На вкус и цвет

Серебряная сталь полицейских наручников впивается в крепкие запястья до едва заметных алых следов, которые позже можно будет в упоении целовать, слизывая с кожи лёгкий привкус крови. Держат крепко, сделаны на совесть. Дракон тянет руки вперёд на неосознанных рефлексах, проверяя грани иллюзорный свободы на этот вечер – мышцы рук перетекают под кожей почти изящно, так красиво, что впору залюбоваться, и Алтан пялится, неприкрыто и жадно, пользуясь тем, что у любовника крепко завязаны глаза и взболтнуть очередную глупость у него не будет повода. – Золотце, дальше ты покажешь мне свою «Красную комнату»? – наивно было полагать, что Вадиму, вообще, нужен повод. Алтан сжимает коленями его рёбра и несвойственно мягко гладит ладонями по голой груди. Яркая татуировка манит к себе каждый раз, буквально напрашивается потрогать, укусить, вжаться языком в хищную морду древнего ящера или содрать ногтями оскал с волка, оставить метку на память о себе, жаль, что не под кожей. – Дальше я куплю кляп, чтобы ты перестал болтать, – Дагбаев отвечает холодно и спокойно, ничем не выдавая то, как сильно скребёт изнутри сладкое жгучее предвкушение. Вадим – его собственность. Вадим – под ним и весь для него, такой сильный и большой, опасный и смертоносный, невозможный. Его безыскусно и грязно хочется, чтобы выл и требовал, подмахивая бёдрами навстречу каждый раз, когда ритм недостаточно быстрый. Алтан знает, как сложно ему сдерживать себя; знает, что он может сломать наручники на раз, просто повернув под нужным углом цепь, но он терпит и принимает правила игры с извращённым смирением, потому что Алтану так нравится, а большего и не надо. – Если ты заткнёшь мне рот, не получится сесть мне на лицо, Змейкин, – Дракон улыбается нагло, словно всё здесь именно под его контролем, и боже, как же сильно Алтану хочется ударить его по лицу, чтобы разбить эти чёртовы губы. Власть над кем-то более опасным опьяняет сильнее, чем лучший градус, а ещё подсаживает, как дешёвая клубная наркота. – Ты слишком много говоришь. Алтан царапает короткими ногтями твёрдые бусины чужих сосков и наблюдает за тем, как Вадим сжимает пальцы в кулаки. Ничего криминального, лёгкая угроза, которая быстро перетекает в очевидную издёвку, потому что Алтан сползает ниже и, вжавшись в горячую кожу, неспешно мажет языком по широкой груди. Аляпистую татуировку можно выводить долго. Алтан старается и абсолютно никуда не спешит. Кончик языка лениво обводит контуры чернил, оставляя за собой влажные дорожки, которые остывают сразу же, стоит на них подуть. Вадим едва заметно гнёт спину, стараясь вжаться сильнее, чтобы чувствовать, но тут же получает в награду жёсткий укус под левой ключицей. Алтан сжимает зубы и рычит, проводит пальцами по рёбрам и не давит на болевые только потому, что Дракон понятливо расслабляется и откидывает голову назад, на мягкие подушки. Змейкин дорвался и мешать ему смерти подобно. В личных покоях Дагбаева прохладно, но липкая похоть разгоняет кровь так, что тяжело дышать. Алтан потирается щекой между разлётом тонких ключиц и приятно щекочет распущенными волосами бока. Вадим хочет видеть его сейчас, красивого и желанного, без привычной маски ледяного спокойствия, но перед глазами только шёлковая темнота, обостряющая чувства до предела. Змейка умеет доводить до исступления и мольбы. Алтан выпрямляется неохотно и тут же подаётся выше, дышит жарко Дракону в обнажённую открытую шею, но не касается, только смотрит за тем, как тот снова тянется вперёд, пытаясь получить желаемое и шумно выдыхает, когда Алтан, наконец–то, целует над крепким кадыком, оставляя едва заметный алый след. Растянутые игрища злят и заводят одновременно. Вадим к такому не привык, в его манере быстро и жёстко, чтобы до громких шлепков и криков, до жидкой лавы по венам и острого яркого оргазма, от которого в глазах потемнеет на несколько секунд и останется тяжёлая сытость и дрожащие пальцы. Алтан тоже так любит, возможно, даже больше самого наёмника, но иногда его тянет на извращённые лаской пытки, которые могут длиться часами и доводят до предела, о котором Вадим даже не знал. Мольбы в его исполнении заводят Дагбаева особенно сильно. Алтан потирается задницей о вставший член через ткань домашних штанов, плавно покачивая бёдрами. Алтан целует возле сердца, целует тонкий шрам на стыке рёбер и неожиданно подло кусает в солнечное, тут же зализывая ровный отпечаток. Алтан невероятно тащится от того, что ему всё это можно и Вадим не сделает ничего, пока ему не разрешат. Хотя раньше наёмник казался просто мечтой, на которую юный Дагбаев издалека пускал слюни и один раз попытался поцеловать, будучи опьяненным гормонами и текилой, но получил жёсткий отказ и мягкое: «Ты не понимаешь, что творишь, Золотце». Алтан отлично понимает сейчас, когда стягивает с Вадима штаны и, не дав ему насладиться витком облегчения, насаживается ртом, пуская горьковатую головку за щёку. Дракон шипит от вспышки жаркого удовольствия, но не дёргается навстречу, хотя вбиться в узкую глотку мальчишке хочется безумно. Шёлковый рот затягивает в сладкую пытку, потому что Алтан берёт глубоко и втягивает щёки, скользит языком по вздутым пульсирующим венам и, выпустив ненадолго изо рта, ласкает одну головку, вжимаясь губами в чувствительную уздечку. Вадим, грешным делом, начинает думать, что можно, в принципе, наручники и сломать, нарушить разок правило и завалить Алтана мордой в подушки, чтобы выдрать его до сорванных криков, но Змейкин, словно почуяв, берёт глубоко и старательно, намеренно сглатывает, прокатывая по Дракону нетерпеливую судорогу – «блять, Алтан...», – и начинает жадно сосать. Пошлые мокрые звуки льются в уши лучшей музыкой, распаляют ничуть не хуже, чем визуал, но Вадиму всё равно мало и он толкается бёдрами вверх, напрочь игнорируя крепкую хватку на собственных бёдрах и срываясь в тихий стон. Желание патокой сводит мышцы. Алтан дерёт внутреннюю сторону бёдер ногтями за непослушание и, сбавив темп, оставляет во рту снова только головку, натирая её языком по кругу. Вадим кусает губы и рычит, требуя большего. Вадим, блять, слетает с катушек быстро, ему много не надо, но давит в себе порывы сорваться, потому что знает, что Алтан будет довольным, после ебли, час от силы, а потом выгонит и начнёт морозиться. Оттаивает Цветик долго, ледники быстрее тонут и ну это всё на хер. – Золотце-е, – Дракон рычит предупреждающе и тянет наручники на себя с громким лязгом кованой спинки кровати. Алтан стонет в унисон с резким звуком, не выпуская член, и от лёгких вибраций Вадима гнёт в спине. Сердце бьёт в висках, как ненормальное, трахаться хочется пиздец, даже боль в запястьях не отрезвляет, но Алтан – охуительный и жестокий – выпускает член и больно пережимает его у основания, сбивая настрой. Вадим не бьёт его ногой только потому, что вроде как любит, хотя, когда коварная змея залезает обратно на живот и лезет жадно целоваться, хочется его придушить. Острые коготки скользят по напряжённым рукам, провоцируя колкие мурашки. Вадим дёргается и отвечает на поцелуи, послушно даёт вылизать собственный рот, сталкивается зубами и кусает Алтану губы, чувствуя привкус естественной смазки. Заводит нереально, особенно тот факт, что Змейкин всегда отсасывает с таким демонстративным кайфом, словно член Вадима это лучшее, что случилось в его жизни. – За плохое поведение наказывают, – Алтан шепчет сбивчиво в поцелуй и трётся членом о твёрдый живот, стонет от того, как ткань штанов болезненно проезжается по головке и кусает Вадима за нижнюю губу до привкуса крови. – Я тебя сейчас сам накажу. Твою мать, Змейкин, хорош тянуть кота за яйца! – Дракон тонет в мареве ощущений: запах Алтана, голос и жар его гибкого тела, он вжимается так требовательно, двигает бёдрами по животу и напрочь игнорирует то, что Дракону тоже хочется; только смеётся тихо, когда чувствует сзади нетерпеливое и бесполезное движение. Власть заводит и пьянит. Флёр эгоистичной похоти подталкивает догнаться в одиночку, как есть, чтобы Вадим чувствовал и слышал, как Алтану х-о-р-о-ш-о, как он кончит просто от грубой стимуляции, поскуливая от удовольствия в поцелуй. Дракон ощутимо звереет на глазах и держится из последних морально-волевых, Алтан, сука, играет с огнём, но когда последняя адекватная мысль покидает голову, Дагбаев рывком приподнимается на коленях и судя по шуршанию, стягивает штаны. Вадим требовательно и хрипло рычит, дёргает нетерпеливо бёдрами и тут же судорожно втягивает сквозь зубы воздух, потому что Алтан перехватывает пальцами член, и головку упоительно медленно обхватывают тугие мышцы, горячие стенки сжимают ствол. П и з д е ц. Вадим громко стонет и немедля двигает тазом вверх, входит охуительно глубоко, до звонкого вскрика Алтана и крепкой хватки его тонких пальцев по бокам. – Поехали, Змейка, – Вадим скалится безумно и рывком набирает быстрый, жёсткий темп, не собираясь щадить мелкого искусителя. Мышцы сводит от неудобной позы, сраные наручники дерут запястья так, что кожа горит, но похуй, удовольствие затягивает, замыливает боль, оставляя только изматывающее едкое чувство, стягивающее низ живота колючим узлом. Алтан довольно воет на одной высокой ноте, подстраивается под ненормальный ритм и дрочит себе быстро и судорожно, захлебывается ощущениями. Пот стягивает кожу липкой плёнкой по спине, оргазм подкатывает сладкой судорогой – Дракон отдирает левый наручник от цепи и стаскивает с себя повязку очень вовремя. Алтан кончает, выгнувшись изящно и сломано, пачкает Вадиму живот и грудь спермой, кусая губы и жмуря глаза. Какой же он красивый. Дракон догоняет его через пару сорванных движений, потерявшись в эстетике и удушающем удовольствии, и сжимая онемевшими пальцами тонкое бедро до синяков. Алтан валится сверху и вжимается мокрым лбом Вадиму в щёку, едва справляясь с сорванным к чертям дыханием. Тело сводит приятной ватной усталостью, а ещё в груди скребёт странное, тёплое чувство привязанности. Алтан от него бегал, как от огня, потому что эмоции – это лишнее и пустое, но Вадим лениво гладит его по спине, едва царапая кожу браслетом наручника, такой красивый и… родной какой-то, что кажется, будто влюбиться – хороший план. Дракон поворачивает голову чуть в бок и касается носом горячего виска, жадно втягивая алтановский запах и едва не урчит. Правда, недолго. Вкрадчивый шёпот продирает Алтана до заметной дрожи: – Сейчас ты снимешь с меня второй наручник и тебе пиздец, Золотце.