я помню только самое важное

саднят костяшки. кожу не пощипывает, жжёт огнём с новой силой — водка стекает ручейками по запястьям, по израненным фалангам; Барбара лишь зубы стискивает, продолжая тщательно смачивать ватный тампон едкой жидкостью. из плюсов: спирт отлично перебивает тяжелый медный запах, что в иной ситуации осел бы на языке, осел бы в лёгких. из минусов: всё остальное. пальцы разгинаются с трудом, возможно, кое-где выбиты суставы — не то чтобы её это волновало прямо сейчас, хотя и по ощущениям кажется, будто несколько часов к ряду её спарринг-партнёром была стена. и не то чтобы это было далеко от истины. Барбара видела, что её руки сделали с шлемом Джейсона — сплошные красные осколки на бетонном полотне, видела, что сделали с его лицом. что она, Барбара, сделала. мысль бьётся в голове набатом, горит всеми красными сигналами: ей вовсе не хочется поднимать головы, видеть не хочется; проклятое малодушие заставляет уже пять? десять? минут к ряду заливать водкой ботинки и руки. смотреть на образовывающееся ног пятно у ног куда как легче. хотя ей и без того этот образ не вытравить. не с проклятой фотографической памятью. — я предпочёл бы употребление внутрь, знаешь. Джейсон хмыкает рядом, тут же тяжело вздыхает, вынуждая поднять взгляд чуть выше его плеча. Джейсон скалится разбитыми губами; подсохшие ранки, встревоженные резким движением, сочатся кровью. в иной ситуации — будь они в бэт-пещере, на заброшенной готэмской крыши — Барбара бы на него прикрикнула, чтобы сидел смирно, чтобы молчал. сейчас же не говорит ничего, даже если бы захотела: голос навряд ли послушается, в горле когтями дерёт; тянется пальцами и осторожно прикладывает кусочек смоченной ваты к уголку чужого рта. Джейсон выдыхает сквозь стиснутые зубы, а у Барбары под ребрами колет остро, болезненно. она поднимается пальцами выше, старается внимание не обращать, что они, пальцы дрожат, что она сама вся дрожит; трёт засохшее красное, мысленно приценивая, не сломан ли нос. на скулах едва ли отыщешь живое место: проступает синим ласка её кулаков, мелкие ссадины, крупные ссадины. в груди рождается всхлип. тихий, невразумительный. неподавляемый. — Барбс... — Джейсон окликает растеряно, быть может, не первый раз. Барбара не знает; у неё в ушах шумит, кислород где-то внизу легких застревает — не вдохнёшь и не выдохнешь. чужая рука хватает за предплечье, не даёт упасть, свалиться мешаниной раздробленных чувств. — Барбс, всё хорошо, его оправдают... — я не хотела! она в голос всхлипывает, тыльной стороной ладони рот зажать пытается. не успевает, Джейсон её руку отводит; держит за запястье цепко. в какой-то момент ей кажется, что сейчас он просто её встряхнёт. но Джейсон лишь держит. не с силой, просто держит. и Барбаре кажется, что он понимает: отпусти и она рассыпется костяной пылью. она поднимает глаза: Джейсон смотрит на неё внимательно, блестят голубым глаза, хотя и полуприкрыт один из — завтра, наверняка заплывёт синевой и отеком. — я знаю, Барбс, — он хмыкает, и вовсе несмешливо; потерянно, — но ты не виновата. она хочет возразить. рот открывает даже. Джейсон всё же её встряхивает, слегка: — не виновата, Барбара. разве этому не учат на первом курсе супергероинь? не поверю, что ты симуляла. он выгибает бровь; тут же морщится. Барбара хочет зажмуриться. Барбара хочет и не хочет слышать его одновременно. Джейсон отпускает её запястье и тут же касается ладони, переплетает их пальцы и Барбара позволяет ему, себе позволяет ухватиться за эту ниточку, соломинку поддержки от одного утопающего другому. — забудь и живи дальше, — он сжимает её пальцы чуть крепче, кожа перчаток кажется тёплой — или это у неё вся кровь ушла. — ты же знаешь, я не могу. проклятая фотографическая память. лучше бы она помнила разбитое лицо Джокера, лучше бы она помнила его улыбку. — знаю, — Джейсон улыбается. Джейсон улыбается и она видит горечь. «я помню самое важное», — сказал он ей. «я помню, как ты сказала, что мне не стать Диком Грейсоном», — читает она в его глазах. Барбара эту горечь сглатывает с собственного языка. горечь собственной жестокости. она хочет извиниться, хочет сказать так много всего. сказать, что ему не нужно быть Диком. Джейсон прерывает её одним движением, пальцы второй его руки прикасаются к её лбу, к брови мягко. горечь в голубизне озёр его глаз вытесняет что-то мягкое. трепетное. — ты ведь тоже поранилась. позволишь?