Алые розы у ее ног

BLOOD — KLOUD — Мистер Малфой, — низкий голос декана Слизерина наполнил небольшой темный кабинет. — Вам стоит уделять больше внимания здоровью. Профессор Снейп, будто длинная неподвижная тень, стоял вполоборота к окну. На его худом сероватом лице плясали оранжевые блики от магических свечей. Черные глаза с укором смотрели на ученика, который, согнувшись, сидел на темном потертом кресле. Блондинистые волосы слизеринца растрепались, а зелено-серебристый галстук валялся на полу. Драко почти не двигался и был похож на статую, которая под умелыми руками мастера своего дела смогла передать боль в натуральном виде. В кабинете стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием одного из присутствующих и завыванием осеннего ветра, который бился в толстые стекла окна. Вскоре к ним добавился стук ледяных капель дождя. Небо плакало, прощаясь с золотой осенью, на смену которой приходила серая — предвестница морозов. — Надеюсь, вы меня услышали, — вновь заговорил Снейп, поворачиваясь к студенту своего факультета, который сидел в одной и той же позе вот уже более получаса. — Мистер Малфой. Мистер Малфой. Снейп всегда обращался к нему так, когда дела обстояли хуже некуда. С этого «мистер Малфой» начинались одни из самых неприятных вещей в его жизни, и он был очень рад не слышать этого уже больше полугода, ведь война закончилась и никакие проблемы по масштабу не могли сравниться с теми временами. Так он думал до недавних пор. Так он думал до того, как начал выплевывать из себя алые розы — с каждым днем все чаще и чаще. Драко прекрасно знал, что это значит и чем это может закончиться для него. Точнее, он знал, чем это закончится со стопроцентной вероятностью. Иронично, что жизнь никак не оставит его в покое хотя бы на один чертов год. Сколько еще кругов ада ему придется пройти, чтобы наконец-то иметь возможность не бояться умереть каждый гребаный день? И вот опять, уже который раз за месяц, он сидел в кабинете у Снейпа и выслушивал речи о «беспокойстве о здоровье». Только вот они оба прекрасно знали, что скрывается за этой безобидной фразой. Пусть засунет свой неизменный совет куда подальше. Драко наконец собрался с силами и оторвал взгляд от пола. Он посмотрел на свои руки — опять в крови. Неужели ему суждено постоянно видеть кровь на руках — не чужую, так свою? Херово то, что это стало обычным делом для него. К счастью, больше не тянуло блевать. Он бы не вытерпел третий раз за день. Когда же чертов Снейп отдаст это несчастное лекарство, ради которого Малфой и пришел сюда. Если быть верным, не пришел, а приполз, давясь погаными розами. Драко был готов терпеть хоть час наставлений декана, лишь бы тот дал ему заветную колбу с жидкостью медового цвета. Как же я ненавижу этот цвет. Но это помогло хотя бы до утра, и он смог бы провести ночь не над сортиром. Драко провел рукой по лицу, стирая капли крови с подбородка. И почему эта идиотка любит именно розы? Не могла выбрать что-то менее колючее? Малфой откинул голову на спинку кресла. Боль растекалась по всему телу. Таким слабым он не чувствовал себя еще никогда, и он не ненавидел себя за это. Ненавидел Снейпа за то, что тот никак не хотел дать ему лекарство. Ненавидел колдомедиков, которые до сих пор не изобрели способ вылечить эту болезнь. Он ненавидел бессонные ночи, в которые становилось еще более невыносимо и тело будто разрывало на куски маленькими шипами. Розы. Он ненавидел розы. И он ненавидел ее. Даже про себя он не произносил ее имя, потому что это приносило нестерпимую боль, не только физическую. Судьба будто насмехалась над ним и тыкала носом в его же прошлое, с которым он просто хотел пойти противоположными дорогами. Это слишком несправедливо — тело неистово требовало ее присутствия, в то время как разум всеми силами противился этому. Его разрывало изнутри не только колкими шипами мерзких роз, но и собственными потребностями. Но он был готов поклясться, что скорее сдохнет, чем позволит ей быть рядом, позволит ей прикасаться к себе. Подружка Поттера. Золотая Девочка. Принцесса Гриффиндора. Гр… — Мисс Грейнджер любезно согласилась поговорить с вами еще раз, мистер Малфой, — скрипучий голос профессора был будто скрежет ножа по стеклу для человека с мигренью. — Что? — Драко подскочил, но тут же схватился за стену, потому что весь мир перед глазами стал размытым, а предметы потеряли свои очертания, превращаясь в тусклые пятна. Он поднял взгляд, полный злобы, на декана, стараясь сфокусировать зрение. Внезапно громкий хрипящий кашель вырвался из его горла. Малфой тут же закрыл рот рукой, и через секунду на ней лежал небольшой полураскрывшийся алый бутон. Капельки крови блестели будто роса на бархатных лепестках цветка. Какая жалкая смерть — сдохнуть от цветов. — Сядьте, — Снейп даже не смотрел на него. — Не стоит испытывать свой организм на прочность. В любой другой раз Драко не стал бы беспрекословно слушаться и выполнять все по первому приказу, но сейчас не было сил ни на что. Он повалился в кресло, и то жалобно скрипнуло под его весом. Жалкое зрелище. Некогда белая рубашка была в старых потемневших пятнах крови и в свежих — ярко-алых. Драко сжал розу в руках, и небольшие шипы впились в ладонь, оставляя мелкие порезы. Кровь. Больше или меньше — уже не имеет значения. Собрав остатки сил, он швырнул проклятый бутон в дальний угол кабинета и вновь повалился в кресло, закрывая глаза. Все тело горело так, как если бы он подошел максимально близко к Адскому пламени. Хотелось нырнуть в ванну, наполненную льдом, и провести там столько времени, сколько понадобится на то, чтобы утихомирить боль. Но он знал, что помочь здесь способен лишь один человек, и это последний человек во всей Англии, от которого он был готов принять помощь. На секунду ему показалось, что боль стала легче и горло больше не саднило. Тихий стук в дверь эхом отскочил от стен воспаленного сознания. — Войдите, — почему-то каждая фраза Снейпа звучала как приказ. И тут он почувствовал ее. Почувствовал, как боль уходит, а жар сменяется приятным нежным холодом. Он одновременно обожал эти ощущения и боялся их, ведь это становилось подобно наркотику, с которого было бы невозможно соскочить. Стоило хотя бы на толику погрузиться в это состояние, идя по коридору на очередной урок, ноги сами несли его к ней. Он чувствовал себя частью магнита, который сначала притягивался ко второй части с бешеной скоростью, а потом отскакивал от нее, ошибившись полюсами. Дверь тихонько скрипнула, и он услышал легкие шаги за спиной. Больше не было сил сопротивляться, когда она находилась так близко. Всего лишь протянуть руку и коснуться. Так просто и так невозможно. Он не позволит себе этого. И пусть розы пронзят его насквозь, но он не допустит этого. Ни за что. — Я оставлю вас, — проговорил профессор, смотря красноречивым взглядом на Малфоя. Через пару секунд его темный силуэт исчез за тяжелой деревянной дверью, и на кабинет вновь упала тишина. Вязкая, как смола. Тяжелая, как смог. Он ощущал ее присутствие каждой клеточкой тела, которые предательски тянулись к ней, как к спасению. Инстинкт самосохранения пытался взять верх над сопротивляющимся разумом. Драко почувствовал, как головная боль сходит на нет. Она слишком близко. Слишком. — Не подходи. Его голос низкий, надтреснутый, он кажется ей слишком старым для парня его возраста. Малфой сидел неподвижно, зарывшись длинными пальцами в блондинистые пряди, которые в мерцании свечей блестели золотом. Кровь смазалась с пальцев и осталась на волосах бурыми разводами. Она сделала еще шаг. Мерлин, он весь в крови. Гермиона машинально прикрыла рукой рот, слегка приоткрывшийся от удивления. Она и не представляла, что все стало настолько плохо. С последнего раза, как она видела его, прошло около двух недель. Больше он не подпускал ее к себе. Стоило ей появиться в радиусе видимости, он буквально исчезал. Она не до конца знала, как это происходит. Может, он чувствовал ее присутствие, а может, просто замечал ее слишком быстро, уже привыкнув находить в толпе. Ханахаки слишком редкая болезнь, поэтому многие уже считали ее мифом. Гермиона, казалось, перелистала все книги в библиотеке, которые могли бы хоть как-то относиться к заболеванию. Она даже наведалась в запретную секцию, позаимствовав мантию Гарри, но результат ее поисков был один и тот же — подверженный заболеванию должен принять объект своей аддикции, «или» в этой ситуации не существовало. Она совершенно не имела понятия, что делать. С одной стороны, Гермиона понимала, что это Малфой и он сам скорее подавится розами, нежели рассмотрит другой вариант, но с другой — она чувствовала ответственность за его жизнь. Ей безумно претила мысль о том, что она является кукловодом. Но ко всему прочему ей досталась очень непредсказуемая кукла. Гермиона сделала еще один шаг к нему, сидевшему на расстоянии вытянутой руки. Она знала, что одно ее присутствие уже делает его состояние не настолько ужасным. Но еще она знала, что прикосновение может залечить раны. Не успела она поднять руку, и он вскочил как ошпаренный. Малфоя до сих пор покачивало, но взгляд уже не был расфокусированным. Волосы превратились в спутанный беспорядок, заляпанный кровью. Грудь тяжело вздымалась, будто он пытался вдохнуть как можно больше кислорода, боясь, что кто-то отнимет его. Расстегнутый ворот рубашки, заляпанный кровавыми каплями, обнажал белую шею, по которой тянулась тоненькая шипастая лоза, вырастающая из-под левой ключицы. На ней блестели еще свежие капли крови. Малфой, заметив, куда направлен ее взгляд, сразу же закрыл воротом шею. — Я сказал, не подходи, — слова вылетали из его рта, пропитанные ненавистью, в глазах горела ярость. Он выглядел как раненый зверь, загнанный в угол, который скорее прыгнет на штыки, чем примет помощь от других людей; как зверь, который медленно сходит с ума от боли и ненависти к миру, который так несправедлив к нему. Гермиона сделала еще один шажок к нему, заставляя попятиться и столкнуться спиной с каменной стеной. В его взгляде стоял страх, сменивший злобу. Чего ты боишься? Себя. — Блять, Грейнджер, — почти прорычал он, сжимая рукой окровавленный воротник. — Отойди от меня. Карие глаза сощурились и с презрением посмотрели на него. Она сделала еще один шаг. — Ты идиот, Малфой, — ее спокойный голос, словно галлюцинация, заглушил пульсирующую боль в районе шеи. Драко едва ли не вжался в стену, а до Грейнджер было всего пару шагов. Ноги предательски подгибались, норовя преодолеть это ничтожное расстояние. Совсем немного, и больше не будет больно. Совсем чуть-чуть… Он резко встряхнул головой и столкнулся с внимательным медовым взглядом, изучающим его лицо. И внезапно эти глаза показались ему невероятно красивыми, будто искрящийся виски, в котором он тонул, опьяненный от ощущений. Весь мир будто сократился до них двоих. Боль осталась где-то на задворках разума вместе со здравым смыслом, осталось лишь необузданное желание прикоснуться к ней. Но он стоял неподвижно. Еще шаг. Он смотрел незнакомым взглядом, серебристые глаза были широко распахнуты и будто шептали «спаси», в то время как плотно сжатые губы выдавали внутреннюю борьбу с самим же собой. Гермиона стояла настолько близко, что могла почувствовать металлический запах крови, которым он, казалось, пропитался насквозь. Будто внутри него до сих пор шла война. Она коснулась кончиками пальцев воспаленного участка на его шее, откуда секундами ранее росла ветвь розы, а теперь был лишь небольшой красноватый след. Его глаза были плотно зажмурены, а челюсти плотно стиснуты. Гермиона медленно провела рукой выше по шее — к линии челюсти, как он внезапно распахнул глаза и в тот же момент отбросил ее руку. Грейнджер слегка отпрянула, но не отошла далеко, все еще надеясь, что он позволит помочь себе и перестанет играть роль самоубийцы. — Я сказал, — его голос тихий, как шелест листьев, но глубокий, как раскаты грома, — пошла вон. Малфой повернул голову в сторону и направил взгляд куда-то в левый угол, этим жестом показывая, что говорить больше не о чем. Гермиона пару секунд смотрела на его профиль и кровавые пятна на коже, которые хотелось стереть. Но она понимала, что сейчас лучше уйти, оставив его одного. Она начала медленно пятиться назад и лишь потом стремительным шагом вышла за дверь, хлопая ей чуть сильнее, чем полагается. И ей было не важно, что час назад пробил отбой. Гермиона была бы даже не против попасться Филчу, лишь бы выкинуть мысли о парне, которого убивают ее любимые цветы и который с той же силой, что она хочет ему помочь, готов умереть из-за своих принципов. Гермиона смахнула одинокую слезу, упавшую с длинных ресниц. Она как вживую видела его блестящие живые глаза, и ей казалось, что тогда это был он — настоящий, тот, который готов был сдаться. Который в тот момент сидел на полу, бессильно соскользнув по стене после ее ухода. Тело больше не болело — остался лишь едва ощутимый зуд в районе шеи, больше ничего. Драко как наяву чувствовал прикосновения ее холодных пальцев, что забирали с собой всю чертову боль, впитывая как губка. Но больше он не чувствовал ничего. Пустота заполонила собой все, прогнав и влечение, и ненависть, и страх. Пустое ничего. Он знал, что будет завтра. Теперь ее будет уже не так просто выбросить из головы, а болезнь начнет быстрее брать свое. Так уже было после того, как она случайно задела его локтем в коридоре, проходя мимо. И поэтому он готов был остаток своей жизни провести на полу кабинета декана, лишь бы не видеть ее больше, лишь бы не испытывать это поганое чувство, которое привязывало его к ней на короткий поводок. Пусть все это закончится быстрее. Так будет лучше. А пока он просто закроет глаза и представит, что всего этого нет, ведь у него есть несколько часов до того, как его тело вновь потребует ее присутствия и прикосновений.