***
Это было точкой невозврата. И, может, Хината драматизировала, но теперь все было другим. Она вдруг возненавидела практически все. Зубную щетку, которую Наруто купил для офиса, работу, о которой он говорил не переставая, деревня, о которой он заботился. Но больше всего она ненавидела Сакуру. И себя. Она могла бы быть лучше. Она могла бы больше стараться. Но Хината не могла себе лгать, из неё была ужасная жена. И она ненавидела в себе все так же яростно, как ненавидела Сакуру. Она бы хотела возненавидеть Наруто, но это было выше её сил. И каждый новый день вгонял её в отчаянье. Она молилась только об одном — Химавари и Боруто не должны были этого заметить. Её сердце и так разрывалось каждый раз, когда ей приходилось врать им. «Ваш отец очень занят». «Его работа очень важна». «Сегодня папа задержится».***
— Я так рада, что ты сегодня дома, — Хината улыбнулась Наруто. Они смотрели какой-то дурацкий мультфильм про принцесс. Химавари сидела на коленях у отца, Боруто устроился у него под боком. Впервые за долгое время они были вместе. И она могла представить, что не было больше никого. Что они были семьей. — Я тоже, — Наруто на секунду оторвался от экрана и улыбнулся ей. Она могла только представлять. У нее больше не получалось игнорировать происходящее вокруг. Наруто избегал её. Он больше не обнимал её по пустякам, не говорил слов любви, и они так давно не были близки… Хината резко встала с дивана. — Я хочу пить, — она использовала любой предлог, чтобы покинуть гостиную. Слезы наворачивались ей на глаза. Ей было нельзя больше оставаться слепой. Она ненавидела всех, кроме Наруто и детей. И она видела достаточно. Сколько бы она ни старалась, сколько бы она ни отдавала ему, этого всегда будет мало. Если бы ей пришлось жить в браке с человеком, которого она ненавидела — это бы уничтожило её. Если бы ей пришлось остаться в браке с человеком, которого она не любила, это бы съело её, как болезнь, не оставило бы от нее ни единого целого кусочка. Пятнадцать лет. Десять лет брака и ещё пять лет до него… Ровно пятнадцать лет ей понадобилось, чтобы она увидела: это было не его мечтой. Пятнадцать лет, чтобы понять, что Сакура всегда будет первым местом в его сердце. И ничто этого не изменит. Ни двое детей, ни большой дом, ни одно из её усилий. Она только делала все хуже. Она закрылась в своем маленьком идеальном мирке с повседневной суетой и иллюзией исполненных мечтаний. Но даже сейчас Хината была эгоистична. Она видела, что то положение вещей, в котором они застряли сейчас, совершенно не шло на пользу. Она теперь подмечала каждую деталь в Наруто: темные круги под глазами, постоянную усталость, недосып. Он казался опустошенным. Он больше не напоминал ей настоящий водоворот солнечного света и энергии. Он был тенью себя прежнего. И пусть ей было тошно от того, что она и их брак сделали это с ним, девушка взяла себе отсрочку на целый месяц. Она ещё на месяц сохранит молчание, проживет последний месяц в идеальной мечте, пряча подальше всякую мысль о Сакуре. Она сможет ещё месяц говорить и напоминать, как любит его. А потом они все это закончат. Наруто заслуживал лучшего. Он имел право жить с тем, кого любит. Её дети заслуживали правды, пусть и суровой. Она верила Наруто, он мог не любить её, но любовь к ним у него было не отнять. Это был их последний месяц вместе.***
Наруто нахмурился. Он слышал, как Хината вернулась в спальню, как, тихо ступая на мягкий ковер, подошла к кровати. Он точно знал эту последовательность действий, неизменных за последние пять лет, с тех пор как они купили этот дом. Сейчас она опустится на пол, сядет у изголовья кровати, проведет руками по волосам, потом коснётся его щеки, поцелует в губы, а затем прошепчет: «С добрым утром, Хината». Это было отвратительно. Знать, что будет сейчас. Знать, что будет после. Когда её шепот растворится в полумраке комнаты, он откроет глаза, и у них будет ещё несколько поцелуев. Когда он встанет, притягивая Хинату к себе, заставляя подняться с пола, у них будет ещё пару поцелуев. А потом обязательно что-то случится, Наруто знает это наверняка, ещё не было ни одного дня, когда они могли остаться вот так вдвоем, наслаждаясь утренним уединением. Наруто знает это. И, когда Хината начинает покрывать его лицо поцелуями, он заставляет себя улыбнуться. — Наруто? — её голос, мягкий, убаюкивающий Кураму, зовет его, но он отказывается открывать глаза. Ему стоило знать все раньше. Он бы никогда этого бы не сделал. Никогда. — Наруто? — Хината обхватывает его лицо ладонями. — Тебе нужно вставать. Она гладит его волосы и шепчет что-то ещё, что-то невыносимо нежное, что-то, что он не может разобрать. Что-то, что рвет его изнутри. Ему хочется остановить её, толкнуть изо всех сил, создавая между ними расстояние. Но вместо это он заставляет себя улыбаться. А потом открывает глаза. Сегодня у них будет ещё несколько поцелуев.***
Сегодняшнее утро — это нож в кровоточащей ране. Все, начиная с большой кружки с надписью «Лучшему папе на свете» до мягкой ладони жены на его колене, все вызывает горечь. Ложь не в его характере. Его мутит от этого. — Все хорошо? — Хината чуть сдавливает его колено, привлекая внимание. Наруто накрывает её руку своей, тошнота подступает к горлу. — Все просто прекрасно, — ложь слетает с его губ, легко и просто, он наклоняется к ней, угол стола больно впивается в ребра, но это пустяк. Он целует её, Боруто возмущенно фыркает, а Химавари хихикает. Вкус меда с утра на её губах давно привычен, Наруто уже не помнит, когда в их доме прижилась традиция завтракать по вторникам блинчиками с медом…***
Сакура привычно застегивает его рубашку. Какая-та огромная часть его остается за большой металлической дверью в её личный кабинет. С каждым разом ему все сложнее собрать себя заново, покидая уединение этой комнаты. — Наруто… — пальцы у Сакуры горячие, а голос звонкий и отскакивает от стен, заставляя Узумаки морщиться. Он не отвечает, и она молча накидывает на его плечи плащ. Гнетущее чувство тревоги и безысходности сжирает его сильнее, чем обычно. Наруто не знает, где его хваленный безудержный оптимизм. — Саске вернется завтра, — Сакура говорит это тише, словно спрашивая, может ли она вообще поднимать эту тему. –Я поговорю с ним, — Наруто наконец встает с уже опостылевшей кушетки и подходит к окну. Сегодня слишком солнечно. — А Хината? — Сакура щелкает ручкой, крутит её в руках и бьет о планшетку. Она нервничает. Наруто может понять её. Наверное, он слишком многое от нее требовал, но он ведь мог быть хоть немного эгоистичным? Он не хочет говорить Хинате. Не сейчас. Двадцать седьмое декабря на следующей недели. Он должен готовить подарок, а не проводить такие разговоры. — Позже, — Наруто одергивает одежду, проверяет, чтобы все было безукоризненно. Как-никак он Хокаге, он не может позволить себе бродить в неподобающем виде.***
Наруто даже не удивляется, когда Моеги говорит ему, что Хината его ждет в кабинете. Он знает её. Он может предсказать все её действия. Она его жена. Они вместе последние четырнадцать лет. Поэтому нет ничего удивительного, что она приносит ему обед, тем более, что за завтраком он практически ничего не съел. Но это выше его сил. Выше того, что он может себе позволить. Он знает — она все видит. Знает, что не только он читает её как открытую книгу. Она всегда знала его лучше, чем кто-либо другой. И врать ей практически физически больно. Хотя что он может сделать сейчас ещё? Он мнется перед дверью в собственный офис, сверлит дверную ручку взглядом и жалеет, что все так вышло. Жалеет о свадьбе, о годах и днях, что провели вместе. О детях. О том, что не торопились. Если бы они завели ребёнка сразу после свадьбы, то Боруто было бы тринадцать, а Химавари десять. Но сейчас они слишком маленькие, слишком… Как он должен сказать им правду или признаться, что не может выполнить данные семье обещания? Есть ему не хочется. Видеть Хинату невыносимо. Он покидает башню Хокаге под недоуменный взгляд Моэги, выбегает на воздух, словно ему нечем дышать. Химавари шесть, а Боруто девять. Это чертовски мало. Наруто пересекает улицу за улицей, оказываясь у центральных ворот, люди, идущие на встречу ему, машут, здороваются, но он не обращает внимания. Ему бы ещё чуть-чуть времени… В этом году у них должна быть годовщина. Он хотел начать тренировать сына этой зимой. Наруто покидает Коноху, и никто не осмеливается его остановить. Ему нужно увидеть Саске. Срочно.***
Учиха молчит. И Наруто становится не по себе под его колючим взглядом. — Саске… — Наруто всматривается в чащу леса, сам не понимая, что он ищет. — Ты должен… — Ты сказал Хинате? Наруто морщится. Это не то, о чем он хочет говорить. Курама ворчит, вызывая очередной приступ вины. И головной боли. — Ещё нет. — Мне нужно подумать, — наконец Учиха дает ему ответ на его вопрос и сворачивает с дороги, разворачиваясь прочь. Наруто хочется убедить его вернуться в родную деревню, даже позвать на ужин. Но он вспоминает дом, и тоска захлестывает его с новой силой. Курама протестует, скалится и скрежет зубами, когда Наруто так и не возвращается домой до рассвета.***
Он хочет дождаться нового года. Хочет провести праздники с семьей, счастливый и радостный. Но, когда он возвращается утром домой, когда видит у порога несколько пар детской обуви, а с кухни до него доносится радостный лепет Химавари, он задыхается от несправедливости. Курама мечется внутри, но Наруто не может разобрать ни единого его слова. Ему вдруг хочется разрыдаться. Он снова чувствует себя маленьким мальчишкой. Только теперь все хуже. У него нет той слепой веры в лучшее, и Наруто не понимает, в какой момент она исчезла. Стыд, вина и безысходность преследуют его последний год, безжалостно омрачая каждый день. Ему хочется найти прежние силы внутри себя, но… Последнее время у него не хватает их и на то, чтобы спокойно пережить семичасовой рабочий день. Или сказать Хинате. — Наруто? — Хината выглядывает с кухни, и он опускается на лестничные ступени. Он ведет себя как мерзавец. Он знает, но ничего не может поделать. — Нам нужно поговорить, — шепчет Наруто, смотря в пол. Пыльные сандалии отправляются на полку. Он встает, снимает плащ, вешает его. И поворачивается к ней. Ее страх — нечто осязаемое, нечто, сгущающее воздух между ними. И он ничего не может сделать. Наруто проходит на кухню, и Хината молчаливой тенью следует за ним. Ему не нужно видеть её, он знает, что она не может скрыть улыбку при виде детей, он точно такой же. И на каких-то полчаса им удается заставить работать всю эту семейную утреннюю суету на них. Боруто ворчит, Химавари смеется. Тосты чуть подгорают. И аромат кофе словно выжигает тоску из пространства. На полчаса гнев и боль отступают. Наруто дышит полной грудью, стараясь впитать в себя каждую частичку всего этого. А потом дети уходят. Хината обувает дочь в маленькие желтые ботиночки. Застегивает её забавное пальто, а Боруто отмахивается от помощи отца, стараясь казаться независимым. Ко уже здесь, он ждет под дверью, чтобы проводить Боруто в школу, а Химу отвести в комплекс Хьюги. И стоит закрыться двери за детьми, как волшебство момента разрушается. Усталость, до ужаса привычная, накатывает на него, а с ней и боль. Пульсирующая, не дающая о себе забыть. Он живет ожиданиями между приступами, надеясь, что ни один не застанет его дома. Но сегодня ему не везет. Приступ кашля, не самое страшное. Внутри него все жжется и горит, и рот наполняет металлический привкус крови. И его ноги подкашиваются, отказываясь подчиняться, он хватает испуганную Хинату за плечо, увлекая её за собой вниз, на пол. Пятнадцать секунд. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы она поняла, как ошибалась. Лучше бы он ей изменял. Лучше бы ему нравилась Сакура. Хината не могла отвести взгляд от его окровавленной ладони. Он заходился в кашле, крепко зажимая рот рукою. Хината отмерла, стоило кашлю утихнуть. Она подхватила его под плечи, давя внутри себя панику. На стул Наруто упал совершенно лишенный сил, пачкая светлую столешницу кровью. Хината вытерла его руку салфеткой, заколебавшись лишь на мгновенье, когда она заметила темные плотные ошметки. Наруто знал, что ему стоило привести себя в порядок, но все казалось слишком нереальным. Ему не хотелось об этом думать. Когда она перестала видеть дальше своего носа? Хината взяла ещё пару салфеток и принялась вытирать лицо мужа. Когда? Это было дежавю. Как неделю назад, только хуже. Это было больше, чем разбитое сердце и выбитая земля из-под ног. Она не могла это описать. Но, как и тогда, она вдруг поняла, что была слепа. Стоя на кухне, где несколько минут назад завтракала её семья, она впервые за долгое время смотрела правде в глаза. И в них стояли слезы. — Хината, — хриплый, осипший от кашля голос был чужим. Наруто дрожал, он вцепился в её бедра, привлекая стоящую напротив него жену ближе. И всхлипнул. Хината застыла, больно кольнуло где-то в груди, руки стали слишком тяжелыми, ватными, и она выронила салфетки. — Хината, — уже рыдал Наруто, он прижался лбом к её груди, пряча лицо. Обида — змей, растекающийся в груди, — мешала дышать, она душила его, вырывая судорожные всхлипы. Диван, опоздания, Сакура. Как Хината оказалась настолько слепа? Когда она перестала замечать, что её муж так сильно похудел? Что он буквально засыпал на ходу? Она не могла выдавить и слово, она чувствовала, как намокает её кофта, как пальцы Наруто все сильнее и сильнее впиваются в тело. — Почему? — спросил Наруто, обращаясь явно не к ней.***
Они так часто толкали друг друга вперед, что он был совершенно не удивлен, когда Хината категорично отказалась принять все, что он ей сказал. Она не могла просто смириться, и он это знал. И ему оставалось покорно следовать за ней в больницу. Хината хотела знать все. — Я перепробовала все, — обреченно вздохнула Сакура. Хината крепче сжала ладонь мужа. Она не любила больничный запах ещё с назначения в команду восемь. Слишком часто она оказывалась слабым звеном. — Я думаю, это из-за разрушения чакральной системы, — Сакура устало потерла переносицу и в поиске поддержки посмотрела на Цунаде. — Тогда, когда Мадара извлёк Девятихвостого. — Мы пытались понять, что произошло… — Это похоже на непрекращающуся борьбу. Его организм борется как и со здоровыми клетками, так и с патогенными возбудителями. Аутоиммунная агрессия, направленная на весь организм. Хината постаралась выдавить из себя улыбку: — Но ведь это хорошо, да? — она посмотрела на молчавшего Наруто. — Твой организм борется. У нас есть шанс, что… — Не совсем, — Сакура нахмурилась, она достала анализы. — Что-то пошло не так, одна небольшая ошибка, и… Мы выжигали опухоли через дзюдцу, я делала это хирургически пару раз. Но… Словно его организм решил, что раковые клетки — это шаблон для регенерации. И снова, и снова воспроизводит их. И с каждым разом они ведут себя агрессивнее. Хината молчала. Наруто переплел их пальцы, стараясь привлечь её внимание. Словно это она была здесь жертвой. — А как же все эти новые исследования? Лекарства гражданских? А… — Мы пробовали все, — прервал её Наруто. От утренней истерики в нем не осталось и следа. Он был на удивление спокоен. На самом деле, это было настоящим облегчением, он словно скинул с себя непосильный груз, рассказав Хинате. Он знал, что протащит её вместе с собой через настоящий ад, и хотел уберечь её от этого. Но сколько ещё он мог тянуть? Сколько ещё у него было времени? — Мы попробуем ещё раз, — Хината вскочила и принялась расхаживать по комнате, её разум метался, охваченный паникой и ужасом. И общее спокойствие лишь давило на неё. Словно только ей было дело до всего происходящего. — И ещё раз, пока у нас не получится. Она впилась взглядом в Сакуру, надеясь на её поддержку. Но та сидела в кресле, сохраняя молчание, а Цунаде смотрела на неё с жалостью. Хината остановилась. Почему он сказал ей последней? Почему он считал, что она не должна была знать? В какой момент они стали так далеки, что он не мог разделить с ней свои заботы? Когда он перестал делить свои горести с ней? Она не имела никакого права злиться на него или спрашивать его об этом. Но сомнения в «них» поселилось в ней так глубоко, и единственное, что она видела, — как он рвал их узы.***
Домой они вернулись в тишине. Она наблюдала за каждым его движением. Он присел на лестницу, скинул обувь и вымученно улыбнулся. — Хочешь чаю? — спросил Наруто, вставая, придерживаясь за перила. Хината кивнула, повесила сумку и молча пошла за ним следом на кухню. Наруто не видел её, но ему было и не нужно. Он знал её. Знал так же, как и себя. Знал, что сейчас она убирает длинные волосы на одну сторону, перекидывая их через левое плечо, знал, что её пальцы дрожат, а глаза полны слез. Он поставил чайник на плиту и обернулся к ней. Все было, как он представлял. Она села, полубоком за стол, словно у неё не хватило сил на ещё одно лишнее движение. И даже в этой безграничной печали, которую она выражала всем своим видом, она была прекрасна. Её фиолетовое платье, её белая кожа, черные волосы. Чем больше он вглядывался в её профиль, тем сильнее она виделась мифическим духом. Она словно была создана для трагедий. Как и он сам. Хината вздрогнула, когда он поставил чашку с чаем перед ней. Она сжала ткань своей юбки, словно это могло помочь ей. — Хината… — на самом деле Наруто не знал, что сказать. Он точно не был готов читать ободряющие речи для своей жены. — Послушай, это… Так бывает… И… — Разве тебе не за что бороться? — вдруг резко спросила она. Она смотрела на него, стараясь уловить каждое мгновение, Наруто знал, что она искала. Он закрыл глаза, гася подступающий гнев. — Ты должен бороться. И как он мог ей объяснить? — Я не сдаюсь, — стараясь сохранить присутствие духа, произнес Наруто. Они сидели на расстоянии вытянутой руки, но, наверное, впервые они были так далеко. Хината покачала головой, не соглашаясь. — Но ты должна смириться с этим — я могу умереть… — Я это знаю, я знаю это с одиннадцати! — Хината обхватила себя за плечи, словно стараясь отгородиться от него. — Ничего не поменялось! Она была не права. Изменилось слишком многое. Они были по разные стороны, и Хината ещё этого не понимала. Он больше не мог тратить время на борьбу, его семья была важней. — Ты говорил с Курамой? Что сказал… Наруто оборвал её, опустив руки на её колени. Он говорил с лисом, говорил с Жабами. Последние пять лет он потратил на борьбу с собственным телом, старательно игнорируя боль, слабость и отчаянье. Ему бы хотелось сказать, что он уже смирился. Но Наруто никогда не занимался самообманом — не было в нем никого смирения. И ничего не было от принятия. Зато гнев, обида и злость переполняли его. Он просыпался каждое утро словно в идеальном кошмаре. Окруженный любовью и заботой. Смотрел каждое утро на искреннюю улыбку дочери, замечал, что волосы у Боруто чуть вьются. И каждый новый день Хината была с ним. И это ввергало его в отчаянье. С каждым рецидивом все сильней. И она не могла этого понять. Он не сдался. Просто они были по разные стороны: она хотела спасти его, а он сохранить хоть что-то. А каждая ложная надежда, каждая мнимая победа забирала все больше и больше. — Просто пообещай, — Наруто подался вперед, опускаясь перед Хинатой на колени. Он собирался просить её о слишком многом, о том, что никогда бы не смог пообещать сам. — Мы сделаем это, мы будем бороться, но, что бы ни случилось, ты должна мне пообещать: ты будешь сильнее меня. Ради… Ради Химы и Боруто. Ты будешь с ними, и ты не позволишь моей смерти все разрушить. Хината прикусила губу, Наруто улыбнулся. Это было сложнее, чем сказать: «Я умираю». Это было то, на что он не решался. Сколько у него осталось? Год? Чуть больше или меньше? Он должен был потратить их, чтобы примирить свою жену с собственной кончиной. Заставить её смириться. Разделить её горе по себе… Наруто опустил голову на её колени. Сам бы он никогда не смог смириться. Даже ради детей. Её смерть бы уничтожила его. Он знал её лучше, чем себя. Она была жестче, чем он. Она справится лучше. И она всегда любила его сильней. Он бы даже не смог взглянуть на своих детей. В них было столько от матери. Он бы видел в них очередную насмешку судьбы. А для неё они будут утешением.