Долгая ночь

      По приказу заместительницы, Динара вновь подошла к спальне Сетта, глубоко вздохнув и постучав. Ответа не последовало, даже шуршания за дверью, и по спине девушки снова прошла неприятная дрожь. — Прошу прощения, мне сказали вас… Проводить. Босс сказал, что… — На её словах дверь открылась, и она нервно сглотнула, не услышав даже скрипа двери. Незнакомец слегка поклонился, показывая, что слушает её.       Мужчина переоделся в ионийскую одежду и начал походить на местных монахов-проводников духов, а точнее на их живую статую, ведь она не могла услышать дыхания. Принесённая накидка была подпоясана поясом-шнуром с неизвестной поломанной пряжкой, руки оказались в тёмных перчатках, что скрывались в рукавах, непонятный браслет и ко всему — полупрозрачный шарф на шее, что казался легче воздуха. Белокурая девица вновь на секунду сжала руки в кулачки, выпрямившись и закусив губу, но потом развернулась и пошла в сторону ложа, куда ей сказали отвести гостя. Изредка та кидала взгляды на чёрные глаза и тёмную полосу на лице, что перерезала глаз, но незнакомец не замечал этого, или даже взглядом не отвечал на попытки служанки изучить «опасного типа». Утихомирив животное желание сбежать от такого подальше, та смогла разглядеть необычные татуировки на худом лице, длинные ресницы и взгляд, что незаметно изучал её. В момент ладони вновь вспотели, а ком застрял в горле. Но впереди была её спасительница — заместительница босса: черноволосая и зачастую очень резкая девушка, не снимающая перевязи с метательными ножами, которыми, по слухам, умела хорошо пользоваться. — Спасибо, Дин. Проходи-те… — Её пренебрежительный взгляд лишь добавлял неуюта в общую картину, но похоже совсем не касался неизвестного, будто не его прожигали недобрые глаза. Тот лишь шагнул мимо в открытую дверь, оглядываясь в помещении. — Вы, если что, зовите, я… Принесу что-нибудь, — проговорила служанка под тяжёлыми взглядами. Внезапно мужчина ей ответил, проведя пальцем вниз по горлу и показав опрокинутый ко рту стакан. Переглянувшись с Викторией и увидев её кивок, прислуга удалилась, а наёмница буркнула, будто бы и невзначай. — Это любимое место Сеттриха, абы кого сюда не пускают, так что не делай глупостей,— стрелок ответил также небрежно, очертив пальцем небольшую комнату с балконом, и после невзначай указав в сторону девушки. Та чуть не пнула закрывающуюся дверь, но сдержалась, понимая, что так она ничего не добьётся, уже успев проиграть самый важный для себя бой. Стоило этому иноземцу попасть на глаза Сетту, как тот сразу начал тянуться к нему, совсем перестав обращать внимание на остальных, и в особенности на неё. Если бы этот чудак успел смыться до того, как они дошли до точки невозврата, то она вполне могла «утешить» разбитое сердце и занять место «первой леди арены». Быть не только грелкой в постели, пока этот бродяга плавает в забытые всеми богами места. Она до сих пор не поняла, что злило больше: что её опередили, хотя она присматривалась к «зверёнышу» задолго до того, как тот поднялся наверх, и что теперь она будет в лучшем случае только второй скрипкой, без возможности даже бороться за первое место; или что она проиграла по красоте мужчине, что больше напоминал бессердечную куклу, а не живого и чувствующего человека, как сам Сетт. Так женщина и простояла, пока Динара не вернулась с подносом, оглянув вслед резко удаляющуюся заместительницу. — Прошу прощения… — девушка постучала и зашла, застав за тем, как незнакомец бесшумно двигался вдоль комнаты, изредка кидая взгляд с балкона на собирающийся народ. На этот раз ощущение шока спало почти сразу, и та, натянув улыбку, поставила поднос на столик рядом с троном хозяина арены. — Вода с лимоном и травами. А, и бармен передал вам фруктов, если вы не против, — он кивнул, даже не посмотрев в её сторону, лишь замер на одной точке, всматриваясь куда-то вдаль. — Не… Не беспокойтесь. Думаю, босс даже царапины не получит. Там обычный дикарь. Про-проиграет раз и перестанет лезть – останется здесь просто бойцом, если слава и деньги нужны, ну и жизнь х-хоть немного дорога, — голос всё равно подводил девушку, и та лишь тяжело выдохнула, когда гость качнул головой, продолжая движение. Он будто не замечал её, но когда та на развороте чуть не врезалась в приоткрытую дверь, оказался рядом, открыв её и пропуская девушку. — Спа-си-бо — медленно выговорила белокурая, быстро ретировавшись.       Афелий наконец упал на трон своего зверя, задумчиво положив голову на руки, что упёрлись в колени. Он знал, что переживать за любимого бесполезно — не было никого сильнее полувастаи, даже сам стрелок проиграл бы красноволосому, не используй он издалека оружие сестры или какие-нибудь бесчестные выходки. Но лунари просто не мог не чувствовать, как сердце бьётся в мягкую шёлковую рубашку, которую Сетт выбрал для него и к которой тот привык, как к своей извечной форме. Он никогда не переживал за себя на горных тропах, даже когда принимал самые рискованные решения. Тогда он боялся больше не увидеть золотых горящих глаз и ушей, что с головой выдавали наблюдательному парню эмоции его любимого хищника. Но теперь он вновь здесь, хотя и не до конца понимая последнее напутствие сестры. И как назло — ответ он вряд ли получит, ведь у него не было с собой даже глотка ноктума. Смочив водой пересохшее горло и откинувшись на спинку со множеством подушек, брат лунной жрицы тяжело выдохнул, удивляясь, что слышит еле заметный голос. Свой.       Но его перебил шум горнов и крик трибун. Одинокого путника пугало такое количество народа, ожидающего чужой крови и боли, будто тем не хватило войны, что грохотала по их мирной земле, и они будут только рады новым страданиям. Лунари выдохнул, вспоминая слова Сетта, что это для них не больше, чем спектакль или цирк, только острее и живее. Но черноволосого всё равно глубоко в душе ранило такое отношение людей к крови, словно таргонские боги сами взирают на своих детей с небес с таким же любопытством и безразличием. Все, кроме Луны, что пытается уберечь их от участи животных, коих ведут на убой. А он оказался одной из разменных монет, на пару с любимой сестрой: преградой между жестокостью Сущностей и милостью Лун.       Горны поутихли, и стрелок опустил взгляд на арену. Толпа продолжала скандировать имя своего кумира, что, стоя внизу, подмахивал зрителям, раскаляя толпу. Красноволосый поднял глаза наверх с заметной ухмылкой. Сегодня было не просто шоу. На этот раз – ради особого зрителя – хотелось победить с блеском. Ухмылка перешла в довольный оскал, смотря как спокойное лицо с чёрным полумесяцем не отрывает от него глаз. Даже в одежде ионийца тот выглядел диковинкой среди алых занавес ложа, пока те скрывали его присутствие от зевак на скамьях, что ждали драки.       Когда зрители поутихли, из других врат вышел пират, если судить по вони солёных потрохов, что чувствительный нос полузверя различил даже издалека. И взгляд, как у дохлой рыбы, ничуть не красил разделённое шрамом напополам лицо. Хотя вряд ли до уродства он выглядел лучше обезьяны. На трибуне заорали — команда этого недоумка, который решил развлечься и подзаработать. Но сегодня не его день: у Босса точно были более важные дела, чем давать подлецам с самомнением повод задрать нос. — Ты бы хоть протрезвел перед дракой, чудило, — хозяин бойцовской ямы расслабленно подошёл к центру арены и ещё раз оглядел чужака с ног до головы. У того была с собой непомерно огромная сабля с кольцами, что висела прямо на виду. Растрёпанная рубашка и толстые брюки с ботфортами — ничего примечательного. Даже повязку на глаз, которую обычно цепляют на себя без нужды похожие личности, не надел. Только в глаза хотелось плюнуть как следует. Прохрустев шеей и поправив кастеты, боец встал в стойку, смотря на оппонента. — А я не беру на абордаж трезвым. Сначала тебя громилу прикокну, а потом девку твою оприходую, что сейчас своего зверюгу ждёт. Во пошли бабы, ей боги, любому богатому выродку дают, — тот расхохотался, доставая свою саблю и гремя кольцами. — Тебе вижу и не дают без золота, раз как просыхать забыл… — в звериных глазах проскользнули искры: если сабля так же непроходимо тупа, как и репа на голове у её хозяина, победа будет несложной, — а за «девку» ты не беспокойся, успеет тебе всё дорогое отрезать до того, как имя своё вспомнишь.       Пират не стал медлить, сделав быстрый выпад вперёд и так же быстро отпрыгнув назад. Несмотря на весь свой внешний вид, со своим оружием наёмник работал отлично, проверяя реакцию оппонента. Но тот ему ответил, успев за момент шага назад задеть кастетом плечо. — А неплохо для дикого, правда, ты кажется оружие взять забыл! — расхохотался мужчина в треуголке, меняя позу и начав кружиться по арене. — Заткнись уже и дерись, — прорычал Сетт, поймав момент и рванув вперёд. Противник с трудом успел набрать воздуха и отклониться, рефлекторно отмахиваясь саблей. Но будто зная об этом наперёд, боец на подпружиненных ногах проскочил дальше, локтем попадая неудачнику в плечо.       Афелий стоял, опершись на перила и почти переваливаясь через ограду, всматриваясь в каждое движение дерущихся. Он знал, что победа будет несложной, но переживания всё равно накрыли его с головой, перекрывая разумные доводы и заставляя облегчённо выдыхать каждый раз, когда тесак врага проходил слишком близко от тела вастаи, так и не осмеливаясь его даже коснуться. Он прекрасно видел, как победитель арены спешил, иногда давая лишние удары и инициируя не в позиции. Пожелай тот устроить шоу — то изводил бы пирата до полной усталости, отбивая плоскость клинка и просто не давая к себе подобраться. Но тот бил сам, находя моменты, когда смертоносный меч был уже не опасен для рукопашника. И тут пират, как только в его рыбьих глазах поселилось какое-то туманное наваждение, неразборчиво рванул вперёд. Полувастаи вновь отбил клинок в землю, но противник лишь скривил мерзонькую ухмылку и дёрнул меч наверх, повесив на морду льва ржавую удавку — зацепив кольцом кастет. Иониец дёрнул рукой в сторону, но капитан лишь толкнулся всем телом вперёд, пытаясь воткнуть меч в излишне юркого противника. Но за своим туманом и гоготом команды капитан не разглядел золотое сияние в звериных глазах. Сетт дёрнул рукой на себя, будто давая себя порезать, и чувство свободы толкнуло морского путешественника вперёд. Успел клинок лишь провести алую линию по торсу хищника, как ощущение полёта сменилось падением — один из кастетов просто застрял в кольцах, слетев с руки бойца и не давая скользкому пройдохе так умело справляться с собственным же оружием. Пират быстро кувыркнулся вперёд, не дав ботинку бойца впечатать себя в землю, и моментально развернулся, уже ничего не выжидая и даже не думая сбросить лишний груз с сабли. Он замахнулся со всей силы в голову наглецу, что посмел его перехитрить. И когда ухо дёрнулось в отражении клинка, мечник замер. Потёртое от времени оружие застыло, будто вросло в землю, не давая пошевелиться — хозяин арены просто поймал между ладоней клинок, что так удобно ему подали обратно вместе с его кастетом, что бился в кольцах. Капитан даже опешил, уже не реагируя и не пытаясь отпустить клинок, лишь дёргая его в стороны. Боец тоже не спешил, наблюдая за реакцией больной рыбы, что выбросилась на берег. В итоге мечник сглотнул и выпустил своё оружие, и за неразборчивым туманом в глазах виднелся знакомый страх. Слишком многие так на него смотрели, снизу вверх, смешивая животный ужас с отвращением. Вытащив свой кастет из железки, золотые глаза вновь поднялись наверх, к ложу. Лунари всё ещё стоял там и казалось, чуткий звериный слух даже отсюда мог услышать стук его сердца. Он звучал как тихая приятная мелодия, которую скрыл неразборчивый крик толпы, освистывая проигравшего и вознося победителя. Моряк, вновь потерявшись в своём мёртвом взгляде или хмеле, ничего не сказав, побрёл прочь с арены, забыв даже про свой меч. Тот пролетел над его плечом, втыкаясь в песок перед проигравшим и заставив пирата оглянуться на хозяина арены, что сам уже спешил в сторону противоположного выхода.