Карта, бронь и два ствола.

Удар пришёлся аккурат в скулу незадачливого перебежчика, отчего тот стремительно повалился на какой-то хлам, попытавшись в последний момент ухватиться за стоящую рядом тумбочку, но эта попытка только ухудшила его общее состояние, поскольку Барский просто-напросто разорвал мышцу, явно не подготовленную к такой внезапной нагрузке. Боль отдала в затылок довольно быстро, отчего бандит болезненно выдохнул, чуть не застонав от боли, но так как жалости к себе он не терпит, он упорно сдерживает в себе любой крик и прочее, что может выдать его уязвимость. — Что это было? — уже более сдержано, стараясь погасить в себе кострище гнева, высказал Сабал, пряча теперь за собой не только Лодейку, но и долговца, которого все условно прозвали Стоиком, ибо выдержать такое не каждый сможет. На Вадима хищно уставились дула автоматов, готовых в любую секунду атаковать его. Барс нервничает, ему не нравится эта ситуация, не нравится эти люди, но ныть перед ними он не собирается, не сегодня, ему хватает и давних плясок на задних лапках перед Эдуардом. Перебежчика осторожно пихают стволом чтобы проверить на то, жив ли он вообще и судя по резкой попытке отпихнуть раздражитель, Вадим живее всех живых. — Это мы так, баловались… — выдохнул закашлявшийся до боли в горле Барс, шевеля челюстью для проверки её целости — Лодейка рассказал мне кем вы являетесь. Даже не думал что поверю грёбаному моральному уроду. Вадим молчал, даже не собираясь смотреть на Сабала. Почти сразу он сел к группе спиной, нутром ощущая давление, оказываемое на него с их стороны. Там и порицание и обвинения, всё что он так ненавидит, но в то же время то, что ему приходится терпеть, когда он в очередной раз остаётся один. Барс чувствует себя зайцем загнанным в ловушку охотничьими собаками, и теперь эти собаки, будь на то воля хозяина, перегрызут ему глотку, а он не любит такое чувство, особенно, если оно сочетается с лёгким предательством. Он даже не мог подумать что Лодейка вообще в состоянии пойти на такое, да и ради чего он это сделал, ведь артефакт с него всё равно потребуют, и если не он, главный кобель стайки Эдуарда, пусть и сбежавший от него три года назад, то с него могут стребовать другие и более радикальным путём. Но даже тогда, пару секунд назад, валяясь на куче хлама с повреждённой рукой и наблюдая довольную, спокойную теперь рожу Лодейки, Вадим не хотел сдаваться. Пусть их и больше, ему могут сделать всё что угодно: снести лицо, сломать пару рёбер, довести до ужасного состояния и оставить умирать, всё это звучало в его голове как справедливый конец его жизни, но сдаваться — не его стиль. Тем более, однажды он уже сдался и к чему это привело его теперь? Жалкие попытки найти замену Эдуарду не увенчались успехом и каждый раз он ведёт себя хуже. Накопившаяся злость закипала в Вадиме всё больше по мере того как он осознавал плачевность своего положения, особенно когда к нему вышло несколько бугаев: Баян, Хмурый и Фин. Им достаточно было просто навалится на Вадима втроём, чтобы полностью обездвижить его, но Сабал дал другую команду. Он приказал для начала усмирить этого кровавого беса. — Твари! — в голосе Барского проскочило звериное отчаяние вперемешку с азартом, он наконец понял что его оставят здесь одного, ожидать Эдуарда и по возможности сдержать его гнев, пока малыш Лодейка будет упорно искать артефакт с дядей Сабалом. От одной только этой мысли стало так обидно, тоскливо и больно, что вся эта каша в голове превратилась в неконтролируемую ярость на уровне Берсерка. Говорить адекватно, да и вообще выразить эту боль в словах он не мог, но всё же выпалил пару фраз, ненадолго повернувшись к группе — А хрен ли ты мелкого прячешь? — стараясь не слушать скрип своего сердца, продолжает — Чтоб ты знал, это я его экипировал… — последнее он с трудом процеживает сквозь плотно сжатые зубы, чтобы не стать жертвой переполняющих его эмоций. Впервые за долгое время он чувствует себя так живо, и он был бы рад, что эмоции снова пришли в его жизнь, но такие эмоции — хуже пыток. Он понимает что Костя это не его собственность, не его родня и так далее, но чёрт, он был с ним огромное количество времени, ему уже даже было наплевать на то что Лодейка в очередной раз накосячил перед группировкой. Скорее он был прав в своих стремлениях, ведь он отчаянно показывал ему куда нужно стремится. Он показывал ему путь к свободе о которой он забыл, но как это обычно бывает с ним, теперь даже мелкаш будет сторонится его. Чёрт, он ведь даже не знает чувствует ли он раскаяние или все его эмоции — фальш, он вообще не понимает кто он и что должен чувствовать. И видимо, никогда не узнает. Спина Барского выгибается в немой попытке увлечь за собой конечности, подняв их в вертикальное положение, пока за этой широкой спиной следят множество враждебных теперь глаз. Ощущая проступившие слёзы, Вадим в отвращении кривит рот, скрипя зубами. Что вдруг заставило его выглядеть настолько жалко, неужели предательство Лодейки? Левая рука нашла опору в той самой тумбочке, Барс медленно поднялся, чувствуя как дула поднимаются за ним. Поворачиваться ещё раз не хотелось, как и не хотелось осознавать что он потерял всё, что даже не сможет сражаться за это абстрактное «всё», ибо его правая, рабочая рука, убита в мясо. А на лице Лодейки читалось в тот короткий момент лишь то, что он устал. Устал быть его напарником, что он боится его и не желает более его видеть. А ещё этот взгляд пронзительно кричит чтобы он сдался, ведь какой толк биться, если ты один, да ещё и в таком плачевном состоянии. Барский, держась за повреждённую руку, которая теперь безвольно болтается, покалываемая иголками боли и не имеющая возможности даже пошевелиться из-за них, поворачивается к надвигающейся опасности, явно еле сдерживая обиду, но всё ещё оставляя лицо холодным, в отличае от голоса. Да, возможно он сделал ошибку, когда резко рванул к выходу, больше не с целью сбежать, а с целью уговорить Лодейку остаться или эпично убиться о стену, но путь ему преградил Фин. Нескольких ударов хватило чтобы вернуть Барса в горизонтальное положение. Бандита снова замучил удушающий кашель, от которого он загибался похлеще Стоика, когда его пытал его Величество Пиздец. Лицо безбожно болело, будто он упал лицом в асфальт, да и в целом состояние такое, будто по нему каток проехался, а потому сил чтобы встать не было. — Вы же помните что человек перед вами — Слизняк? — Сабал даже глазом не моргнул, когда на Барса налетело сразу трое, Барс же мало что осознавал, чтобы понять скорую смерть от травм, благо мелкаш его всё ещё гуманист — Эй! Прекратите его бить! — Лодейка хотел было вступится, но его остановили. Со стороны Вадима доносился уже не смех, который обычно проскакивал у него в самых хреновых жизненных ситуациях, а хрипы и кашель. Отсюда было видно как под Барским медленно растекается лужа тёмно-бардовой крови, пока он еле дышит в этом безумии. И скорее всего, пытается встать, судя по упорным попыткам пошевелить ногами, руками. — Прекратите… — холодно высказал Сабал, услышав призывы Кости, и ребята остановились, но было видно что если бы их не остановили, они били бы его до отправки души к праотцам. Лодейке было жалко Барского, ведь видно без всяких психоанализов, что он нуждается в помощи, в некой опоре, которая станет мотиватором к исправлению, а всё что он получает — кашу с гвоздями, которую вынужден молча пережёвывать, ибо не имеет ни мнения, ни прав из-за своего ужасного статуса. Кто-то посчитает это достаточным наказанием, но как уже известно, Лодейка не приветствует любую кровавую радость. По приказу Сабала Барского поволокли к нему с целью профилактического разговора и разъяснения дальнейших действий. Когда его уже подвели к группе, Вадим вновь в отчаянии попытался вырваться, но попытка сопротивления была подавлена. — Вадим, — осмелился таки начать разговор Костя, прекрасно помня что Барс запретил к нему так обращаться — Прошу, перестань. Тебя никто не собирается убивать или мучать, но если ты продолжишь вести себя так, то этот ужас продолжится. От этого милого, добродушного «Вадим» всё сопротивление сошло на ноль. И сражаться за невесть что дальше совсем перехотелось. Баян и Фин поставили Барса на колени, ибо только в таком положении он мог находится в данный момент. Опущенная голова, почти безвольно болтающаяся из стороны в сторону когда его трясут за плечо, в целом изувеченное тело и лицо, которое пока ещё скрывает балаклава. — Итак, псовый сын, каков твой план? — Сабал ради приличия сел перед Барсом на корточки, он тоже не поддерживает кровавые игрища, но Лодейка успел попасть в круг его семьи, а значит за его безопасность и благополучие нужно рвать всех и каждого, ибо отдавать Костю под суд Эдуарда он не намерен. — Не было никакого плана… — здоровый Баян ударил Барса в корпус, выбив воздух, отчего перебежчик согнулся пополам, застонав и уткнувшись лбом в холодный пол, судорожно пытаясь вдохнуть, от сильного стресса язык Барса вскоре забился в мелком треморе, за ним чуть позднее задрожали и другие части тела, что Барский пытается скрыть, подавить, дабы не казаться слабее чем есть. Стоя на коленях прямо перед Сабалом в самом никчёмном виде, Барс чувствовал себя хуже, чем когда получил свою первую в жизни психологическую травму. Во рту уже обосновался привкус железа, а ноги совсем ослабли, как и руки вместе с телом. Захотелось свернуться клубком и чтобы никто не трогал, но за поступки нужно отвечать. Баян стянул с перебежчика балаклаву, а Сабал намерено грубо ухватил Вадима за короткие волосы, буквально заставив смотреть на него. Неясный, то ли полный сочувствия, то ли наполненный отвращением взгляд вперился в побитое лицо. Вадим же натурально смотрит на него с какой-то нечеловеческой тоской, страданием и мольбой, но далеко не о пощаде, а о банальном прощении, коего он никогда не видал. — Ты остаёшься здесь, один — ударило по сознанию Барса и тот сразу оживился, замотал головой, не имея возможности нормально заговорить из-за продолжающегося тремора — Так надо. Ты будешь приманкой и отвлечением внимания, в крайнем случае ты возьмёшь на себя самую тяжёлую работу. Это будет последнее наше задание, которое мы выполняем как наёмники. Потом, скорее всего, тоже в Свободу пойдём, поскольку мы решили что Лодейка, Стоик и Иан после выполнения задания отправятся в Свободу. Иан пообещал пристроить. Что будет с тобой не известно, и если уж говорить честно, я не хочу позволять тебе приближаться к Лодейке, Иану или Стоику. Ты опасен для них, да для всех и даже для себя самого опасен. — Эд сказал прийти в бар с артефактом вдвоём… — еле как сказал Вадим — Да, всё верно, к бару тебя доставит Эдуард, ты будешь оставлен под залог, потом на неопределённый срок придёт Лодейка и всё будет отлично, но есть ещё один вариант — ты выполняешь другое задание на другой ценный артефакт для Эда, забываешь нас всех и мы больше никогда не увидимся, как тебе? — Ну или мы продадим его и исчезнем, а все хлопоты свалятся на тебя… — вставил своё слово Баян, получив недовольный взгляд Сабала в ответ — А что? Есть ещё много вариантов. — Так что выбираешь? — Вадим обеспокоенно поводил взглядом из стороны в сторону, оглядел встревоженного Лодейку, подумал. Терять Костю, Стоика или Сабала навсегда он никак не хотел, но и держать на привязи опасно и бесполезно, Лодейка явно надеется на встречу, но нельзя больше рушить его жизнь из-за одних только своих желаний — Валите вы куда хотите… — Хороший выбор — довольно фыркнул Сабал, не теряя серьёзного вида, пока Лодейка запротестовал, попытался вырваться к Вадиму, но уже с самого начала этого всего между ними будто выросла стена, которую он не в силах разрушить даже если сейчас подбежит и обнимет его. Теперь он слышит всё как-то глухо, неясно. Возможно, самовнушение, а может и что похлеще. Лодейка всё же смог уговорить Сабала на исполнение каких-то его условий, но вот каких он не знал, да и знать не хотелось. Его отпустили и он, за неимением сил, упал, ощущая как его тащат к батарее и пристёгивают наручниками за повреждённую правую руку, чтобы была возможность отстреливаться в случае не радушного приёма. Сознание покинуло его и он впал в такое родное для себя беспамятство, в котором бы предпочитал находится вечно.

***

В помещении царствовал свет луны, откуда то издалека до мертвенной тишины завода доносился лай псевдособак и вой непонятных существ. Вскоре пошёл мелкий дождь, который в последнее время идёт слишком часто, удивительно что всё ещё не было грозы. — Вадим — Костя аккуратно прикоснулся к плечу спящего Барса, но тот проснулся не сразу — А? Что-то случилось? — Нет, всё хорошо. Можно мне проверить твоё состояние? — Барс наконец открыл глаза, хоть и далось ему это с великим трудом, на дворе ночь и это пугает Вадима, ведь оставаться в одиночку ночью для него в несколько раз страшнее и не из-за страха чудовищ, нет, из-за травящих его сознание мысль о собственной никчёмности и прочем — Валяй… — спокойно ответил Барс, стараясь хотя бы сейчас не отталкивать от себя мелкаша. — Я придумал тебе прозвище — вдруг заявил Барс, отчего неловкость стала на уровень выше, всё это было как-то странно, как-то по детски наивно, когда ты сильно обижаешь друга, а тот должен всё простить и делать вид что ничего не случилось «дружба до гроба» ведь — И какое же? — воришка поднял голову на старшего. — Мелкаш — усмехнулся Барс, но тут же осёкся, и передумав, добавил — Или Витус, смотря что ближе. — Мелкаш, — недовольно фыркнул Лодейка, открывая аптечку, чтобы дополнительно обработать полученные раны он же обрабатывал их и в первый раз. — Извини… — от удивления Костя чуть не выронил из худеньких ручек бинт — Почему ты извиняешься? — Я ведь наверное задел тебя таким хреновым прозвищем — про себя добавляя «да и не только им». — Нет, всё нормально. Вновь повисла атмосфера неловкости, но на удивление Мелкаш вышел из неё быстрее, чем Вадим успел заметить как он меняет бинты на очередной ране. Когда Костя находится настолько близко к нему, хочется обнять или хотя бы поцеловать разок, но отвлекать сосредоточенного Мелкаша от медицинской помощи, а уж тем более отталкивать его от себя такими необдуманными действиями Барс больше не станет. — Всё готово — Лодейка хотел было встать, но Барс всё-таки решил нарушить его право на неприкосновенность и потому аккуратно но достаточно резко схватил его за руку — Не уходи, пожалуйста… — Пока ещё я не ухожу, я лишь хотел отдать тебе пару предметов и поболтать. Сабал сказал особо не задерживаться, поэтому… — только сейчас парнишка обратил внимание на подавленый вид Барса и на то, какие же у него холодные руки — Вадим? Старший не поднимал головы, и Мелкаш быстро понял в чём дело. Сев перед ним на корточки парнишка аккуратно положил руки на лицо Барса, приподняв голову вверх, отчего Вадим заморгался, отводя взгляд в сторону — Ну ты чего? Мы же ещё встретимся! — успокаивает Барса Лодейка, но слова эти мало помогают, да и не это растрогало Вадима, а излишне доброе, присуще только Лодейке, отношение к нему. Отзвук боли расставания, пусть и ненадолго, выбивал из него мелкие слёзы. Когда Лодейка внезапно поцеловал его в губы, бережно обняв, Барс чуть не скончался на месте. Непонятно, то ли от шока, то ли действительно от каких-то чувств к этому мелкому, но сердце его заухало так часто и тяжело, что Вадим поначалу подумал что ему поплохело, но когда от затылка до пят по нему пробежались мурашки, а руки мелко задрожали, тогда то он понял что дело не в этом. Для себя Барский отметил что целуется Костя отменно. С такой нежностью, страстью и любовью его ещё никто не целовал. Подобный возвышенному, почти сакральному полёту души композитора этот поцелуй не шёл и в сравнение с коротким и полным холода поцелуем Эдуарда куда-нибудь в лоб или шею. Если Эд и целует в губы то так, будто его задача — забрать его душу. А этот поцелуй так и говорит: «Ты мне нужен. Ты со всем справишься». И так далее, а под конец пластинка заедает и получается бесконечное, отражаемое эхом глухой комнатушки Вадима: «Я тебя люблю». Барский невольно обнял Лодейку, притянул к себе, будто боясь отпустить и стать полностью холодным, потеряв этот огонёк, но Мелкаш отстранился, забирая с собой душевное тепло и тепло молодого, полного энергии тела. Он ненамного старше Лодейки, но разница ощущается как целые века на подобии золотого века и кровавого средневековья. Старший снова нарушил правила, на этот раз притянув Мелкаша к себе и поцеловав первым, мол: «Я тоже так могу.» Лодейка сопротивлялся лишь первые несколько секунд, но потом понял что Барский тоже может в нежность и уютную близость. От внезапного жара захотелось раздеться, окончательно сблизиться, навсегда закрепить за его карабин свой и никогда не раскрепляться, но только Лодейка отстранился, чтобы как и старший вдохнуть поглубже, после страстного поцелуя, холодок осознания ударил его по разуму отчаянно сигнализируя что так нельзя, что его ждут. — Нет, я не могу… — Лодейка начал одеваться обратно, благо он только успел скинуть куртку — Не хочешь или не можешь? — Не могу… Сабал ждёт —  перебежчик почувствовал себя обманутым ребёнком, но Лодейка пообещал, что они обязательно займутся и этим когда встретятся снова — Смотри, я ведь спрошу потом! — воришка Костя, как и подобает мелкому засранцу, лучезарно улыбнулся, растопив все возможные айсберги нутра Вадима. — Чертяка — промолвил Барс, улыбаясь вслед за Лодейкой и совсем позабыв о том, что это его первая искренняя эмоция в правдивости которой он не сомневается — Учусь у лучших. — Один подарок я положил в твой рюкзак, а вот второй хочу вручить самолично, — с этими словами он достал из нагрудного кармана нательный крестик, поблескивающий мощной цепочкой и таким же крестиком — Пойдёт такой? — Где ты его взял? — перебежчик сразу приметил работу Уроськи, мастера, который вскоре вполне может посоревноваться с нынешними торгашами в профессионализме и мастерстве. — Уроська помог. Пришлось доплатить, чтобы не искал, а сам сделал. Хотел подарить ещё несколько недель назад, внимание твоё обратить там, а теперь вот дарю как память, чтобы не так страшно тебе без меня было. Да и я помню что ты веришь в Бога, так что… Прими это как благодарность за то что помог сбежать от бандитов, пусть и таким путём. — Костя… — глаза Барса давно уже на мокром месте, но он опять старается это скрыть — Да? — Прости меня… Я… ‐ воздуха резко стало меньше, но Барский продолжил — Я люблю тебя! — Я тоже… — воришка задумался, руша своим молчанием всю картину счастья Вадима, но младший просто не может понять действительно взаимна его любовь, ведь у его перебежчика есть Эд, да и как вообще определить любовь Барса, если он чуть ли не самое точное определение похоти и разврата — Я тоже тебя… Люблю. От неуверенного ответа Барский сник, но когда заботливые руки застегнули на его шее цепочку, вся обида за неуверенность, неискренность партнёра исчезла. Второй подарок Лодейка показывать не стал, лишь намекнув что тот в рюкзаке. Как бы долго не тянулись эти минуты, Костя просто не мог оставить Вадима одного. Хотелось приголубить его, заняться сексом, подтвердив ему свою верность и преданность ему своей души, но задание висит невыполненным грузом. Медлить и рассуждать по часу нельзя, и Костя решается… Вторым. — А у тебя сколько всего времени на пребывание здесь? — спрашивает Барс, уже наблюдая как Лодейка сбрасывает с себя куртку, тут же отвечая — Было полчаса, но я заранее выбил себе час, так сказать, на непредвиденные обстоятельства, так что Сабал не разозлится. Барский аж подскочил, забыв что прикован наручниками. Получив от этого рывка невыносимую боль, Барс мигом успокоился, поняв, что Лодейка никуда не убежит ближайший час. Воришка же, чувствуя накопившуюся в старшем энергию, желание, прильнул к его шее, отчего тот еле слышно простонал, предвкушая происходящее. — Но ведь ты разве не пассивен? — перебежчик ненадолго поднимает взгляд, встречаясь с Вадимом — Нет, как и ты не абсолютно активен. Оставляя на шее Вадима засосы, Мелкаш бережно держит его за голову, положив руку ему на щеку, другой же, зная его предпочтения, крепко держит его за запястье единственной свободной руки, прижав ту к стене. Удивительно как меняется Барс в принимающей роли: становится нетерпеливым, даже немного капризным, но самое главное — показывает своё настоящее лицо. Маленький добрый мальчик, который устал от всего происходящего и просто хочет домой. Почувствовав как Барс нетерпеливо ёрзает, Лодейка поднял на него взгляд, видя даже в темноте как покраснели его уши и щёки, от этого он улыбнулся, вспоминая как хотел отомстить этому балбесу за причинённый вред и вот этот момент наконец настал. По просьбе старшего он наконец освободил его руку и будучи одетым теперь только в майку, стал раздевать Барса, не забывая при этом размягчать его. Да, он маленький, но он не глупый и он уже прекрасно осведомлён о пристрастиях старшего и он наверняка точно любит грязные разговоры, только вот продолжить их не получилось, потому что на грязный вопрос Барс ответил: «Да. Я ждал и даже подозревал что активом будешь именно ты, а не я. Сейчас, думаю, я не очень хорош в этой роли…» Барс чувствует что ещё немного и он растает от жара этого мелкого. Каждый его жест, каждое прикосновение дарует ему тепло и уют, которого ему так не хватало. Хотелось извиняться перед ним целую вечность, чтобы лишь услышать что он не держит на него зла. Вадим освобождает руку, обнимая и притягивая к себе Костю. — Не торопись, пожалуйста, будет больнее если тебя не подготовить… — Вадим недовольно простонал, уткнувшись лбом в плечо Лодейки — Всё равно. — Но тогда будет больно и мне — перебежчик внезапно поцеловал Костю в шею, ласково погладив по спине, перешёл на волосы, воришка думал что он схватит его, снова причинив боль, но Барский проявлял только нежность, думая пока, как разозлить его, чтобы через жёсткий секс с ним, ужасным Барским, Лодейка очистился от всего того дерьма что засело в нём. Да, Барс не страшится стать эпицентром взрыва, чтобы облегчить душевную ношу, ибо это единственное, что он может сделать хорошего для него, по крайней мере он так считает. Единственное чего он боится — причинить ему боль, оттолкнуть его своим холодом, наигранной грубостью. Вот что страшно, да и, признаться честно, никто ещё к нему так оригинально не подкатывал. Красть экипировку товарища по группировке — верх смелости со стороны Кости. Только вот, он теперь не знает кто кого спас. Костя его от пустоты существования в личине бандита или он его от рабского положения среди тех же. Сильные пальцы, усыпанные разного рода шрамами и ранами, вдруг сжали волосы Кости, отчего он вздрогнул. Вадиму не хотелось рушить такую прекрасную атмосферу уюта, но уже давно пора вскрыть гнойник этих пока ещё хромых отношений. Переступая через себя, заставляя себя говорить гадости и неправду, Барский всё больше заводил Костю, скинув его в праведный гнев воспоминаний, когда его даже могли не спросить хочет ли он заниматься сексом, просто бросить на пол, зажать в углу, а потом делать всё что им заблагорассудится. Вадим впервые за долгое время ощутил страх, но даже не за себя, а за их отношения. Он понимает эмоции Кости, ибо до того как его приютил в группировку Эдуард, он только и делал что каждый день пил какую-то бодягу, которые наварили местные синяки, курил их самокрутки, а когда в притоне Слизняков, который стоял и стоит, наверное до сих пор, появлялось что-то стоящее, более дорогое, за это «что-то» они дрались как бешеные собаки. Никто не страшился насилия, и прочего. Зарабатывать они никак не могли и все по разным причинам. Да и идти вглубь Зоны было бы для них самоубийством, ибо никто из них не знал её законов, хоть и находился в её владениях. Вий прозвал этот дом «Дом сирых», но Барс про себя называл его «Дом убогих» ибо столько страданий, сколько испытывали они, не знал, кажется, ни один человек из ныне живущих. Дистрофичные дети не знающие отца и матери, люди, в гневе лишённые глаз, безрукие, безногие и прочие. Картина которую он никак не может вырезать, выдрать из собственного сознания — то, как он проводил каждый свой день: душная комната, более менее чистая кровать, ибо он был в цене и имел ещё более менее хорошее положение в том блядском доме, огромное дубовое трюмо, отражающее его побитую рожу потерянного в жизни человека, который не видит выхода из этой ситуации. Каждый день, к нему заходят люди, разные люди. Поначалу они видели в нём спасителя, ибо замечая икону и узнавая его историю, хоть она и не была им важна, сразу просили исповедаться, и Барский слушал. Вскоре, с той же проблемой к нему стали обращаться и жители дома. И в какой-то из дней у Барского снесло крышу. Голыми руками он разбил каждое из трёх зеркал дубового урода, а затем, будучи верующим ещё с тех, давних времён, вышвырнул икону из окна вместе с киотом в котором она находилась. Вот откуда уродливые шрамы на его руках, но он, кажется, никогда не узнает почему у него при виде своего отражения каждый раз возникает желание  разбить зеркало или снести себе лицо. Последним пунктом его плана было сжечь притон, но его остановили, урезав питание и заставив выполнять столько ужасной работы, что последнее о чём мог подумать Барский — самоубийство. Впрочем, когда Эд забрал его, худущего анорексика, выкормив как собаку и дав новое прозвище, он не стал чувствовать себя лучше. Всё произошедшее так крепко засело в его сознании, что он до сих пор пытается найти укромное место и заснуть там, а не спать на виду у всех. Впрочем, привычка есть определёнными порциями, чтобы обязательно не больше ни меньше, также осталась с ним. К счастью, кто-то выполнил его план и половина дома сгорела в праведном огне, как сейчас горят глаза Кости. Он видит в них ту же обиду, ненависть и чувство несправедливости, что видел когда-то в собственных глазах. Ощутив как отстегнулись наручники, Барский тут же хотел поменять положение тела на более устойчивое, но Лодейка толкнул его, повалив на пол и навис сверху. Ярость парнишки ощущалась так явно, что казалось будто сейчас он испепелит Вадима огнём. Его детские, наивные глаза потеряли свой солнечный свет и от этого Барсу стало чуть ли не физически плохо, но кто-то должен был это сделать. «Парень то ты умный, но ранимый и эмоциональный слишком… Прости. Прости меня, если сможешь. Так нужно, чтобы вся эта дрянь тебя не грызла… Хотя бы тебя…» — думал Барс, наблюдая как Лодейка гневно рвёт на нём тельняшку, которые он так любит носить, как в несколько секунд справляется с ремнём, рывком стягивает штаны, трусы, оставшуюся верхнюю одежду откидывает в сторону. Не забывает и про наручники, застегнув их на руках старшего, чтобы тот не смог ему сопротивляться. Неизвестно как скоро утихнет его гнев и как быстро он поймёт что Барский разозлил его намерено, чтобы стать его эмоциональной разрядкой, но наконец окончательно раздев Барского, Костя вдруг схватил его за горло и воздуха стало ощутимо меньше. — Ублюдок… — процедил он сквозь зубы, нанося тем самым удар по сердцу, и кажется, Барс сейчас заплачет вместе с Костей, по щекам которого уже катятся скупые слёзы, но ему нельзя, пока нельзя, ведь он должен дать ему разрядку, а не заруинить план, когда он уже почти завершен. — Плохо, да? — с трудом смог выговорить перебежчик, пытаясь звучать надменно, но голос предательски дрогнул. Костя повёлся и на это. Крепкий удар заехал Барскому в скулу, звук на миг перестал существовать, как и сам Барс, собирающийся терпеть любую боль. Лодейка наклонился ближе, больно надавив коленом на пах, но даже это не могло подействовать на Барса должным образом, он лишь зашипел, зажмурившись под конец, когда лицо Кости оказалось совсем близко к его лицу, а руки перестали давить на горло. Перебежчик и не заметил как воришка встал на ноги смотря на него как на самого главного своего врага. Наблюдая многочисленные шрамы Барса, Лодейка будто ловил садистский кайф, какой ловят наёмники, пытая очередного бедолагу. То что Лодейка хочет оставить на нём свой шрам, Барс понял только тогда, когда его же нож лёг поперёк его горла. За множеством лет в страхах и боли Вадим даже не испугался вида собственного остро заточенного ножа, скорее удивился тому, как родной ему человек легко может начать ненавидеть его. Нет, он не обиделся, он понимает что всё это под действием гнева, но страха перед разбитыми отношениями этого не унимает. — Ещё как плохо! Ты даже не понимаешь каково мне было, когда все относятся ко мне как к бесполезному мальчишке и когда даже человек который мне нравится кинул меня одного и я опять должен был пресмыкаться, чтобы получить хоть какое-то уважение! Этот артефакт ничего не стоит, а если и стоит, то подумай сколько такого дерьма разбросано по всей Зоне. С чего вдруг её порождения принадлежат одному человеку? Кому это всё принадлежит, так только одной Зоне. Барс внимательно слушал, ощущая как сжимается сердце на каждом всхлипе, плаксивом вздохе Кости, но он молчит, ибо теперь даже не знает куда проложить курс их отношениям. Он считает себя чудовищем не достойным даже взгляда Кости, а он же в свою очередь хочет спокойствия и нежности, любви в конце концов, и вот задачка. Способен ли он, как вечно отталкивающее любые отношения и людей чудовище полюбить Костю так нежно и страстно, чтобы жить с ним в полном спокойствии. –… Любишь меня значит? — вернул в реальность из размышлений злой голос парня, давление ножа заметно возросло, но его всё ещё недостаточно чтобы нанести урон. Для урона нужно одно лишь резкое движение, но вместо этого лезвие касается щеки, гладко очерчивает контур его лица, всё же порезав кожу, после чего спускается ниже, норовя залезть в рот. Вадим осторожно поджимает губы, отчего Костя, держащий его за подбородок, надавливает большим пальцем на самый уголок рта, на что  Барский лишь мелко прищурил глаза, посмотрев на Лодейку как провинившийся щенок и чуть не провалив этим взглядом всю миссию. А вот член его, мелко вздрогнув, всё-таки поднялся, хотя и до этого был не прочь намекнуть на заинтересованность Барского в Косте. — Да, и что с того? Вытрахаешь и убьёшь меня? — продолжает поддерживать гнев Кости перебежчик — Нет, почему. Просто вытрахаю так, чтобы ты даже на ногах стоять не смог и не остановлюсь, пока ты рыдать не начнёшь. — А разве мелкий способен управиться со старшим? — воришка, с видом более похотливым чем все мысли Вадима разом, наклоняется вплотную к его лицу, сталкиваясь с ним лбом — Разве тебе не нравится происходящее? Хитрый Мелкаш заводил рукой по его паху, а дальше, специально доводя Барса до состояния гнева, начал мелко поглаживать его член, почти не касаясь его пальцами, что люто раздражает перебежчика, ведь как это так. Секс, да такой тухлый. — Да-а. Хватит уже лясы точить, действуй! — огрызнулся Вадим, тут же получив острый леденец под нос как предложение заткнуться, что Барс и сделал, не  смея перечить гневному воришке, что уже перевернул его на живот. Лодейку мало интересовало что Вадим хочет смотреть ему в лицо, ибо главным для него было вытрахать из Вадима всю дурь, наказать, истерзать, чтобы тот прочувствовал всю эту боль. Будто захотел столкнуть их души и дать прочувствовать в этом столкновении всю силу, скрытую за скупыми слезами, всю мудрость за опытом лет и страсть. Страсть к жизни, людям, делу. Он прекрасно понимает что его разводят на гнев, хоть пока и не знает зачем. Единственное что является его преградой сейчас — он сам, ведь он не понимает почему осознавая подставу он продолжает злиться. Его телом будто завладела другая, неведомая ему сила, злящаяся на всё вокруг. Уткнув Барса башкой в бетонный пол, Костя медленно и плавно вошёл, явно имея опыт, Барсу же такие нежности не по душе. — Ты телёнка кормишь или ебаться решил? — недовольно рыкнул Барс в эту же секунду почувствовав как нож вспарывает кожу на спине, отчего его пробила мелкая дрожь воспоминаний, от которых он до крови вгрызся в большой палец повреждённой руки. За этим порезом последовало ещё несколько: плечи, шея, поясница, опять спина. Не понятно от чего же понесло Барса: долгожданного секса, который он не получал уже долгое время или от опьяняющего чувства боли, но сознание перебежчика помутилось, отчего он слёг на бок после нескольких минут агрессивной долбёжки Кости. — Откуда на тебе столько шрамов? — послышалось где-то над ухом, и Барский, посчитавший такой вопрос неуместным, лишь недовольно фыркнул — Не важно… — перебежчика опять перебили — Затушенные сигареты, нож, даже вижу ожоги. Видать сильно боль нравится? — Да… — половинчато соврал Барский, на излёте сознания от получаемого удовольствия, от разрывающих сознание фантазий во рту становилось излишне мокро, а от исполнения этих желаний Лодейкой тряслись не только руки, но и ноги, на которых он пока стоит, ибо упал он после того как Лодейка, обхватив его бёдра, резко вошёл, задев простату. Вадим застонал громче обычного, силы покинули его и он упал, ощущая как между ног стало мокро и липко. Лежа на боку в попытке восстановить дыхание, ибо в сексе он яро участвовал насаживаясь на наказующее его оружие, Барс прикидывал сколько же он ещё продержится и сколько всего времени понадобится Косте для разрядки. Он смотрел на всё ещё злого Мелкаша, который, неожиданно для худощавого на вид парня, поднял его на руки, закинув его руки себе на шею, а ноги придержал руками. Вскоре приноровившись и усадив того на подоконник, так как раз поудобнее. Оба будто пьянили друг друга, и Вадим уже не скрывал довольных стонов, непроизвольных вскриков, страстного дыхания, граничащего с хрипом. Нож остался где-то в стороне. У Барского никаких сил протестовать, поэтому всё что он может — глубоко дышать, когда член Лодейки жёстко проходится по его нутру, показываясь лишь на мгновение в качестве бугорка на животе. Барский не сдаётся, не просит о пощаде, пока Костя мастерски ублажает его, буквально выбивая из него довольные вскрики о продолжении. — Что ты там фыркаешь? Скажи нормально! — огрызнулся Костя, обратив внимание на уткнувшегося в его плечо Барса — Говорю, ещё хочу… — воришка довольно ухмыльнулся, ибо обозлённая его сторона всё ещё желала отмщения, не смотря даже на то что Барс уже в принципе мало что соображает и практически не двигается. Дабы выбить из Барса хоть какие-то звуки, Костя лёгким движением дал ему понять что нужно лечь на спину. От соприкосновений истерзанной спины с множеством осколков Барс таки оживился, а от новой манеры выбивания из него слёз Вадим скорее бы начал пускать искры, настолько яркими и неоднозначными были эти ощущения, эмоции. И слёзы всё-таки появились на его лице, но скорее от манеры с которой Костя долбил как коммунисты в Берлине, а не от эмоций, которые Вадим с переменным успехом скрывал. Костя закончил раньше чем наконец таки успокоился, вернув бразды сознания разуму и заметив теперь слёзы. Некоторое время между ними висела неловкая тишина и каждый молчал о своём: Костя пытался осознать что сейчас произошло и почему его план по спокойному, тихому сексу вдруг превратился в этот ужас. Барс же думал как к нему будет относится Костя после подобного. — Зачем? — наконец решился спросить воришка, не зная куда и деваться, вроде и одеться нужно, но и от Барса, зачем-то закрывшего лицо руками тоже нельзя отходить — Н-не важно… — перебежчик убрал руки от лица, вытер красные от слёз глаза и сел, помогая себе локтем, лишний раз поёрзав на битом стекле — Теперь всё нормально и ты можешь идти на задание… — старший спустился, но как только ноги коснулись земли, бандит почувствовал как ослабли от перенапряжения мышцы, вследствие чего уверенная поначалу походка превратилась в стремительное пикирование, которое, к счастью, предотвратил Костя, успев подхватить его и тем самым остановить падение. — Тебе нужна помо… — бандит резко перебил напарника — Да. Только не медли, тебя ждут. — Ох, чёрт… — воришка осмотрелся на предмет стула или чего-то, куда можно усадить старшего и таки нашёл надёжный с виду стул на который и посадил товарища — Подожди немного, ладно? — перебежчик мелко кивнул, дрожа в ожидании от пробирающего холода. Лодейка быстро натянул на себя трусы, майку и штаны, почти сразу же после этого подлетев к Барсу с обработкой ран, производил он её, как и зашивание ран, абсолютно молча, как и последующее бинтование, впрочем, Барс тоже не проявлял желания говорить, но разговор таки должен состояться, ведь они расстаются, возможно, куда на более большой срок чем предполагается, потому как в Зоне нельзя быть уверенным в завтрашнем дне на сто процентов. Иногда Зона может изменить целый ряд судеб в одну минуту и это является её главной силой. Когда Лодейка закончил, началась самая тяжёлая часть их внезапного воссоединения — взаимные извинения и расставание. — Пойми, я… — младший берёт его за руки, пока Вадим старается смотреть куда угодно, лишь бы не на Мелкаша –… Я не хотел чтобы всё так получилось. Ты мне очень дорог, ты же понимаешь это? — Да — тихо буркнул перебежчик, вздрогнув от объятий Лодейки, но именно в них он быстро успокоился — Костя… Я тебя прощаю… — ждавший только этих слов воришка распахнул глаза, зажмуренные в страхе о расставании –… И люблю! — по-детски добавил старший, отчего и Лодейка почувствовал что вот-вот заплачет. — Я тоже люблю тебя и прощаю — повторил наконец Лодейка, завершив эпизод с прощением и начав самый сложный для них — расставание. Завершив объятие Лодейка поднялся, собравшись уже идти одеваться, так как в одних штанах да майке слишком уж глупо расхаживать, но Вадим ожидаемо ухватил его за руку, как обычно дети хватают родителей, чтобы что-то показать. — Помоги мне одеться, пожалуйста… — воришку пробил жуткий стыд и чувство вины, когда он вспомнил с какой яростью раздевал своего старшего, но Барс, будто почувствовав это, притянул его руку к себе, обняв, а позже и положив его руку себе на щеку, мол всё хорошо. — Да, конечно — понимая что майку он порвал как тузик грелку, воришка предложил альтернативу: чёрную футболку. Которая, к слову, идёт Барсу куда больше чем злосчастная майка-тельняшка. В ближайшие несколько минут Лодейка бегал за вещами как гонец за письмами, но вот когда дело дошло до штанов, самостоятельный Барс, одевавшийся всё это время с девизом: «Я сам!». Осознал что попытайся он надеть штаны без помощи Лодейки — тут же клюнет башкой об пол. — Я одеваюсь, а ты держишь — скомандовал перебежчик, на что Лодейка кивнул, выражая предельную готовность ловить своего балбеса. Пока Барс корячился в трёх погибелях чтобы таки натянуть штаны, Мелкаш терпеливо ждал, хоть зевота и сразила его один раз, но это после изматывающего секса. Заметив как Барс делает попытки встать, Лодейка подорвался первым, подхватив его и поставив на ноги, предупредительно скомандовав чтобы старший держался за него. Таким макаром удалось и одеть штаны и застегнуть ремень. Костя в какой-то момент решился пошутить что Вадим дышит так, будто стоит и дрочит, но почти сразу получил от Вадима лёгкий подзатыльник, хотя шутку он оценил, пусть только и после того как над ней посмеялся Лодейка, а смеётся он так, что людям рядом с ним нужно держать рядом вёдра для криков смеха. Но шутки вскоре кончились, ибо после того как Барс надел носки и ботинки вновь началась тишина. Которую нарушало лишь несколько звуков движения: Костя поднимает старшего, садит к батарее, пристёгивает. Оба не смотрят друг другу в глаза, зная что там разлился Нил, и не говорят друг с другом. На этот раз Костя не обращает внимания на молчаливые призывы Барса остановиться. Он идёт вперёд и оборачивается на старшего только в проходе, хотя сильно не хотел этого делать. Вадим, выглядящий побито, обрадовался этому взгляду, но Лодейка опустил голову, уловив со стороны Барса разбитый скулёж. — Прости… — высказал воришка перед тем как быстро уйти, ведь он опоздал не на час и наказание всё же последует. Оставшись один, Барс обнял свой рюкзак, помня про подарок и кажется даже представляя что это Лодейка, что он никуда не ушёл. В сердце поселилась такая тоска что старший чуть ли не выл от боли и осознания, что с приходом Эдуарда он вряд ли сможет встретиться с Костей. И Вадима прорвало на истерику, которую всё же услышал Костя, чуть не передумавший вернуться за старшим.