Долгая ночь

      Внутри янтарных очей разгоралось всепоглощающее пламя. Сеттрих победил и заслужил свою награду — не золото или славу, а еле слышный вздох, когда хрупкое тело отдёрнули от перил и потянули на себя, затягивая в тень ложа. Разгорячённые губы босса прошлись по шее своего трофея, желая прогрызть тонкую прохладную кожу и добраться до сокрытого тепла. Таргонец лишь развернулся лицом к распалённому хищнику, отвечая на животный жар гулкими ударами сердца, на требовательные укусы — дрожащими выдохами и безумными взглядами из-под ресниц, пока тонкие пальцы касались целительной прохладой разгорячённого тела Сетта. Зверь без разбору рухнул на свой трон, утаскивая за собой добычу. Черноволосая жертва сама последовала в объятия, заворожённая жёлтыми глазами, обвила руками шею и приблизила лицо, ловя губами рык, слетевший с оскала за секунду до прыжка. Полувастаи вцепился в Афелия жадным поцелуем, проводя языком по чёрной метке на притягательных губах и проникая внутрь, играясь во рту возлюбленного, проводя по ряду ровных зубов и ловя чужой язычок своим. Мощные руки лишь сильнее вцепились в тонкую талию, когда из немых уст раздался до пошлого слышный стон. Тело стрелка отвечало столь охотно, находясь на грани эйфории, когда никакие условности и запреты не могли остудить раскалённую чувством триумфа кровь. Каждым движением боец попадал в бешеный ритм лунного сердца, заставляя всю дрожащую в предвкушении суть Афелиуса желать своего победителя до одури. Пока руки ионийца снимали шёлковые одежды, а губы ловили тонкую кожу на шее, оставляя новые следы, таргонец оглушающе для звериного слуха проскулил: — Сетт… за-бе-ри меня. — не поверив своим ушам, что услышали низкий мелодичный голос среди сиплых вздохов, вастаи отвлёкся от вылизывания точёных ключиц и даже отдалился взглянуть на парня. Но разочарованный стон лунари окончательно вырвал хищника из реальности, и тот поймал бледный сосок своего мальчика губами, заставляя Афелия стонать ещё, дабы босс мог насладиться внеземной для него музыкой утопающего в наслаждении любовника. Накидка и рубашка быстро улетели в сторону, а напряжённое естество лунари упиралось в живот зверю через свободные брюки. — Так быстро соскучился? — боец прошёлся ладонью, надрачивая таргонцу через шёлк и чувствуя, как в его обтягивающие штаны упирается плоть, раззадоренная беспорядочными движениями стрелка на нём. — Пожа-луй-ста… Сетт! — обычно безмолвный путник сиплым голосом бесстыдно умолял своего зверя, отзываясь на каждое движение и продолжая неловко цепляться за широкую грудь и плечи, скидывая накидку с меховой оторочки и плавясь от обжигающей кожи и перекатывающихся под ладонями в перчатках мышц. Приподняв парня, босс стянул с его бёдер мешающую ткань, утробно рыча. — Чего ты хочешь? Чтобы я тебя наконец наполнил? — хищное нутро захватило победителя, и тот продолжал сминать мягкие ягодицы, заигрывая с пульсирующим входом, что жадно всасывал пальцы. — Тебя. Все-го, — голос не подчинялся черноволосому, то становясь до жжения в горле громким, то пропадая в тяжёлых вздохах и острых ощущениях. Но даже столь редкие слова взрывались в груди у Сеттриха, разжигая непреодолимую жажду. Припав снова к согретой и покрасневшей шее поцелуями, в глазах вспыхнул сноп жёлтых искр, что порвал тонкую кожу лунного, обдавая звериные губы лёгким жаром. Слизнув капли крови с раны, босс поднялся, поменяв себя и Афелия местами. Теперь стрелок стоял на коленях на сиденье, опираясь на спинку трона и выгибаясь на манер дикой кошки: слишком дикой и слишком изящной. Штаны хозяина арены с грохотом металлической пряжки упали на пол, а рука упёрлась над головой лунари, ухватившись за спинку кресла. Вторая рука неспешно прошлась по изгибу спины, подхватывая для удобства ягодицу и сжимая её, пока прожигающий взгляд смотрел на нежно-розовую фигуру в закатных лучах, а ствол одним постепенным движением не проник в податливое и подготовленное для него тело. — Какой ты у меня стал болтливый. Звучи ещё громче! Я хочу слышать тебя… Всего, — тихий ласковый шёпот переходил в утробный рык, стоило убийце прогнуться ещё, подаваясь в ответ. Зверь уже не контролировал себя, обхватывая тонкую талию и размашисто двигаясь, с придыханием слушая стоны, что становились громче с каждым разом, как вастайское естество доставало до чувствительного местечка внутри черноволосого, что вновь и вновь проходил сквозь череду нереальных ощущений. Голос лунного последователя то звонко отражался от стен, то хрипотцой проскальзывал в чуткие звериные уши. Не давая двоим так быстро закончить, иониец вышел из любовника под тяжкий вздох обоих. Но даже животное желание не заглушало более сильное чувство. И Сетт развернул возлюбленного к себе, подняв на руки и ощущая, как сильные ноги обвили талию ионийца. Вздох замер в груди, стоило увидеть задыхающееся в удовольствии лицо с бездонно-чёрными глазами, в которых виднелись мириады звёзд и отблеск алых прядей. Янтарные глаза вспыхнули ярче, отражаясь в тёмных омутах и даже кидая огненные блики на растрёпанные волосы вороного пера. Прижимая к себе драгоценную ношу, тот приник к раскрытым губам иссушающим поцелуем, проникая языком внутрь и ощущая еле заметный привкус крови, что тревожил и сводил с ума одновременно, от чего сердце билось ещё сильнее в крепкую грудь, сливаясь в один ритм с чужим, что стучало в ответ. Стрелок у него в руках дрожал на грани, цепляясь руками в массивные плечи, и стоило боссу сжать их члены вместе и начать резко двигать кулаком, как лунари не сдержался, заливая двоих своим семенем и громко постанывая в поцелуй, давая Сетту прочувствовать, как дрожат его ослабшие связки. Но для хозяина арены это было только началом. Не торопясь, нежно выцеловывая и вылизывая лицо, он приблизился к стене, прислонив Афелия к шёлковым алым шторам, коими была украшена вся ложа. Откинувшись на опору спиной, таргонец провёл ладонью по слегка колючей щеке любимого, улыбаясь и стараясь выровнять дыхание. Хищник же отозвался на это тихим мурчанием, бодаясь в ласковую руку и продолжая неотрывно смотреть на скромную улыбку, что теперь не пряталась за тяжёлой чёлкой. Стоило Сетту открыть рот, чтобы что-то сказать, как палец лёг на его уста, а сам тихоня кивнул, обвивая плечи возлюбленного руками и выгибаясь. Иониец приподнял любовника, насаживая его на себя, но тот лишь теснее скрестил ноги, толкаясь и желая как можно быстрее вновь чувствовать себя наполненным. — Какой же ты милый, изящный, отзывчивый, жаркий, тесный… Мне не хватит слов передать всё, что цветёт внутри твоим лунным светом, — тихо мурчал босс в чувствительное ухо, очень медленно проникая в парня, стараясь убаюкать его и своё звериное рвение, желая как можно дольше насладиться близостью, будто стрелка после вновь сдует скрытая от жёлтых глаз тропа предназначения. Он мог злиться одинокими ночами или опасаться краткосрочности их встреч, однако удерживать насильно своего убийцу и не думал, хотя закрадывались тёмные желания когда-нибудь сделать подобное. Но у его лунари была столь чёткая цель и ясный взгляд, что хозяин арены лишь немного завидовал тем, ради кого он вынужден уходить, и отпускал тонкие пальцы в перчатках, ожидая таргонца обратно — обычно измождённого и опустошённого, хоть бесстрастное выражение лица могло скрыть это от всего мира. Но только не от него. Звериный слух и острый взгляд говорили полувастаи даже больше, чем тому иногда хотелось. А сейчас Сетт хотел только одного — довести прижатую к стене добычу до экстаза, чтобы озябшее сердце вновь чувствовало себя живым и целым в единении с ним. Чтобы в чёрных очах не было и тени сомнений, страха или отчаяния, что до сих пор выглядывают из доверчивого взора вместе с росой слёз по уголкам глаз. Не торопясь, сдерживая скручивающийся тугим узлом жар желания, хищник коснулся губами длинных ресниц, собирая следы слёз и нашёптывая на покрасневшее ухо еле различимые слова, что принадлежали лишь им двоим. Плавные движения изводили белокожего, и тот изгибался, подставляясь под новые поцелуи и прикосновения. Для босса его парень был почти невесомым, позволяя продолжать медленную пытку, удерживая того на руках и вторгаясь до предела. — Сетт-рих… — таргонец с трудом находил силы говорить сквозь собственные стоны, что разбили его тишину и казалось бессовестно звучали на всю арену. — Да, Фель? — Сладкий шёпот хищника скользнул по шее, и черноволосый прикусил губу. — Ещё… Сильнее, — нужные слова приходили с трудом. Немота ноктума разучила его говорить, и голос дрожал, переходя в сиплый хрип. — Хочу чтобы ты… — рука брата луны скользнула по плечу зверя к его губам, двигаясь по щеке и зарываясь в рубиновые пряди. — Люблю, — как можно громче старался прокричать парень, но смог лишь шепнуть севшим голосом. Но его услышали. Босс поймал кисти в перчатках, прижав руки над хрупким телом и вновь сблизив лица, ворвавшись с новым поцелуем, начал набирать скорость, меняя медленный танец на страстный, ритмичный, вновь накрывающий с головой. Афелию не хватало воздуха, спина уже горела от резких движений по ткани, а ощущения внутри сплетались с неизвестной для него силой. Будто фейерверк был готов взорваться, и бабочки в животе рьяно бились, слетаясь как ненормальные на всепоглощающее пламя, готовое растворить без следа бессильное тело. Ноги вновь скрестились за спиной, прижимая хищника ещё ближе, и лунари прильнул всем телом перед накатывающим взрывом. — Я тоже люблю тебя, Аф-фе-ли-ус. Ты. Мой! — Прорычал Сетт, входя до упора и извергаясь глубоко внутри, ощущая как стрелок вцепился мёртвой хваткой, не пуская от себя любимого. Звериный рык оглушил их обоих вместе с внезапным криком безмолвного, что дёргался в приятных конвульсиях и вибрировал всем телом, перейдя новую грань ощущений. Полувастаи не торопился, оперевшись на стену и продолжая одной рукой держать лунного мальчика, пока тот не обмяк и не выпустил успокоившуюся плоть из себя, смотря из-под ресниц закатывающимися от экстаза глазами. Черноволосый всё не мог прийти в себя, дыша с сиплым хрипом. Довольный боец аккуратно перенёс и уложил свою ношу на трон, взяв полотенце из шкафчика. Убийца не двигался из-за крупной дрожи, лишь следя расфокусированным взглядом за огненными волосами. Сетт сел перед троном на корточки, с довольной улыбкой смотря на обезоруженного парня, вдруг резко перестав улыбаться и рассматривая внимательно ногу, по которой шла кровь. Афелий не чувствовал боли, всё тело казалось легче пёрышка, абсолютно свободным и абсолютно неуправляемым. Постепенно жжение приводило в себя — пот смешивался с кровью, а босс полотенцем начал аккуратно вытирать следы, смотря на раны, которые было бы трудно нанести в пылу страсти. — Это… Я не мог же, — желтоглазый сглотнул и выдохнул, почувствовав дрожащие пальцы в своих волосах, что еле касались поникших ушей и увидел, как лунари закачал головой. — Конечно не ты… — его голос вновь походил на еле различимый вздох. — Магия кончается и раны. Мгх. Вновь…       Нога знакомо онемела. Именно так он и шёл в буране, не чувствуя её и почти волочась по земле. Хозяин арены вновь улыбнулся, хоть и намного печальнее, и провёл по открывшейся ране языком, слизывая выступающую кровь. — Сейчас перебинтуем. Кажется я всё-таки немного перестарался? Кто ж тебя так, похоже тут рваная рана до кости, — проведя по чёрным волосам любовника в ответ, тот вновь отошёл к полкам, спрятанным в стене за занавесками. Набрав разных мазей и бинтов, босс вернулся к сидевшему в кресле Афелию, что смотрел на ногу отсутствующими глазами, будто это и не его травма. Золотые глаза заметили ещё кровь, что капелькой стекла с плеча на грудь. Боец не знал, что сказать — он даже не мог предположить, что их близость окажется столь травмирующей, смотря на растерянное в блаженстве лицо лунари. Тот протянул к Сетту руки, обняв и пытаясь говорить сильно севшим голосом. — Это не ты, — словно таргонец мог читать мысли, немногие слова попадали прямо в переживания ушастого. — Ты был невозможен… Я до сих пор не могу прийти. Я кажется даже, — тут лицо зарделось, и темноволосый отвёл глаза. — Кончил в-всем телом, а не только… ты понял. А это быстро уйдёт, я их даж-же не чую, — путая слова и совсем переставая звучать проговорил тихоня, давая любимому вновь отдалиться и присесть перед собой обрабатывать ногу, пока ослабшие руки вновь касались живого пламени волос, что светились в последних лучах солнца. Хищник вновь улыбнулся так, что лунное сердце пропустило удар. Его крепкие руки устали после насыщенного дня, но внутренняя сила, что лишь вскипела в крови после их столь жаркой близости, вела его движения, и тот быстро перебинтовал ногу, покрывая бинт поцелуями. — Где ещё есть? А вон плечо, оу. Тут ещё спина. Не двигай левой лопаткой и повернись, сейчас всё сделаю. Ты кажется немного добавил шёлку цвета. Тс-ссс-с! Не говори, побереги голос, я всё уже услышал, — боец приговаривал, продолжая стирать кровь, намазывать мазь и забинтовывать плечо своему парню. Многие соседние шрамы также стали красными, пульсируя. Лишь некоторые остались такими же незаметно-розовыми. — Слушай. У тебя вся спина такая, будто тебя вот-вот разорвёт. Думаю, тебе стоит просто отдыхать эти несколько дней. А края вообще обожжены… Да что с тобой эти кретины сделали?! — не выдержав, Сетт почти взвыл от боли. Даже если сейчас они и правда не болят, то до лекаря его убийца был в жутком состоянии, представлять которое становилось той ещё мукой для ионийца. — Это… Солнце. Из их камней-кх-кх, — лунари зашёлся кашлем, а босс его обнял, словно в руках у него хрупкий цветок, что вот-вот рассыпется от любого неосторожно выдоха. — Сейчас я несу тебя в кровать и ужинаем мы там. А потом спать. С утра посмотрим, насколько это критично и можно будет к нашему костоправу заглянуть.       Дальше Сетт молча закончил с бинтами, поглаживая раненого, когда тот снова кашлял или скрипел зубами. Дальше оделся сам, потом лишь надел рубаху на обнажённое тело, обернув накидкой, а пояс, штаны и остальное отдал таргонцу в руки. Темноволосый лишь мягко улыбался, бодаясь головой в крепкую грудь бойца. Бережно взяв своего лунари на руки, хозяин арены вышел вместе со своей драгоценной ношей в коридор и, игнорируя взгляд служанки, зашагал в сторону спальни. Афелий притих на крепких руках, глубоко дыша и держась за меховой ворот на родных плечах. — Вот что надо делать, чтобы ты был послушным, — улыбнулся златоглазый, смотря на расслабленного стрелка в его руках. Тот лишь хмыкнул в ответ, открывая свои чёрные бездны и дёрнув уголком губ. Дойдя до кровати, Сетт аккуратно уложил любовника, забрал всё из слабеющих рук и сложил на тумбу. Тонкие пальцы скользнули по локтю бойца. Ладони же вастаи потянулись снять с лунари рубаху, убирая её к другой одежде и стянуть длинные перчатки. — Сейчас сам за ужином схожу, а ты отдыхай. А то залюбил тебя после столь долгого перерыва, — посмеялся красноволосый, потягиваясь и собираясь на выход. Сонный стрелок лишь прошептал «люблю» одними губами, с трудом борясь со смыкающемся веками. *** — Роланд! — громкий голос хозяина бойцовской ямы прошёлся по стенам, отдаваясь эхом в затихающем помещении. Большая часть гостей таверны ушли после бурного празднования без виновника торжества, а оставшиеся не торопясь допивали, лишь просвистев зашедшему победителю, когда тот подсел к барной стойке. Трактирщик заглянул на вполне довольное лицо начальника, продолжая разбирать посуду после попойки, а его подручная бегала вытирать свободные столы. — Босс, какими судьбами? Тут стены пошатывались от вашего победного рыка, и особо хмельные дамы уже завидовали трофеечке, — мужчина усмехнулся, смотря как Сетт садится на барный стул и скрещивает перед собой руки, окидывая взглядом, от которого стоило бы заткнуться. Но работая давно, бармен смог привыкнуть к этому взору и лишь невинно присвистнул, смотря на звериный оскал. Кружка быстро наполнилась пенным напитком и без лишних слов встала на законное место, пока управляющий продолжил составлять чистые тарелки на место. — А я смотрю, ты слишком много знаешь, а? — боец не рассчитывал своё увлечение делать общественным достоянием, но осознание того, что метка собственности теперь не сойдёт с лунного путника ему откровенно льстила. Хотя вряд ли кто, кроме самого близкого круга, знал о нём, а его ребята не болтали попусту. Кружка так же быстро опустела, выпитая одним залпом и стукнулась с характерным звуком о стойку. Её быстро подхватили и наполнили вновь. — Разве вы мне не за это платите? Знаю ещё, например, что лодка старика Шетона приплывает сегодня вечером… — Думаю, он не понадобится так быстро на этот раз. Пожалуй мой гость подзадержится, — перебил того иониец, не желая даже думать об отбытии Афелия, пока он в настолько ослабленном состоянии. — Как скажете. Днём же будет торговый корабль раккоранцев к празднику. Они начнут ярмарки отсюда и отправятся в сторону Влонко и Пласидиума, но на обратной дороге заглянут вновь. Думаю они будут ходить по Ионии около полумесяца, если не больше, — бармен отвлёкся дать служанке новые распоряжения и отправить её лёгким толчком подальше от важных разговоров. — Две недели… Уже интересно. А ты и правда знаешь достаточно за свои-то деньги. Ну тогда давай и об ужине подумай, но не перегружай, особо ему. Как видишь, на пир я немного задержался, дела, — начальник продолжал беззлобно улыбаться, отчего в таверне стало и светлее, и шумнее. К полувастаи то и дело подходили чокаться и вторить про захват пиратского ятагана и серию безответных ударов, уклончиво хихикая, что после всего этого тот даже не запыхался, сидя полный сил и в прекрасном расположении духа. Боец не отказывал посетителям, смеясь над особо удачными шутками и заряжая толпу даже вне ринга. Тем временем трактирщик ушёл на кухню, капитанским голосом раздавая приказы, а на его место встала служанка, взявшая пустой стакан и виноватым взглядом посмотрела на Сетта, слегка краснея. — Эля, — тот без труда угадал причину замешательства, и служанка со вздохом облегчения начала наливать кружку, подавая напиток хозяину арены. Сонливость мягко обвилась вокруг уставшего тела, давая боссу спокойно выдохнуть и почувствовать давно утерянное чувство комфорта. Он наконец всех победил, деньги буквально из ниоткуда идут ему в руки, мама спокойно пропалывает свою лекарскую траву в уютном домике за час ходьбы от города, а в спальне наверху спит, обессиленное от любви, его сокровище, абсолютно бесшумно дыша даже во сне. Роланд вернулся с подносом, на этот раз там было в два раза больше мяса для проголодавшегося хищника, две миски супа и кувшин молока. Подняв поднос из рук бармена одной ладонью, Сеттрих встал, торопясь обратно и бросив себе за спину последние распоряжение. — Узнай про корабль, о каких-либо священниках на нём и свободном месте. И на ближайшую неделю-две я предельно занят, пусть Викки не влезает, — и он своими широкими шагами так же быстро исчез из поля зрения всё расползающийся по домам толпы. ***       До недавнего безмолвный, приоткрыв глаза, почувствовал, как его горло до сих пор неприятно жжёт, а бинты стягивают тело. Он так и не понял за всеми феерическими ощущениями, когда появились эти раны на теле и как Сетту удалось пробудить в его давно онемевшем и измученном теле и сердце столько нереальных в своей силе чувств: переживание во время боя и жгучее желание упасть в объятье раззадоренному хищнику, разделить его триумф и раствориться в мгновении только их двоих. Всепоглощающая страсть и проникающая под кожу нежность. Оглушающий утробный рык и сводящий с ума ласковый хрипловатый шёпот. Он помнил свои попытки что-то говорить, но сейчас его голос вновь растворился в молчании юного месяца. Бойца не было рядом, Афелий мог это чувствовать, как и то, что звёзды Алуны также были недоступно далеко. И одиночество рваной болью отдало в спине и начало отравлять холодом кровь, будто тот лежал не в огромном ложе, а на полу тесной камеры. Но шаги возлюбленного были слышны издалека, прогоняя тёмные видения. Боец замедлил свой шаг на подходе в спальню и как можно аккуратнее открыл дверь, мелодично звеня посудой. Взгляд с надеждой устремился в арку проёма, а лунари приподнялся на слабых руках, встречаясь глазами с прошедшим в спальню. — Проснулся? Давай перекусим перед сном. Как твои раны, болят? — несмотря на усталый взгляд, широкая грудь вздымалась ровно под жилетом, а рука держала поднос с привычной непринуждённостью.       Таргонец улыбнулся, рассматривая в слабых отсветах ворох алых волос и сверкающие в темноте глаза. Придя в себя, тот покачал головой, указав пальцами на горло. После он потянулся рукой к боссу, и тот, зачарованный, приблизился к кровати, поймав волосы цвета вороного крыла меж пальцев и склонившись для поцелуя, неспешного, но столь желанного обоими. Поднос лёг рядом с ногами стрелка, а Сетт осторожно провёл огрубевшими подушечками пальцев по мраморно-белой груди, чувствуя ритм сердца и перебирая бинты. Нехотя закончив поцелуй, иониец оглянулся, смотря на тяжёлый поднос на одеяле и вновь на сонного лунари, который тонкими пальцами водил по его руке. Отойдя на пару шагов, хозяин арены вернулся, держа в руках небольшой столик со складными ножками, и поставил его перед Афелием, что продолжал тянуться к хищнику, цепляясь и не желая отпускать. Подушки со всей кровати руками босса легли за спину раненому, а на столик встала миска супа. Чёрные глаза опустились рассматривать стол, но потом стрелок вновь поднял взгляд, рассматривая самого нежного зверя, что сейчас так же взял миску и встретил взгляд своими янтарными очами, в которых играли золотые искры. Так они и ели, неспеша, боясь разорвать надолго зрительный контакт, будто вся магия момента исчезнет, стоит отвести взгляд друг от друга. Закончив со всей своей едой быстрее, Сетт переставил поднос с посудой на тумбу, искоса продолжая наблюдать за медленными, но всё столь завораживающими движениями рук. — Фель… — вновь после долгого перерыва произнёс полувастаи. И вновь приутих, подбирая слова и убирая от таргонца столик на пол рядом. Звериные ушки поникли, выдавая переживания хозяина, но тот вперёд слов отдал в тонкие руки кружку молока — Вопрос прозвучит странно, но… Твой голос. Он мне не мог просто показаться. — Не-ейт, — чуть слышно ему прошептал тихоня. — Я правда… Ноктум, — и тут его попытки вновь говорить прерываются ещё одним запредельно нежным поцелуем, и стон растворился в устах вместе с недосказанными словами. — Не стоит перенапрягаться. Я ещё всё успею услышать. Допивай и спать, — отпустив чужие губы, тихо прошептал Сетт, несмотря сбрасывая с ног ботинки и вставая раздеться. Лунный брат допивал тёплое молоко, наслаждаясь хищными движениями и слишком ладным накаченным телом хозяина арены. Отставив кружку в сторону, таргонец вновь поднял руки к своему зверю, ловя его в свои объятья и ложась уже вместе, сплетя руки и закрывая глаза.