Кровавые полосы

Горький дым заполнял разум от произнесённого имени. Уши заложило, разум затуманился, и все же Нишимура не мог понять, какие чувства он испытывает. Обычно после такого ему хотелось рвать и метать, но сейчас… будто совсем по-другому. — Ладно, Рики, — повторил имя Ким ещё раз. — не опаздывай на урок! — хлопнув по плечу и улыбнувшись, сонбэ ушёл. Ники так и стоял в ступоре минуты две, а после того как «очнулся», быстро и стремительно направился в туалет. Облокотившись о раковину, он принялся глотать воздух ртом. Галстук, обрамлявший до этого шею, изо всех сил полетел вниз. Парень посмотрел в зеркало и не мог себя узнать. Не то чтобы он как-то изменился внешне, сейчас у него была только растрепанная голова и полурастегнутая рубашка, а на лице, побледневшем от «кислородного голодания», все чётче виднелись синяки под глазами, появившиеся из-за трудоголизма или, скорее, карьеризма парня. Нишимура не понимал, почему он стал таким, что с ним произошло. Он так старательно годами выстраивал в себе возможность подавлять эмоции, нацеливаться на негативные чувства, чтобы в дальнейшем, при танце, выпустить всего себя. И этот план был довольно… функционирующий. И вправду, жить только негативными эмоциями, чтобы потом оставить их на сцене - эта идея заслуживает как минимум похвалы, а как максимум нобелевской премии. Сейчас Виктор Рентген, наверное, перевернулся в гробу. Конечно, получалось не без травм, наверное все ноги, руки, рёбра и позвоночник Нишимуры были «расписаны» большими синими, местами красными, пятнами. Но его это не останавливало. Любое пустое место на его теле говорило ему о том, что он недостаточно старается. Но почему сейчас он будто наполняется… радостью. С чем это связано? В отражении зеркала Нишимура увидел ненавистный бейдж, который все еще напоминал ему о его имени. Резким рывком Ники сорвал своё имя. Вместе с бейджиком в стену отлетела и часть синей жилетки. Цветы вишни все ещё цвели, везде слышался их благоухающий запах. Киму он казался уже повседневным, но от такой повседневности тянуло сблевать в ближайшую мусорку, уж слишком часто его преследует этот аромат. Но несмотря на это, Сону подобрал один листочек и вдохнул его сладостный, но надоевший, хуже его родного отца, запах. Ким закашлялся, ведь его все ещё тошнило. Неподалёку от школы располагалась одна местная кафешка, где делали небольшую скидку для учеников их школы, и Сону направлялся прямо туда. По-хорошему ему надо бы быть дома, чтобы действительно отдохнуть и пролежаться, но туда он не пойдёт точно. Дома наверняка сидит отец, который приехал на обед, а находиться под одной крышей с ним равносильно тому, что добровольно лечь в могилу. А Сону ещё не настолько отчаялся в жизни, чтобы прыгать в яму, а после же собственноручно себя закапывать. Заказав маленький набор еды, чтобы протянуть хотя бы до вечера, он уселся за один из свободных столов. А их было достаточно много, ведь ученики ещё были на занятиях. Вытянув таблетки из кармана, он разложил их на стол. — Так, эти две сейчас… — больше вопросительно, чем утвердительно говорил Ким сам себе. Он убрал оставшиеся две таблетки обратно в карман кофты и уселся ждать. — Наркошей решил стать? — человек подходит неожиданно тихо и треплет Сону за плечи. — Джей, боже, нет, — Ким закатили глаза и разлёгся на стол. — Что ты тут делаешь? — На самом деле я очень спешил на кое-какую весьма важную встречу, — он глянул на часы. — Но для тебя, Сону, у меня всегда найдётся время, — Он улыбнулся и потрепал розововолосого за голову. — Опять спешишь на какое-то супер важное свидание? — Сону поднял голову. — В точку, — усмехнулся Джей. — Так почему у тебя таблетки на столе? — вернулся к теме Пак. — Мне немного нездоровится, — Сону снова опустил голову, будто не желал этого диалога вообще. — Сейчас все нормально, просто запью их кофе. — Ты белизны объелся что ли?— отозвался Джей. — Кто в своём уме будет таблетки кофе запивать? — он громко цокнул. — Сейчас приду. — Чонсон, ты настоящий дурак, — В ответ на выдвинутую бутылку воды, промямлил Ким. — Ничего бы со мной не случилось, запей бы я таблетку кофе, это же не водка в конце концов, — Сону все ещё не понимал почему Пак так копошится из-за такой мелочи. — Иди давай, опоздаешь на свидание. — У меня ещё есть время, — Джей посмотрел на часы снова. — Этот парень из твоей школы. Вроде на год младше тебя, — признался Пак. — Жалко парня, — Сону сам удивлялся с того, каким искренним становится рядом с хеном. — Уж очень он маленький. — Ничего не жалко! — закатил глаза Пак. — У нас всего два года разница! Это только ты каждого парня считаешь своим младшим братом, — Чонсон дал младшему небольшой щелбан. — Ничего я не считаю! — Сону резко поднял голову со стола, но дефицит гемоглобина проявился куда раньше, чем он успел подумать. — Ради бога, Сону, выпей таблетки, — Джей протянул, стоящую на столе, воду. — И когда ты стал верить в бога…— начал подшучивать Ким, но все же затолкал себе таблетки в рот. — Думаю, тебе не стоит приходить на сегодняшнюю тренировку, —Джей погладил сидящего друга по голове. — Если после такой физической нагрузки тебе станет хуже, то я буду винить себя, — улыбнулся Пак младшему и встал из-за стола. — Ладно… — Давай, беги уже, голубок, — перебил его Сону и помахал рукой. —Извините за ожидание, — молодая официантка поставила на столик айс-кофе и хотток, который так любили заказывать ученики его школы. — Ничего страшного, спасибо! — лучезарно улыбнулся Ким и стал разглядывать стакан, будто старательно пытался в нем что-то найти. И нашёл. «Сону». Надпись на стаканчике. В голову мимолётом залетели воспоминания. — Сонхун, серьезно? — смеялся Ким, держа в руках кофе друга. — Так ты теперь у нас Сухо? — О чем ты? — Сонхун недоумевал над чем именно смеётся собеседник и когда он успел поменять своё имя на Сухо. — Сухо-хён, держите, — Сону все не мог найти себе места, казалось, что он помрет со смеху быстрее, чем Сонхун дотянется до стакана с кофе. Пак покрутил стаканчик в руках, пытаясь найти причину смеха Кима. А через секунду заливался от смеха сам. —Это не смешно, Сону! — подавляя улыбку, сказал Сонхун. — А по-моему очень смешно, Сухо! — Ким медлительно протянул последнее слово, будто наслаждаясь всем происходящим. — Да нет же! — Пак в шутку прикрыл рот другу. — Знаешь, с этим именем твой имидж изменился, — улыбался Сону. —Теперь ты не бывший фигурист и нынешний танцор, а тот самый красавчик из дорамы, знаешь…, ты ведь знаешь! — громко произнёс Ким. — Как тот актёр из дорамы! — В отличии от тебя я не смотрю мелодрамы, — эгоцентрично произнёс Сонхун, будто пытаясь самоутвердиться. — Нет ничего такого в том, что мне нравятся мелодрамы! — надул губы оскорбившийся Сону. — Это обычный жанр, и уж будет получше твоих детективов, где вечно всех убивают! — парировал Ким. — Обычный жанр, да вот только ты плачешь на нем, как девчонка! — Пак скрестил руки на груди и усмехнулся. —Помолчи лучше, сторонник гендерных стереотипов, — Сону взялся за трубочку своего кофе и начал жадно пить. — Ах, простите, мистер Сону-розовые-волосы-и-сережка-в-ухе! — драматично вздохнул Сонхун. — Ах, ты! — Ким дал подзатыльник своему другу, натянувшись на весь стол. — Почему я все ещё с тобой общаюсь… — снова надулся Ким. — Противоположности дополняют друг друга, — отозвался друг. — Я тебя умоляю! — закатил глаза парень. —Именно сходства, а не различия доставляют чувство удовлетворения и спокойствия. Действительно «Сону». Не ошиблись. Да и в написании имени сложно было ошибиться , у тебя должны быть либо напрочь отбиты перепонки, либо ты должен быть слепым на оба глаза, прямо как Аластор Грюм, хотя у него все же был «жив» один глаз. Сегодня было слишком жарко, Сону закатал рукава рубашки. Порезы на бледном теле смотрелись настолько контрастно с окружающей природой, насколько это возможно. Какой-то маленький переулок, но оттого и красивый. Чьи-то почтовые ящики, явно старых времён, стояли неподвижно, словно письма из них не читали порядка несколько лет. На стенах зданий висели какие-то объявления, то об потерявшемся котёнке, то об отключении электричества во всем районе на какой-то определенный промежуток времени. Рядом рос желтый рапс. На самом деле он начинал нравиться Киму все больше и больше, он даже готов был посадить один у себя дома, лишь бы не чувствовать запах деревьев вишни из всех окон своего жилища. Не такие яркие порезы виднелись на худощавых руках. Это смотрелось поистине живописно, по этому виду можно было писать картину. Сону был уверен, ради такого сюда бы приехал сам Франсиско Гойя или, может, Эжен Делакруа. В любом случае, это был бы художник-романтик, который написав эту картину дал бы ей описание: «Прекрасная, наполненная радостью весна Южной Кореи и исполосанная рука худощавого мальчика». Да, уродливость на фоне великолепного пейзажа. Поистине живописно. Как бы то ни было, Ким очень жалел, что сейчас он не писал картину где-нибудь в 19 веке, в Германии. Многие бы смотрели на его картины сейчас и думали, что это получилось очень глубоко и наполнено большим смыслом. Но современники бы считали его психически больным, прямо как Луиса Уильяма Уэйна в своё время, но отличало их то, что у второго действительно была шизофрения, и он был буквально «окотован». Сону прокрался домой, надеясь, что отец действительно свалил на работу. В самом деле, дома никого не оказалось, и на душе Сону стало легче. Он по-настоящему ценил одиночество, ему нравилось проводить время с самим собой, именно в таких обстоятельствах он чувствовал себя комфортно. Ким практически никогда не оставался дома один, родители все время были с ним. Отец, что приехал на обед, или мать, что работала в одну смену. Его постоянно кто-то окружал и донимал, когда ему действительно было нужно личное пространство. Иногда у него даже проскакивали мысли, что любовь к одиночеству - это психологическая травма, а не простая потребность. Но долго мусолить эту тему он не собирался, ему все ещё нравилось быть наедине с собой, поэтому ему было просто-напросто все равно. Но временами это пугало и его самого. После очередных панических атак и истерик, что случались у него, пока он был один дома, ему казалось, что сейчас он может сделать с собой что-то плохое. Можно было подумать «куда ещё хуже?». Было куда, и Сону это знал. Он просто выходил на улицу, будь это два часа ночи или пять утра, он шёл прямиком туда, где неизведанно. Обычно он останавливался около какого-то пруда и долго смотрел на плавающих уточек, изредка заходил в неизвестный лесок, где под ноги бросались яркие грибы. Яркий - цвет ядовитого. Это то, чему учат, наверное, в пятом классе на биологии? Ким уже не помнил когда и почему он это знал, но смотря на эти до жути яркие растения, вспоминалось и не такое. Часто он просто срывал цветки, ненавистной ему, сакуры. Как на зло цветы были такими красивыми, необычайно…, но Сону больше не мог переносить их, …уродливые. Ким не особо любил биологию, точнее не любил вообще, он никогда не учил ее, но все равно получал своё постоянное «хорошо», и он совсем не понимал почему же жизнь так яростно пытается связать его с растениями. Сону вспомнил про таблетки, которые все еще остались у него в кармане. Он быстро закинул нужную таблетку в рот, заглотнув ее водой, которая стояла на прикроватной тумбочке. Потолок постепенно чернел, Ким потихоньку проваливался в сон. Наверное это было не успокоительное, а какое-то сильное снотворное, либо Сону настолько измотан, что уснуть для него теперь - проще простого. Будильник на телефоне, казалось, сработал прямо через секунду. Электрический разряд прошёл по всему телу, Ким вскочил с кровати и задыхался, будто невидимые руки тянут его за шею обратно к кровати. Сону уже привык просыпаться в таком состоянии, но все никак не может справиться с чувствами. Каждый раз ему будто все хуже, чем в предыдущий. «Почему ты все ещё снишься мне?» — прозвучала мысль в голове Сону громким гулом.