Мир тщеславия и разочарований

Совладать с эмоциями было невозможно. Я склонилась над раковиной, вцепившись в ее края руками. Чтобы успокоиться, мне срочно требовались несколько минут наедине с собой и холодная вода, поэтому сразу после собрания старост, конец которого не отпечатался в моем сознании, я примчалась в ближайший женский туалет. Жар обиды и непонимания кипел внутри меня. Ты же всегда был независимым, Теодор. Всегда сам по себе. Ты не был в этой дружине даже на пятом курсе. Зачем же ты там сейчас? И ответ был таким очевидным. Таким убивающим. Обрушивался на меня с такой ясностью. Это доказательство. Больше не получится отрицать. Если у Теодора и нет Черной метки, то будет. Потому что он с ними. Заодно с Кэрроу, со Снейпом… С Пожирателями смерти! Мерлин, да это же почти предательство! Во что он превращается? Как он может предавать сам себя? Лучшее в себе? Меня трясло от желания найти Теодора и выкрикнуть ему в лицо всё то, что творится у меня на душе. И чтобы моя откровенность вдребезги разбила всю его выдержку. Сократила наконец ту дистанцию, которую он так долго и старательно выстраивал между нами. Я всплеснула руками, с силой ударяя ими о края раковины, как если бы она одна была виновата во всех моих проблемах. Вымещать злость на предметах – верный признак беспомощности. Понимание этого разозлило меня еще сильнее, и я не смогла больше ни секунды находиться в этом тусклом туалете, безучастные стены которого повидали так много девичьих истерик... Куда идти? Казалось, что в целом свете не существует места, способного меня приютить. Выскочив в коридор, я прислонилась спиной к двери, чтобы на миг ощутить за собой хоть какую-то опору, и закрыла глаза... В груди полыхала горечь, неимоверно сильная, граничащая с ненавистью. Неожиданно кто-то схватил меня за локоть. Испугавшись, я инстинктивно попыталась вырваться, а когда разглядела, что это был Теодор Нотт, опешила и едва не задохнулась от нахлынувшего вдруг желания ударить его в грудь, но даже пикнуть не успела. Через секунду он с легкостью втолкнул меня обратно в туалет, шагнул внутрь сам и прикрыл за нами дверь. Теодор замер спиной к раковинам и скрестил на груди руки. Я стояла напротив него около стены и капризно тёрла свой локоть, хотя в действительно мне было не так уж и больно. Называется – бойся своих желаний. Выкрикнуть ему всё в лицо? Вот он – выкрикивай. – Ты же в этом Отряде, я правильно догадываюсь? – спокойно спросил Теодор, выжидающе глядя на меня. От него волнами исходила стальная напряженность, свидетельствовавшая, что он далеко не так спокоен, как хочет казаться. – А ты теперь сторожевой пёсик Снейпа? – резко съязвила я. Теодор сузил глаза. Я смотрела на него – он на меня. И воздух накалялся от импульсов нашего противостояния. – Разговор не обо мне, – холодно и с нажимом напомнил он. – Ты не должна думать, будто можно без всяких последствий раздражать Кэрроу. – Почему ты мне это говоришь? Разве тебе есть дело до меня и до того, что я делаю? – с вызовом выкрикнула я. Скажи «Да». Пожалуйста, скажи «Да». Если бы тебе было безразлично, ты бы не пришел сюда. Но вместо этого он хмыкнул: – Вы глупцы, если думаете, что кто-то может победить Темного Лорда. – А ты глупец, что не веришь в добро! – запальчиво воскликнула я. – В какое добро? – прищурившись, фыркнул Теодор и сделал шаг ко мне. – В Поттера? Где он, этот Поттер? Покажи мне его, – он выдержал паузу, потому что мы оба знали, что мне нечего на это ответить. – Его нет, Ханна. Вы верите в сбежавшего придурка. Всё было бы гораздо проще, если бы ты перестала верить в сказочки, – добавил Теодор, впуская в свой голос нотки глухой досады. Он больше не смотрел на меня, он отвернулся лицом к окну, глядя туда, где сгущался вечер. Он всё еще был тем самым Тео – мальчишкой с дерзким беспорядком на голове и обворожительной ухмылкой. Моим Тео. Но когда в последний раз он улыбался? Когда он решил забыть сам себя? Как-то разом вдруг навалилась усталость. – Ты просто запутался, Тео! – измученно взмолилась я, делая крохотный шажок к нему и всматриваясь в его профиль. – И идешь на поводу у отца. Но всё может быть по-другому… Он болезненно поморщился от моих упрашиваний. Было так важно убедить его и вместе с тем так невозможно. Такой замкнутый. Так хотелось пробиться сквозь ледяную броню в его сердце. Еще минуту назад я, кажется, ненавидела его, а сейчас снова ощущала, как сильно он мне нужен. Мой Тео. Самый лучший. Самый любимый. – Ты же добрый… Я знаю, я чувствую это… Теодор вдруг одним движением оказался рядом и прижал меня к стене. Он тяжело дышал, взгляд его пылал отчаяньем и злостью. Я задрожала, мгновенно ощущая себя невероятно маленькой по сравнению с ним. Но потом он быстро оттолкнулся руками от стены, будто одумавшись, и отступил назад. – Ты ошибаешься, – хрипло проговорил он, придав своему лицу холодное выражение. – Мир изменился, Ханна. Хватит цепляться за прошлое. – Ты бы не пришел сюда, если бы тебе было всё равно, – упрямо сказала я, когда Теодор был уже у двери. Он замер на секунду. – Скоро комендантский час. Иди в спальню, – не оборачиваясь, ответил он, а затем ушел. Он всегда уходил первым. И я, наверное, ненавидела его за это… Наверняка я утверждать не могла, потому что дыра в моей груди была такая огромная, что иногда я чувствовала только её. Я вернулась в свою спальню, совершенно разбитая и угнетенная мыслью, что Теодор никогда не примет мою помощь. Мне бросился в глаза зачарованный галлеон, оставленный утром на прикроватной тумбочке. Монета слабо светилась в полумраке спальни. Я взяла ее в руки и прочитала сообщение на ребре: «Я обещаю, что мы победим. Невилл». Это послание получили все участники ОД, потому что монеты были заколдованы с помощью Протеевых чар. Но мне почему-то показалось, что Невилл отправил его ради меня. *** Позже я нашла объяснение поведению Теодора. Защита. Он хотел меня защитить, ибо полагал (и не без оснований), что я подвергаю себя опасности. Ну а иначе зачем он проследил за мной и завел этот разговор про ОД? Он пришел, и это означало его небезразличие. А еще он как будто… защищал меня от самого себя. Когда-то я прочитала в одной книге слова о том, что порою защитить своих любимых можно лишь держась от них подальше. И теперь мне казалось, что именно это Теодор и делает. Уже давно делает… Он был зол тогда. Что его больше злило? То, что я рискую собой? Или то, что у него не выходит равнодушно реагировать на всё, что со мной связано? Тот его отчаянный взгляд, когда он прижал меня к стене, дразнил надеждой, будто я всё еще дорога Теодору. Но надежда эта оставалась напрасной, потому как ради меня он не желал расставаться со своими убеждениями, уверенный, что другого пути у него нет. Хотелось надломить эту его уверенность. Его вступление в Инспекционную дружину обидело меня, а обида странным образом подстегнула и придала мне сил. Я знала Теодора другим – замечательным и заботливым – и не хотела верить, что он добровольно выбрал сторону зла. *** Каждый новый день в Хогвартсе был хуже предыдущего. По утрам мне не хотелось вставать с постели. Но я вставала, чтобы коснуться замерзшими ступнями пола и вязнуть, вязнуть, вязнуть… Темнел купол неба. Весь октябрь за окнами шли дожди, и иногда я представляла, что скоро услышу, как безжалостные морские волны бьются о подножие замка. В моем воображении Хогвартс стоял на скалистом утесе, словно Азкабан, заточивший в себе школьников-узников. Репрессии Кэрроу против несогласных с режимом набирали обороты. Тех учеников, которые открыто перечили или пытались срывать уроки магловедения и ЗОТИ, Амикус и Алекто жестоко наказывали – оставляли на отработки и подвергали пыточным заклятиям, вплоть до Круциатуса. Попадавшихся после отбоя в коридорах бросали на ночь в темницу. У мадам Помфри прибавилось хлопот – к ней часто обращались за помощью после отработок у Кэрроу. Макгонагалл, Стебль, Флитвик и другие учителя смотрели на школьников с сочувствием. Они по мере сил опекали всех нас, не доносили Снейпу и Кэрроу ни о каких проступках, просили, чтобы никто не пытался бежать из школы, потому что все потайные пути из замка охраняли дементоры и Пожиратели смерти. Но, в общем и целом, у учителей были связаны руки, и единственное, чем они действительно могли помочь, – это оставаться в школе на своих постах и стараться, чтобы им не подыскали замену в духе Кэрроу. По всей школе были расклеены пергаменты с Декретом № 24 «О запрете незарегистрированных студенческих организаций» и приказом Снейпа о комендантском часе. Слизеринцы из Инспекционной дружины проверяли посылки, конфискуя всё подозрительное и докладывая об этом Амикусу и Алекто, читали письма на случай, если Гарри Поттер свяжется с кем-то в Хогвартсе. Вечерами и ночами члены дружины вместе с Кэрроу и Филчем патрулировали коридоры, поэтому о сборах ОД в Выручай-комнате пришлось забыть. И тем не менее в Отряде Дамблдора по-прежнему не опускали руки, продолжали сопротивляться, находили способ обойти патруль и оставить на стене призыв к борьбе или ободряющий лозунг. Многие в Хогвартсе обозлились против Кэрроу, и у Невилла с Джинни и Полумной появилась широкая негласная поддержка. Я же больше не выбиралась ночью делать надписи и никогда не осмеливалась спорить с Кэрроу. Однако кое-что всё-таки делала. Хогвартс был изолирован от внешнего мира, сюда не долетали новости о том, что происходит за его стенами. Но у Эрни нашлось старое, неработающее радио, которое он смог починить. Я вместе с Эрни и Сьюзен стала слушать программу «Поттеровский дозор», которую выпускал Орден Феникса. Ее иногда удавалось поймать в эфире, и в эти минуты война становилась остро-реальной, подбиралась особенно близко. В программе говорили ужасную правду о сожженных деревнях, убитых маглах и посаженных в Азкабан маглорожденных. Мы втроем записывали имена погибших и схваченных на списки, экземпляры которых затем тайно распространяли среди учеников, чтобы они могли удостовериться, всё ли нормально с их родственниками. Получалось что-то вроде подпольной газеты. Пускай это были и не очень храбрые действия – всего лишь послушать радиопередачу, – но так от нас троих была хоть какая-то польза. …В один из последних дней октября сразу после обеда я незаметно отдала Невиллу очередной список с именами жертв и привычной уже строчкой: «Никаких известий о Гарри Поттере». Невилл сосредоточенно пробежал глазами по пергаменту, хмуро вздохнул, пряча его в сумку, а потом предложил проводить меня до кабинета, где проходили уроки заклинаний. Мы поднялись по ступеням лестницы и двинулись вдоль коридора. Справа от нас тянулись высокие окна, слева на одинаковых промежутках друг от друга стояли постаменты с рыцарскими доспехами, металлическая поверхность которых отражала смутный свет. До нас стали доноситься звуки потасовки. За эту осень в школе участились стычки между учениками Слизерина и других факультетов. Снейп даже издал приказ, строго запрещающий драки. Присмотревшись, я увидела Симуса Финнигана и Винсента Крэбба, а чуть поодаль от них еще пару слизеринцев. Симус, проорав что-то о том, что его друг Дин Томас не трус, кинулся с кулаками на Крэбба. Но силы были не равны, учитывая, что Крэбб был не один… – Симусу надо помочь, а то они его прикончат! – Невилл немедленно рванул на подмогу. Я, повинуясь безотчетному порыву, выхватила из сумки палочку, уже готовая бежать следом, как мое запястье внезапно перехватила чья-то рука. Меня резко развернули. Ну конечно же… Кто еще это мог быть? С секунду Теодор сверлил меня взглядом, в котором явственно читалось стальное предупреждение «Не смей!», после чего он, продолжая крепко стискивать мое запястье, отволок меня за громоздкие доспехи. Я спиной ударилась о каменную стену. – Я же просил тебя этого не делать! – прошипел Теодор, нависая надо мной. – От кого ты меня защищаешь? От себя? – дерзко глядя ему в глаза, спросила я то, что давно вертелось на языке. Он смотрел на меня, сжав челюсть, и практически рычал. – Назло мне, да? – Может, и назло! – выпалила я. – Я бы мог отвести тебя к Кэрроу, и поучительная пытка вправила бы тебе мозги, – едко сказал он в сантиметре от моего лица. – Ты… этого не сделаешь, – заявила я вроде как уверенно, хотя голос мой предательски дрогнул, а сердце в груди забилось чаще. На его мантии красовался ненавистный мне значок Инспекционной дружины. Так на что еще Теодор мог быть способен? Теодор хмыкнул, довольный тем, какой произвел эффект. Губы его изломила кривоватая ухмылка. Почему я боюсь его? Почему не понимаю? Он читал меня, как раскрытую, наивную книгу, я же никогда не могла разгадать его до конца. Возможно, поэтому и не могла достучаться до него. Это была моя персональная война. И в ней я терпела поражение за поражением. – Эй! А ну пусти ее! – подоспевший Невилл пихнул Теодора в плечо, стараясь оттолкнуть от меня. Невилл дышал отвагой, решительно готовый к бою. Теодор оступился, но устоял на ногах. У него в глазах полыхали дикие огоньки, но вместе с тем он оставался безумно хладнокровным. – Ого! Надо же, – насмешливо вскинул брови Теодор, выпрямляясь во весь рост и с неприязнью глядя на Невилла. – Что, Лонгботтом, геройствуешь вместо Поттера? Сейчас проверим, не много ли ты о себе возомнил! – И он поднял палочку, одному Мерлину известно, какое собираясь применить заклинание… – Теодор, не надо! – похолодев, выдохнула я. – Ступефай! – выкрикнул Теодор, целясь в Невилла, но тот вовремя сориентировался и пустил в ход щитовые чары. Заклинание срикошетило – Теодор, хотя и успел среагировать и двинуться в сторону, был частично задет и слегка покачнулся. Распалившись еще сильнее, Теодор снова взмахнул палочкой, но я бросилась к нему, вставая перед ним. Имела ли на него какое-то влияние? Возможно. Потому что под натиском моих слабых ручонок он утихомирился и перестал рваться в наступление. – Да что ты такое вытворяешь? – отступила я на шаг, глядя на Теодора и глазам своим не веря. – Ханна? – напряженно проговорил за моей спиной Невилл, касаясь моего плеча. Он, очевидно, думал, что мне нужна помощь. – Идем на урок, Невилл, – глухо сказала я, не отводя взгляда от Теодора. – Я тебя предупредил, – с угрозой напомнил Теодор прежде, чем я отвернулась. Последнее слово всегда оставалось за ним. Вместе с Невиллом и присоединившимся к нам Симусом, который обзавелся огромным фингалом под глазом, мы пришли в кабинет Флитвика. Теодор же на чары не явился. Он был слизеринцем, а слизеринцам было можно всё. Даже прогуливать уроки. *** В северном крыле замка особенно веяло холодом. И сквозняков тут было больше, чем где. Теодор не пошел на урок. Он сидел на подоконнике в нише с витражом и курил, сжимая в левой ладони желтый значок с изображением барсука, который когда-то забрал у Ханны. Он его так и не выбросил.