Трое в Ангбанде, не считая собаки

      На орков отряд наткнулся внезапно — даже, Тол-ин-Гаурхот был совсем рядом, но они ещё и Сирион не перешли. И вот — банда морготовых выродков, устроившаяся на дневку так нагло, будто это не были земли эльдар! Тихо разойтись не вышло, да и, будем честны, никто не рвался. Особенно Куруфин с Келегормом — те наоборот, только рады были наконец «размяться». Да и смертный не отставал.       — С каждым годом они все наглее, — Куруфин с брезгливым видом кота, задушившего крысу, потыкал труп орочьего главаря носком сапога, — скоро эти рожи будут мелькать у самого Нарготронда.       — Если уже не мелькают, — Финрод покачал головой и подошёл ближе, — что это?       Он наклонился, задержал дыхание — Элберет, как же от орка несло — и вытащил из-за пазухи дурно пошитых лохмотьев стопку листов. На серой тонкой бумаге темнели строчки. Подметные письма, моринготовы листки, на синдарине, чтобы прочитать и понять мог каждый, кому попадет в руки. Бахвальство победами, обещание сытной жизни и безопасности тем, кто придет под руку Мелькора… И в самом низу — листки с наградами.       — Дрянь, — заглянул через плечо Финроду Куруфин, — сжечь бы эту гадость, да огня жалко.       — Да погоди ты жечь-то, — Берен, остальных орков обыскавший, подошел и заглянул в листки, — дай хоть глянуть, чего врут.       — А что, интересно? — Куруфин, как раз читавший о том, как «принцы эльфов бежали, скуля и дрожа», сердито на смертного глянул, — Я слышал, некоторые эдайн служат Моринготто и зовут его господином…       — А ты думал, он людей в рабы угонять побрезгует? — ровно отозвался Берен, — Знать бы, куда эту дрянь несли.       — В Хитлум, — как ни странно, на этот раз ответил Куруфин, — туда ведь ушли… Беженцы из твоего рода? И в Бретиль.       — Ты хочешь сказать, — медленно и очень спокойно начал Берен, и Финрод опять почувствовал, как трещит под ногами тонкий лёд, — ты хочешь сказать, что люди Дома Беора — дураки и предатели?       — Ничего не хочу! — как-то спешно огрызнулся Куруфин, — Эта твоя Эмельдир что, детей под крылышко Врагу повела? Финрод успел отыскать глазами своих верных и подумать, что сам, конечно, на слабость и медлительность не жаловался, но кузен боец из первых, а смертный тот еще медведь. Напрягся Хуан, только что зарывавший орочью голову, шагнули ближе эльфы. Развернулся к говорившим Келегорм и положил ладонь Хуану на холку… А Куруфин продолжил:        — Хотели б перед Врагом колени преклонить, преклонили бы. Но сам подумал бы — сколько у них горя? Боли сколько? А Моргот и рад бы в старые раны нового яду влить. Он с ученичком своим к каждому ключ найдут.       Берен от последних слов вздрогнул, как от удара, потемнел лицом и согласился:       — К каждому.       И чтобы замять и соскользнуть с темы, забрал у Финрода стопку:       — Хоть глянуть, сколько за кого дают, зерном или золотом?       — Руки вымой потом, — только и посоветовал Финрод, понимая, что гроза миновала, — знать не хочу, сколько этой грязи веков и чем орки болеют.       — Да не дурак, — отозвался Берен, — ясно. О, мой король, смотри, кажется, это тебя нарисовали!       И поднял листок, ухмыляясь. Неизвестный писец писать-то умел, а вот с рисованием у него явно не заладилось. Под подписью «Фенрод Филагун, кароль Наргатрона» красовалась тощая кривая рожа с ослиными ушами. Признать в ней Финрода было, мягко говоря, непросто. Сам нарисованный, впрочем, не смутился, вгляделся в портрет, как в зеркало, демонстративно пригладил косу и заметил весело:       — О Эру! Неужели я и вправду так выгляжу? Странно, что люди не разбежались с криками, впервые увидав меня — должно быть, они очень храбрые!       — Храбрые, — Берен развеселился, — О, всех собрали, гляди-ка! А вот и Келегорм с собакой!       Келегорм, разумеется, совершенно не слушавший, попытался было портрет отобрать, но тот пошёл по рукам. Сыну Феанора повезло немногим меньше Финрода — пес у его ног упорно напоминал волкодлака после особенно жестоких экспериментов, а сам Келегорм — всклокоченное чудовище вроде пастухов древ.       — И вовсе не такой я растрёпанный, — проворчал Келегорм. Куруфин глянул на брата, на косу, из которой вот-вот собирался выскользнуть шнурок, на шерсть, приставшую к штанам, и спорить не собрался. Вместо этого дотянулся до одного из портретов, которые любопытная дружина ещё разобрать не успела (Маэдрос там тоже, между прочим, был — скелет, тщательно извозюканный красным, и Куруфин, с мечом, больше похожим на лом, и глазами разного размера) и выхватил его у Берена:       — Какое ж, однако, чудесное совпадение! Ты здесь есть! И по мне — так и похоже!       Эльфы, стоящие рядом, так и грохнули смехом — нарисованной на портрете рожей можно было орчат пугать. Борода занимала большую часть листка, волосы стояли дыбом, а от того, что левый глаз не получился, выражение лица крепким таким безумием отдавало. Берен на смех совершенно не обиделся — всем досталось:       — От будто Саурон сам с утра да спросонок лучше выглядит! Ясно, чего ж орки разбегались!       — Да тут и Саурон испугается. Может, ты просто к нему в окошко заглянешь и скажешь «Ку-ку»? — Келегорм подхватил веселье, — Здесь и награда… Сколько? Да за меня меньше просят!       — Так ведь ты и не так на вид страшен, — Финрод на всякий случай вмешался опять, пока веселье не испортили, — и бороды нет!       — Все дело в бороде, — с самым серьезным видом согласился Берен, — уж пока не отрастишь, и не надейся!