Часть 1
4 ноября 2021 г. в 19:45
Зима выдалась на редкость холодная. Сильные морозы дали о себе знать ещё под конец ноября, что уж там говорить про лютый февраль, когда все мысли только о том, где бы лишний раз сыскать тепла и немного погреть косточки.
Дом, в котором теперь проживал Мук, был достаточно просторным. Два этажа, большие комнаты, а ещё и пристройка в виде веранды.
Чтобы отопить такой, приходилось растапливать печь по три раза на дню. Сперва это делалось рано утром, когда солнце ещё не мелькало на горизонте, потом в течение дня, когда хата остывала до такой степени, что будь ты активно занят работой, надев при этом на себя ещё и свитер из чистой шерсти, а руки и нос всё равно будут походить на ледышки. Ну и перед самым сном, чтобы ночью комфортно отдыхалось всем домочадцам. Правда, под утро, опять всё остывало.
Обязанность по растопке печи как раз и лежала на плечах Мука, потому он и поднялся с кровати раньше всех, наспех заплёл густую копну волос в косу, натянул шерстяные носки, наверх тёплый тулуп и отправился в сарай, где лежали дрова.
Маленький, хрупкий омега всецело следил за хозяйством. Он и воду из колодца таскал, и кашеварил. Благо ещё, что дрова рубить ему помогал кто-то из альф. По сути, жил Мук здесь на правах прислуги, хотя статус в семье имел совсем иной.
Эистеинн – хозяин дома, глава семьи, женился во второй раз. По тем временам ему было чуть больше пятидесяти лет. Его омега скончался, когда рожал Эистеинну шестого ребёнка. Не молод он был, да и беременность выдалась тяжёлой. Омеге хорошо было б отдыхать побольше, не растрачивать силы зазря, подумать немного о себе и о своём ребёночке, да какой там?! Шесть мужиков-альф в доме, днями в полях пропадают, а кто будет жилище до ума доводить, еду готовить да за хозяйством следить? Скотины, вон, полный хлев. Поросята, куры, гуси. А ещё водились кролики и это помимо коровы и лошади.
На кого всё оставлять? Да и не привыкли люди, жившие с младенчества в деревне, лениться. Как говорится: «Нам хлеба не надо – работу давай», лучше, правда, лишнего куска хлеба не доесть, а рабочего инструмента из рук не выпускать.
Даже на сносях омеги продолжали трудиться в поте лица, а от того и подобная смерть не была чем-то удивительным по тем временам.
И что же оставалось делать убитому горем вдовцу, схоронившему мужа с неродившимся младенцем, когда хата пришла в запустенье без омежьего пригляда?
Вот именно!
Эистеинн принял решение искать себе нового мужа.
Но бесхозных овдовевших омег в их деревне не водилось, а брать кого-то из чужой, о ком ничего не знаешь, ни какая там семья, ни чем живёт этот омега, не хотелось. Мало ли, на какие приключения с таким можно нарваться.
Вот и пришлось брать то, что было.
А Мук как раз выходец из порядочной семьи. Все работящие, отец мельник, папа трудяга, полна горница детишек, трое из которых омеги. Правда, один совсем малыш – и семи лет от роду нет, ещё одного к тому моменту уже просватали, а третий Мук.
Волос светлый, глаза добрые, красивенький. А, главное, юный совсем, только-только шестнадцать исполнилось, по пальцам одной руки можно все его течки пересчитать, альф чужих в глаза не видел. Да и родители были горды отдать сына в хорошие руки, коими и были руки Эистеинна. Так что, брачного союза было не миновать.
Вот Муку уже восемнадцать. Совсем недавно он понёс от своего супруга и не сказать, что в семье были сильно рады этому событию. Нет, понятно, что рано или поздно оно должно было случиться, всё-таки омега молод, должен же он воспроизвести на свет потомство, да и альфа его ещё крепок, но всё равно что-то такое непонятное мелькало.
Сыновьям Эистеинна было как-то не интересно. Ну станет в их рядах на одного наследника больше или на одного меньше – разве почувствуется существенная разница? Сам глава семейства как будто заранее решил себя настроить на худшее, всё же, случившееся с его покойным мужем оставило в памяти мужчины неблагоприятный отпечаток и даже понимание того, что его нынешний супруг молод и крепок и нет причин переживать, его не могло переубедить. Словно он стал отдаляться от Мука, не хотел к нему привязываться, чтобы в случае чего не было так больно.
Но вот только Муку такое отношение к себе было непонятно. Он из кожи вон лез, стараясь угодить мужу и своим новоиспечённым сыновьям, потакал им всячески, молчал, когда о него вытирали ноги. Неизвестно, как было с их родным папочкой, но так заведено во многих семьях, что омеги – это рабы. Сначала они не покладая рук трудятся в отчем доме, подбирая мусор за отцами и братьями альфами, а потом остаток жизни живут для своих мужей и детей, прислуживая им. Своего омегу можно избивать, можно даже убить не страшась, что правосудие настигнет.
Но так происходит далеко не во всех семьях. Существует и нормальное отношение к омеге, где их ценят, где их любят. Так было в семье родителей Мука. Его отец никогда не поднимал на папу руки, даже помогал ему по хозяйству, если требовалось, да у них даже в общении между собой мелькали лучики тепла.
А в семье Эистеинна…
Нет, безусловно, молодого супруга Эистеинн не терзал. Правда, о его существовании вспоминал редко. Точнее, о том, что они женаты. Подай, принеси, убери – только эти слова Мук и слышал. Приласкать омежку – для Эистеинна чуждо, сказать ему доброе слово – и подавно.
Ну ладно, пусть хоть так…
А затрещина, которую альфа частенько любезно отвешивал Муку, если его не устраивала какая-то мелочь – стерпится, оно не так страшно, как если бы паренька каждодневно избивали до полусмерти.
Отбросив назад прядь волос, которую Мук не заметил и не вплёл её в косу, омега взял сколько ему нужно поленьев и пошёл из сарая обратно в дом.
До момента, как Эистеинн проснётся нужно успеть вытопить печь, обогреть дом и приготовить завтрак. После же следует, в спешке, подоить корову, насыпать крупы курам и гусям, положить кроликам капусты с морковкой, свиньям тоже дать паёк, а так же не забыть и про цепного пса, что жил в невысокой будке у забора, охраняя дом от посторонних, нежеланных гостей.
Но сегодня ему не свезло. Либо Мук слишком крепко спал, от того проспал чуть дольше положенного времени, либо супругу не очень сладко спалось, потому он проснулся раньше, ибо с Эистеинном они повстречались у самого порога. И тут уже, в любом случае, исход для Мука был бы один. Раз нет еды, не вытоплена печь – значит провинился – значит будет затрещина.
Парнишка низко опустил голову, стоя лицом к лицу со своим мужем. Он посильнее прижал к груди поленца, чтобы от неожиданности, когда Муку отвесят подзатыльник, они не рассыпались по полу, а то тогда Эистеинн вообще впадёт в ярость.
Но не последовало даже грубых изречений, не то что удара. Напротив, чуть заспанный Эистеинн перенял из рук мужа дрова и сам отнёс их к печи. Омега же как стоял, глядя вслед супруга удивлёнными глазами, так и остался стоять, позабыв даже, что нужно дышать.
И оставался бы Мук в этом положении очень долго, если бы резкий голос Эистеинна не вывел его из ступора:
– Сюда иди, столбом не стой!
Мук тотчас же метнулся на кухню к печи, у которой Эистеинн уже сидел на коленях и разводил огонь из маленьких, тонких сколов дощечек и старой газеты. Обычно таким мужчина никогда не занимался, в первый день их с Муком семейной жизни прямым текстом сказал, что все вопросы, касаемые хозяйства, теперь становятся обязанностями омеги. А ведь Мук ещё и работал, деньги зарабатывал, немного, правда, но какую-то копейку, да приносил в дом.
Трудился парнишка в местной сельской школе, бегал за пять километров два раза в день, отмывал там всё перед началом учебных занятий и в конце дня, когда дети расходились по домам. Вычищал полы, выносил мусор, протирал пыль. По мере необходимости мыл ещё и окна. В холодное время, зимой, как теперь, печь топил, чтобы детишки не мерзли. Приносил из колодца чистую воду, на случай, если кто-то вдруг захочет попить.
И в школу ему идти следовало как раз после того, как накормит животных, причём не просто идти, а бежать со всех ног, невзирая на темноту ночи, чтобы успеть всё сделать там, а потом и домой поскорее вернуться, потому что надо и своим хозяйством заняться.
– Буди сыновей, – не отрываясь от своего дела, приказал Эистеинн, даже взглядом супруга не удостоив. – Пускай идут в школу, всё там сделают за тебя. У нас сегодня много дел. А ты немного передохни.
– А завтрак? – Мук заметался по кухне, не зная, куда себя деть.
Он по-прежнему не знал, куда ему податься. Или попытаться перенять у мужа работу по растопке печи, или выполнять его поручение, или ещё черт знает чем заняться, потому что в голове его образовалась каша. Слишком много странностей произошло за одно утро.
– Приготовишь потом. Шевелись уже!
Не желая нарываться на грубость – проявления заботы со стороны мужа согрело сердце, Мук скоренько посеменил наверх, где располагались спальни сыновей Эистеинна.
Там было три комнаты. Одну, что немного поменьше, занимали двое старших сыновей. Роалд – первенец Эистеинна, и Фолки.
Комната побольше была отдана двоим подрастающим близнецам Брокку и Халлварту.
Они по жизни были какие-то словно не от мира сего. Вечно замкнутые и нелюдимые. Всё делали вместе, с другими общаться сильно желанием не горели, но работоспособности у них от этого не убавлялось. Парни сильные, толковые.
Третья комната, маленькая-маленькая, больше напоминающая кладовую с окошком, нежели жилое местечко. Её занимал самый младший сынишка Эистеинна – Гутлеиф. Он, скорее всего, раньше, до второго брака отца, жил с кем-то из братьев. Но стоило мальчику немного подрасти, как совместное проживание оказалось не к месту, ибо со старшими ему было делать нечего – там свои, «взрослые» дела, а у близнецов «третий лишний».
Ну ничего, Гутлеиф никогда не жаловался. Извечно улыбающийся, весёлый и довольный жизнью мальчишка стойко переносил все невзгоды.
И первым делом Мук пришёл будить именно его. Жалко, конечно, вырывать мальчугана из цепких лап сладкого сна, но ничего не поделаешь – раз отец сказал всем вставать, то так и придётся сделать не смотря на чьё-то неодобрение. (А старшие дети так точно выскажутся по этому поводу).
Но каким же милым был Гутлеиф, так забавно ладошку под щёчку положил, скрутился, такой уже сладкий малыш!
Следом располагалась комната близнецов. С ними было само просто, они всегда со всем соглашались и если было сказано подниматься и идти работать, то они встанут с кровати без лишних разговоров и примутся за дело.
Что же касалось Роалда и Фолки, то с этим было само трудно, ибо старшие сыновья Эистеинна не воспринимали Мука как своего папу. Да и с чего бы им было его таковым считать, когда Фолки на четыре года был старше самого Мука, а Роалд так и вообще на шесть. Куда ему?
Однако, всё равно через несколько минут четверо мальчишек выдвинулись в направлении школы, получив наставление от отца подготовить всё к началу занятий самым наилучшим образом. Они были этим не довольны, не понимали, почему вынуждены делать омежью работу вместо Мука, пока тот оставался дома.
Собственно, как и сам Мук.
– А какие у тебя дела и с чего ты решил отправить сыновей убирать школу? – всё же решился спросить омега, глядя, как на чугунной сковородке чуть вздымается белок яичницы, которую они будут есть на завтрак.
– В город поедем, – совершенно спокойно ответил альфа, потирая густую, длинную бороду, по которой скатилась пара капель воды, что он только что пил из деревянного ковша. – Все вместе. А тебе так вообще надо о будущем ребёнке думать, не трудиться, как прежде. Ишь что удумал – тяжести таскать! Да в твоём положении ничего тяжелее миски с супом поднимать нельзя, не то что брёвна.
Что-то уж очень резко с сегодняшним утром пришли перемены в их дом. Эистеинна словно подменили. Он ли вообще произносил эти слова? Неужели мужчина всерьёз задумался о происходящем, решил, что за новым, молодым мужем следует приглядывать, позволить ему отдохнуть лишнюю минутку и не допускать, чтобы тот работал на износ, тем самым избежать повторения печальной истории?
А такие перемены наступают в одночасье? Это нормально вообще?
Ладно, пусть будет так. Если Бог подарил краткосрочную возможность насладиться маленькими проблесками заботы от мужа, то этим следовало воспользоваться.
– Хорошо, больше не буду, – Мук даже улыбку не сумел сдержать.
– Где еда? Скоро мы будем есть? Там парни сейчас уже со всеми делами справятся и будут нас ждать, пока ты расшевелишься! – Всё-таки, как бы не так, но Эистеинн оставался Эистеинном – всё тем же грубым деревенским мужиком, не знающем ласки.
– Сейчас, почти готово... – спохватился Мук, чуть приподнимая кончик шкварки, что жарилась рядом с яичницей.
– Давай! И сыновьям сложи, в дороге поедят. Мы сейчас лошадь запряжём, выедем и их по пути подберём. Гутлеиф! – альфа так крикнул, что будь в руках Мука сейчас сковородка – точно бы оказалась на полу, ибо тот сильно перепугался столь громкого звука. А ведь Мук уже и собирался взять эту треклятую сковородку, даже подручный ухват из старой тряпки соорудил.
Младший альфа показался перед отцом почти сразу.
– Ешь садись!
Ребятёнок только-только справился с заправкой кровати, ещё даже ото сна не отошёл, а уже надо приниматься за еду. Ну что ж, с отцом же не поспоришь! Вот он и уселся подле него на лавку в ожидании съестного, только сперва ему прилетел лёгкий подзатыльник, так, в качестве утреннего приветствия.
– Потом пойдёшь, поможешь Муку кормить живность, пока я запрягу коня и давай без промедлений. Делаем всё как можно скорее, времени у нас не так много.
– Так, и всё же, куда мы отправимся? – робко спросил Мук, опуская на середину стола деревянную подставку и опуская на неё сковородку.
– На жизненный урок. – последовал ответ.
***
Четверых сыновей Эистеинн, как и договаривались, забрал у школы, когда те закончили дела вместо Мука. Куда они направляются знали почти все, кроме, собственно, самого омеги и маленького Гутлеифа, второму, кажется, не было особой разницы, куда именно его везёт отец. Главное, что у него появилась возможность проехаться по селу в телеге, будучи согретым теплом толстой шубки, которая явно по размеру мальчику была велика. В ней запросто двое таких могло уместиться.
А вот Мук нервничал, потому что эта неизвестность окончательно выбила омегу из колеи. Сначала странное поведение мужа, потом и эта поездка. Может он что-то неладное задумал? Вдруг Мук перестал устраивать Эистеинна и тот решил от него избавится? Вывезет куда-нибудь в лесную глушь и бросит там. А на улице мороз, самому до дома омеге будет не реально добраться и он попросту сгинет в сугробе.
И ведь себя-то самого Муку не было жаль, он прекрасно понимал, что является абсолютно бесправным существом – таким уж создала его природа и с этим ничего не поделать. Но как же ребёнок? Неужели Эистеинн способен обрести на гибель собственное не родившееся дитя?
Всякое может быть! Кто знает, что произошло в голове старика после того, как он схоронил омегу, с которым прожил всю свою сознательную жизнь.
Но Слава всем Богам – страшные мысли Мука не обратились в явь. На душе его стало куда спокойнее, когда перед их повозкой, что тянула на себе молодая кобыла, открылась панорама города.
Обычно этим путём Эистеинн с сыновьями ездили за продуктами, которые невозможно было вырастить в своём огороде, так что для них этот маршрут был привычен.
Так же дорога была знакома и Муку. Ещё до замужества он со своим отцом и братьями частенько наведывались сюда за продуктами. Только сегодня они проехали мимо торговых навесов, двинулись чуть дальше, на центральную городскую площадь.
Людей здесь сегодня собралось необычайно много, даже невзирая на холодную погоду. Были здесь и мужественные альфы в дорогих мехах, кучкующиеся поодаль, были и такие альфы в этих компаниях, которые прижимали к себе ярко раскрашенных омег, больше напоминающих павлинов, так же присутствовали и немощные старики, дети, молоденькие омеги с отцами, омеги с детьми.
– Держитесь меня, далеко не уходите. Я не намерен вас потом розыскивать в толпе, – Эистеинн грозно посмотрел на Гутлеифа и на Мука, старших сыновей он считал самостоятельными. – А некоторых, –он покосился на младшего сына. – И вовсе могу не отыскать. В городе полно цыган, а им такие как ты нужны.
Мальчик поджал губы, видимо, перепугавшись слов отца, и вцепился своими маленькими ручонками в рукав его шубы. Мук тоже чуть приблизился к супругу, уверовал его словам, потому что потеряться от своей семьи было не самой приятной затеей.
Эистеинн покрепче привязал лошадь в уголке, там, где животное с повозкой никому не помешает, а сам пошёл вперёд, в толпу. Там он тоже шёл впереди, расчищая собой проход для своей семьи. Хотя, больше оно нужно было только Муку и Гутлеифу, старшие же сыновья и сами превосходно справлялись с поставленной задачей.
Когда Эистеинн остановился, Мук чуть выглянул из-за его плеча. Он решил осмотреться, потому что до сих пор не понимал, что происходит.
Эистеинн подвёл их к небольшому крытому деревянному возвышению, на которых обычно в праздники выступали артисты. Этакая сцена.
Наверное, сегодня состоится какой-то концерт. Будут петь песни, танцевать или же покажут какую-либо театральную постановку. Вот только праздника, в честь которого можно было бы развернуть подобное мероприятие омега не припоминал. Может так чего, без повода решили народу показать. Только странно, что, действительно, среди присутствующих были не только обычные горожане и жители села, не простой люд. Присутствие элиты казалось странным.
Они простояли так какое-то время. Роалд и Фолки даже успели отойти к палатке и купили на всех горячего пунша, чтобы немного согреться, прежде чем на сцену взобрался худощавый паренёк, не то альфа, не то омега, облачённый в разноцветные одеяния, от которых ещё и отражались солнечные лучи, создавая мелкие блики.
Он сразу же захлопал в ладоши, обращая к себе внимание зрителей и тотчас же встретился с тишиной.
– Жители города, гости, приятели и просто пришедшие на огонёк жабраки, приветствуем всех! Рады мы встретиться с вами, пообщаться чутка. Выпить рюмочку, другую, да отведать яств горячих. Мимо, друг, идти не думай, к нам скорее подходи. Рака сочного купи, колбасы да пирожки. Пиво здесь рекою льётся, холод уж нас не страшит. Мы в сугробы обернёмся, да споём так от души!
Этому чудику сразу же подарили гул из аплодисментов и радостного свиста. Громче всех, как показалось, кричала та самая «элита». Прочие же люди, казалось, делают это лишь потому, что так было необходимо, а не потому что им понравились изречения столь странного существа.
Но Мук не мог судить. Он никогда не присутствовал на городских праздниках, не доводилось, но слышал о них много. То ли времени не было разъезжать по городам в поисках развлечений, то ли отец не позволял, считая, что подобные мероприятия оскверняют и сбивают с истинного пути. Мук, на самом деле, не знал настоящей причины.
Только что-то происходящее после насторожило омегу. Ему стало казаться, будто не так должны проходить праздники.
<i>– Так, и всё же, куда мы отправимся?
– На жизненный урок. <i/>
Слова супруга так же всплыли в памяти, давая понять, что подвох имеется.
На сцену выволокли растрёпанного, одетого в лохмотья омегу цыганёнка. Двое сильных мужиков держали его за тонкие ручки, ещё двое стали рядом. У одного в руках было какое-то приспособление, состоящие из тонкой трубочки и… груша такая, как надевается на флакончик с духами, чтобы гонять воздух. Вот один в один такая же, только побольше.
Самое, что особенно привлекало внимание – это скрытые лица этих четырёх мужчин. На их головы были плотно натянуты капюшоны, так, что и кончиков носов не видать.
У омеги лицо исказила гримаса страдания. Мало того, что в мороз на его теле из одежды были лишь жалкие, ничуть не согревающие плоть тряпочки, так ещё и синяков у него точно прибавится. Но, кажется, это паренька сильно не беспокоило. Он просто знал, что последует далее и это действо будет куда страшнее леденящего, пробирающего до костей холода.
Палачи развернули омегу к публике, полностью срывая с него лохмотья, оставляя несчастного абсолютно обнажённым. А цыганёнок, казалось, и вовсе уже ничего не чувствует, повис на державших его руках безвольной куклой и даже не шевелился.
Один палач взял незамысловатое приспособление, перехватил его поудобнее и ввёл наконечник между упругих ягодиц, которые ещё один палач развёл в разные стороны, да так сильно, что омега совершенно точно испытал нестерпимую, саднящую боль. Но он даже не вздрогнул, когда наконечник аккуратно вошёл в его тело, медленно продвигаясь между стенок прямой кишки.
Убедившись, что шланг в теле жертвы плотно закреплён, двое палачей отстранились от мальчишки, а ещё двое развернули его лицом к зрителям.
Тот самый, ярко разодетый чудик, вновь подал голос, поняв, что следует народу дать пояснение.
– Этот омега совершил страшный грех. Он нанёс увечья молодому альфе, что принадлежал к роду приближенному к Правителю. Осквернил ложе Господина, осквернил его честь и честь супруга этого альфы, а потом беспрекословно, словно пёс цепной откусил его гениталии. За такой поступок наглеца следует казнить прилюдно, дабы неповадно было другим омегам забывать о своём месте в этом мире!
По окончанию изречений палач, в руках которого была гоняющая воздух груша, с силой сжал её обеими руками, а потом отпустил, позволяя ей распрямиться, после чего тут же повторил действие несколько раз.
Толпа не проронила ни звука. Все смотрели, как раздувается когда-то плоский живот омеги и превращается в объёмный шар. Мальчишка, так же доселе молчавший, издал протяжный стон, а ещё через пару нажатий груши стон его стал более громким, постепенно переходящий в болезненный крик.
Цыганёнка распирало воздухом изнутри, он с каждым разом всё сильнее и сильнее раздувал кишечник, потому что ему неоткуда было выходить. Потихоньку выход нашёлся – громкие звуки отрыжки разнеслись по всей площади, вместе с устрашающими криками.
Красивый, впалый пупок показался наружу. Такая маленькая, аккуратная горошинка больше не могла скрываться, её выталкивали нескончаемые потоки воздуха. Омега отрыгивал воздух без продыху, вероятнее всего начал уже задыхаться, потому что втянуть кислород в лёгкие не успевалось. Но его живот по-прежнему продолжал раздуваться, хотя казалось, что дальше уже некуда. Он был просто огромный и порядком перевешивал парнишку, тот совершенно точно не сумел бы стоять на ногах самостоятельно, без поддержки палачей.
Мук вцепился в руку Эистеинна мёртвой хваткой и отвернул голову, плотно зажмурив глаза, когда омегу таки отпустили и тот со стоном свалился на деревянную подложку сцены, а двое палачей распластали его, удерживая и не позволяя сжаться в комок.
Третий палач навис над омегой поставив ноги в тяжёлых сапогах по обе стороны от неимоверно вздутого живота, глядя на него сверху вниз и приготовился к прыжку.