drink your pills

— За Йена Галлагера! — За Йена Галлагера! —подхватывают все остальные и раздается звон стеклянных бокалов. Это был неизвестно какой по счету стакан пива за последние два часа. В честь двойного праздника (Рождества и выписки) они первым делом направились в «Алиби», оставив Лиама под присмотром Дебби и Карла, которых как самых младших отправили домой. Щеки Йена ужасно раскраснелись от выпитого и он уже предвещал, как завтра будет обещать больше никогда в жизни не пить, страдая от ужасного похмелья. Плечо потяжелело, это Фиона положила на него голову. Она сонно засопела, выдохнула и спросила: — Я рассказывала тебе, как вышла замуж? — Чего? — не понял Йен. — Значит не рассказывала. Ммм.. Он музыкант. Ну по крайней мере был им. Постоянно с щетиной своей сраной ходил. Я ему говорила чтобы он побрился, но ему как об стену горох. А потом хуйня, которая рано или поздно происходит в моей жизни, эта тупая песня… — она делает ещё глоток из кружки и морщится, — м-да. — Ого, ты не говорила мне. Наверное посчитала не таким уж и важным сообщить своему младшему братцу о помолвке, — он слабо толкает её в плечо и смеётся. Фиона неопределённо махнула рукой, — не хотела тебя грузить. Это правда было не так уж и важно. Сходили в загс, расписались, вот и все дела. Ничего лишнего, чисто по-Галлагерски, — она пожала плечами и сделала ещё один глоток. — Так что не переживай, ты ничего особо не пропустил. Несколько секунд они проводят в уютном молчании, после чего Йен всё же решается спросить, — ну так как он? — Кто? — удивленно спрашивает Фиона, уставившись на него во все глаза. — Ну, твой муж, о котором ты мне только что рассказывала, — он подозрительно смотрит на нее и думает, что с выпивкой им пора завязывать. Фиона истерически долго смеётся, после чего фыркает, делает ещё глоток и уже спокойно отвечает, — мы расстались. Я изменила ему со своим боссом, когда он уезжал на гастроли. Короче, моя жизнь это ходячая Санта Барбара со мной в главной роли. Не виню его за то, что после этого он не захотел быть со мной, но такую истерику закатить, ты бы видел. Ещё и под шумок. Снова молчание, но уже не такое уютное как прежде. — Ну ты и начудила конечно. Она грустно улыбается, —да, я знаю. — Эй, чего вы тут, былое вспоминаете? — вернулся Лип, который ходил в туалет. — А он, — Фиона указывает пальцем на прибывшего братца, — вообще умудряется спать со своей преподшей. Видимо только я с удачей в отношениях не в ладах. На удивление щеки Липа чуть покраснели и это учитывая то, что он еще не притронулся к своей кружке. — У Кева с Ви, вообще безусловная любовь! Может у них совета спросишь, — пытается сменить тему Лип. — У них только недавно все наладилось, после их ссоры, так что не каркал лучше бы, — отвечает Фиона и Йен удивленно смотрит на брата с сестрой. — Ну знаешь, совет тебе и я могу дать: не трахаться с другими, когда ты состоишь в моногамных отношениях, тем более с таким романтиком, которого ты себе выбрала, — отвечет Лип. — Докатилась, младший брат рассказывает с кем мне трахаться. Лип морщится, но не от только что выпитой стопки, — до этого мне точно дела нет. — Вот и славно. — Фиона распласталась по всему дивану (на сколько это вообще возможно) и раскинула руки в стороны. Потерев глаза, она продолжила, — от похмелья точно не отделаюсь уже. Мне нужно на свежий воздух, я выйду на минутку. — Я с тобой, — на перебой сказали братья. На улице было ужасно холодно, даже под утеплённой курткой и свитером все равно умудрялись пробегать мурашки. После того как они настоялись на морозе достаточно долго, было решено двигать булки поближе к своему теплому жилищу. — Дом, милый дом, — прошептал Йен подходя к забору и опираясь на него руками. — Успел соскучиться по Галлагерскому зоопарку? — Лип открыл калитку и зашел внутрь, всё-ещё придерживая её. — Ну, добро пожаловать, проходим, не стесняемся. Фиона и Йен проскочили во двор. Погода на улице не подлежала изменениям за последние полчаса, поэтому они поспешили к обшарпанному крыльцу. Когда ключ в скважине сделал третий оборот входная дверь распахнулась и святая троица поспешила войти. Их обдало внутренним теплом и в нетерпении снять зимние куртки и наконец пройти поближе к батареям они направились в глубь дома. В гостиной было темно, если не считать света от настенной лампы в углу. Фиона неровной походкой, в своих сапогах с неудобным, по её же рассказам каблуком, пробралась к холодильнику и открыла дверцу. Лицо её осветилось маленькой лампочкой внутри и она спросила: — Кто-нибудь будет хлопья? — Я бы не отказался. У нас есть молоко? — Лип подошел к ней и тоже заглянул в холодильник. — Не-а, только на сухую, либо кто-то сгоняет в магазин. — Я пас, — наперебой ответили парни. — Тогда на сухую. Йен, ты будешь есть? — Конечно. До этого момента ещё не разу не раскрытая пачка хлопьев хрустнула и картонная коробка froot loops распахнулась. Фиона рассыпала в три тарелки хлопья и они все вместе завалились на потертый диван. Йен устроил свободную руку на подлокотнике и заметил парочку прожжённых дыр в ткани, оставшиеся от того,что Фрэнку раньше позволялось тушить о нее окурки. Все как прежде, это все еше его родной дом. Йен завладел правом выбрать передачу, быстрее всех схватив пульт со столешницы. Он нажал красную кнопку «включить» и пролистал пару каналов с поздравлениями; новостные каналы, где рассказывали о свежих рождественских преступлениях; детские каналы и в итоге остановился на музыкальном, по которому показывали ведущего в костюме Санты, который пытался незаметно отплевываться от лезших в рот искусственных волос и вел рубрику «звезды музыки». Йен вспомнил еще одного Санту, которого видел сегодня и улыбнулся. Телевизор существовал скорее для фона и в виде освещения. Йен слышал только обрывки фраз ведущего, а остальное его внимание было направлено на созерцание своих брата и сестры. — Ты что, дыру в нас хочешь прожечь? — спросил Лип улыбаясь и направляя на него ложкой. — Нет, просто мы так давно не виделись. Лип моргнул и уставился на Йена, — а три часа назад это не ты с нами пил пиво на скорость? Наверное я с кем-то спутал. Поздравляю с победой, кстати. Ой, это же не тебя поздравлять надо, а того незнакомца. Как же его зовут? Кажется… Хм… Ян? Юн? Фиона подсоби! Как же, как же. Может Юлиан? Нет, опять не то. Черт! Фиона, улыбаясь, толкнула брата локтем в бок, — не издевайся над человеком, придурок. Лип поднял руки в капитуляции, из-за чего миска с хлопьями чуть не свалилась у него с ног, но он успел вовремя её подхватить. — Принимаю ваше поздравление, сударь, но мне нечем гордится, поскольку битва была неравной. Я нуждаюсь в более искусном и достойном сопернике. — Ну Френка точно никто не переиграет, достаточно достойный противник, как считаешь? — Нет, Фрэнк – босс в этой игре. Со всем моим могуществом, должен признать, что я его не одолею, — сраженный Йен положил руку на сердце и драматично вздохнул. Пара секунд они вяло посмеивались, а потом наступила тишина. — На самом деле я правда очень по вам скучал. И по младшим тоже. По дому. Кажется, даже по Фрэнку. Ну, по нему когда совсем всё плохо было, — Йен уткнулся в тарелку ковыряя ложкой оставшиеся на дне тарелки хлопья. — Оооо, братик, как это мило, — слащавым голосом ответил Лип. — Ой, иди ты, я вообще-то тут пытаюсь душу вылить. Фиона приобняла его за одно плечо и поцеловала в макушку. — А я ведь помню тебя еще таким крохой, — она поставила миску на пол и сделала жест будто качает младенца. — Ты требовал к себе много внимания, знаешь ли. Помню тебе было годик, а я тогда тоже еще совсем дурехой была, только начинала свою воспитательную деятельность и не думала, что всё это затянется так на долго. И Лип тоже мелкий был, вроде он тогда только в первый класс пошёл или готовился. Ой всё, не помню я. В общем мы с Липом как сядем за стол разбирать задачник или учебник какой, ты всегда реветь начинал. Извольте, нашему царю хочется светских разговоров. И кричал, сильно кричал, истошно. Помню, мы благословляли тот момент когда ты научился более или менее ровно ходить и сидеть нормально. Вот посажу я тебя за этот неудобный круглый стол и сидим в прописи какие тыкаемся. Когда тебя начали рядом садить ты молчал словно в рот воды набрал, только брови хмурил. У тебя до сих пор этакая привычка осталась, когда ты чего-нибудь не поймёшь всегда хмуришься. Ну потом уже, когда Дебс появилась, Лип совсем самостоятельным стал, ты, Йен, тоже подрос и вы с братом уже везде вдвоем шастали. На несколько секунд повисла тишина, казалось, что нужно как-то продолжать разговор, но все слова застряли где-то по пути к горлу. Детство. Это было странной темой в доме Галлагеров. О нем почти не вспоминали и как только эта тема всплывала, ее старались побыстрее схоронить в более важных бытовых переговорах: где взять деньги чтобы заплатить за свет в доме, горячую воду и все в таком духе. Несколько лет назад, когда все были гораздо меньше (а кого-то еще и в помине не было), проблем у них наоборот было гораздо больше. Они вечно барахтались сводя концы с концами. Дети, ещё не обученные жизнью, но в их обязанности уже входило выживание и забота о друг друге. Единственный плюс был в том, что детям прохожие отсыпают побольше монет из своих карманов, а совсем уж невнимательные, влюбленные в бедных маленьких человеческих детенышей с грустными глазами, могли запросто лишиться своих кошельков. На этом все плюсы заканчивались. Поэтому детство и не вспоминали – нечего вспоминать. Ранние годы ассоциировались только с постоянным воровством, безысходностью и прятками от государственных органов по защите детей. Но когда такие редкие счастливые моменты всплывали, все погружались в шок. Как будто они не знали, что всем им было и по пять, и по три года. Они привыкли всегда считать себя взрослыми. С рождения это было их обязанностью, но на самом деле они так и не выросли до конца, живя в этой суматохе. — Вау, — вдруг выдавил хриплым голосом Йен. — Это было так давно. Как будто миллион лет назад. Ты так и не смогла пойти в школу из-за нас, Фи. И снова молчание, приносящее мурашки по коже. Вздохнув, Фиона ответила: — вы тут совсем не виноваты. Кто-то же должен… Вернее, я должна была взять ответственность, как самая старшая, но если бы Френк и Моника хотя бы иногда вспоминали, что их детям нужно время от времени что-то жрать и спать где-то, мне бы не пришлось… — она покачала головой, уперевшись взглядом в пальцы рук. — Все эти разговоры только тоску наводят. И снова молчание. — Я пожалуй на перекур. Достав из карманов джинс сигареты, Фона подскочила и кривой походкой направилась к выходу. Дверь оглушительно хлопнула. — Думаешь она на долго? — спросил Йен, поворачивая голову к Липу. Лип пожал плечами и тоже поставил пустую миску на пол. — Ну что, по койкам? Йен фыркнул и попытался состроить детский взгляд, — а как же дождаться Санту? — Ну ты как хочешь, а я подожду старого деда во сне, не собираюсь сидеть тут, пока его задница вылезет из дымохода. — Солидарен. Они направились вверх по лестнице и разошлись по своим комнатам, но что-то в ту ночь все время мешало трем людям спать в этом доме. * Йен пытался унять свою ногу, чтобы она не дергалась и не издавала звуков, которые раздражали других посетителей в режиме ожидания. После «рождественской недели» ему впервые пришлось выйти из дома, чтобы вернуться в место максимальной дисгармонии и скопления негативной энергии (наверное все же не стоило проходить этот бесплатный курс йоги) и он сильно нервничал. Отражение в настенном зеркале говорило о его помятости и боковым зрением в нем было заметно как раздражающе дергается его нога. Главное не начать грызть ногти. Охранник любовно облокотился на окно, сопя во сне и предоставляя прекрасные виды людям снаружи, а нахохлившаяся регистраторша не прекращая поправлять съезжающие с носа очки рылась в бумажках и выкрикивая имена тех, кого она готова впустить внутрь. Когда час пробил, регистраторша нащупала пухлой ручкой маленький микрофон и торжественно взвизгнула: — Иэн Галлагер, подойдите к стойке регистрации. Когда он подошел на негнущихся ногах, она окинула его подозревающим взглядом и попросила предоставить документы. К протянутому паспорту и паре бумажек о лечении претензий не было. — Можете пройти. Второй этаж, двухсот третий кабинет. Мисс Мио Ёсикава ждет вас. Йен моргнул, пытаясь не забыть имя нового психиатара, хотя он был почти уверен, что в одной из бумаг, что дала ему Фи перед уходом что-то такое было, но он так быстро пробежал бумаги глазами, что ничего не запомнил. На втором этаже все еще стояла ёлка, которую он помогал украшать, а стены были увешаны рождественскими плакатами. Внизу живота он почувствовал приятное, неопознанное тепло, которое придало ему каплю смелости. Встав, как истукан напротив нужного кабинета он легонько по ней постучал, надеясь на то что ему все-таки никто не ответит и он со спокойной душой покинет это здание. Досадно, но изнутри кабинета послышалось чёткое «войдите» и ему пришлось повернуть ручку и толкнуть дверь. Глаза ослепил яркий солнечный свет и Йену показалось, что это врата в рай (куда ему ещё рановато). После пары секунд он свыкся и наконец смог разглядеть пишущую женщину за столом. Она, кажется, не обратила на него должного внимания, поэтому Йен попросту не знал, что делать. Он уже хотел заговорить, чтобы объявить о своем присутствии, но его опередили. — Присаживайтесь пожалуйста, мистер Галлагер, — сказала мисс Ёсикава, всё ещё не поднимая глаз от бумаг и делая записи. Йен сел, но женщина напротив больше ничего не говорила и это настораживало. — Да, эмм, здравствуйте мисс Ёсикава, я… — Извините, правильно – миссис Ёсикава. Йен почувствовал себя ослом. — Конечно, да-да. В бумагах наверное была опечатка, я не специально… — В бумагах? Вам написали информацию о том, кто будет вашим психиатром? Я не распоряжалась, чтобы пациентам сообщали об именипсихиатора, до первого сеанса. Могу я посмотреть ваши бумаги? — она наконец оторвала взгляд от записей, но лицо её выглядело безэмоциональным. — Я имел в виду… Мне сказали ваше имя и как обращаться к вам на стойке регистрации, просто… Я думал это не будет иметь значения. Ну всё, теперь он чувствовал себя самым большим идиотом на свете из-за тупой ошибки в обращении. Скорее всего его изолируют от общества, и он настолько тупой и убогий, что проведет всю свою жизнь в одиночестве, вплоть до последних дней, и… — На самом деле это и вправду не имеет большого значения, но будьте добры, отвечайте мне правду, и только правду, не утаивая никаких деталей, даже если они кажутся вам незначительными. Согласны с этим? — Да. — Хорошо, давайте пробежимся по нескольким пунктам, — она подтянула к себе крошечный блокнотик, на обложке которого изображён замок Химэдзи и вооружилась ручкой, — На протяжении этой недели вы исправно и по расписанию принимали нужные лекарства в указанном количестве? — Да. — Вы собирайтесь продолжать в том же духе в течение всех последующих лет? — Конечно. — Прекрасно. Имеются ли у вас какие-либо осложнения, побочные эффекты от принимаемых вами лекарств? — Нет, не было. — Чувствуете вечную сонливость, недомогания? — Нет. — Может быть гиперболизированную бодрость? — Тоже нет. — Прекрасно. На сколько вы стабильны в последнее время? Как влияли на вас препараты последний год? — Ну… Думаю мое самочувствие движется в лучшую сторону. Я почти не чувствую перепадов настроения, особенно таких как раньше. Ранее было пару осложнений, но сейчас все в порядке. Я чувствую себя вполне стабильным и адекватным. На этот раз миссис Ёсикава только кивнула, продолжив вести запись в миниатюрном блокноте. И как туда только буквы помещаются? — Как вы чувствовали себя в этом центре? Я имею в виду… — женщина перелистнула страницы в блокноте, возвращаясь ближе к началу, — у меня есть записи от вашего предыдущего психолога, где говорилось, что вы ощущали тревожность в связи с обстановкой. Вы могли бы сказать какие обстоятельства играли? Неприятные мурашки пробежались по телу, но отвечать пришлось. — Это было на ранних стадиях болезни, особенно когда… Когда обострялась депрессивная фаза. Я должен был общаться с людьми и это… Вы понимаете. Было довольно проблематично для меня. Тогда. Ненадолго повисло молчание, после которого раздался приглушенный звук ручки, зачеркнувшей что бы то ни было в блокноте Ёсикавы и далее продолжившей запись. — Вы же понимаете, что работники не могут оставлять пациентов в таком состоянии одного на продолжительное время? Это все делалось для вашей безопасности. Ладони стали липкими от пота, — да, я знаю… — При несчастных случаях вся ответственность ложиться на плечи персонала и управляющего. — Да, но они не оставляли меня не на минуту!— Йен понял, что произнесено это было слишком уж резко, но было уже поздно, он отдышался и продолжил, — извините. Я понимаю зачем я был помещен сюда и всю ответственность которая ложиться на плечи таких людей как вы, но… В те моменты мне просто было просто не до этого. Я не мог подстраиваться под те действия, которые… Хотели видеть от меня все остальные. Просто невозможно,— он помолчал сложив губы в тонкую линию и добавил, — даже сходить на обед не было сил, казалось элементарная вещь. Это ужасно. Психиатр помолчала, окинув его взглядом, будто только узнала, что он тоже находится в этом кабинете и снова уткнулась в блокнот, но писать дальше не решилась. — Хорошо. Я.. Мм.. Услышала вас, — казалось, что она немного смутилась, — вы, как я знаю, вели дневник настроения? — Да. Психолог сказал, что это может мне помочь. Я вроде как часто увлекался и записывал туда все подряд. По типу, какая сегодня погода за окном и так далее, но думаю это не особо, — он запнулся и сделал неопределенный жест рукой, — мешало. — И как долго вы его ведете? — Не знаю, но первые записи точно с осени. — Так вам помог дневник? Вы просматриваете его, следите за изменениями? — Я… Да, да он мне помог. Я больше начал разбираться… В себе, — сделав последние усилие, чтобы закончить мысль, он вздохнул и героически выстоял взгляд психиатра. — Что ж, спасибо, это ценная для меня информация, возможно она поможет следующим моим пациентам,— она сделала пометку в блокноте, — не факт, но попытаться стоит. Вы сделали большое дело, рассказав об этом. Это даже может спасти чью-то жизнь. Благодарю. На ее лице появилось подобие улыбки, на что Йен постарался ответить подобием не хуже. После этого неловкого обмена миссис Ёсикава продолжила запись. — Вы с психологом говорили о дневнике, точнее о записях в нем на последующих сеансах? — Нет. В основном. Это было просто не к чему. Но если я считал нужным рассказать что-то о записях, говорил. Он напоминал мне, что вести дневник важно, но не требовал, чтобы я делал ему доклады на каждый прием. Просто, спрашивал как успехи. — И он не наставлял вас, не говорил о том как вести дневник? Просто сказал, что он нужен и все, даже не объяснив сути? — Послушайте, если у меня биполярка, это еще не значит, что я умственно отсталый, — от глупых вопросов психиатра в нем вскипела злость. — Я понимаю для чего нужен дневник настроения. Любой, даже ребенок бы понял. В этом уж мне не нужно наставление и я думаю, что сам лучше знаю как изложить свои эмоции на куске бумаги. — Я вовсе не хотела вас оскорбить. Дело не в вас, а в халатности такого подхода… — Но этот подход мне почему то помог! — Йен не понимал почему психиатр не хочет чтобы в его руки попадала хоть какая-то ответственность и всячески пыталась ее отнять. Даже ответственность за сранную книжку. Небольшой дневник с рукописным текстом. Он приподнялся с места и им овладело безумное чувство, эмоции лились через край и казалось он лопнет, если не выскажется вслух. — Я не безнадежен и поверьте, могу уследить за парой своих же записей. Боже, за бумажкой! Вы, что, думаете я немощный? Где же вы были, миссис Ёсикава, когда меня так срочно нужно было проинформировать как случайно не воткнуть ручку себе в вены при написании текста!? Ах да, наверное писали эссе о смертности во время ведения дневников неполноценными членами общества! Как же я мог забыть! Что ж, превосходная работа, вот только помог мне совершенно другой человек и даже не знаю почему же я до сих пор жив! Из-за долгой речи на повышенных тонах, в легких будто осталась зияющая дыра, вакуум, который не хотел впускать кислород. Йен подумал, что сейчас задохнется и мельком увидел обеспокоенный взгляд напротив, когда опускался обратно в кресло. «Попробуй вдохнуть. Йен дыши. Ты можешь. Вдохни. Давай». Йен вдыхает и выдыхает. Он может сделать это движение, чтобы воздух наполнил легкие. Он может. Дыхание возобновляется. Он понимает, что погорячился и наговорил лишнего. Еще больше выставил себя в роли несдержанного сумасшедшего, неконтролирующего свои эмоции. — Извините, я не должен был, я не хотел. Это.. — начал он и запнулся уставившись на свои обгрызанные ногти, как будто на них должно было написано продолжение оборвавшейся фразы. — Вы не должны извиняться. Йен поднял взгляд на психиатра, думая увидеть на ее лице презрение, или что еще хуже жалость, но ошибался. У женщины было абсолютно нейтральное, непроницаемое выражение лица, как будто она знала, что все так и будет. Подсчитала, заглянув в свои статистические данные записанные в миниатюрном блокнотике и вычислила, что всё так и будет. И пару секунд не она испуганно глядела на него, когда его речь резко оборвалась. Наверное Йену это показалось, ведь у него не все дома. — Я не думаю, что вы недостаточно самостоятельны или ведете себя как ребенок, мистер Галлагер. Дело не в этом, но к сожалению вы меня не дослушали. Это чисто профессиональная ошибка, но я попробую объяснить. Да, пациенты часто допускают ошибки при ведение дневника настроения, но это никак не связанно с умением держать ручку, навыком письма или пониманием, что нужно писать. Дело в том, что они недостаточно осведомлены какие последствия могут быть. Да, вы верно подметили, обычные листок и ручка. Но, что они в себе содержат совсем другой вопрос и это уже может стать опасностью для человека. В дневники часто записывают высокоэмоциональные моменты, часто это ещё и плохие моменты. Так как дневник нужно регулярно перечитывать, чтобы отслеживать состояние, человек может мысленно вернуться в те события и пережить их, что может повлечь ухудшению состояния пациента. Видимо заметив враждебный настрой Йена, психиатр остановилась и снова, как в дне сурка, пришло невыносимое, неловкое молчание. — Вы должны знать, что я ответственна за ваше течение болезни и если бы что-то пошло не так в мое отсутствие спросили бы меня. Я вижу, что вы взрослый осознанный человек, поэтому и надеюсь на ваше понимание. Да, ошибка не принесла вреда в этот раз, но это всё же ошибка. Мистер Милкович не профессиональный работник, но, если так можно выразится, он был под моим началом и все приемы должны были пройти нормально. Мне понадобилось на время выехать из страны и я не смогла проводить с вами сеансы в то время. Возможно вы нуждались в более профессиональной помощи от квалифицированного работника, мне жаль, что она не была предоставлена вам, но по вашим же рассказам я узнала, что вам становится лучше. Вы проделали большой сложный путь и не время останавливаться. Я надеюсь, что в дальнейшем мы лучше сработаемся. Она взглянула на большие наручные часы, которые выбивались из всех остальных миниатюрных вещей. — Думаю сеанс можно считать законченным. Вы должны будите сообщать мне о каждой смене фазы, изменения поведения или скачков настроения. Я поговорила с вашей сестрой на днях, если вам нужно будет явиться на сеанс она вас оповестит. Но будьте готовы, что первое время сеансы будут минимум раз в пол месяца. Пока сменяемости фазы не было рецепт и дозировка остается прежняя, — она выписала рецепт и отдала Йену листок. — Надеюсь вы продолжите относится с ответственностью о своем здоровье и здоровье окружающих. До свидания.