Мир тщеславия и разочарований

«Отбор в сборную Пуффендуя по квиддичу состоится в третью субботу сентября, в десять часов утра. Желающие попробовать свои силы должны успеть записаться у декана факультета. Капитан команды Захария Смит». Я сумрачно взирала на пергамент, приколотый к доске объявлений, размещенной около выхода из общей гостиной. «Пора было начинать жить. А не мечтать». Там, на плотной желтой бумаге, была облечена в буквы ещё одна моя мечта… Мечта, которая поселилась во мне с того момента, как Гарри Поттер, ещё будучи первокурсником, на зависть всем ученикам Хогвартса попал в сборную Гриффиндора, нарушив устоявшееся правило, согласно которому первогодки никогда не становились участниками команд по квиддичу. Да, я хотела бы играть в квиддич. Но, собственно, одним лишь хотением дело и ограничивалось. Каждый год я смотрела на объявление, заглушая в себе отчаянный порыв и трезво оценивая свои… спортивные способности. А потом, сидя на трибунах в качестве зрителя и наблюдая за матчами со стороны, взглядом поглощала происходящее на поле, представляя себя на месте игроков, и иногда так погружалась в своё воображение, что практически наяву ощущала собственный полет. Ветер, скользящий по моему лицу, хлесткий и бодрящий… Ладони сжимают древко метлы, гладкое и прочное… Атмосфера состязаний, захватывающая дух… И я – красивая и дерзкая, отважная и живая! И этот мир под моими веками казался практически существующим. На этот раз объявление о наборе в команду как-то по-особенному влияло на меня. Оно словно… смеялось мне в лицо, намекая, что я жалкая, унылая трусиха, которая никогда не осмелится хотя бы на один стоящий поступок. Я обещала себе выкинуть из головы Нотта, я дала себе слово жить реальностью, а не мечтами. Так, может быть, стоило начать хотя бы с осуществления своей детской мечты? Хотя бы… попытаться? Ведь лучше сожалеть о том, что сделано, а не о том, на что так и не хватило смелости решиться. – Я, наверное, попробую записаться на отборочные по квиддичу, – сообщила я Сьюзен за завтраком в понедельник перед уроками. Сьюзен бросила на меня заинтересованный взгляд, а потом довольно заулыбалась, мол, наконец-то, хоть одна здравая мысль! – Хочешь, я замолвлю за тебя словечко Смиту? – как бы между прочим спросила она. – Думаю, не стоит, – медленно протянула я, с подозрением косясь на Сьюзен и не понимая, каким образом она это сделает. – Я могу, – проговорила подруга, и вдруг щеки её зарделись легким румянцем. – Эй, ты что? Никак в Смита влюбилась? – я удивленно вылупилась на неё, а Сьюзен сидела, опустив голову и продолжая как ни в чем не бывало жевать свой завтрак. – Вы что, встречаетесь? – неожиданно догадалась я. – Ну а что тут такого? – Сьюзен отложила вилку и посмотрела на меня с видом человека, преисполненного готовности защищаться до последнего. – Он красивый, умный парень. Не слизеринец. Не сын Пожирателя смерти, – не преминула заметить она, отчего я тут же потупилась. – Просто он… хм, зануда, – неопределенно сказала я, стараясь не обидеть подругу, хотя в действительности её выбор не привел меня в восторг. – А каким он должен быть? – вспылила Сьюзен. – Мрачным, непредсказуемым, наглым и циничным, да? Как твой Нотт? – Нет… – тихо сказала я и добавила: – И Нотт вовсе не мой. Воцарилось гнетущее молчание. Как же сложно стало находить взаимопонимание с лучшей подругой. Мы отдалялись друг от дружки. Вот я уже как данность, как свершившийся факт узнаю, что Сьюзен встречается со Смитом. Почему я не замечала постепенных изменений в ней, когда она только влюблялась в него? Почему она не делилась этим со мной? Боялась, что моя реакция может быть не положительной? Ведь Захария Смит, прямо скажем, не отличается самым лучшим характером… Или это я? Это я не обращала никакого внимания на подругу, эгоистично отдавшись лишь своим личным переживаниям? – Только я не уверена, я ведь плохо летаю… – прервала я неловкое молчание, переводя тему разговора в безопасное, примирительное русло. – Нормально ты летаешь, – раздраженно ответила Сьюзен. – Я прекрасно помню, как ты летала летом после четвертого курса, когда я гостила у тебя недельку. Как, кстати, Марти воспринял? Ты ему уже сказала? – Нет, ты первая, – ответила я, с облегчением отметив про себя, что Сьюзен, должно быть, обрадовало такое привилегированное доверие. Может, всё не так уж и плохо, и мы со Сьюзен по-прежнему лучшие подруги? После завтрака в расписании шла травология, и это означало скорую встречу с нашим деканом – профессором Стебль. Я колебалась и не спешила подходить к ней со своей новостью. – Давай же! – подзадоривала меня Сьюзен. Нужно просто подойди к профессору и сказать о своем желании записаться. Никто же не заставит идти на поле сию минуту. Только имя впишут в список. Давай же! Ради себя. Ради того, чтобы отвлечься от своей влюб… мании. – Профессор, я бы хотела записаться… – неуверенно промямлила я. – Что-что, мисс Аббот? – переспросила профессор Стебль, копошась с рассадой в горшочках. – …Записаться в команду по квиддичу. Точнее на отбор… – я затаила дыхание и боковым зрением углядела, как Захария Смит удивленно вскинул брови, а потом Сьюзен что-то зашептала ему. – Конечно. Я внесу вас в список, – жизнерадостно улыбнулась профессор. После урока, впечатленная собственной смелостью, я поспешила быстро ретироваться из теплиц, ибо мне жутко не хотелось препираться со Смитом, который весь урок косился на меня недобрым взглядом. И вообще весь день я тщательно старалась избегать своего сокурсника, но тот таки настиг меня в одном из коридоров: – Хм, Ханна, я, конечно, не утверждаю обратное, но ты уверена, что правда способна хотя бы… правила квиддича выучить, что ли? – язвительно-спокойным тоном осведомился Смит. – Скоро узнаешь, – пробурчала я на ходу. О, как же он мне не нравился. Заносчивый, глумливый, мнящий о себе неизвестно что! И моя подруга, моя лучшая подруга… была теперь с ним?! Меня даже передернуло от резкой неприязни к нему. – Даже и не рассчитывай, что я возьму тебя из-за Сьюзен! – бросил он мне вслед, и его фраза обидно хлестнула меня по плечам. Вечером того же дня в библиотеке меня отыскал Марти, которому, оказывается, уже успели разболтать про мои намерения. Забавно, я сама ещё толком не определила для себя, пойду ли я вообще на эти испытания, а он уже устроил из этого трагедию. – Ты же летать-то толком не умеешь! – возмущался Марти. – Ну а тебе-то что, умею или не умею? Будто ты будешь переживать, даже если я свалюсь с метлы и переломаю себе все кости, – хмуро процедила я в ответ. – Это безрассудно и опасно. И я знаю, что ты делаешь это, чтобы обставить меня. Ты так сильно хочешь хоть в чем-нибудь меня превзойти, что готова на риск! Зависть застилает твой разум! – вещал Марти. – О, Мерлин! Братец, ты не пуп земли… Но он даже не слушал. Его снедало возмущение и страх, что я и правда обставлю его. Он опасался, что я в чем-нибудь окажусь лучше него, потому что привык, что его многочисленные успехи словно бы делаются ещё значительнее, ещё весомее на моем блеклом и невыразительном фоне. Марти не был до конца в себе уверен, и для того, чтобы чувствовать себя комфортно, ему нужно было знать, что существует хотя бы один такой человек, который всегда хуже него. – Вот рухнешь с метлы и поймешь, что делают с людьми тщеславие и жажда внимания! – не унимался Марти. – Иди и ты запишись в команду своего факультета, если так боишься, что я справлюсь, и твой отец похвалит меня, а не тебя, – я уколола его в больное место, так как прекрасно знала, что Марти уже пробовался однажды, и его не взяли, что крайне задело его самолюбие. С тех пор он всячески старался заявить своё презрение к квиддичу, говоря, что предпочитает интеллектуальные вещи глупому перебрасыванию мячами. – Идиотка, – сморщился брат. – Даже если ты и попадешь в команду, то только потому, что на вашем факультете учатся одни бездари и тупицы. Подстать тебе! – и с этими словами он пошел прочь от меня. – А на вашем факультете учатся одни трусы, которые боятся что-нибудь сделать, прежде чем не найдут подробную инструкцию в книге! – крикнула я ему вдогонку и тут же смутилась под недовольными взглядами сидящих за соседним столом второкурсников-когтевранцев… Я ведь вовсе так не думала про весь Когтевран. Таким был лишь мой брат Марти. Перестраховщик и всезнайка. Точно, как его отец. Но что уж было поделать? Сказанного не вернешь. Оскорбив его факультет, я лишь отплатила ему его же монетой. Однако, как бы ни было прискорбно это признавать, на самом деле Марти озвучил распространенное мнение о Пуффендуе. Стереотипное и несправедливое. У пуффендуйцев была одна общая слава разом на весь факультет. Всех брали под одну гребенку, всех обрекали если не на унижения, то, как минимум, на эдакое снисходительно-пренебрежительное отношение. Если Гриффиндор – это как медаль на грудь, Слизерин – как корона на голову, Когтевран – как козырь в руки, то Пуффендуй – это как клеймо на лоб. Мы вечно были на задворках, вечно оказывались не в теме, всегда узнавая обо всем последними… И это было так незаслуженно, так обидно, так… возмутительно нечестно! Каждый, кто плохо о нас отзывался, просто ничего о нас не знал, а главное – не утруждал себя желанием узнать. Пуффендуй быстро стал мне родным домом. Поначалу я была крайне расстроена своим распределением. Но тем не менее уже довольно скоро я могла признаться сама себе, что полюбила свой факультет. Я полюбила нашу уютную, солнечную гостиную с низким потолком, круглыми дверями и окошками, желтыми шторками, деревянными столиками и множеством растений, живых и приветливых. Цветы махали нам, задорно подпрыгивая в горшках, тянулись к нам своими ветками и листиками. Здесь у меня появились друзья. Сьюзен Боунс стала моей лучшей подругой. Главной звездой всего нашего факультета был Седрик Диггори. И если многие предпочитали замечать в нем лишь привлекательную наружность, то пуффендуйцы знали Седрика другим – добрым, преданным, воспитанным, умным и скромным. После его участия в Турнире Трех Волшебников о нем заговорила вся школа, наш факультет неожиданно попал в центр внимания. Седрик был храбрым и талантливым парнем, который совершенно не заслуживал смерти! Я помнила те несколько часов после финала Турнира. Всеобщее непонимание охватило замок, я вместе со многими находилась в стадии отрицания свершившегося. А потом были слова Дамблдора в Большом зале: «Седрик Диггори погиб…», и леденящая судорога от ужасного осознания волной прошлась по моему телу… Потерявшись в воспоминаниях, я с силой сжала волшебную палочку, та недовольно дернулась в моих пальцах, и это привело меня в чувства. Я огляделась и со смесью страха и удивления заметила, что через несколько столов от меня сидит… Теодор Нотт! Давно ли он в библиотеке? Слышал ли он мою перебранку с братом? Нет, нет, вряд ли… Я смотрела на Теодора почти задыхаясь. Перед ним был раскрыт толстый учебник, который, однако, не привлекал его внимания. Теодор был задумчив и вертел в руках что-то крошечное. «Отвернись!» – скомандовал мой мозг. Я резко уставилась в свою книгу. Нельзя, нельзя так терять контроль над собой. От одного его присутствия впадать в настоящую панику. «Соберись и читай книгу. Вот заклинание замораживания, которое так плохо у тебя получается. Бери палочку и тренируйся. Заморозь чернильницу, например». Непослушными пальцами я взяла свою волшебную палочку, приготовившись невербально произнести заклинание. «Глациус!» – мысленно приказала я, стараясь сконцентрироваться на пузырьке с чернилами. Из кончика палочки с оглушительным звуком выстрелил голубой луч, и вместо того, чтобы покрыть льдом чернильницу, он с треском отрикошетил от склянки, угодив сразу в одну полку с книгами, потом в другую, в третью, и в конце концов попал… в Нотта, выбив у него из рук тот самый предмет, который он так внимательно рассматривал… В библиотеке наступила звенящая тишина. Я, похолодев от ужаса, смотрела на Теодора. Он тоже смотрел на меня, приоткрыв рот и изогнув одну бровь. О, Мерлин! Какая же я дура! Он, должно быть, убьет меня. И точно в подтверждение моих мыслей, Теодор встал из-за стола и двинулся ко мне. – Это что такое сейчас было? – сузив глаза, со сдавленной яростью проговорил он. Я лишь судорожно сглотнула. – Что тут за беспорядок? – внезапно раздался голос запыхавшейся мадам Пинс. – В библиотеке шуметь нельзя! И вообще, уже почти десять вечера! Библиотека закрывается! Вон отсюда! – одной рукой она схватила меня выше локтя, так что мне пришлось встать на ноги. – Вы тоже, молодой человек, – обратилась она к Теодору. – Это она шумела, я тут ни при чем, – надменно ответил Нотт и царственно развернулся, чтобы проследовать к своему месту, но мадам Пинс устремилась за ним, волоча меня за собой. – Я сказала: вон! – истерически провопила она, свободной рукой вцепляясь в плечо Теодора. – А я сказал: я тут ни при чем! – продолжал отпираться Теодор, с некоторой брезгливостью пытаясь высвободиться из пальцев библиотекарши, как если бы та могла его испачкать. – И я бы попросил не хватать меня! – Забирайте свои вещи и на выход! – мадам Пинс была непреклонна. – Да, конечно, – пискнула я. Пальцы на моем плече разжались, я юркнула к своему столу и начала быстро пихать в сумку все свои принадлежности, исподлобья наблюдая за противостоянием библиотекарши и Теодора. Они уже стояли около его стола, при этом мадам Пинс, яростно всучив Теодору в руки его сумку и книгу, принялась толкать его в спину по направлению к выходу из секции. – Я не собираюсь никуда идти! – с раздражением сказал Нотт. – Из-за этой дуры я потерял свое кольцо, мне нужно его найти! – он старался развернуться обратно к своему столу. Я же, собрав свои манатки, стрелой помчалась к дверям. Ужас! Кошмар! Фееричное невезение! Сердце в груди стучало как бешеное. Это же надо так вляпаться! Мерлин, что теперь будет?! Я выскочила в коридор, звук собственных каблуков, стучащих о каменный пол, пушечными выстрелами отдавался в голове. – А ну стой! – послышался голос за моей спиной. Меня стремительно догонял Теодор Нотт… Приблизившись вплотную, он грубо одернул меня за руку, и от его прикосновения я вздрогнула... – Из-за тебя, криворукая староста, где-то на полу в библиотеке теперь валяется мой фамильный перстень! – прошипел он, пронзая меня уничижительным взглядом. – Я… я не специально… оно само… – невнятно оправдывалась я. – Само-само! – передразнил Нотт. – Значит так, сегодня ночью пойдешь со мной его искать, поняла? – Но… – задохнулась я от неожиданности. – Ночью же нельзя… – А мне плевать! – перебил он меня и нагнулся совсем близко к моему лицу. – В час ночи около входа в подземелья. И посмей только не прийти, – с ласковой угрозой договорил он, а потом оттолкнул меня от себя, развернулся и зашагал прочь. А я так и осталась стоять на месте, наедине со своим замешательством…