешь, шавка несчастная, против нас, воинов великих, воинов древних противопоставить? И напали на неё вампиры жуткие. Обратилась Сьян и когтями первого ударила. В ту же секунду в прах тот обратился. Не знали упыри, не знала сама Сьян, что когти её отныне самой Марой благословлены против всякой нечисти. И началась битва долгая. Ужаснулись вампиры силе увиденной, и сбежали в леса, предводительницу оставив. Закричала тогда вампирша голосом тёмным, что дшерью Молаг Баловой была, и обратилась в чудовище страшное. *** — Да ладно, высший вампир? В Скайриме? — Покачал головой Бьёрн. *** Бились монстры светлый и тёмный под лунами ночными. Страшна магия и когти вурдалака парящего были, но благословение Мары сильно против него было. Когда поняла вампирша, что не сладить ей в бою физическом, вознеслась она в воздух и магией бить начала, но не уследила она, как запрыгнула Сьян на крышу дома высокого, а оттуда до самой парящей твари достала. Оторвала она крылья вампирше, а как упали на землю, горло ей перегрызла. Обратилась Сьян обратно и не знала, что делать ей, так как последнюю одежду утратила. Но увидела она тут, что в прахе, от вампирши оставшемся, лежит одеяние светлое со знаком тёмным. Одеяние волкихарово, что не рвётся при изменении колдовском. Оделась Сьян в одежды эти и путь продолжила. *** Аргевальд же после сражения того спал сном мёртвым в пещере одной. Во сне же мрачном поведал ему Демон охоты о волчице, от стаи отбившейся. И повелел он чемпиону своему в форт «Висельной скалы» путь держать, где испокон веков схрон Серебряной руки располагался, врагов Хирсиновых. *** — Серебряная рука? Я вас умоляю, сборище отъявленных бандитов и головорезов, что с Соратниками что-то не поделили. — Усмехнулся Бьёрн. — Не всегда они таковыми были. — Важно ответил старик. *** Хитёр и коварен демон был, так как возжелал и от врагов своих, и от предательницы одним махом избавиться. Дал же Аргевальду Хирсин способность скрывать свою звериную сущность, что никто учуять его не сможет. Вошёл в тот день Аргевальд в форт, и говорил с лидером Серебряной руки, и рассказал ему о белой волчице, что по всему Скайриму беснуется. Все же жертвы свои на неё перенёс. И встал Хамеринг Железноспиный, и повелел воинам своим в Рифтен путь держать вместе с Аргевальдом, дабы изловить и уничтожить волчицу. Сам же Аргевальд смущён весьма был, так как по исходу воинов планировал убить лидера. Но не смог он совершить этого. Был у Хамеринга амулет силы великой, что от зверя защищал тёмного, да так, что Аргевальд и рядом стоять не мог. Пошёл шаман вместе с воинами в земли южные и знал он, где Сьян они встретят, так как пустил слух ранее, что каются жители Рифтена, что хотят увидеть дочь свою, дабы попытаться исцелить её. И через несколько дней встретили они девицу идущую в наряде дивном. Понял Аргевальд, что она это, так как показал ему Хирсин лик её. Устроили они засаду и обрушили сеть на неё, с нитями серебром пронизанными. Не успела Сьян ни убежать, ни измениться, как защёлкнул Аргевальд ей на шеи ошейник серебряный, ошейник зачарованный, что сдерживал силу звериную. Ликовали воины, что с девицей справились, Аргевальда по плечу хлопали. Улыбнулся слуга Хирсинов и тут же в зверя обратился. Убил он всех своих соратников, а затем измазал Сьян всю кровью их, а сам когтями своими медвежьими раны себе нанёс. — Убил бы я тебя здесь за предательство твоё, а душу в камень бы заточил. — Молвил Аргевальд. — Но не знаешь ты ещё, что послужишь ты хозяину нашему теперь лучше, чем если бы верна осталась. Потащил он девушку в Рифтен, а там вышел на место лобное посреди рынка и речь лживую говорил. Что убила Сьян всех защитников их, Серебряной рукой именуемых, что убивала людей беззащитных, и старых, и младых, никого не жалея. Кричали жители Рифта, растерзать Сьян хотели, да прославляли героя Рифтена нового. Вышел ярл к собравшимся, велел Сьян в тюрьму заточить для казни будущей, а Аргевальда золотом осыпал. Радовался народ, и лишь немногие сёстры Мары горевали, молясь о душе бывшей сестры своей. Ещё один человек не улыбался в толпе той. Хмуро смотрела Лилиана на представление это, и червь сомнения душу её грыз. Приметила она знак Волкихара на одежде Сьян, и волнением преисполнилось сердце её. В ту ночь поселился Аргевальд в хоромах знатных, а затем достал материалы страшные и провёл ритуал мерзкий, Темное братство призвав. И явился человек в капюшоне чёрном, Люсьеном представившийся. И повелел ему Аргевальд лидера Серебряной руки убить за награду щедрую, однако и задатка не оставил. Не собирался он расплачиваться, так как скоро не будет страшно ему Темное братство. Сьян же напоследок сказал, что убьёт он её этой ночью, а затем и многих жителей Рифтена, включая сестёр Мары и ярла самого. Её же обвинят в смертях этих, а он же душ нужных сбор завершит для ритуала великого, что слиянию Тамриэля с Охотничьими угодьями положит начало. *** Услышав подобное, Мирель поперхнулось вином. — Старик, знаешь, ты фантазируй, у тебя это хорошо выходит, но в меру. Слияние с Тамриэлем? Положим, сбор душ для этого ложится идеально, но сама мысль, что Хирсин возомнит себя ровней Мехруну Дагону или Молаг Балу? Кто следующий будет, Периайт? А что в качестве основы: тёмные якоря, врата? — Дослушайте и узнаете. — Тихо произнёс старик, промочив горло элем. *** Поняла Сьян, что победило зло, что не сможет она или кто ещё остановить кошмар грядущий. Не знала она, что в землях Предела происходит. *** Мёртвый лежал Мор под дождями идущими, когда остановилась перед телом его странница некая. Осмотрела его, и трое воинов в шкурах явились, что тело его забрать по приказу её пришили. Сам Мор уже по лугам Совнгарда шёл, и сердце его легко было. И вот мост впереди к Залу доблести ведущий, и привратник могучий Тсун на страже стоит. — По праву какому войти ты в чертоги эти желаешь? — По праву заслужившему это своей кровью. Я воевал со зверем хирсиновым и убит был в бою. — Твои товарищи пируют в этом Зале. Здесь, в доме Шора, мы чтим всех воинов верных. Оглянулся Мор и неладное почувствовал тут же. — Где Вейрин, почему не вижу её среди вас? Почему не встречает меня? — Нет любви твоей здесь, — молвил Тсун. — Чёрным колдовством опутана душа её. Удел её теперь в Каирне мрачном. Закричал Мор и мост перейти отказывался. В момент этот зажглись среди ночи в Пределе огни яркие, столпились люди племени дикого, в шкуры одетые. Возложили тело Мора на алтарь. Вышло из тени существо скрюченное, старуха на птицу похожая, ворожеей называемая. Возложила она лапу свою на разорванную грудь воина павшего и молвила: — В великом смятении и ярости душа сия пребывает, отмщения врагу нашему общему жаждет. — Да будет так. — Вторая ведьма молвила, ритуал древний начиная. — Да вместит ярость его сердце новое взамен утерянного, сердце вересковое. И почувствовал Мор дыхание тёмное сзади. Услышал он как Тсун орудие своё обнажил. Ворожея прозрачная то была и, улыбаясь, руку свою протягивала. — Опомнись, безумный. — Прогремел Тсун. — Принявший колдовство тёмное, недостоин более в Совнгард войти будет. — Как могу мед и вино вкушать я в горнице вашей, когда любовь моя в Каирне мучаться будет? И принял руку он протянутую, и в тот момент в небеса Совнгарда устремился, а затем горы Скайрима узрел, под ним проносящиеся. Быстрее камня вниз его душа устремилась, тело родное ощутив. — Сердце терновника. Кости зверя. Кто в жизни был убит зверем. Восстань из мёртвых, кровь от крови нашей! — Кричали ворожеи. Закричал Мор яростью лютой, разорвал цепи разом, которыми соквали его, и на алтаре поднялся. Крик его над горами носился, и лишь вторил ему смех ворожей. *** Не сдавалась Сьян. Пыталась через прутья она дотянуться до железа куска, чтобы ошейник срезать. В тот момент дверь отворилась и вошла к ней Лилиана, что власть в городе имела и ключи от тюрьмы у ярла добыла. Ни слова не сказала, а лишь открыла двери темницы и за ворот Сьян схватила, а затем на знак на груди указала. — Где взяла ты одежду эту?! Аль ещё и с Молаг Балом сделку заключила? Рассказала ей тогда Сьян о жуткой встрече в деревне той, о том, что умерла демоница от когтей её, а также об Аргевальде и лжи его добавила. Долго Лилиана на Сьян смотрела, а затем оковы с рук её сняла и велела через лаз тайный из тюрьмы бежать. Не знала Сьян тогда, что та вампирша родителей Лилианы убила. — На одну девицу рассчитывал я, а тут две сразу. — Раздалось за спиной Лилианы. Аргевальд улыбаясь на них смотрел. Обуяло зло Лилиану и кинулась она на зверя, меч свой извлекая. Противен ей был тот, кто дураков из города её делал. Но смешны для Аргевальда были атаки её. Смеясь отбивал он их силой своей нечеловеческой, а затем смертельную рану нанёс мечом своим. Упала Лилиана, и из разрезанной одежды выпала у неё статуэтка малая. Женщина то была с как бы крыльями длинными и руки вверх воздевшая. Из последних сил взяла Лилиана фигурку эту и будто прощения просила, что умирала так глупо. Подошёл Аргевальд и меч занёс, последний удар нанести желая, как грохот раздался. Молния крышу пробила, и свет нестерпимый зажёгся, а как бы вокруг голос великий раздался: — Не время тебе умирать! Возьми меч мой и сражайся. Занимается новый рассвет, и ты будешь его глашатай! В месте удара молнии же меч сиял. То Сияние рассвета было, легендарный меч госпожи рассвета Меридии. *** — Да ты издеваешься. — Опять возмутилась Мирель. — Не знаю откуда тебе известны настоящее обращение Меридии, но это уже слишком. К тому же сам фактически объявлял о ненависти Лилианы к богам. — Всё верно. Она была даэдропоклонницей, так как именно странствующий последователь Меридии спас её малую от вампиров. *** Схватила Лилиана меч, и тут же раны её затянулись, а глаза белым пламенем вспыхнули. Захохотал Аргевальд, ибо жаждал получить душу чемпиона такого же, каким и сам он являлся. А затем в зверя обратился. Силён вербер был, но обжигало его сияние меча легендарного. Но ударил Аргевальд всем весом своим и достал когтями врага своего. Упала Лилиана, и меч её в другой конец тюрьмы улетел. Обратился Аргевальд обратно, а умел он обращаться, также не теряя одежд своих. Извлёк он камень чёрный и заклятие читать начал. Но не увидел он, что в тот момент подобрала Сьян меч тот и срезала ошейник свой. Не обжигал её меч, так как благословение Мары защищало её от влияния даэдрического. Не успел Аргевальд заклятие завершить, когда когти волка белого в него впились. Израненный, сбежать он сумел, а Сьян, не догнав его, в подземелье вернулась, дабы раны Лилианы залечить. Решили в тот момент обе девушки, что не позволят они свершиться планам последователя Хирсина, и снарядились обе на одну из вершин Велотийских гор, где Аргевальд ритуал провести собирался. *** И настал день тот, день великого призыва. Собрались на вершине последователи Хирсина. И оборотни жуткие, во тьме Скайрима гуляющие, и Гленморильские ведьмы, и охотники, скверные, Хирсина прославляющие. Встал среди них Аргевальд, и вместе с ведьмами магию чёрную сотворил. Разбил он камень душ и устремился ввысь поток, в огромный камень входя. Разрушился камень тот, обнажив под собой статую бога охоты. То тотем был, что души в себя впитал и якорем стал, пробивая дыру в царство Охоты, Тамриеэль с Забвением связывая. Небеса же тут же красными сделались. Смеялся Аргевальд и говорил последователям своим, что победили уже они, ибо ничто живое не сможет разрушить якорь этот, так как основание его между мирами кроется. Взошли в тот момент на гору Сьян с Лилианой, а с ними рать, что собрать удалось. И воины Серебряной руки там были, и храма воины, и из Предела племена, и из гильдий маги. Началась битва великая, но сразу поняли воины, что обречены они. Ни топоры серебряные, ни когти оборотня, ни даже меч Меридии не могли от якоря хоть кусок отколоть. И взошёл тогда на гору Мор, что странствовал в поисках врага своего. Увидел он Аргевальда в обличии человеческом и яростью сердце вересковое его исполнилось. Обнажил он мечи свои лютые, что оборотней не щадя секли, и к врагу своему направился. Но почувствовал он что-то и взор на статую направил. Там, в водовороте душ, увидел он лицо любимой, что спасти их всех умоляла. Шла тем временем битва. Смеялся Аревальд, даже облика звериного не приняв. Но вдруг услышали все поступь страшную и узрели, что статуя двигаться стала. А под ней муж крепкий, что взвалил на себя её и к обрыву нёс. *** — Стоп, стоп, стоп. Это как так? Сам же сказал, что основание не в Мундусе. — Покачала пальчиком Мирель. — Так и Мор не целиком там. Побывал он в Совнгарде и сам между мирами разделился. *** Закричал тогда чемпион хирсинов не своим голосом, и остановить Мора требовал. Поняли же защитники Тамриэля, что шанс это их единственный. Бросилась Сьян на Аргевальда и началась битва кровавая двух зверей. Лилиана же оборону возглавила и все вместе врагов секли, что к Мору приблизиться пытались. Чувствовал Мор тяжесть великую, что ноги его не держат уже. Сердце же вересковое огнём сияло, а затем трещина по нему пошла, но шёл Мор дальше. Из последних сил опрокинул он статую божества мерзкого и разлетелась вдребезги от удара она. И небеса тут же снова синими сделались. Разбежались слуги хирсиновы, и атаковала Лилиана Аргевальда вместе с подругой своей, и сокрушили они зверя мерзкого. Принял Аргевальд человеческий облик, но не мог от ран тяжёлых оправиться. И засмеялся он вдруг. — Победили вы, но и я не посрамлён был перед господином своим. Всё что мог сделал, а за то отправлюсь я сейчас в охотничьи угодья его, где жить среди гончих избранных буду. Продолжал смеяться он, и требовал убить его немедленно, когда сзади тень появилась. Человек в одеждах чёрных и капюшоне то был. Не успели Лилиана с Сьян понять что-либо, как сверкнул клинок проклятый, Клинком горя именуемый и сердце Аргевальда пробил. — Думал ты, что можно с Тёмным братством не считаться? — Прошипел человек чёрный. — Не оплатил контракт ты исполненный. Так отправляйся на вечно к Ситису! — Неееет!!! — Закричал Аргевальд, но поздно уже было. Исчез чёрный человек так же, как и появился. Закрыл глаза Мор умирающий, увидев, как душа любимой его к небесам возносится. Понял он, что может спать теперь спокойно. *** Старик доскрёб остатки супа и важно поглядел на собравшихся. — Такая вот история. Говорят, что за проявленную доблесть и спасение Тамриэля простил Шор воина Мора. Встретил Мор на мосту любимую свою и вместе прошествовали в Зал доблести. — Не, ну а что в итоге с Сьян-то случилось? — Не унимался Аймон. — Это выдумка. Реши Хирсин захватить Тамриэль об этом бы десятки книг уже написаны были. — Протянула Мирель, вставая из-за стола. — Насколько же ты наивный, Аймон. А история интересна, молодец старик. Похлёбку точно отработал. — Да, пора бы и на боковую. — Прошипел Дакс, заглатывая оставшуюся от бараньей ноги кость. Старик же допил остатки эля и с прищуром посмотрел на эльфа. — Много воду утекло с тех пор. Поговаривают, что Мара даровала Сьян долгую жизнь. Во многих местах где бесчинствовали оборотни или злые силы, люди видели белую волчицу. Может и по сей день она ходит по земле и стережёт покой людей от порождений ночи. Посмеиваясь над Аймоном и обсуждая историю, вся группа нетвёрдой походкой устремилась на второй этаж. Лишь в углу таверны, провожая из взглядом, облокотившись о стену, стояла служанка. Девушка улыбнулась. Удивительно, до чего же люди горазды сочинять, столько несуществующих подробностей, да ещё и возвышенным слогом. На самом деле всё, о чём рассказывал старик, было куда как более мерзким и приземлённым. Вздохнув, она отперла дверь погреба и, не зажигая лампы, направилась вниз по лестнице, а затем выдвинула лежащий в нише сундук. — А вот и оно. Не хотелось бы одежду потом себе искать. — Промолвила девушка, доставая выцветшие зачарованные одежды клана Волкихар. У пещеры Жёлтый камень, значит. Глаза девушки блеснули красным светом. — Что же, если держишь ты в узде звериную природу свою, то я помогу тебе. — Шёпотом произнесла девушка. — Если же служишь Хирсину, то не жди пощады!