***
— Так, между тобой и Кагами опять что-то происходит? Вопрос, прозвучавший с небольшой веранды располагающейся напротив бассейна у самого выхода с кухни, несколько обескуражил Маринетт. Вернувшаяся на кухню за холодными напитками для подруг, которые расслаблялись в воде, девушка совершенно не планировала становится случайным слушателем чужого разговора. Ещё более удивительным было то, что вопрос этот прозвучал не из уст Феликса, который просто обожал ставить кузена в неловкое положение, а от Нино, который обычно подобным не занимался, да и в принципе уже давно отказался лезть в отношения лучшего друга, даже под различными угрозами своей девушки. — Как тебе сказать, — Агрест немного помедлил с ответом. Образовавшаяся в разговоре пауза заставила брюнетку ощутимо занервничать. Она сделала медленный маленький шажочек назад, поскольку побоялась стать вдруг замеченной кем-то из парней, но из-за этого пришлось чуть сильнее напрячь слух, сконцентрировавшись исключительно на разговоре с веранды. — Что за длинная пауза, Адриан, — наконец послышался голос усмехающегося Луки, — Колись уже, на каком вы этапе? — Да ладно тебе, мы же не просим всех подробностей. — поддержал его Ляйф, лукаво выделяя последние слова. — Ну, мы пока только… Продолжение фразы Маринетт было не суждено услышать. Она так сильно была увлечена чужим разговором, что совсем не заметила появление на кухне ещё одного человека. Как реагировать на то, что подойдя почти вплотную, Феликс вдруг накрыл её уши своими руками, Дюпен-Чен не знала, как и причину того, почему он это сделал. Не имея представления, как поступить, она лишь замерла глядя молодому человеку в глаза. И по сожалению сквозившему в его взгляде, Маринетт поняла что то, что она должна была сейчас услышать, определено точно стало бы новой раной на её сердце. Феликс сжал губы и нахмурил брови, но не стал отводить взгляд. Ему очевидно не нравился доносящийся до его слуха разговор, но как-то помешать ему продолжиться он не мог. Скорее всего он тоже не хотел, чтобы Маринетт была замечена кем-то из парней, потому лишь продолжал держать её уши закрытыми. — Что ты делаешь? — одними губами прошептала брюнетка, пока к глазам уже отчаянно подступали слёзы. — Защищаю от лишнего мусора, — на губах парня появилась привычная усмешка, в то время как большие пальцы его рук принялись неторопливо вытирать слёзы с лица девушки. — Эти уши не должны слышать подобное… дерьмо. Они… ты создана для лучшего.
Маринетт вздрогнула от навязчивого воспоминания, возвращая взгляд к возвышающемуся над ней молодому человеку. По комнате гулял холодный морской ветер, едва слышно колыхалась занавеска. В темноте различить эмоции на лице Грэм де Ванили было практически невозможно, потому девушке оставалось лишь с опаской ожидать ответа. Вспомнившийся вдруг момент, который произошёл именно на этой вилле в один из первых дней отпуска, совершенно не помогал брюнетке предугадать ответ Феликса. Его забота о ней в тот день показалась совершенно фальшивой, но сейчас ей подумалось, что взгляд его был полон искреннего сочувствия. Хорошим это было знаком или нет, девушка разобрать не могла. — И какой ответ ты хочешь услышать? — голос Феликса прозвучал слегка раздражённо. Он чуть запрокинул голову назад и сжал пальцами переносицу, тяжёлым вздохом выпуская из лёгких воздух. —Положительный. — подумала она, но в слух произнесла другое. — Важно не то, что я хочу услышать, а… — Боже, Маринетт, — парень не дослушал, прерывая Дюпен-Чен, — Ты и так прекрасно знаешь мой ответ, перестань включать дурочку. Феликс поймал её взгляд. Лицо его было абсолютно серьёзным. От возникшего в воздухе напряжения она мгновенно покрылась мурашками с головы до пят. Сердце ускорило ритм, к лицу тут же прилила краска, вскоре и всё тело бросило в жар. Маринетт не понимала такой своей реакции, потому даже не могла подобрать слова, чтобы ответить блондину. — Винишь Адриана в том, что он не видит, как ты по нему страдаешь, но ни разу не подумала о моих чувствах? — Феликс выглядел грозным, но в то же время каким-то расстроенным, — Говоришь мне о боли от не разделённой любви, не представляя себе, какой ад я могу переживать в этот самый момент. Так кто из вас более жестокий, Маринетт? — Н-но ты же… сам… — девушка запнулась, мысли смешались в одну кашу, перед глазами мелькали воспоминания, в которых Феликс постоянно провоцировал её на действия по отношению к Адриану, в которых он заставлял её больше думать и говорить о своих чувствах, в которых он получал удовольствие от её страданий. — Я знаю! — слишком резко бросил Грэм де Ванили, — И жалею о том, что понял это слишком поздно. В комнате снова воцарилась тишина, и отнюдь не умиротворяющая. Маринетт всё ещё чувствовала проскакивающие между ними искры, казалось, если напрячь зрение то можно было бы даже увидеть их в темноте. О том, как разрядить обстановку, девушка даже не думала, все её мысли были заняты совершенно другим. Слова Феликса могли значить лишь признание того, что между ними всё-таки зародились чувства, и теперь им нужно решить, как быть дальше. — Что я должен сделать, чтобы ты мне поверила? На секунду для Дюпен-Чен вид молодого человека показался совсем разбитым. Голос звучал отчаянно, будто признание влюблённости в неё уже было для Феликса верхом его сил. Будто отвергни она его чувства, и он тут же разобьётся на тысячу осколков. Девушка медленно поднялась с пола и сделала небольшой шаг навстречу блондину. Ноги дрожали, глаза искали точку опоры, за которую можно было бы схватиться, если она всё-таки начнёт падать. Поднять взгляд на его лицо брюнетка не могла, отчего-то было очень больно видеть Феликса настолько поникшим. В груди что-то неприятно давило, внутренние органы сжимало спазмом, в какой-то момент Маринетт ощутила подступающую к горлу тошноту. Но упрямо сделав контрольный шаг, оказавшись практически вплотную с Грэм де Ванили, девушка замерла в нерешительности. Уперевшись взглядом в грудь молодого человека, Дюпен-Чен аккуратно подняла дрожащую руку, провела ею по краю рубашки наброшенной поверх белой футболки. Феликс в это же самый миг перестал дышать, тело его сразу напряглось. Тишина окутавшая их больше не резала слух, жест, которым девушка ухватилась за блондина, уже говорил о многом.Она не хочет его отпускать. И это было признанием того, что она снова потерпела поражение в его игре. Молодой человек первым не выдержал затянувшейся паузы, властным жестом положил свою руку на шею Маринетт и, приподняв её лицо на себя, потянулся за поцелуем. Остановившись у самых её губ, он усмехнулся от того, как она послушно потянулась в ответ. Было в этой покорности что-то абсолютно невинное, что-то, что с каждым разом цепляло его сильнее и сильнее. — Не нужно никаких доказательств, — вдруг тихо прошептала Дюпен-Чен и открыла глаза. Взгляд Феликса был ясным, а зрачок расширен настолько, что едва не вытеснял радужку. В этот момент ей подумалось, что то, как она отражалась в его глазах — и есть ответ на её вопрос. Самый честный. Усмешка с лица Грэм де Ванили спала. Он наконец коснулся губ девушки, притягивая её к себе максимально близко. Маринетт пришлось встать на носочки, поскольку блондин продолжал сжимать её талию и тянуть на себя вверх. Пара неуверенных движений, после которых парень выдыхает с неким облегчением, а затем целует ещё раз, уже окончательно уверенный в том, что Дюпен-Чен его не оттолкнёт. Воздуха было категорически мало, но поцелуй этот был настолько нежным и трепетным, что всё остальное перестало иметь какое-либо значение. Феликс не торопился, вёл медленно, растягивая момент как можно дольше, будто за один поцелуй хотел отдать девушке всю нежность, которая только в нём была. Парень оторвался от неё всего на секунду, выдохнул, затем оставил короткий поцелуй в уголке губ, прошёлся по скуле, и внезапно сжал её в объятиях так сильно, что Дюпен-Чен послышался хруст костей. Удобно устроив свой подбородок на макушке её головы Феликс негромко цокнул языком, а затем хрипло рассмеялся. Маринетт даже почувствовала вибрацию своей грудью, из-за чего по коже пробежались мурашки. — Ты делаешь невозможное, Маринетт. — хмыкнул молодой человек, находясь всё в том же положении. — Что именно? — с интересом спросила девушка, отстраняясь от Грэм де Ванили, чтобы заглянуть в его лицо. — Сводишь меня с ума… — с прежней ухмылкой ответил тот, — Заставляешь влюбляться в себя сильнее с каждым днём. Дюпен-Чен вздрогнула и замерла. Бурлящая до этого в груди лавина чувств мгновенно утихала, ей на смену пришло тихое спокойствие. Настолько оно было тёплым и нужным в тот самый момент, что девушка не смогла сдержать подступивших к глазам слёз. Всего лишь мимолётное признание, небрежно соскользнувшее с губ этого человека будто бы заставило её возродиться из пепла. Где-то под сердцем снова вспыхнуло солнце. — Ну, Дюпен-Чен, растрогалась? Маринетт едва ли не закатила глаза от его самодовольного тона, и отвернула голову в сторону, чтобы тот не видел её покрасневших щёк. Феликсу однако это не понравилось, он быстрым ловким движением перехватил её подбородок и заставил снова вернуть взгляд на своё лицо. Склонился, оставил лёгкий поцелуй сначала в одном уголке губ, затем в другом, после чего прислонился своим лбом ко лбу девушки. — Смотри только на меня, Маринетт, — прозвучал его хриплый голос, от которого брюнетку в очередной раз бросило в жар, — Я не прошу такой же безумной любви, как к этому придурку, но хочу, чтобы ты всегда смотрела на меня. Таким же взглядом, как сейчас. Дюпен-Чен снова смутилась, но в этот раз не стала отворачиваться и отводить глаза. Язык всё ещё оставался каменным, чтобы она могла хоть что-то ответить, потому она лишь согласно кивнула. На лице Феликса заиграло подобие улыбки, и девушка не смогла не улыбнуться в ответ. Она всё ещё стояла на носочках вплотную с его грудью, и ноги дико затекли, но это казалось пустяком в сравнении с тем, что происходило внутри неё. — И больше никаких разговоров об Адриане Агресте, — лицо парня слегка скривилось, будто его начинало тошнить от одного упоминания кузена, на что брюнетка усмехнулась, — Я серьёзно. Маринетт снова утвердительно кивнула и повинуясь внезапному порыву чувств, подняла руку и легонько погладила Грэм де Ванили по скуле. И, к её удивлению, тот тут же прижался к её ладони ещё сильнее, словно послушный питомец принимающий ласку любимой хозяйки. От этой мысли в груди Дюпен-Чен словно раненная птица забилось и затрепыхалось сердце. Глаза Феликса горели в полутьме комнаты едва ли не обожанием. На секунду в девушке вспыхнуло ощущение того, что всё это нереально, а всего лишь её больной разум рисует картины, которые она хотела бы увидеть в жизни. Но руки Феликса, пробравшиеся под её пижамную футболку были реальными, как и дрожь в коленях от его прикосновений. Пальцы Маринетт сильнее впились в крепкие плечи молодого человека, когда одна его рука соскользнула с её поясницы и переместилась на живот. Тыльной стороной руки, только костяшками своих пальцев, Феликс провёл от низа её живота вверх, заставляя все мышцы тут же напрячься. Дюпен-Чен замерла неподвижно, даже не дышала, пока рука парня не добралась до её груди. Она шумно выдохнула, когда его большой палец прошёлся под грудью, очерчивая её овал, а затем, будто невзначай коснулся соска. Девушка сглотнула, прислушиваясь к ощущениям внизу живота. Там всё горело и пылало, хотелось плотнее сдвинуть ноги, но она не могла себе этого позволить, чтобы Феликс не догадался какой эффект на неё производят его касания. В какой-то момент Грэм де Ванили снова поймал её взгляд и тут же сильнее сжал своей большой ладонью её грудь. Маринетт пришлось прикусить щёку со внутренней стороны, чтобы не издать какой-нибудь пошлый стон. В ту секунду ей подумалось о том, как ему могло нравиться трогать её небольшую грудь, едва ли дотягивающую до второго размера, но взгляд молодого человека тут же рассеял любые сомнения. Глаза Феликса больше не были ясными, они сильно туманились, будто тот мог потерять контроль в любую секунду. Ладонь парня переместилась ей на лопатки, а губами он припал к шее. Замер так ненадолго, вдыхая запах. Прошёлся короткими влажными поцелуями от мочки уха до кончика плеча, затем слегка прикусил выпирающую косточку на ключицах, всё-таки заставляя Дюпен-Чен негромко ахнуть от неожиданности. — А ещё верь мне, Маринетт, — снова прошептал он, опаляя её шею горячим дыханием, — И тогда всё получится. На этот раз девушка не смогла сдержать дрожь, прокатившуюся по всему телу, нетерпеливо переступила с ноги на ногу, в отчаянии прикусила нижнюю губу, чтобы не сказать какую-нибудь глупость. На самом деле она знала, что Феликс не заслуживает доверия, ни одной его крохи, и даже в такой момент мог искусно играть с её чувствами, но Маринетт хотела этого… она хотела ему верить. Скорее всего она искала в нём спасение, и это было так же неправильно, как-то, что он нагло лгал ей о своих чувствах. Маринетт прекрасно знала всё это, но её всё равно грела та небольшая вероятность того, что они — не два эгоиста, решившиеся восполнить друг другом недостающие фрагменты, а просто их сердца глупы и слепы, чтобы увидеть то, что химия произошедшая между ними — самая настоящая. Сначала девушка кивнула едва заметно, затем ещё раз более уверенно. И это было сделано не ради ответа Феликсу, а для того чтобы убедить себя в том, что теперь, как бы не обернулась ситуация, она будет верить Феликсу. Хотя бы постарается. Маринетт надеялась, что если она закроет на всё глаза и уши, то ей станет легче, раны затянутся и дышать будет свободнее. Поэтому она позволит… позволит Грэм де Ванили доиграть эту партию и выйти в ней победителем. Кончики пальцев парня прошлись вдоль её позвоночника, вырывая тем самым Дюпен-Чен из своих мыслей. Феликс продолжал целовать её шею, и это было приятно настолько, что девушка не заметила, как откинула голову назад. Её собственные руки нежно поглаживать плечи молодого человека, отчего его мышцы то и дело перекатывались, что было ощутимо даже через ткань рубашки. Возбуждение волнами то и дело накрывало тело брюнетки, потому ноги слегка подкашивались, но Грэм же Ванили держал её крепко, не позволяя упасть. Дышала Маринетт довольно громко и часто, но больше это её не смущало. Она сама едва могла осознать ту тонкую грань, когда их спор вдруг перетёк в такой интимный момент, но была совершенно не против. То, как Феликс сжимал кожу, продолжая исследовать руками её тело, заставляло Дюпен-Чен терять связь с реальностью. Сознание постепенно ускользало, и только горячее дыхание и мягкий шёпот возле уха, заставлял Маринетт держаться. Тело, казалось, пылает огнём. Внутри всё скручивалось и хотелось большего, чем те прикосновения, которыми ограничивался Феликс. Брюнетка позволила себе тихо прошептать его имя, сжимая светлые волосы у самых корней, и, наверное, от этого у парня совсем снесло крышу. Он рыкнул куда-то ей в шею, снова прикусил кожу в районе ключиц. Одна его рука продолжала придерживать спину девушки, а другая сползла на ягодицы, скользнула вниз по бедру. Ладонь парня уверенно приподняла ногу девушки под коленом, не слишком быстро, чтобы Дюпен-Чен смогла сохранить равновесие, а затем он резко дёрнул её на себя. Теперь брюнетка уперлась своим пахом в его, благодаря чему, Маринетт впервые узнала о том, какой эффект она производит на Феликса. Это заставило её на секунду заволноваться, захотелось даже отступить назад. Однако Грэм де Ванили всё ещё удерживал одну её ногу на своей пояснице, пока его губы неторопливо прокладывали путь от шеи к лицу. Девушка расслабилась, когда он поцеловал её в губы, дразняще прикусив одну из них, затем отстранился и заглянул ей в глаза, будто спрашивая всё ли в порядке. Маринетт улыбнулась, проведя ногтями вдоль его шеи, почувствовала, как напряглись от этого движения мышцы его рук, груди, пресса, как напряглось всё упирающееся в неё внизу. Дюпен-Чен потёрлась о него, как бы призывая продолжить. Это произошло неосознанно, но почему-то возымело совершенно противоположный эффект. Феликс выдохнул сквозь зубы, напоследок сильно сжал её бедро, а затем отпустил его и отступил на шаг. Маринетт растерялась. Ещё секунду назад она прижималась к горячему телу молодого человека и между ними не было ни свободного сантиметра, а теперь их разделяло почти полметра. Её окутал внезапный холод, однако возбуждение никуда не ушло. — Чёрт, Маринетт… — с хрипотой произнёс Феликс, заставив её испуганно прикусить губу, — Ты болеешь. — Ч…что? — брюнетка опешила. — Ещё днём у тебя была лихорадка, а я тут… — парень закрыл ладонью лицо, и вдруг сразу же стал выглядеть каким-то уставшим, — Твою мать. — Эй, — Дюпен-Чен, переполненная решимостью, постаралась привлечь его внимание. Сделала шаг вперёд, положила руку ему на грудь, — Я в порядке. — Нет, — Феликс покачал головой, накрыл её руку своей и крепко сжал перед тем, как отнять её от груди и прижать уже к лицу. Он посмотрел ласково, так, что у брюнетки снова скрутилось всё в животе, — Нужно отдохнуть, Маринетт. — Но я… — попыталась было возразить она, но парень её перебил. — Ещё в обед лежала в постели с высокой температурой. Блондин смотрел на неё с небольшой укоризной за то, что она пыталась с ним спорить, но в то же время было в его взгляде что-то ещё. Скорее всего радость от того, насколько далеко Дюпен-Чен готова была с ним зайти. Феликс нежно поцеловал внутреннюю сторону её ладони, а затем всё произошло так быстро, что Маринетт и не заметила, как оказалась лежащей в своей кровати, в то время, как парень заботливо укрывал её одеялом. — Отдыхай, — молодой человек поцеловал её в лоб, — Завтра будет день и мы всё решим. Брюнетка всё ещё ошарашено выдохнула и звук этот был крайне недовольным. Грэм де Ванили на это хрипло рассмеялся. Теперь, когда их лица были далеко, девушка не могла распознать его эмоций, но ей казалось что он смотрел на неё, как на нашкодившего ребёнка. Щёки пылали, отчего хотелось спрятаться под одеялом с головой, но Маринетт решила для себя, что она выстоит. — Спи спокойно, крошка Дюпен-Чен, — Феликс подмигнул и быстрым шагом направился к выходу из комнаты, но всё-таки остановился у двери, чтобы ещё раз обернуться, — Я не разочарую, Маринетт. Обещаю. Девушка знала, что обещание это пустое, но всё равно улыбнулась. Дверь за блондином закрылась, а Маринетт повернулась на бок, удобнее устраиваясь в постели. Тело по-прежнему горело, только не понятно от чего — толи от того, что ещё помнило прикосновения Феликса, толи от того, что она всё-таки болела. Из-за этого в сон она начала проваливаться довольно быстро, теряя возможность услышать разговор двух молодых людей, встретившихся у дверей её комнаты.