вечная любовь

***

Хазин с тихим вздохом смотрит на ночной Санкт-Петербург. Вид у него не самый аккуратный, таксист даже сначала не хотел его в салон пускать, мол весь в кровище перепчкан, либо бандюган, либо нарик какой-то, либо вообще ебнул кого-то, да по кусочкам, как тут принято, в Неву скинул. Но ксива и тихое примечание, что по работе это свое дело делают и таксист хоть и закатывает глаза, но довести соглашается. Едут быстро, Петя слушает какую-то музыку из радио и лишь успевает замечать фонари горящие, да фары редко встречающихся машин. Доезжают от клуба до дома всего лишь за минут тридцать. Петя расплачивается и выходит из такси под осуждающий взгляд водителя. Хазину как-то поебать на него и его осуждения. У парадной лишь один фонарь рабочий остался и то светит таким тускловато-желтоватым цветом, толком не освещая. Другой не работал ещё с переезда Пети, а лампочка над дверью была разбита какими-то хулиганами. Внутри парадной так же темно. Краска противно-голубого цвета потрескалась, а вся лестница была засыпана побелкой. До этого Хазину особого дела не было. Ему было как-то плевать и на том в каком сраче они с Игорем живут, что уж там до подъезда. Вынимает ключи из кармана, попутно цепляя маску. Тихо матерится себе под нос, выпутывая из нее ключи. Наконец-то открывает дом и почти вваливается в квартиру. Денёк выдался трудным, с ног просто валится. На пороге его встречает Игорь, тут же заметивший разбитое лицо. Сразу понимает, что скорей всего на рейде получил. Сам закрывает за Петей дверь и тяжело вздыхает. Каждый раз, когда заставал Хазина в таком виде, то неприятное чувство в сердце кололо. Пусть и не часто он так приходил, всё же реакция и физическая подготовка у него неплохие, но всё же время от времени приходил помятый. Гром нежно, можно считать, что невинно чужих губ, кровью перепачканных касается. Чувствует, что нижняя губа разбита. Молча ведёт за собой Петю на кухню и приглашая сесть подталкивает тому табуретку ногой. Хазин садится, пока Гром идёт за аптечкой совсем необходимым. Присаживается на колено и аккуратно начинает промакивать ваткой уже немного запекшуюся кровь, когда наконец немного очищает от нее лицо, то видит красноватый синяк на щеке, хоть и из носа видно, что кровь шла - он не разбит. Ну и разбитая губа, которую Игорь раньше заметил. А также несколько неглубоких царапин. Новую ватку смачивает перекисью и аккуратно обрабатывая "боевые ранения". Взгляд взволнованный, когда видит, как Петя от боли шипит, оголяя зубы в крови, то легонько дует. Тому вроде помогает. Тишину разрывает смешок Хазина. – Да не ссы ты, ты мне в наш первый день знакомства намного сильнее еблет разъебал, да и не только в первый– сказано совершенно беззлобно, но взгляд Игоря тут же делается виноватым. Тогда, на первой их встрече, как только Петя что-то токсично плюнул тому в лицо, в добавок посмотрел с таким то ли презрением, то ли отвращением, то Гром тут же того нахуй послал и с силой по лицу прописал. Совершенно не ебала его ни фамилия, ни статус. У него принцип был такой, что если человек так себя ведёт, то и большого он не заслужил. Конечно же мнение о Хазине у него за четыре года применялось, как и сам Петя. Но стыдно было до сих пор, хотя прошло уже не так уж и мало времени. Петя обиды на него не держал, разве что подъебывал местами. Потому что тогда он получал от Игоря похлеще, чем сегодня от этого мужика, которому не понравилось, что в законодательстве Российской Федерации почему-то запрещено продавать наркотики. Хазин медленно проводит по чужим коротким и жестковатым волосам, пытается дать понять, что всё в порядке уже, что оба они дела творили и главное, что сейчас всё хорошо. Они толком не ссорятся, разве что по бытовым мелочам. Они принимают недостатки друг друга, ярче замечают достоинства. Они реально друг друга любят. И хоть Петя всё это время молчит, Гром словно безмолвно всё прекрасно понимает, что до него донести пытаются и поднимется и целует нежно, чтобы губу поврежденную не задеть целует.