Алые розы у ее ног

NUMB — XXXTENTACION Холодно. Ему было холодно. Казалось, что чьи-то ледяные зазубренные и загнутые когти вспарывают каждый миллиметр тела, выворачивая наизнанку, вытаскивая наружу все, что находилось в нем. Сознание раненой птицей билось о прутья клетки, которой было его собственное тело, оставляя на них кровавые следы и вырванные перышки. Драко не мог пошевелиться, не мог вдохнуть или выдохнуть, не мог открыть глаз, которые были плотно закрыты неподъемными веками. Он был заперт внутри собственного тела, как в гробу, что закопали в недры черной земли. Неужели смерть ощущается именно так? Будет ли он обречен остаться один на один со своими мыслями, жужжащими, словно рой обозленных пчел, которые в конце концов и сведут его с ума? И почему он думал, что его ждет что-то иное? Малфой всегда представлял смерть совершенно иначе — чем-то вроде постепенного погружения в мутно-черную непрозрачную воду, которая медленно бы поглотила его, стирая с лица земли и утаскивая за собой в неизвестность. Он считал, что человек растворяется в небытии сразу же после того, как сердце, словно севшие часы, пробивает последний удар, а остатки кислорода выбиваются из легких с нервным надсадным звуком. Но вокруг была сплошная темнота: густая и вязкая, как маслянистая нефть; обволакивающая, как зыбучие пески; непроглядная, как самая темная ночь. Но он не боялся ее. Он просто был в ней, как будто зная, что за ней ничего нет, нет какой-то двери, за которую он мог бы выйти, нет даже маленького лучика солнца, который пронзил бы этот смог яркой стрелой. И внезапно его мысли успокоились, свернувшись вокруг хозяина, как ласковые кошки, некогда бывшие дикими зверьми. И наступила тишина, и как бы он хотел, чтобы она была нарушена хоть чем-то. Драко никогда не слышал такой тишины — молчаливой, пугающей, находящейся повсюду. Она словно заползала внутрь него, оседая на легких тонким слоем пепла, оставшегося от его сгоревшего мира. Душила, заставляя хватать ртом воздух, как рыба, выброшенная на горячий песок. Малфой пытался найти в себе хоть толику ощущений, какие должен бы испытывать человек в его положении, но натыкался лишь на абсолютный ноль. Не было ничего. Ни страха, ни боли, ни паники. Пустое ничего, будто из него вырвали сердце, а на пустое место вложили кусок холодного мрамора той же формы, который намертво врос в грудную клетку, обжигая своим холодом. И он не удивился этому, а просто принял как должное, ведь если так случилось, значит, так должно было произойти. Не так ли? Драко не знал, с какой скоростью мимо него летело время. Может, прошли столетия, а может, пара минут, пока он находился в своей личной тюрьме, где привилегией и наказанием была вечная тишина. Он настолько привык к шепоту своего внутреннего голоса, который остался его единственным собеседником, что сначала даже не заметил тихий гул, который с каждой минутой становился громче и отчетливее. Зарождаясь, он был похож на монотонный шум ветра, гуляющего за плотно закрытыми окнами, чуть позже становясь отчетливее, превращаясь во что-то отдаленно похожее на звук голосов. Драко замер, прислушиваясь, стараясь уловить малейший намек на прояснение ситуации, и спустя несколько минут был полностью уверен, что кто-то тихо переговаривается где-то совсем рядом с ним. Но он не мог понять смысла услышанных фраз, которые казались полнейшей бредом. Звуки складывались в причудливые неясные предложения, и он изо всех сил напрягал слух, стараясь понять хоть одно чертово слово. Разговор становился громче и громче, будто люди подходили ближе к нему. Где я? Что, Мерлин побери, происходит? Эти вопросы эхом проносились перед ним, словно галлюцинации растворяясь в темноте и возвращаясь обратно. Драко сделал глубокий вдох и замер, как только кислород наполнил легкие, про существование которых он успел позабыть. Не веря самому себе, он шумно выдохнул и вновь втянул воздух, широко раздувая ноздри. Он уже и забыл, каково это — уметь дышать, и теперь, когда мягкая свежесть обволакивала его изнутри, Малфой осознал, что с ним что-то происходит. Он вновь почувствовал себя замурованным в лежащем теле, будто его разум решил вернуться в старую гробницу, из которой сбежал некоторое время назад. Драко сконцентрировался на дыхании и на голосах, в которых теперь мог улавливать обрывки английской речи. Вдох. …мы не думаем, что он очнется… Выдох. …было слишком позд… Вдох. …не знаем, почему… Выдох. Белый свет лился в широко распахнутые глаза цвета грозовых туч. Драко часто заморгал, стараясь защитить воспаленные глаза от ослепляющей белизны, что встретила его, прогнав чернь мглы. Постепенно свет тускнел, исчезая, как садящееся за горизонт солнце, и нечеткие линии выстроились в размытый пейзаж окружающей обстановки. Он увидел перед собой две невысокие фигуры в светлых мантиях, но они были настолько размыты, что представляли собой лишь два мутных пятна, шевелящихся будто в замедленном действии. Незнакомцы о чем-то говорили трем другим фигурам, стоящим напротив, таким же нечетким и бликообразным. Их голоса были наполнены каким-то непонятным чувством. Драко знал, что оно знакомо ему, но никак не мог вспомнить, что должны ощущать люди, услышав такую тональность голоса собеседника. Но тогда почему в нем ничего не отзывается? Монотонный разговор присутствующих прервался громким скрипом двери, который оглушительно больно ударил по сознанию. В небольшом помещении появился еще один человек, но Драко никак не мог разглядеть его. Он понял только, что это девушка, которая кричала и плакала. Он старался изо всех сил запомнить ее голос, но не мог, ведь тот постоянно казался разным. Малфой пытался расслышать, о чем плакала девушка, срываясь на крик, ведь ему почему-то думалось, что это непосредственно важно лично для него. Но единственное, что он мог вырвать из ее смешанных со слезами слов, — свое имя. Драко. Драко. Драко. Она повторяла его так часто, как верующий повторяет молитву перед смертью. Малфой вновь постарался запечатлеть в памяти ее голос, но тот проносился мимо, оставляя после себя лишь отголоски его имени, выкрикиваемого с надрывом и всхлипами. И в ее слезах крылось нечто иное, отличающееся от того, что было в разговоре ныне молчавших людей. Девушка старалась прорваться к нему ближе, но двое волшебников в одеждах лимонного цвета крепко держали ее под обе руки. Она вырывалась всем телом, чуть ли не падая на пол, но они оказались сильнее ее изможденного рыданиями тела. Ее трясло, и громкие всхлипы въедались в память Драко, который изо всех сил пытался разглядеть ее лицо. Но вместо него — туман. Он видел очертания бровей, носа, губ, но полная картина никак не складывалась. До рези в глазах всматривался в нее, стараясь оставить хоть что-то в памяти, которая нещадно подводила наряду со зрением, но все попытки заканчивались полнейшим провалом. И единственное, что Драко удалось хорошо запомнить, — это длинные каштановые волосы, волнистыми прядями спадающие на плечи девушки. Они находились в полном беспорядке, обрамляя лицо плачущей, и Драко не знал, как ко всему этому отнестись. Он продолжал почти что слепо смотреть на незнакомку, и надежда запомнить ее уменьшалась с каждым разом. Кто ты? Почему ты здесь? Драко выскреб остатки своих сил из изможденного тела, чтобы немного приподняться на руках. Волна агонии протекла по конечностям, оставляя за собой отвратительное жжение. Кто-то будто резал его тело, протыкал насквозь, царапал кожу, раздирал на кусочки. От боли в глазах снова потемнело, и Малфой успел бросить последний взгляд на девушку, которую чуть ли не волоком оттащили от него в сторону двери. Он хотел сказать что-то в протест этим действиям, но не мог, так как язык буквально прилип к небу и не шевелился. Его не покидало ощущение, что в тот момент случилось то, что в корне поменяло его жизненный путь. И опять этот вопрос. Кто она? Он задавал его себе все чаще, особенно когда двери захлопнулись. Глухую тишину комнаты нарушили рыдания, издающиеся по ту сторону стен, и тогда он вспомнил, как называется то чувство, что сейчас испытывала девушка. Боль. Она пронзает, уничтожает, испепеляет. Раздирает на мелкие кусочки, заставляет раствориться в самом же себе, измельчает в пыль. А он не чувствовал ничего. Драко пытался найти в себе хотя бы малейший отклик на происходящее, но наталкивался на бесконечно высокую стену, которая не пропускала его дальше. Копался в памяти, стараясь найти подходящее ощущение для этого момента, но там его встречала инородная пустота. Он не знал, что происходит. Не знал, как реагировать. Не понимал почему, но его состояние не было знакомо ему. Разве так было всегда? Он сжал пальцы, вновь воскрешая ту боль, которая стала уже в стократ слабее. Шумно по привычке сглотнул, но горло было сухим, и ему показалось, что внутри него находится измельченное стекло. Омерзительное состояние, подумал он, хмуря темные брови. Предметы в помещении становились все четче с каждой секундой, и теперь он мог разглядеть черты лиц людей и геометрию комнаты, в которой был. Медицинское крыло. Двое колдомедиков, облаченных в светло-желтые мантии. Директор Макгонагалл. Родители. Пять пар глаз уставились на него с немым удивлением. Он заметил, как декан Гриффиндора прикрывала морщинистой рукой рот. Люциус напоминал скорее бледную статую, нежели живого человека. Драко смотрел в его глаза и видел отражение своих. Нарцисса, такая же бледная, сжимала руку мужа. На ее лице блестели слезы, мокрыми дорожками сбегающие по щекам и утопающие в высоком вороте черного платья. Драко видел, как мать плачет, во второй раз. Он хорошо помнил первый — почти сразу после последней битвы. Они втроем вошли в пустующий Мэнор, все еще хранящий в себе присутствие орды Пожирателей и их предводителя, и стоило дверям захлопнуться за их сгорбленными от тяжести войны спинами, как Нарцисса упала на колени и заплакала. Есть женщины, плачущие навзрыд, рыдания которых пробирают до мозга костей, а есть те, которые молча утопают в слезах, не издавая ни малейшего звука. Миссис Малфой тихо сотрясалась от плача, который волнами накатывал на ее хрупкое тело. Драко, замерев, смотрел, как спустя минуту Люциус бережно поднял трясущуюся жену с пола и крепко прижал к груди, будто боясь, что та может разбиться на мелкие кусочки, как дорогая фарфоровая кукла. Мгновением позже Малфой-старший аппарировал вместе с женой, оставив сына в полном одиночестве в широком пустом коридоре, ведущим в глубь поместья. С того момента Драко больше никогда не видел слез матери и несказанно радовался этому, потому что знал, что должно было случиться что-то непоправимое, если Нарцисса позволяла себе заплакать. Он всегда боялся этого. А теперь не чувствовал ничего. И это было так неописуемо странно, ведь он понимал, что лишился чего-то очень важного, но совершенно не жалел об этом. И даже когда Нарцисса на негнущихся ногах подошла к его кровати и села рядом, крепко сжимая его руку и продолжая плакать, он поймал себя на мысли, что ему все равно. Его взгляд был пустым, направленным куда-то сквозь всех присутствующих. И хотя он заставил себя выдавить слабую вымученную улыбку, неестественно искривленную и неживую, внутри него был настоящий эмоциональный штиль. Полнейшее безветрие. Будто его природа сломалась, как дешевая магловская игрушка, и более не была способна нормально функционировать. Ни жив и ни мертв — так он машинально охарактеризовал свое состояние, которое стало чем-то необыкновенным для него. Драко пошевелился, разминая окаменевшее тело. Ощущалось так, словно он весь в миллионах мелких порезов, кровоточащих и саднящих. Окинув себя мимолетным взглядом и осознав, что это просто игра воображения, он постарался сделать глубокий вдох, убеждая себя, что все в полном порядке, ведь его кожа идеально гладкая, без единой царапины или раны. Малфой посмотрел на окружавших его людей с немым вопросом в глазах. Все пребывали в шоковом состоянии, а в нем царило лишь пугающее спокойствие. — Что со мной произошло? — голос хриплый, не принадлежащий к этому миру, озвучил вопрос, который крутился в голове все эти мучительно длинные минуты. Люциус медленно приблизился, кладя руку на плечо Нарциссы, которая едва ли не задыхалась от беззвучных рыданий, по-прежнему сжимая предплечье сына. Она посмотрела на мужа, и этот взгляд не обещал ничего хорошего. Драко совершенно не помнил, как оказался в медицинском крыле. В голове всплывали последние минуты, которые сохранились в памяти. Он приходит в комнату, почему-то чувствуя себя чертовски отвратительно. Потом отправляет письмо родителям, но содержание остается туманным. Ложится на кровать, закрывает глаза, а далее лишь удушливая темнота. В следующий раз он просыпается уже здесь. И все это время ему казалось, что он упускает что-то очень важное, что он что-то забыл, но воспоминания оказываются заблокированными под толщей других мыслей, и он не смог воскресить их, хотя и старался не особо упорно. — Мистер Малфой, — пожилой мужчина с серой коротко подстриженной головой обратил на него свои бездонные темно-зеленые глаза. — В последние месяцы у вас наблюдались большие провалы в памяти, связанные с нарушением работы нервной системы. Он замолчал, невербально передавая слово своему коллеге — мужчине лет тридцати, не более, стоящему чуть позади него. — Мы устранили проблему, которая вызывала это, но наши действия могли повлечь за собой неизвестные вытекающие осложнения. Вы будете находиться под нашим наблюдением в ближайшие дни, пока мы не удостоверимся, что вы полностью здоровы. Драко недоверчиво склонил голову набок. Пазл не складывался, не хватало деталей. Почему же у него в сознании ютилась навязчивая мысль, что он умер, если это были только провалы в памяти? Будто прочитав мысли пациента, старший доктор продолжил рассказ: — Ваше состояние резко ухудшилось, из-за чего нам пришлось вмешаться, несмотря на высокие риски. Но теперь вы должны пойти на выздоровление. Колдомедик замолчал, и в комнате вновь повисла тишина. Люциус кивнул врачам, и те удалились, почти беззвучно ступая по каменному полу. За ними палату покинула и Макгонагалл, тенью стоявшая позади всех. — С возвращением, — тихо сказал Люциус, размеренно водя длинными пальцами по светлым волосам жены, которая уткнулась лицом в его черный пиджак. Ее плечи все еще слегка дрожали. Вновь эта кривая улыбка на лице. Кажется, она станет его вечной спутницей. — Спасибо, отец, — ответил Драко, его голос был ровен и холоден. Возможно, он не хотел бы так звучать, но ничего не мог с собой поделать. Ему казалось, что его жизнь черной жирной чертой отныне разделена надвое. И тот — прежний — Драко остался за ней, по ту сторону двери. Где-то там, где плакала незнакомка с длинными каштановыми волосами, чьи слезы блестящими каплями катились по лицу, которое он не успел запомнить.

***

Огненная жидкость скатывалась по горлу, обжигая своей горечью. Драко поставил стакан из толстого стекла на стойку. Янтарный огневиски маняще блестел, отражая тусклые приглушенные огни бара. Классическая музыка в исполнении небольшого оркестра монотонно звучала, наполняя небольшой зал спокойными переливами мелодий. Малфой сделал еще один глоток напитка, почти что опустошая стакан. Алкоголь немного давал о себе знать, напуская приятное расслабление на тело и отвлекая от мыслей. Завтрашний день обещал быть полнейшим фарсом — вот уже третий год подряд ему приходится появляться на празднике в честь окончания войны в роли бывшего Пожирателя смерти, перешедшего на светлую сторону. Из года в год Министерство устраивало Вечер Воспоминаний, наполненный почестями погибшим и ликованиями о победе. Десятки волшебников собирались, чтобы выслушать идиотские речи, каждый раз произнесенные по шаблонам и лишь немного меняющимися. Он никогда не видел ничего искреннего и живого в этом — выверенные слова, маски на лицах. Сам же Драко предпочел бы наглухо забыть события тех лет, вырвать эти страницы из своей книги жизни и сжечь. Ему бы хотелось ненавидеть этот день, но на деле он не испытывал совершенно ничего, как и ко всему остальному. Он просто должен был там появиться, чтобы вновь не запятнать честь своей семьи. Лишь поэтому он из года в год приходил на это празднество, которое считал танцем на костях погибших, и с натянутой улыбкой слушал пламенные речи о том, что же такое война. Будто он сам этого не знал. На самом деле, Драко не ощущал себя частью всего этого. Он не был исправившимся Пожирателем смерти, которым его все прозвали. И хоть Малфою нравилась идея, что его не считают убийцей и приверженцем идей Волдеморта, он никаким образом не повлиял на положительный исход в войне. Несомненно, он хотел, чтобы светлая сторона одержала верх, но на более чем молчаливые желания его не хватило. В этом году он не смог отделаться простым присутствием, так как ему пришло приглашение на роль выступающего, отказ от которого был бы воспринят как полнейшее неуважение к памяти о военных событиях. И теперь завтра ему придется стоять в лучах софитов рядом с кем-то из Золотого Трио и с неестественно широкой улыбкой вещать о том, что было полнейшей ложью для него. Интересно, кого из троицы выберут в этом году? Драко почему-то мысленно поставил на Грейнджер, которая еще ни разу не выступала на празднике. Малфой шумно вздохнул и заказал себе четвертый бокал огневиски со льдом, который почти в то же мгновение оказался перед ним. Он уже поднес напиток к губам, чтобы сделать жадный глоток, как мягкий женский голос послышался у самого уха. — Вы выглядите невеселым, — чье-то теплое дыхание скользнуло по шее, минуя расстегнутый ворот рубашки. Драко искоса посмотрел на незнакомку, что стояла рядом с ним вплотную и почти неощутимо водила кончиками пальцев по спине. Девушка была красивой, примерно того же возраста, что и он. Длинные блондинистые волосы водопадом спускались по узким плечам почти до талии. На ней было темно-синее платье мини, едва доходящее до середины бедра и открывающее взору длинные ноги. — Тяжелый день, — соврал Малфой, до конца не понимая, хочет ли продолжать разговор. На лице блондинки тут же появилась блестящая улыбка, будто он сказал ей самую радостную новость за весь день. Немного осмелев, она запустила длинные пальцы в его волосы, лежащие в небольшом беспорядке, и, проведя кончиком носа по его скуле, вновь прошептала мурлыкающим голосом: — Может, я смогу поднять тебе настроение? Ловко она стерла границы вежливости, переходя на «ты». Драко немного повернул голову, встречаясь с темными глазами напротив, что смотрели на него с плохо скрываемым вожделением. Уголки его губ слегка приподнялись, наблюдая за тем, как девушка игриво хлопает длинными накрашенными ресницами. А в следующую секунду он ощутил приторно клубничный вкус ее помады. Она слегка повернула его голову к себе и проскользила рукой по его груди, замедляясь на мышцах пресса. Их языки столкнулись в немой войне, а поцелуй с каждой секундой становился глубже. Малфой положил руку на талию незнакомки, привлекая к себе. Она тихонько простонала ему в губы, прося о большем, и сжала лацкан черного пиджака. Драко даже не заметил, как они уже оказались в номере отеля, покинув бар и поднявшись наверх. Он скинул пиджак на небольшое кресло возле кровати и притянул к себе девушку, которая уже спешно расстегивала пуговицы его рубашки. Позволил ей взять инициативу и лишь неспешно водил руками по ее ягодицам и спине. Он смотрел на то, как она нервно в ожидании закусывает нижнюю губу, накрашенную розовым блеском. Она была красивой, а ему было все равно. Для Драко это был способ отвлечься и развлечься. Просто приятное вечернее времяпровождение, о котором он забудет сразу же, как выйдет из номера. Все равно это не поможет избавиться от того самого «ничего», с которым он уже смирился. И каждый раз, оставаясь на одну ночь с девушкой, чьего имени никогда не спрашивал, глупо надеялся, что в груди что-то екнет. Но реакция всегда была одной — ничего. Будто тело стало куском железа, ведомое физиологией, на более неспособное. Драко скользнул руками по спине девушки, расстегивая длинную молнию, соединяющую края ткани. Спустя секунду платье валялось на полу невзрачным куском тряпки, оставляя свою хозяйку лишь в полупрозрачных черных трусиках. Он сделал шаг навстречу к ней, смотря в карие, почти что черные, глаза. Блондинка не разрывала зрительный контакт, но в этом взгляде он не видел ничего, кроме влечения. Как и у него. Малфой усмехнулся и легонько толкнул незнакомку на кровать, следуя за ней. Девушка слабо что-то простонала и привлекла его к себе. Ее руки вновь потянулись к платиновым прядям. Драко никогда не понимал, почему они все так жаждут прикоснуться к его волосам. И он недолюбливал это действие. Следующим быстрым движением он завел руки девушки наверх, удерживая их мертвой хваткой своей левой руки, а правой провел вниз к ее небольшой груди, после чего слегка сжимая ее. И опять этот ненужный стон. Чтобы заглушить свое недовольство, он припал губами к тонкой бледной шее, оставляя на ней красные пятна от поцелуев. Девушка изогнулась под ним дугой, когда его правая рука скользнула ниже, но он крепко держал ее, не давая вырваться. Малфой провел кончиками пальцев по влажной ткани нижнего белья, вновь вызывая дрожь по телу блондинки. Он прижался к ней ближе, касаясь внутренней стороны ее бедра возбужденным членом. Девушка застонала громче, будто умоляя его не останавливаться, пока его пальцы по-прежнему скользили между ее бедер. Спустя пару секунд Малфой присел на колени и стянул с нее трусики. Она лежала на кровати, широко расставив ноги, приглашая его. И он знал, что может делать с ней что угодно, ведь она здесь с той же целью — просто расслабиться. Щелчок пряжки ремня. Шорох одежды. Пухлые губы девушки растянулись в улыбке, когда она увидела, что Драко приблизился к ней. Она протянула руки к нему, а он вновь крепко удержал их, запрещая касаться себя. Вошел резким толчком на всю длину, выбивая из блондинки громкий стон. Двигался ритмично, постепенно наращивая темп. Женские стоны наполняли небольшой номер, наводняли его разум. Малфой крепко держал ее руки своими, сжимая и не давая сдвинуться. Она вновь изогнулась дугой, сквозь тело прошли волны судорог, и спустя пару секунд она расслабилась. Драко сделал несколько резких толчков, жестко входя в нее, а после ощутил приятную волну оргазма, охватившую каждую клеточку тела и выплеснувшуюся из него. Тяжело дыша, он откатился вбок и сел рядом с ней, глядя в никуда. Опять ничего. Снова проигрыш в этой гонке за эмоциями длиной в три чертовых года. Три. Года. Все это время он не испытывал совершенно никаких чувств. Но самое удручающее заключалось в том, что он помнил себя до той операции. Он помнил, как мог радоваться, злиться, расстраиваться, чувствовать восхищение. И сейчас он бы многое отдал, чтобы вернуться на эти три года назад и хотя бы день прожить без куска камня в левой части груди. Блондинка молча лежала на кровати с легкой улыбкой на лице, пока Драко одевался. Уходя, он оставил маленький пузырек с фиолетовой жидкостью на тумбочке около кровати. Девушка лишь кивнула в знак благодарности и закрыла глаза, отворачиваясь и укутываясь в пышное белое одеяло. Малфой ушел, даже не оборачиваясь. Спустившись в фойе, он оставил чек, покрывающий как свои собственные расходы, так и траты той, чьего имени даже не знал. Майский вечер встретил его теплым ветром и дурманящими цветочными ароматами. Каждый раз он ловил себя на том, что эти самые весенние запахи были всегда разными, но никогда нужными ему. Казалось, что все они не те, очень похожи на какой-то один, который он все время ожидал услышать, но не те. И Драко никогда не понимал, откуда у него такая предвзятость к цветам. Приятная прохлада вечера манила, и Малфой решил немного прогуляться перед тем, как вернуться в Мэнор. Он спрятал руки в карманы и неспешно побрел по улице, сканируя пустым взглядом каменную кладку. Драко не хотел возвращаться в поместье, ведь это бы означало приближение ночи, которую он ненавидел до той степени, до которой может что-то ненавидеть человек, у которого отказали в работе чувства. Точнее говоря, он терпеть не мог не ночь, а то, что она за собой несла. Малфой уже не помнил, когда спал спокойно, а его отдых не прерывался чередой кошмаров. И все, как один. Девушка. Длинные коричневые волосы, что обрамляли лицо, которое он никогда не мог разглядеть. Она всегда плакала и звала его по имени, а он никогда не мог подойти к ней. Она была недостижима — стоило сделать шаг к ней, и она отдалялась на пять. Они были двумя магнитами, которых кто-то хотел соединить отталкивающимися полюсами. Драко никогда не понимал, что означает этот сон. Он прекрасно помнил девушку, которая с отчаянием ворвалась в его палату сразу же после операции, но не знал, почему никак не может отпустить ее образ. Что она хочет ему сказать? Малфой всеми силами пытался выбросить ее из головы, но она накрепко засела там, не пропуская ни один его сон. Стоило ему закрыть глаза и впасть даже в слабую дрему, она всегда была там. И тогда он ощущал злость — единственное, что мог себе позволить. Драко не знал, благодарить ли ее за это или ненавидеть за то, что лишь она может вытащить из него те самые остатки прошлого «я», которые сгорели, как газетная бумага в камине, не оставляя за собой ничего, кроме пепла. Драко поднял взгляд и посмотрел на бездонное небо, усыпанное мерцающими точками. Попытался выкинуть ее образ из головы, но прекрасно понимал, что встретится с ней уже через несколько часов, когда она вновь будет кричать, плакать, звать его по имени, но он никогда не сможет успокоить ее и узнать имя, а будет лишь стоять и ненавидеть их обоих за невозможность вытереть ее блестящие слезы, скатывающиеся крупными каплями по лицу, которое он так бы хотел разглядеть. Кто ты?