Insatiable — Darren Hayes
— Расслабься, — ухмыльнулся Нотт, поправляя рукава пиджака и в сотый раз смотрясь в зеркало. — Нацепишь улыбку, скажешь пару слов, сделаешь несколько колдо — и ты свободен.
Драко закатил глаза и фыркнул, находясь в абсолютном нетерпении, пока Тео доводил свой образ до идеала. Не то чтобы ему очень хотелось оказаться на празднике, но наблюдать за другом, который крутился перед зеркалом, как павлин, достаточно сильно надоедало. Он бы хотел всеми фибрами души возненавидеть этот день, но, увы, это было не в его силах. Но Драко понимал, что именно ненависть испытывал бы в этой ситуации, будь он прошлой версией себя.
А разве он мог чувствовать что-то иное? Десятки волшебников и волшебниц собирались каждый чертов год, чтобы «почтить память ушедших», а на деле получался полнейший фарс, напичканный картонными фразами, пустыми улыбками и фальшивой радостью, которая, будто листва, закрывала глубокую яму, что никогда не будет заполнена. Но стоит по неосторожности наступить в эту самую яму — провалишься. О какой радости можно говорить в этот день, когда слезы на щеках еще не высохли, а воспоминания еще имеют цвета? Веселье и яркие огни успели заменить звуки надрывного плача и военное пепелище, будто ветхая ширма. Казалось, что кто-то хотел скрыть полуразваленное древнее здание за строительными лесами, на которых висел плакат с красочным изображением фасада нового дома. Но это лишь картинка. Красивая? Несомненно. Настоящая? Ни на дюйм.
Иллюзия. Галлюцинация. Подобие. А общество наивно думает, что воздушные замки превратятся в каменные и в их стенах будет спокойно и безопасно. Будет как прежде. Какая глупость.
Больше не было того мира, который существовал несколько лет назад, — он остался где-то там позади и в воспоминаниях, которые все пытались задушить. Не было больше и тех, кто погиб, — они стали лишь тенями за спинами, безмолвными и скучающими. Стоят и смотрят, как их близкие купаются в алкоголе и празднестве. Празднестве… их смертей? Или поражения Волдеморта? Между этими двумя понятиями была слишком тонкая грань, которая стала едва ли различима. Но Драко все равно не понимал, какой смысл был у всего этого. Собственно говоря, ему было совершенно плевать на все происходящее. Скорее, он ощущал физическую усталость, преследующую его из-за очередной бессонной ночи. Как и вчера. Как и на прошлой неделе. Как и месяц назад.
— Чего застыл? — хохотнул Нотт, слегка задевая Драко плечом и проходя к камину, подхватив по пути горстку Летучего пороха. — До встречи на празднике, мистер искупившийся Пожиратель.
Окончание последней фразы почти растворилось в громком хлопке, с которым Тео исчез в ярко-зеленом пламени. Драко вздохнул и взглянул на себя в зеркало, вставая туда, где вертелся Нотт пару секунд назад. В комнате повисла тишина, которая казалась неживой, как и взгляд, с которым отражение смотрело в ответ на Малфоя. На бледном лице выделялись яркие серые глаза, под которыми залегли тени. Волосы лежали в идеальной прическе, зачесанные назад. Темно-серый, почти черный костюм-тройка был наилучшим дополнением к образу. Драко поправил блестящий зажим на галстуке, который до этого слегка сбился в левую сторону.
Выверенный до миллиметра. Эталонно безупречный. И все-таки что-то настораживало в нем, стоило обратить внимание на чуть более долгий срок, нежели на пару секунд. Закрадывалась мысль, что никто не может выглядеть настолько идеально, словно изображение на картине или статуя, вырезанная из цельного куска белого мрамора.
Его выдавало лицо. На нем отсутствовали любые эмоции, и только машинальные движения мышц, которые никоим образом не были похожи на человеческие, дополняли его железную красоту. Если бы он знал о роботах, то, скорее всего, сравнил бы себя с одним из них. Но он не знал. Может, это было и к лучшему, ведь у него по-прежнему оставалась привилегия считать себя человеком. Но был ли он таковым? На этот вопрос было ответить невозможно, потому что он попросту не знал, что с ним произошло. Да и не хотел бы узнать, ведь это больше не касалось его. «Прошлое остается в прошлом», — всегда говорил себе Малфой, оставляя исключением лишь один прецедент, который основательно пустил корни в его сознании.
Драко медленно моргнул и попытался улыбнуться, но это выражение было похоже скорее на злорадную усмешку, от которой сквозило холодом. Он провел рукой по лицу, будто бы избавляясь от этой гримасы, и, отбросив лишние мысли, ступил в камин. Опять эта отвратительная зола. Хотя стоит набраться терпения, ведь ему еще целый вечер ходить по пеплу, который будет не так просто отчистить от подошв лакированных туфель.
Летучий порох приятно холодил пальцы, а вскоре, брошенный вниз, вспыхнул зеленым пламенем, унесшим Драко в тот же момент. Не прошло и секунды, как он стоял в Атриуме Министерства, где уже собралось огромное количество людей. Теперь он только таким и помнил это место, ведь появлялся лишь раз в год.
Свет. Слишком много света. Золотые и белые лучи ослепляли, отражаясь от больших зеркал. Классическая музыка надоедливо гудела, вторя несмолкающему гулу голосов различных тональностей. Будто все магическое общество Британии пыталось втиснуться в зал, который теперь казался совсем небольшим из-за такой толпы.
Внезапно Драко почувствовал несильный толчок в плечо, а затем услышал звонкий неприятный смех, который был слишком писклявым и громким. Малфой искоса посмотрел через плечо и увидел девушку, которая проходила мимо с подругой и, видимо, случайно задела его. Неудивительно, ведь она весьма неуверенно стояла на ногах, а высокий бокал с шампанским был почти пуст. Праздник даже не начался.
— Ой, извините, — хихикнула девушка, не отрывая цепкого взгляда от Малфоя и стараясь успеть на негнущихся ногах за подругой, которая пыталась увести ее подальше в толпу.
Вот так и выглядит празднество в память погибшим на войне, — подумал Драко, ища глазами Нотта, который уже успел куда-то исчезнуть. Оставалось примерно двадцать минут до начала его выступления, и это время он хотел провести в максимальном спокойствии, которое только могло бы быть в этом месте.
Драко приметил свободный диван, что было редкостью в зале, и направился к нему. Наконец-то сев, он запрокинул голову назад, прикрывая глаза. Постарался абстрагироваться от шума и яркого света, которые преследовали его с самого появления здесь, но это было абсолютно безуспешно. Галстук будто душил удавкой, но Малфой не спешил его расслабить, дабы не портить свой идеальный образ. Он стал еще бледнее, чем прежде, хотя сам не мог этого увидеть — почувствовал. С каждой секундой становилось все душнее, а кислород будто исчезал.
— Вот ты где! — веселый мужской голос вытянул его из этого состояния, заставляя сделать глубокий вдох спертого воздуха. — Таким образом ты в скором времени отсидишь свой аристократичный зад.
— Пошел нахер, — пробубнил Малфой, опрокидывая в себя бокал с игристым, который Нотт принес для него. Холодная жидкость моментально скатилась по горлу, а пузырьки легонько защекотали нос, отчего Драко поморщился. Тео сел на диван рядом, закинув ногу на ногу и прокрутив в тонких пальцах бокал с переливающимся блестками шампанским.
— Полегче с алкоголем, — Нотт попытался изобразить недовольный тон, но вновь вышел усмехающийся. — Тебе вообще-то толкать мотивирующую речь.
— Тебе ли мне это говорить, — Драко перевел взгляд на Тео, приподнимая левую бровь и замечая, как тот жмурится и беззвучно смеется.
— Теперь вечно будешь припоминать мне ту вечеринку? — Нотт потер переносицу пальцами, все также широко улыбаясь и стараясь не засмеяться во весь голос. — Ты слишком злопамятный.
И действительно, Малфой не уставал шутить над ним, постоянно напоминая, как тот, напившись на свой двадцатый день рождения, более получаса летал над Лондоном в чем мать родила с бутылкой огневиски и распевая песни «Ведуний». Не менее уморительным было состояние Нотта на утро следующего дня, когда он очнулся в камере временного содержания в Министерстве, укрытый одним лишь старым пледом и не помнящий почти ничего. Министерским работникам тогда пришлось хорошенько поработать, чтобы устранить все воспоминания маглов о парне в непотребном виде, рассекающем ночное небо на метле. Нотт же легко отделался, как считал Драко, выписав чек с крупной суммой, оплачивающей штраф.
Когда Малфой пришел забирать Нотта под расписку в качестве доверенного лица, он искренне улыбнулся, наверное, едва ли не первый раз с момента операции. Когда же друг шел по коридорам Министерства в одних штанах, в которые Драко трансфигурировал свой пиджак, Малфой даже легонько посмеивался. А Тео лишь бурчал что-то про то, что он выпил куда больше, чем Драко и Блейз вместе взятые, и возмущался тому, что они его не остановили, что было бы весьма проблематично, ведь именинник с ярым рвением отнял метлу. О том, почему он оказался абсолютно без одежды, Тео попросил не рассказывать, а Забини и Малфой лишь между собой иногда вспоминали, что Нотт на спор решил спуститься голым в бар, чтобы взять еще огневиски, и выбрал для этого весьма экстравагантный способ.
— Ты сделал тот день совершенно незабываемым, — легкая улыбка тронула тонкие бледные губы.
Наверное, Драко нравилось проводить время с Ноттом и Забини, хотя он не мог сказать точно. С ними он чувствовал себя хоть на толику более расслабленным. Иногда представлял, что являлся совершенно нормальным человеком, который проводит время с друзьями, ходит по вечеринкам, встречает девушек, чьи лица потом и не вспомнит. Иногда позволял этой иллюзии взять верх, хотя осознавал, что в его портрете не хватало одного важного элемента — цветных красок. Но друзья — он надеялся, что это слово весит для него хоть немного больше, чем другие, — делали его более живым, возвращая на несколько лет назад. Да и Тео с Блейзом уже привыкли к его циничности и холоду, хотя изначально косо поглядывали, не осознавая до конца его ситуации. Он изменился, но где-то внутри оставался прежним, и его характер порой давал знать об этом.
— Забини придет?
— Нет, он опять слился, отмазавшись поездкой в Италию, «не терпящей отлагательств», — ответил Нотт, допивая шампанское. Вот кому не следует злоупотреблять алкоголем. — Жаль. Пропустит твой звездный час.
Драко уже открыл рот, чтобы ответить что-то колкое, но был перебит звучным переливистым звоном тысячи колокольчиков, гласящих о начале торжества. На зал будто наложили Силенцио, и только легкий шепот изредка проносился по толпе. Кто-то стоял плечом к плечу с другими, кто-то сидел, успев занять место, но все устремили взгляды на небольшую сцену, на которой стоял низкий волшебник с почти белыми волосами. Он был одет в темно-синюю мантию, которая не могла скрыть недостатки его фигуры, больше напоминающей шар. Мужчина нервно сжимал палочку в ожидании того, когда зал полностью затихнет от волнений. Его мелкие глубоко посаженные глаза быстро бегали, отчего он напоминал крысу.
— Дорогие волшебники и волшебницы! — высокий голос, усиленный заклинанием Сонорус, разнесся по Атриуму, достигая до каждого слушающего. — Вот уже третий год подряд мы собираемся здесь, чтобы…
…вновь толкнуть клишированные речи и напиться…
— …воскресить в памяти события прошедших лет, что оставили неизгладимый отпечаток на наших судьбах. Еще несколько лет назад мы все и не могли бы подумать, что будем…
…стоять здесь, как идиоты, смотря на это лицемерие…
— …праздновать победу над Волдемортом и его армией Пожирателей смерти. Мы все знаем, какой ценой далась нам эта победа, и в наших силах…
…осквернять ее, как только можем, в этот прекрасный день…
— …сохранить воспоминания о тех, кто уже никогда не вернется домой. Так давайте же поднимем наши бокалы за…
…массовое сборище, которое мы устроили…
— …мир, в котором мы теперь живем и который…
…мы изваляли во всевозможном дерьме…
— …мы должны поддержать любой ценой.
Любой ценой. Какая сильная и громкая фраза. В скольких случаях люди оценивают ее серьезность? Драко был уверен, что процентах в тридцати, а остальные семьдесят не значили абсолютно ничего, ведь когда доходит до момента, когда ты должен заплатить эту самую «любую цену», у тебя просто на просто не хватает духу на это, слова остаются просто словами. Бездумным набором букв, пытающимся представить из себя что-то весомое, значимое. Но на деле остается лишь пустое обещание, лживое и обманчивое. «Любой ценой» магическим образом превращается пустой хлопок аппарации, уносящий с собой обещавшего.
— А теперь приглашаю сюда Драко Люциуса Малфоя, который является примером человека, который смог преодолеть давление общества и выбрать правильную сторону!..
…не смог…
— И Гермиону Джин Грейнджер — героиню войны, сражавшуюся бок о бок с Гарри Поттером ради победы над Темными силами!
Драко лениво поднялся со своего места, на котором мечтал провести весь этот вечер. Голова по-прежнему немного кружилась, а тело было будто ватным и неповоротливым. Драко закусил щеку с внутренней стороны и сжал кулаки, чтобы хоть как-то собрать остатки самоконтроля над непослушным телом. Он неторопливым шагом двинулся в сторону небольшой сцены по проходу, образовавшемуся отступающей толпой специально для него. На его лице красовалась неизменная маска: безразличие и язвительная усмешка. И ему было плевать на тишину, с которой его встретили эти люди. Почему его должен волновать еле слышный шепот, раздающийся то тут, то там и смешивающийся в тихий гул, похожий на неразборчивый единый голос, по интонации которого можно было без труда уловить настроение. Этим голосом говорило магическое общество. Драко даже не нужно было вслушиваться в то, о чем они шептались, — он мог процитировать каждого.
Малфой-младший. Не пошел ли по стопам отца? Да они на одно лицо. Бывший Пожиратель. Бывший? Недоубийца. Волк в овечьей шкуре. Точно. А тот случай? Так и неясно, что с ним стало. Ему здесь не место. Совершенно верно. Зачем его позвали? Мерлин знает. Лицемер.
А вот с последним он был полностью согласен, но какая разница? Пусть прилипают к нему своими презрительными взглядами, которые, будто смола, моментально въедались в кожу. Пусть перешептываются, гадая, что он здесь делает. Драко и сам не знал ответа на этот вопрос. Он понимал, что его здесь быть не должно и что его позвали, чтобы сделать более яркий контраст с золотой Грейнджер. Кто-нибудь когда-нибудь видел сверкание звезд, когда солнце еще властвует над небесами? Нет. Именно поэтому сегодня это должен быть Малфой. На его фоне — полностью черном — она засверкает, как самая яркая звезда.
Не потеряй свой сраный нимб, Грейнджер.
Малфой все так же не спеша поднялся по невысоким ступеням и занял место, помеченное небольшим красным крестиком. Желтоватый цвет софитов ослеплял Драко, у которого перед глазами заплясали искорки и блики. Он часто заморгал, чтобы прогнать это неприятное ощущение, и огляделся.
Грейнджер, мать твою, ты где? Золотая девочка опаздыва…
Не успел он мысленно и закончить фразу, как толпа вновь расступилась, пропуская
ее к сцене.
Гермиона торопливо, порой переходя на бег, стремительно приближалась к сцене. А Драко, как последний идиот, просто стоял, с широко открытыми глазами смотря на нее. И может, чуть позже он и почти проклянет себя за это, но в тот момент он не мог оторвать от нее взгляда. Грейнджер была одета в черное платье без лямок, плотным корсетом сжимающее тонкую талию и спускающееся до середины икр пышными тюлевыми волнами, в которых, казалось, запутались маленькие звездочки. Руки были покрыты белыми перчатками, доходящими почти до локтей. Гермиона старалась сохранить радостное выражение лица, но получалось это отвратительно — ее выдавали нервно поддергивающиеся уголки губ. Гермиона, придерживая пышные юбки, так и норовящие опутать ее, начала подниматься по лестнице, звонко цокая высокими тонкими каблуками черных босоножек. На последней ступеньке ее левая нога неудачно подвернулась, и она начала терять равновесие, неуклюже размахивая руками. И если бы не Малфой, который в тот же момент оказался рядом, крепко схватив ее за предплечье, она бы уже позорно лежала на сцене, завалившись перед как минимум половиной магического общества.
Но он поймал ее и, ко всему прочему, по-прежнему держал ее за руку, правда уже намного мягче. Его стальной взгляд скользил по покрасневшему лицу Грейнджер, подмечая каждую деталь. Гермиона тяжело дышала, слегка приоткрыв алые губы, а ее грудь часто вздымалась. Малфой подметил, что волосы более не лежали в том лохматом беспорядке, в котором он их помнил — теперь они мягкими длинными волнами спадали на плечи и спину. Он смотрел в ее осенние глаза, широко распахнутые и обрамленные длинными темными ресницами, и чувствовал, как внутри него что-то треснуло. Он буквально слышал этот звук, эхом отразившийся в его сознании, а потом снова ничего — привычная пустота.
Драко поспешно отпустил ее руку и отошел на пару шагов назад, заметив ее поменявшийся взгляд. У него создалось ощущение, что она хочет ему что-то сказать, но на деле Гермиона лишь стояла, поджав губы, и смотрела куда-то в пустоту. Малфой молча встал рядом, вновь натянув ухмылку, которую успело сбить это небольшое происшествие. Он копался в памяти, пытаясь вспомнить, касался ли он ее хоть раз. Но в ответ было лишь одно повторяющееся «нет». И почему он тогда сомневался? Почему ему казалось, что он уже успел пройти сотни километров, держа ее за руку, не отпуская ни при каких обстоятельствах. Он слушал ее мелодичный голос, который слегка дрожал из-за, наверное, ужасно огромного волнения, но не слышал ни одного слова. Драко почувствовал, что его будто засунули в вакуум, который не пропускал сквозь себя ни единого звука.
Кроме ее голоса.
И вот он стоял там на расстоянии нескольких сантиметров от нее, не замечая ничего и никого вокруг. А она и правда светилась, мерцала яркими золотистыми лучами. Драко усмехнулся созданному их маленьким дуэтом контрасту. Он — как недвижимая безмолвная скала. И она — как легкий ветерок, свободный и свежий, пролетающий мимо него. Горькая ирония оставила мерзкий привкус за собой. Когда-то он считал ее полнейшим ничтожеством, без права называться волшебницей, а теперь чувствовал, что не может найти себе места в ее присутствии. Она изменилась. А может, это он?
Драко вынырнул из болота своих мыслей, отвлекаемый от внутренней полемики Грейнджер, которая почти невесомо касалась его плеча. Он с непониманием посмотрел на нее, а потом заметил зал, окутанный поволокой тишины. Речь. Он должен произнести речь. Драко тяжело выдохнул и начал свой заученный до каждого слова монолог. Он говорил о том, как важен мир, как много он готов сделать для его удержания. Казалось бы, самозабвенно рассказывал о том, что значит быть сыном Пожирателя, перешедшим на светлую сторону, но на самом деле все его внимание было сконцентрировано на тонком цветочном аромате, появившемся из ниоткуда. Он заполнял легкие, оседал пылинками на чувствительных рецепторах языка. С каждым вдохом его становилось все больше и больше, настолько много, что он начинал вести игру на удушение. Но Драко продолжал говорить, не сбиваясь ни на одном слове. Да пусть его хоть насквозь пронзило бы миллионом мечей, он не позволил бы себе ударить в грязь лицом на этом шоу, на котором одно появление для него уже было печатью позора. Малфой закончил речь, его дыхание сбилось. Едва заметные бисеринки пота украшали бледный лоб. Он не смахнул их, ведь это норовило бы выдать его состояние, которым он вовсе был не горд.
Блядское празднование. Остались колдографии. И все. Все.
Драко спустился на пару ступенек, а затем, совершенно непонятно почему, слегка повернулся и подал руку шокированной Грейнджер, что стояла, обездвиженная, пару секунд, после чего ответила на его жест. Свободной рукой Гермиона поддерживала сверкающие черные юбки, а второй крепко держалась за Малфоя, что не спускал с нее взгляда. Десятки фотоаппаратов были направлены на них, увековечивая каждое мимолетное движение этого момента. И он уже знал, что эти колдо будут украшать первые страницы едва ли не каждого газетного выпуска этого — а возможно, и следующих — месяцев.
Грейнджер смотрела на него с каким-то необъяснимым страхом, будто опасаясь, что он может причинить ей боль. Он совершенно не знал, что означает этот взгляд, но
отчаянно хотел понять. На секунду ему даже показалось, что карие глаза наполнились кристалликами слез, что тут же исчезли, стоило ей моргнуть.
Чертовы перчатки, только и успел подумать он, как ощущение ее руки сменилось холодной пустотой. И Драко мог бы поклясться, что многое бы отдал за то, чтобы пережить эти секунды еще хоть раз. И чем он вообще думал, когда подавал ей руку? Спустилась бы сама, будучи более аккуратной из-за недавнего недопадения. Но нет, тело и правда его не слушалось. Отвергало все причитания здравого смысла, приказывающим тоном предостерегающие от прикосновений к ней. В этот вечер он совершенно терял над собой контроль, и это, мягко говоря, его не устраивало. Малфой больше не чувствовал привычной холодной уверенности в своих действиях, были лишь мысли и желания, летающие вокруг него, как огненные осенние листья, — он пытался поймать их, но порывы ветра были не на его стороне.
А потом его будто обожгло языками пламени, что внезапно охватили все тело. Они сменялись с ледяными волнами, накатывающими так же неожиданно, как и огонь. Драко казалось, что он стоит на границе двух миров. Только что это за миры? Что-то внутри него отчаянно хотело вырваться на волю вместе с языками пламени, но студеная вода тушила их сию же секунду с громким шипением. Две стихии вели войну внутри него, а Малфой совершенно не знал, что делать. Его разрывало. На части. На мелкие кусочки. Нещадно. Жадно. С титанической силой.
Эти ощущения исчезли так же моментально, как и появились, как только кто-то взял его под руку. Драко резко обернулся, ошарашенный от резкой смены обстановки, и вновь наткнулся на испуганный взгляд Гермионы. Она нервно сглотнула и едва заметно кивнула на дорожку, по которой они должны были пройти к месту для фотографирования. Малфой едва заметно кивнул, и они вместе сделали шаг вперед.
Грейнджер сильно сжимала его руку, пожалуй, даже слишком, но тепло, исходящее от нее, от ее присутствия, будто прожигало ткань пиджака и рубашки. Создавалось ощущение, что оно тянется к его огню, от которого вновь остались лишь тлеющие угли.
Шаг.
Она улыбалась и легко махала свободной рукой толпе, что бурно аплодировала проходящим молодым людям.
Шаг.
Вспышки не прекращались ни на секунду, только теперь они его больше не волновали. Его внимание привлек маленький огонек внутри, который был едва ли ощутим, но Драко знал, что он не иллюзия.
Шаг.
Гермиона незаметно скользнула глазами по своему спутнику, но Драко поймал этот взгляд. Осенний лес смешался с серым грозовым небом, плачущим октябрьским ливнем. Она отвела глаза, оставляя небо в одиночестве.
Шаг.
Огонь согревал изнутри, но получится ли держать его в узде, не позволяя выжечь все вокруг? Он не знал ответа на этот вопрос и просто шел туда, куда она вела. Смотрел куда-то вперед или на нее, надеясь вновь поймать взгляд, но Грейнджер смотрела на толпу и широко улыбалась.
Шаг.
И они уже стояли около стены, десятки фотографов бились за каждый сделанный кадр, а он лишь вдыхал запах ее цветочных духов, который уже и так поселился в подкорке мозга. Поймал себя на мысли, что ее любимые цветы — это розы. Не мог понять, откуда он знал это, — просто чувствовал.
Драко буквально плюнул в лицо последним остаткам рассудка и положил руку ей на талию, слегка привлекая к себе. Гермиона сделала вид, что не обратила внимания, но он заметил легкий румянец на ее щеках, становящийся все ярче. Она улыбалась. Конечно, она же всегда это делала. От этой мысли стало как-то тепло на душе, и давно забытая радость дала о себе знать. Уголки его губ немножко поднялись, смягчая черты лица и стирая отпечатавшуюся на нем хмурость.
Он не знал, сколько времени прошло: секунда, минута, а может, целая вечность? Но когда она медленно начала отстраняться, реальный мир вновь стал наполняться посторонними звуками и очертаниями. Теперь он четко видел лицо каждого из фотографов, гостей и репортеров, что плотным кольцом обступали их. Его взгляд скользил по всем этим людям, а потом устремился на Грейнджер. Она стояла совсем близко и будто хотела что-то сказать. Опять.
Скажи уже, Грейнджер. Не молчи.
— Мистер Малфой, — писклявый мужской голос отвлек Драко. Малфой смотрел сквозь мужчину, который появился так некстати. Его образ казался размытым, нечетким на фоне Гермионы, которая излучала яркий свет. Манящий, но такой далекий.
Его имя безмолвно сорвалось с ее уст, но он услышал его так четко, что оно после еще несколько секунд звучало эхом на повторе в его голове.
Драко.
И он уже собрался сделать шаг к ней, но его обступило все больше репортеров. И он тонул в этой серой человеческой массе, в их бессмысленных вопросах, которые смешивались в один снежный ком величественных размеров, что задавливал его своей тяжестью. Драко мельком выцепил ее взгляд, а после она растворилась в толпе.
Свет погас.
Малфой пытался выловить ее силуэт среди десятков человек, что, словно живое море, волнами приходили и уходили, затягивая в темную пучину. Он задыхался, часто втягивая душный тяжелый воздух, машинально отвечал на вопросы короткими «да», «нет», «не знаю», суматошно ища ее. Но по-прежнему будто слышал морок ее голоса.
Скажи. Скажи. Скажи.
Но в ответ лишь гул голосов, смешивающийся с собственными мыслями, что голодными волками отрывали от души частички. А пламя разгоралось. Оно длинными языками облизывало, оставляя за собой черные полосы. И больше это не тот невинный огонек, который был способен лишь согревать, теперь это скорее свора адских гончих с окровавленными пастями.
Драко потер рукой шею, а затем ослабил давящий галстук, ощущая, как дежавю захлестывает его целиком и полностью, руша идеальную картинку самого себя, но воздуха больше не становилось. Терпкий аромат роз никуда не исчез, а становился ярче, алчнее врываясь в легкие. Малфой кивнул очередному безликому репортеру и направился к выходу из зала. Он задел какую-то женщину плечом, отчего та расплескала шампанское на вечернее платье персикового цвета. Ее проклятья пролетели мимо него, как и восклицаниях всех остальных, на кого он успел натолкнуться, пока ноги сами несли в сторону спасительного выхода.
Воздух. Его нет.
Перед глазами помутнело, но Драко будто и не заметил этого — он молитвой повторял лишь одно:
Выход, нужно найти выход. Темнота, словно виньетка, сползалась с краев поля зрения, но разум по-прежнему был чист. Малфой видел лишь очертания объектов. У предметов больше не было цветов — все стало черно-серым, тусклым и размытым. Двигаясь будто в плотном вязком тумане, Драко понимал, что с каждой секундой тело становится все более похожим на пластилиновую куклу, которой невозможно управлять.
Выход. Выход. Выход.
Это слово билось в голове, как птица со сломанными крыльями, пойманная в клетку, когда мир сузился до одной маленькой точки и погас.
Темнота. У нее привкус роз. Тяжелый и давящий. Назойливый и удушающий. Тело онемело, как под громадной дозой транквилизатора, а по голове будто ударили миллиарды раз. Он старался хоть немного пошевелиться, но невидимые путы благородно выполняли свою работу. И только когда яркий свежий аромат перечной мяты ударил в нос, Драко нашел в себе силы поднять отяжелевшие веки.
Над ним показались несколько обеспокоенных лиц и каменные своды Атриума. Какой-то парень помог Драко подняться и поддержал его под руку на случай, если Малфой упадет в обморок еще раз. Окружающая обстановка по-прежнему представляла из себя набор линий и геометрических форм, которые, как части неправильного уравнения, не могли сложиться в общую картину.
— Малфой!
Драко услышал обеспокоенный голос Нотта где-то совсем рядом и начал слепо озираться по сторонам, пока не нашел силуэт, похожий на друга. Тео что-то протягивал ему, и, только взяв в руки этот предмет, Малфой понял, что это платок.
— У тебя из носа кровь водопадом льется, — попытался усмехнуться Нотт, но его голос немного дрожал. Неудивительно, он впервые видел, как камень рушится под воздействием ветра в кратчайшие сроки.
— Мне нужно выйти, — единственное, что Драко смог выдавить из себя, возвращаясь на первоначальный курс.
Теперь он и правда чувствовал неприятный металлический привкус собственной крови. Промокнул нос платком, который тотчас же окрасился в черный в его сером мире. Ряд отборных ругательств тихо сорвался с его окровавленных губ, когда он наконец-то покинул душный зал, переполненный людьми.
Его мутило, выворачивало наизнанку, сжигало. Что-то будто пыталось уничтожить его изнутри.
Подлый ход.
Драко шел по коридору, совершенно не зная, куда тот его приведет. Он чувствовал, будто заблудился в огромном лабиринте, из которого нет выхода. Стены давили, подступая все ближе и ближе, потолок опускался, намереваясь придавить его к полу, превратив в маленькую ничтожную лужицу.
Драко пришлось крепко зажать ладонью рот после очередного рвотного позыва. Казалось, он проглотил тысячу маленьких иголок, которые теперь впивались в его органы, вспарывая, раздирая. Его нутро будто превратилось в один огромный колючий комок, что норовил выбраться наружу, буквально прорезая себе ход.
Нащупав какую-то дверь, Драко решил, что поблагодарит Мерлина потом, если это окажется уборная. Ему несказанно повезло, потому что так и было, и через пару секунд он склонился над белым овалом унитаза, выплевывая красные бутоны и лепестки. Мир ненадолго обрел прежние оттенки, но не прошло и минуты, как его глаза застелили красные всполохи.
Вот оно. Это чувство, когда осознаешь что-то очень важное или давно забытое. В его случае были задействованы оба аспекта. Драко медленно попятился из кабинки, в ужасе смотря на кровавые подтеки и такого же цвета цветы. Он резко развернулся и встретился взглядом с самим собой. Из зеркала на него смотрела его копия, только на пару лет младше. Тот же неподдельный ужас в серебристых глазах, та же кровь на рубашке, те же розы внутри, та же причина.
И в этот момент он вспомнил все. Как бы Драко ни хотел отрицать это, оно было частью его самого. Неотъемлемой, которую нельзя просто так вырезать, надеясь, что она исчезнет, которую нельзя умертвить магией, какой бы сильной она ни была. Это он. Его чувства. Его эмоции. Его боль. Его алые розы, которые так любила
она.
Грейнджер. Его незнакомка, что не оставляла его ни на одну ночь.
Драко судорожно пытался смыть кровь и прогнать ее привкус, полоща рот проточной водой из-под крана, но получилось лишь размазать алую жидкость, которая теперь превратилась в тонкие розово-прозрачные струйки, что утопали в ткани его рубашки, пачкая ее еще сильнее.
До сих пор не веря реальности происходящего и надеясь, что все это дурной сон, Драко вылетел из туалета, громко хлопнув дверью. Он даже не удосужился застегнуть пиджак, дабы скрыть алые пятна, ярко выделяющиеся на белоснежной рубашке. Малфой зашел в Атриум, вновь привлекая к себе хищные взгляды сплетников и сплетниц, и тут же исчез в зеленых столбах дыма ближайшего камина.
Малфой, шатаясь, вышел в узкий переулок через высокую арку, подключенную к официальным каминам и зачарованную Отводящими чарами. Вечерний воздух радушно встретил его, гуляя в волосах, но ни на толику не прогоняя духоту из его легких. Драко снял пиджак и расстегнул жилетку, остужая разгоряченное вспотевшее тело, пылающее изнутри красным огнем. Теперь он знал, что это было. Все встало на свои места, как кусочки большого пазла, воспоминания создали перед ним картину. Картину его жизни. И смотря на нее, хотелось плакать навзрыд.
Ему хотелось одновременно кричать, срывая голос, так надрывно, чтобы все знали, что с ним случилось, и молчать, потому что тишина была его кредо. Он всегда выбирал ее и не изменит этому даже сейчас. Малфои не говорят о своих проблемах и слабостях, этот урок он прекрасно усвоил.
Что же ты наделал, идиот.
Без трех минут десять. В голове было слишком много мыслей, они пролетали мимо и возвращались назад, принося с собой новые; как гидра, отращивали две головы взамен одной отрубленной. Майские ночи всегда были светлыми, и сейчас сумерки покрывали след от зашедшего за горизонт солнца, смешивая краски и оставаясь фиолетовыми и красно-оранжевыми разводами на небосклоне. Драко смотрел на небо и понимал, что оно ему
нравится. Ему нравилось вдыхать запахи вечера и засыпающего города, которые всегда казались особенными. Нравилось слушать редкое для этого времени пенье птиц, которые уже вернулись в родные края. Нравилось вот так вот просто стоять в узком переулке и думать ни о чем, будто у него было на то время.
А Грейнджер? Что он чувствовал к ней? Абсолютно ничего похожего на человеческие ощущения, ведь это было что-то стихийное, неподвластное ему, ломающее на части и воссоединяющее из рассыпавшихся атомов. Это нельзя было выкинуть, вырвать, а он уже и не знал, хотел бы этого или нет. Драко прекрасно помнил все свои мысли насчет нее, но теперь почему-то смотрел на них с совершенно другой точки зрения. Его мир оказался перевернут с ног на голову. И в этом мире был совершенно другой он — холодный, расчетливый, сын своего отца. И именно эта часть него, которую он прозвал разумом, твердила, что даже в черно-белом мире найдутся оттенки серого. Не было, не бывает и не будет двух крайностей, между которыми приходилось бы метаться. Только сам человек может создать для себя эти рамки и загнать себя туда. Это все внутри. А если оно внутри, значит, является подвластным.
Так кто же я?
Очередной вопрос остался без ответа, растворившись в тихом стуке каблуков о каменную кладку. Ему и смотреть не нужно было, чтобы понять, что это она, но он хотел видеть ее, поэтому медленно, будто это заставляло применить огромные усилия, развернулся. Внутренний голос ехидно подкалывал, язвя и шепча, что он выглядит как побитая собака. Но смысл отвергать правду, особенно сейчас, когда все карты вскрыты, а на его руках заведомо проигрышный расклад? И в тот момент, стоя в узком переулке и смотря в ее глаза, наполненные слезами, которые она то и дело смахивала, пойти против нее было бы сравни нападению с деревянным мечом на стрелка.
Гермиона делала шаг за шагом, медленно и неуверенно, опасаясь, что он может прямо здесь и сейчас исчезнуть навсегда. Стояла так близко, что он мог разглядеть каждую ресничку, каждую трещинку на покрасневших губах. Грейнджер не касалась его, а он уже был готов упасть к ее ногам. И откуда эти мысли?
Я принес тебе свои розы. Смотри, что ты наделала, — горькая усмешка, стрелой пронзающая навылет.
— Ты… — тихо начала она голосом, который рушил остатки его самообороны.
— Да.
Коротко и ясно. Он не смотрел ей в глаза, когда произносил это короткое слово, которое значило так много. Но она коснулась его щеки ладонью, мягко повернув лицо к себе. На этот раз она была без перчаток, и он мог полноценно ощутить волшебство ее прикосновений. Их глаза встретились, воскрешая контрастный осенний пейзаж. И Драко вновь поймал в этом взгляде страх, только теперь осознал его происхождение — она боялась не его, а того, что он ее оттолкнет, ведь она все знала, помнила его прошлого. Малфой не шевелился, в который раз за этот вечер застыл, превращаясь в каменную скалу.
А что, если…
Что, если попробовать этот вариант? Он стоял на перепутье двух дорог. Левая была подписана как смерть, а около правой и вовсе не стояло указателя с пунктом назначения. И где-то там, куда уходила эта дорога, могло быть либо всеобъемлющее все, либо абсолютное ничего. Ему все равно было нечего терять, ведь все, что у него имелось, уже исчезло. А она несмело водила руками по его лицу, очерчивая острые линии и стирая кровавые подтеки. От этих прикосновений исходила нежность в самом чистом и концентрированном ее состоянии. Она согревала, успокаивала, лечила.
И тогда он задал себе вопрос, как же он мог раньше говорить ей «нет», если сейчас буквально таял под ее прикосновениями, словно снег под лучами весеннего солнца. Под ее касаниями он будто чувствовал, как лед, сковывавший его на протяжении всех этих лет, медленно превращается в кристально чистую воду, совсем как ее слезы. Как он мог каждый раз отворачиваться от нее, выпуская шипы и раня ее, если сейчас едва ли не растекался лужицей подле ее ног?
Она по-прежнему водила пальцами по его скулам, только теперь без того самого страха. Он видел интерес в глазах Гермионы, которая, казалось, старалась запомнить каждую, даже мельчайшую деталь его лица. И тогда он, уже совершенно точно выбирая поворот направо, положил руки на тонкую талию Грейнджер, слегка притягивая к себе. От него не скрылась едва заметная улыбка, осветившая ее лицо.
В ту секунду цветочный запах перестал быть давящим и удушающим, теперь он ощущался как утро в зимней оранжерее, полной роз самых разных сортов. Драко помнил о существовании такой в Мэноре, что была самой настоящей гордостью Нарциссы. И теперь он жил этим запахом, он жил ей, что смотрела ему в глаза, а он не осмеливался разорвать этот зрительный контакт. И Драко тонул в этом шумном осеннем лесу в золотистую крапинку, что, словно неспокойное море, затягивал в себя.
Гермиона коснулась приоткрытых сухих губ Малфоя, и он слегка прикусил ее за кончик пальца. Она впервые видела его улыбку, и ей даже показалось, что все это иллюзия. Но нет, уголки его губ были слегка приподняты, а в глазах танцевали искорки. В этот момент он более походил на мальчишку, нежели на железного принца, чью маску носил все это время. И сейчас он стоял, не опасаясь своей полной уязвимости и беззащитности перед ней. И будь он более поэтичным человеком, сказал бы, что его грудная клетка в тот момент была бессовестно вскрыта, обнажая сердце, только-только сбросившее ледяные цепи. И она — та, что читала его душу как раскрытую книгу — могла бы с легкостью вырвать его глупое сердце, что билось в два раза быстрее рядом с ней. Но Драко знал, что она никогда бы этого не сделала. Да и зачем ей это, ведь оно и так целиком и полностью принадлежит ей.
И Малфой готов был отдать все, чтобы вот так вот просто стоять в темном узком переулке, положив руки на ее талию, а солнце бы оставляло за собой разбрызганные краски на небосводе, который в скором времени засеребрится мириадами звезд. Он был готов по-дурацки улыбаться, и самым непривычным являлось то, что он хотел этого. В какой-то момент ему стала ненавистна эта ледяная безэмоциональная маска. Рядом с Грейнджер хотелось пускаться в пляс и петь песни, смотреть на небо и купаться в лучах солнца, вдыхать запах ветра, что дул с востока.
Рядом с ней хотелось жить.
И когда Гермиона внезапно притянула его к себе за полурасстегнутый воротник рубашки и прильнула своими губами к его, Драко поймал себя на мысли, что ему открылась магия, о которой никто и никогда не найдет ни слова в учебниках или научных книгах. Это была чистая эссенция, что ярким светом одновременно ослепляла и исцеляла. И в этом поцелуе больше не было той самой прежней осторожности, с которой она касалась его лица минутами ранее, в нем чувствовался лишь бешеный напор, под которым он никак не смог бы устоять, даже собери он все свои силы.
И будто дамба, что все это время сдерживала все, разрушилась, выпуская лавину неизведанных эмоций и ощущений. Это было для него в новинку, но именно в тот момент он считал, что находится на своем месте. Также он дал себе обещание, что сделает все, лишь бы там и оставаться. Сжимая хрупкие плечи и запутываясь в пышных юбках, Драко растворялся в ней с ног до головы, понимая, насколько это прекрасно и одновременно необходимо. Когда она губами скользнула по его подбородку, а далее вниз по шее, оставляя дорожку из поцелуев, оканчивающуюся где-то рядом с левой ключицей, глухой стон Малфоя эхом отразился в ее сознании. Гермиона вновь поймала его затуманенный потемневший взгляд. Она видела перед собой уже не мальчика, а мужчину, который обладал врожденным природным магнетизмом. И сейчас, когда он находился совсем близко, буквально в паре сантиметров, она бы и подумать не могла, что страха совершенно не будет. Наоборот, Гермиона чувствовала себя под защитой, она могла расслабиться. Драко тяжело дышал, его руки скользили по открытой спине, обводя каждый позвонок. Его прикосновения посылали миллионы мурашек, которые, превращаясь в маленькие заряды тока, блаженно растекались по телу. В какой-то момент Гермиона прошептала заклинание Тергео, очищая лицо и рубашку Драко от следов крови.
Ее губы все еще горели от недавнего поцелуя, когда он вновь накрыл их своими. Несмотря на то, что на улице был теплый майский вечер, его прикосновения казались по-осеннему холодными. Грейнджер скользнула ладонями по его полуобнаженной груди, ловя очередной тихий стон, растворившийся в поцелуе. В серых глазах читался немой вопрос, когда он с явным нежеланием отстранился от алых губ и прижался своим лбом к ее. Гермиона едва заметно кивнула и последнее, что она увидела перед тем, как вихрь аппарации размазал окружающий мир, были его глаза, горящие сине-серым пламенем.
***
Death of Me — PVRIS
Секундой позже они оба стояли посреди просторной спальни, выполненной в черных тонах. Драко слегка поддерживал Гермиону за талию, пока та не поймала равновесие после аппарации.
— Я и не сомневалась, — усмехнулась она, высвобождаясь из его объятий и подходя к высокому окну, наполовину занавешенному тканью цвета зимнего ночного неба.
Гермиона оглянулась через плечо, хитро улыбаясь и смотря на Драко, приподнявшего левую бровь в немом удивлении.
— Черное. Все черное, как в склепе, — она обвела глазами комнату, будто в доказательство своих слов, а затем подошла к Малфою, кладя руки на его широкие плечи. — Ты мне всегда немного напоминал вампира.
Драко усмехнулся, многозначно посмотрел на ее наряд и провел кончиком носа по мягкой щеке. Она вновь засмеялась, и как же прекрасен был этот звук. Он не помнил, когда улыбался так долго и было ли такое вообще. Малфой слегка вздрогнул, когда почувствовал, как Грейнджер расстегивает пуговицы его рубашки, одну за другой. Она изучала его, слегка закусив нижнюю губу. Разобравшись с рубашкой, Гермиона вновь притянула его к себе, обнимая за шею. Она тихонько хихикнула, когда Малфой наконец позволил своим рукам скользнуть к длинной молнии на ее платье. Спустя еще несколько секунд оно пышным черным облаком упало к ее ногам.
Глаза Драко подернулись дымкой желания, когда он сделал шаг к Гермионе, заставляя перешагнуть через платье и приблизиться к широкой кровати, что стояла позади нее. На Грейнджер не было лифчика. Малфой вновь стоял почти вплотную. Он был как минимум на полторы головы выше, даже несмотря на то, что она все еще не сняла туфли. Гермиона стояла, запрокинув голову и гордо встретив его затуманенный серый взгляд.
Малфой провел костяшками пальцев по ее плоскому животу, неспешно поднимаясь наверх. Ее грудь часто вздымалась и опадала, выдавая степень возбуждения. Но Драко собирался немного растянуть этот вечер и удовольствие, которое он обещал принести. Малфой сделал еще шаг, все ближе и ближе подходя к кровати. Его руки скользили по ребрам Гермионы мучительно медленно. Она знала, что он специально растягивал секунды в минуты, желая сильнее ее извести, но за его неспешными движениями скрывалось не только это: он не торопился, потому что хотел, чтобы каждое ее решение было взвешенным, а не сделанным в порыве желания. И еще он точно знал, что не позволит себе ничего, что ей бы не понравилось. Драко тонул в собственных эмоциях от близости с Грейнджер и готов был вечно захлебываться этими чувствами и вдыхать терпкий запах ее духов.
Он не ощущал такого еще ни с кем, и все то, что было до, меркло в сравнении с магией, которая витала вокруг них в данный момент. Казалось, даже воздух искрился. Малфой придержал ее за спину, когда они оба падали на кровать, утопая в мягких одеялах. Его губы скользили по тонкой шее, оставляя за собой красноватые следы, которые на утро станут еще ярче.
Моя.
Она лишь тихонько стонала, одной рукой перебирая его волосы, а второй стараясь стащить с него рубашку. Гермиона чувствовала его бешеное возбуждение, захлестывающее с головой. Спустя минуту Драко отстранился, скинул рубашку и сел на колени, возвышаясь над ней. Он буквально пожирал ее глазами, задумчиво смотря на полуобнаженное тело. Под этим взглядом вся смелость Грейнджер улетучилась с моментальной скоростью.
Секундой позже он опустился на колени перед кроватью и девушкой, лежащий на ней. Его руки скользнули по левой ноге к застежке туфли. Действия были по-прежнему невыносимо неторопливыми и плавными. Гермиона немного приподнялась на локтях, неосознанно желая быть ближе к нему. Ее с головой затягивало в глаза цвета проливного дождя, что сверкали напротив и с желанием смотрели на нее.
Туфли одна за другой упали на пол, а Драко вновь оказался в опасной близости от Гермионы. Она чувствовала его тяжелое дыхание, опаляющее щеку и шею, а потом ее будто прошибло мощным разрядом тока, когда он кончиками пальцев провел непрерывную линию от ее колена к внутренней стороне бедра. Ей хотелось ненавидеть его в этот момент за то, что так бесстыдно дразнил. За то, что был так близко, но одновременно так далеко.
— Какой же ты… — конец фразы растворился в тихом стоне Грейнджер, когда он провел пальцами по влажной ластовице ее нижнего кружевного белья. Гермиона нервно сжала темную ткань одеяла и прикрыла глаза.
— Какой, Грейнджер? — мурчащий голос Малфоя хрипло раздался около самого уха. Гермиона только сейчас заметила, что он немного растягивает гласные в ее фамилии. — Какой?
Хоть у нее и были закрыты глаза, она почти наяву видела его торжествующую улыбку, расцветающую на бледном лице. Она вновь притянула его к себе, утыкаясь носом в плечо и заглушая очередной стон, сорвавшийся с ее губ, когда он вошел в нее двумя пальцами. Он двигался нестерпимо медленно, постепенно разжигая в ней пламя, которое становилось все неистовее. И неспешность движений не отменяла того факта, что ее с секунды на секунду накрыло бы волной удовольствия, если бы он резко не отстранился.
— Ты… чертов… — единственное, что она успела злобно выпалить, обескураженная таким поступком, до того, как он накрыл ее губы своими в она уже сбилась какой раз.
— У меня на тебя немного другие планы, — прошептал он, стягивая с Грейнджер последний элемент гардероба и опускаясь перед ней на колени.
Как только Гермиона осознала его намерения, которые читались в хитрой ухмылке, она тут же сжала колени, а яркий румянец разлился по ее щекам, соревнуясь в цвете с алой помадой.
— Я… — она попыталась выдавить из себя что-то членораздельное, но под его проницательным серым взглядом все слова смешались в одну большую кучу.
— Я смотрю, куда-то делся былой азарт, — низким голосом проговорил Драко, водя кончиком носа по ее левому колену, по которому тут же разбежались мурашки, стоило ему только коснуться ее. — Ну же, Грейнджер, мы остановились на самом интересном.
Гермиона чувствовала его руки, плавно скользящие по ее икрам, но не заходящие далее. Он ждал. Ждал, когда она разрешит. Ей было настолько непривычно видеть его таким — сидящим перед ней на коленях в покорном ожидании, — что она невольно улыбнулась, стараясь запечатлеть этот момент в своей памяти. Наверное, она была бы менее удивлена, если бы у ее ног сидел дикий дракон.
— Ммм, — протянул Драко, прижимаясь щекой к ее бедру, а затем оставляя поцелуй. Он выводил пальцами на ее коже хаотичные узоры, и ей казалось, что эти прикосновения навечно отпечатаются на ней невидимыми татуировками. Ее тело запоминало каждое его движение, даже самое мимолетное.
И только в тот момент, когда он находился настолько близко, она наконец-то поняла всю суть фразы «бабочки в животе». Полностью капитулируя от очередного едва ли невинного поцелуя, Грейнджер расслабила ноги и откинулась на спину, прикрывая глаза. То, что он собирался сделать, для нее было впервые, но весь страх и волнение пропали, уступая место новой волне возбуждения, накатившей после того, как она ощутила тепло его дыхания на внутренней стороне бедра. Гермиона замерла в ожидании, а он в который раз медлил.
— Расслабься, — прошептал он, закидывая ноги Гермионы к себе на плечи и крепко обвивая руками ее талию. А потом он коснулся ее. Мягкие скольжения его языка выворачивали наизнанку, пуская судороги по всему телу. Но его руки намертво приковывали ее бедра к кровати, делая невозможными любые движения. Гермиона, ведомая инстинктами, попыталась выгнуть спину дугой, но опять ничего не вышло. И это определенно имело свой эффект, ведь то приятное наслаждение, которое так и норовило вырваться с каждой новой судорогой, теперь яростно пульсировало где-то внизу живота, собираясь в один тугой узел.
Гермиона пропустила сквозь пальцы светлые волосы Драко, слегка сжимая их. На это он отозвался довольным стоном, что вибрацией прошел сквозь ее тело, вызывая новую волну удовлетворения. Грейнджер почувствовала, что он вновь скользнул пальцами в нее, только теперь мучительно медленный темп заменялся ритмичными быстрыми движениями. Она не сдерживала стоны, надеясь лишь на то, что он поставил Силенцио, но эта мысль быстро исчезла из головы, вымещенная возбуждением вперемешку с наслаждением.
Осознавая, что она почти на пике, Гермиона закрыла рот рукой, слегка прикусывая кожу. Ее ресницы трепетали, а волосы разметались по кровати. Малфой остановился лишь тогда, когда ее тело в последний раз изогнулось, а с губ сорвалось его имя.
Драко сел на колени, с огнем в глазах наблюдая за тем, как Гермиона легонько подрагивает от волн оргазма. Ее затуманенный карий взгляд скользнул по лицу Малфоя и остановился на влажных губах. Грейнджер вновь покраснела, но не отвернулась, а протянула к нему руки, зовя к себе. Драко и так стоило невероятной выдержки не наброситься на нее сразу же, как только они аппарировали, а теперь, когда она лежала полностью обнаженная в его кровати, а на его губах ярко ощущался ее вкус, он контролировал себя еще хуже.
Ему хотелось обладать ей, но не только в банальном платоническом смысле, а во всех аспектах этого слова. Он поймал себя на мысли, что и представить не может ее с кем-то другим. Как и не мог представить себя не с ней. И сейчас она была перед ним — абсолютно беззащитная, улыбающаяся, но по-прежнему немного смущенная — и протягивала к нему руки. Абсурдная ситуация, над которой он бы посмеялся еще пару дней назад, стала одним из самых ярких моментов в его жизни.
Малфой наклонился к ней, опираясь на локти, и поцеловал в ключицу, а затем Грейнджер мягким движением ладоней развернула его лицо к себе и накрыла его губы своими. Он прижался к ней ближе, и Гермиона ощутила его эрекцию, упирающуюся в бедро. Этот поцелуй казался таким чистым и невинным после того, что происходило в этой комнате минуту назад, пока ее ладони не спустились к ремню его брюк, по пути очерчивая косые мышцы пресса.
— Грейнджер, — сквозь зубы прошептал он, смотря на то, как Гермиона закусывает нижнюю губу.
— Малфой? — невинно спросила она, умело справляясь с серебристой пряжкой ремня, которая тут же поддалась ее пальцам. Гермиона начала расстегивать верхнюю пуговицу брюк, нарочно делая каждое движение настолько медленным, насколько только можно. Она так же совершенно «случайно» мимолетно скользила пальцами по низу его живота, и на каждое такое прикосновение он отвечал тяжелым вздохом. Грейнджер ни разу не нарушила зрительный контакт, но и Драко в этом небольшом сражении не был в проигравших. Он лишь смотрел в эти сверкающие глаза и тонул в ощущениях, которые она посылала по его коже.
Разобравшись с обеими пуговицами, Гермиона замерла, хитро поглядывая на него, а потом скользнула руками ниже, некрепко обхватывая член через ткань брюк.
— Блять, Грейнджер… — его голос, более похожий на полустон, заполнил все ее сознание, когда он прижался лбом к ее и слегка прикрыл глаза.
— Что-что? — ехидно спросила она, наблюдая за его сосредоточенным лицом.
Она никогда не обращала внимания, что у него такие длинные темные ресницы. Также она только в тот момент подметила небольшую морщинку, залегшую меж его бровей и появлявшуюся, когда он слегка хмурился, прямо как сейчас. Стоило Гермионе провести пальцами вверх, чуть сильнее сжимая его эрекцию, Драко скользнул правой рукой по ее бедру, сжимая нежную кожу, а с его губ сорвался тихий стон, который тут же растворился в их поцелуе. Но он почти тут же разорвал его и едва слышно прошептал:
— Ты точно хочешь этого?
Ее ответом были короткий, но уверенный кивок и украденный поцелуй, который она заставила тотчас же вернуть. Привстав с кровати, Драко избавился от черных брюк и боксеров, отбросив их туда же, где валялось и ее платье. Через секунду он вновь оказался рядом, нависая над Грейнджер. Блондинистые пряди челки спадали на лоб. Льдистые глаза ярко искрились, и Гермиона не смогла сдержать улыбку, когда поняла, что до этого момента на нее еще никто так не смотрел. И ничего нельзя было сравнить с этим чувством. Она плавилась под этим взглядом, как мягкий воск, а он будто и не замечал этого, продолжая смотреть.
Гермиона провела руками по мышцам его торса, привлекая к себе. Она хотела ощущать его каждой частичкой своего тела. Хотела быть настолько близко, чтобы слышать гулкое биение его сердца. Он был ее импульсом, настолько неожиданным, непредсказуемым, что она даже не хотела задавать себе вопрос, что делает здесь, в его постели, рядом с ним. Но, несмотря ни на что, в этом что-то было, хоть Гермиона и не могла объяснить это словами. Это «что-то» начало зарождаться внутри нее с того самого момента, как она впервые увидела его в Хогвартсе, выплевывающего алые лепестки. Долгое время она все списывала на жалость, а потом и вовсе перестала признавать существование всех своих мыслей, связанных с ним. Ведь если не думать о чем-то, можно считать, что этого вовсе и нет, не так ли? Но теперь, когда он холодными губами целовал ее шею, а руками скользил по телу, она просто не могла себе позволить закрывать глаза на то, что он делал с ней. Не на физическом уровне. Значительно глубже. Это было нечто большее, то, что перекраивало ее изнутри, собирая по кусочкам в новую версию.
Она совсем не знала его, но все это чувствовалось как нечто привычное, обыденное, будто оно уже повторялось миллионы раз.
Он вошел в нее медленно на всю длину, ловя губами тихий стон. Дав ей привыкнуть к этому ощущению, Драко стал наращивать темп, ритмично двигаясь внутри нее. Гермиона закинула ноги ему на талию, а руками обхватила широкие плечи. Запрокинув голову, она закрыла глаза, наслаждаясь волной теплоты, бегущей по артериям и окутывающей целиком и полностью. Он был над ней, рядом с ней, в ней. И это было невероятно настолько же, насколько и правильно.
Малфой издал глухой звук, более похожий на рык, когда Гермиона от очередного сильного толчка впилась ногтями в его спину. На утро останутся следы, она это знала. Но этим будто подстегнула его двигаться стремительнее, выбивая из нее новые стоны.
Гермиона почувствовала, что тело вновь охватывает приятная судорога, заставляющая выгнуть спину. От каждого его движения она слегка вздрагивала, а низ живота свело от оргазма. Малфой тяжело выдохнул, последний раз толкнувшись в нее перед тем, как кончить, и прижался своим лбом к ее. Блестящие бисеринки пота скатывались по его вискам. Он прикрыл глаза, стараясь успокоить дыхание, а потом провел кончиком носа по ее щеке. Гермиона вновь поцеловала его, слегка прикусывая губу, и улыбнулась. Драко лег на бок, притягивая ее к себе и укрывая тяжелым одеялом. Его пальцы играли с ее непослушными локонами, что совсем недавно были уложены в элегантную прическу. Гермиона слегка приподнялась и оперлась головой о согнутую руку. Она легонько провела ладонью по его лицу, смахивая блондинистую челку со лба.
— Теперь ты весь в моей помаде, — улыбнулась она, легонько стирая алые следы с его бледных губ.
Драко лишь ухмыльнулся и вновь притянул ее к себе, утыкаясь носом в ее волосы и вдыхая цветочный запах, ставший его афродозиаком.
***
Эхо любви — Anna German
Лучи утреннего солнца плясали на темных стенах, пробиваясь сквозь стекла наполовину приоткрытого шторами окна. Гермиона прищурилась, несколько раз перед этим моргнув, прогоняя сон.
Драко спал.
Он лежал, уткнувшись носом в ее шею, и негромко дышал. Гермиона впервые видела его таким. Казалось, во сне его лицо стало совершенно другим. Он напоминал ей более молодую версию себя. И она задалась вопросом, видел ли его кто-нибудь таким. Грейнджер заведомо знала ответ на этот вопрос.
Руки Малфоя крепко обвивали ее, прижимая к себе. Гермиона тонула в его запахе, что наполнял комнату и уже успел въесться под кожу. Она чувствовала стук его сердца, которое билось оглушающе громко, а ее собственное, словно намагниченное, тянулось к нему. И теперь она совершенно точно знала, что у ее железного принца есть шанс на спасение.
Гермиона прекрасно понимала, что с ним будет непросто. Он сам по себе непростой, как ни крути, но в этом-то и был весь смысл. Малфой был загадкой, которую ей предстояло разгадать. Он являлся неким уравнением, в котором пока что насчитывалось слишком много неизвестных, но она бы не была Гермионой Грейнджер, если бы не решила его.
Гермиона аккуратно пропустила сквозь пальцы светлые волосы, осторожничая, чтобы не нарушить его сон. Почему-то Драко вызывал у нее улыбку, появление которой было вне ее власти. Просто когда Грейнджер смотрела на него, что-то сжималось внутри в тугой узел, а тепло неизвестного происхождения растекалось по венам.
Она поправила одеяло, укрывая его плечи, и вновь закрыла глаза, почти сразу же погружаясь в легкий сон. Гермиона вспоминала мальчика, который загнанно смотрел на нее, стирая алую кровь с губ и подбородка, а в глазах его плясал страх вперемешку с ненавистью и злобой. И она думала о мужчине, который лежал рядом, обнимая ее, а на его лице до сих пор остались следы ее помады, и не могла понять, что же между ними было общего.
Но их объединяло лишь одно — девушка с копной кудрявых волос, что являлась во снах. Только теперь, впервые за долгое время, эта самая девушка из его сна не плакала, а улыбалась, оставляя поцелуи на его холодных губах. А он наконец-то узнал ее имя.
И больше не забудет его никогда.
