На острие ножа

Мартиша понимала, почему у Джона ― а может, даже у всей семьи ― были причины считать, будто это она предложила Томми идею брака с Лукой Чангреттой. Она встречалась с Чангреттой после происшествия с Джоном и Майклом, только это был не Лука ― его мать. Одри Чангретта осталась в памяти Мартиши светлым воспоминанием из детства. Невысокая, улыбчивая немолодая женщина, которая всегда была готова помочь маленькой цыганочке. Одри знала, что Мартиша не глупая ― просто любопытная. Из всех учителей именно она нашла подход к воинственной девчонке, в то время как другие учителя не надеялись на внимание к своим предметам. Одри Чангретта была… доброй. Но не после того, как ее мужа убили братья Мартиши. Пусть Мартиши там не было, вендетта должна была настигнуть всех Шелби ― и мужчин, и женщин. Однако Мартиша верила в светлую сторону души этой женщины, когда приглашала ее на встречу. Она верила, что сможет повлиять на нее, чтобы она повлияла на своих сыновей. Наверняка, вендетта была идеей Луки и его брата Ангеля. Если Мартиша правильно понимала ситуацию, законы итальянской мафии были куда жестче, чем у них в Бирмингеме. Если с мужчинами Шелби что-то случится, то Мартиша и Полли спокойно возглавят компанию, и все Острые козырьки будут верны им также, как и мужчинам. В Бирмингеме женщина с фамилией Шелби и все причастные к ней дамы что-то значили. В Италии все было по-другому. В случае потери всех мужчин Одри Чангретта могла рассчитывать только на скромную поддержку от бывших соратников ее мужа и сыновей. Нет, вендетта ― полностью инициатива ее сыновей, скорее всего даже одного Луки. Одри могла ее поддерживать, но после обретения статуса вдовы ей было не до этого. С другой стороны, если Лука действовал отдельно от матери, то мог ее и не послушать. Мартиша уповала на то, что Лука вспомнит ее, и, возможно, в нем взыграют старые дружеские чувства. Желая показать свою расположенность, Мартиша оставила выбор места за Одри. Та выбрала Стаффорд, сообщила адрес, но Мартиша слабо представляла, что находится на этом месте сейчас. Семье она ничего говорить не стала, но предусмотрительно спрятала в дамской сумочке с подкладкой пистолет. В день встречи Мартиша надела обтягивающее серо-серебристое платье, подвела губы, глаза, и направилась прямиком в возможную ловушку. Но Одри действительно пришла одна. Об этом сообщил один из подставных официантов, который проводил Мартишу за столик. Мартиша заплатила ему, чтобы он ничего не говорил ее братьям. Стаффорд ― болотистая местность, располагающаяся в месте впадения Соу в реку Трент. Что иронично, самый первый раз сюда Мартиша приехала со своим классом уже в старшие годы. Лука Чангретта к тому времени закончил школу, но поехал с ними, вместе с братом. Ангель, как и Мартиша, учился тогда предпоследний год. Девушке тогда очень понравился самый большой деревянный дом в Англии Елизаветинской эпохи, так называемый Древний высокий дом, построенный в 1594 году. Она сказала Ангелю, что хочет себе такой же. Тот кинул задумчивый взгляд на своего брата, который отошел в сторону, и сказал: «Скажи об этом Луке и пообещай поцеловать его за это. Дом будет готов к концу недели». Мартиша улыбнулась, вспоминая это. В тот вечер на дороге было хмуро и пасмурно — сумерки, а уже почти темно. Поезд несся сквозь мрак, и она не сводила глаз со свинцово-серого неба. Выпадет ли сегодня снег? Уже в полной темноте машина въехала на стоянку перед рестораном, начисто проигнорировав засуетившихся у входа парковщиков. Услышав фамилию Чангретты, угодливый метрдотель повел Шелби наверх, в отдельный зальчик, где в каменном очаге призывно потрескивал огонь. Помогая снять длинный плащ из кремовой телячьей кожи, под которым скрывался наряд, способный вызвать одобрение Полли, он восхищенно ахнул при виде атласного жемчужно-серого коктейльного платья. Шелби его восторг польстил. Бормоча комплименты, метрдотель попятился к выходу. Мартиша присела напротив Одри и улыбнулась. ― Сеньора Чангретта. Здравствуйте. Густые волосы ее оставались почти такими же темно-каштановыми, как в молодости; на огрубелой коже проступили еще и коричневые пятна — печать старости, но морщин для шестидесяти пяти лет было немного — так, легкая тонкая сетка, словно на пуховом стеганом одеяле. Неукротимый нрав этой женщины угадывался разве только по глубоким резким складкам, идущим от крыльев прямого римского носа к углам рта, да по холодному взгляду бледно-зеленых глаз. Шелби показалось хорошим тоном начать разговор с чего-то доброго, спокойного. Одри Чангретта ей улыбнулась, окинув девушку быстрым взглядом. ― Мартиша Шелби. Какой ты стала красавицей, ― улыбнувшись, проговорила Чангретта. У Мартиши заскрипели зубы от слишком уж приторной любезности, но она поддержала разговор. ― Благодарю. Вы тоже выглядите прекрасно, ― решив, что надо сворачивать эти пикировки и переходить к более важным делам, Мартиша продолжила: ― Благодарю, что выполнили мою просьбу и пришли одни. Я хочу мирного разговора. ― Конечно, ― серьезно кивнула Чангретта. ― Ты имеешь право на это. Одри Чангретта сдержанно улыбнулась. Мартиша всегда нравилась ей, и сама Шелби это знала. Если братья Шелби были невыносимыми засранцами и хулиганами, а Томас напрягал своей замкнутостью по отношению к чужим, взрослым, да и к людям в принципе, то Мартиша была само очарование ― спокойная, ласковая, вежливая девочка, которая часто предлагала свою помощь в каких-нибудь делах в школе. Притягательная для всех. У нее был большой круг знакомых и товарищей, хотя никого из них близкими Шелби не считала. Если бы не Томас, из Мартиши получилась бы настоящая глава семьи. С низким голосом, резкая и изящная, со своей губительной красотой, пренебрежительная и оригинальная, неистово преданная семье. Одри решила откинуть прочь все другие эпитеты. Мартиша Шелби смертельно опасна, и Одри не должна забывать об этом. Мартиша открыла сумку и достала какую-то фотографию. ― Посмотрите, пожалуйста, ― проговорила она. Одри взяла с подозрением, видимо, гадая ― могла ли Шелби отравить фото. Однако сама цыганка взяла его голыми руками, поэтому Одри постаралась успокоиться. Вгляделась в фото. На нем был изображен красивый темноволосый мальчик в очаровательном беленьком костюмчике верхом на игрушечной лошадке. Несмотря на то, что на фото редко кто улыбался, мальчика запечатлели с широкой улыбкой. У него не было двух зубов. ― Очаровательный мальчик. Кто это? ― Мой племянник Чарли. Ему четыре, ― Мартиша улыбнулась. ― Ваш муж убил его мать, ― вдруг жестко отрезала она, и рука Одри дрогнула. Она перевела взгляд на Мартишу, но лицо Шелби уже покрылось ледяной маской, утратив намеки на дружелюбность. ― Он до сих пор еще плачет по ночам, просыпается, зовет ее. Он не идет на руки к служанкам. Я думаю, ему снятся кошмары. Маленький мальчик, который остался без материнского тепла и заботы. Томас очень любил Грейс, ― задумчиво закончила она, а потом покачала головой и решительно взглянула в глаза Чангретты. ― А теперь вопрос. Будь на месте моего брата и покойной невестки вы и ваш муж, и, если бы вашим детям не было и пяти лет: как бы вы поступили? Винсент позволил бы вашему убийце ходить по земле? Тому, кто оставил его сыновей без матери? Одри сжала тонкие губы. ― К чему ты это? ― Жена моего брата мертва, ― справившись со злостью и горечью, сказала Мартиша. Если почти все из семьи Шелби относились к Грейс с подозрением, то Мартише она нравилась. Да, Грейс шпионила за братом, но она не стала предательницей, потому что полюбила его. Она была хорошей женой и матерью, и Томас любил ее и был счастлив. ― Ваш муж мертв. У вашего сына пулевые ранения. У моего брата и кузена пулевые ранения. Скорее всего, они будут и у меня, когда Томас узнает, что я сейчас скажу, но я предлагаю вам остановиться. Нам всем, остановиться. Между ними повисла тишина. Одри смотрела на Мартишу широко распахнутыми глазами, видимо, до конца не веря, что Шелби предлагает ей мир. Мартиша молчит, давая Одри представить весь ужас ситуации со стороны семьи Шелби, хотя вообще сказала бы ещё очень много — просто, потому что она может. Потому что она никогда не сдерживается в выражениях, никогда не скупится на оскорбления и не терпит возражений. Она, вся сотканная из противоречий и собственных непреложных истин, всего за секунду превращается в зажжённый фитиль и самого жестокого палача. Она не «хорошая девочка», нет. Она вообще не из тех, с кем легко — с Шелби не может быть легко по определению. Одри находит в себе силы оторваться от фотографии. ― Это невозможно, ― сказала она. Мартиша сдерживает улыбку, хотя внутри ликует. Чангретта не ожидала, что Маришка начнет разговор с рассказа о племяннике, который остался без матери по вине Винсента. Одри старалась не думать об этом. А сейчас ее словно с огромной высоты толкнули в ледяное озеро. ― Вас должны были привести к Томасу, чтобы он пытал вас на глазах вашего мужа, и лишь потом бы убили вас, а потом пытали его, ― беспощадно напомнила Мартиша, и Одри вздрогнула. Она наверняка еще не забыла тот ужас, когда двое братьев Шелби пришли за ними. ― Однако мои братья смогли остановиться. У вашего сына Ангеля двое детей. У моего брата Джона их шесть. Если начнется настоящая война, как много людей пострадают? Вы хотите отомстить нам, но, думаете, мы просто так сдадимся? Мы тоже будем убивать. Вы готовы видеть трупы своих внуков? ― Ваш брат, когда к нему пришел мой сын, обещал без гражданских и без детей, ― горячо заявила Одри. ― Лука хочет предложить вам вести эту вендетту с честью, и если ваш табор на это не способен…! — Убийство Винсента и Грейс уже переросло в ненависть, ненависть ― в вендетту, но что дальше? ― жестко прервала Мартиша, и Чангретта закрыла рот. ― Вендетта перерастет в убийства, убийства ― в месиво, а месиво ― в настоящую мясорубку. И эта мясорубка зацепит всех. Не только мужчин и уже не только женщин. А если даже дети и останутся живы? В случае смерти моей и вашей семьи, неужели, о детях Шелби и Чангретты кто-то позаботится? Эта вендетта бессмысленна, Одри. Мартиша встала. Надела пальто и посмотрела на миссис Чангретту сверху вниз. ― Я знаю, что, скорее всего, вы сказали Луке о том, что идете со мной на встречу, ― имя старого друга отдалось горечью на языке. Мартиша не заострила на этом внимание. ― Может быть, он здесь. Передайте ему мои слова. Слово в слово. Все, что я тут говорила. И сами о них подумайте. Другого предложения не будет. ― Ты оправдываешь свое имя, Мартиша, ― вдруг улыбнулась Одри. ― А на что ты готова, чтобы успокоить эту бурю? Маришка почувствовала на себе тяжелый заинтересованный взгляд и почти сразу поняла, кому он принадлежит. Только один человек смотрел на нее… так. Словно испытывая их границы, Мартиша решительно выдохнула: ― На всё. Неужели, это ее «всё» включало в себя женитьбу? Почему Лука Чангретта предложил ей именно это? Так много вариантов, что мог принести этот разговор ― а в итоге Лука Чангретта пришел в кабинет ее брата и сказал: «Я остановлю вендетту, если ты дашь мне руку Мартишы Шелби». Или не так. По правде говоря, Мартиша сама не знала, как именно прозвучало предложение. После разговора с Джоном в больнице прошло всего три дня, но Маришка успела многое сделать. Она нашла дом Луки ― небольшой коттедж, оформленный в девятнадцати различных стилях, включая стиль итальянского возрождения, королевы Анны, Людовика XV, георгианский, старо- и новоголландский и другие. Две гостиные, пять спален ― к каждой ванна и туалет ― три гардеробные, персональная прогулочная аллея длиной метров пятнадцать, обставленная канапе, плетёными креслами и горшками с растениями. Впрочем, никакого восторга Маришка не испытала ― в детстве могла бы еще, а после жизни в доме Томаса, который был помпезнее и роскошнее, дом Луки вызвал просто легкий вежливый интерес. Да и изучала она для практических целей. Охраны не было ― так, пару итальянцев в доме, плюс прислуга. Она могла легко проникнуть внутрь. За три дня Мартиша поняла, по какому расписанию живет итальянец. Поэтому, когда Лука заканчивал обед, просматривая газету, она двинулась к своей цели. Незаметно проскользнула к черному выходу, но вошла не через кухонную дверь, а чуть дальше ― под окна кабинета, которые были приветливо раскрыты. Мартиша на другое и не надеялась ― Лука никогда не любил духоту. Дальше ― еще проще. Мартиша была лучшей в школе по физической культуре, быстрая, ловкая. Чангретта как-то раз весь семестр называл ее обезьянкой после того, как увидел, как она ловко забралась на дерево, чтобы достать котенка подруги. Поэтому взобраться на второй этаж Мартише не представлялось сложным ― даже в платье, в которое она влезла сегодня утром. А каблуки она приспособила к лазанью, как только начала их носить. Водосточную трубу она уже проверяла ― прочная. Зацепившись за нее, Мартиша встала на подоконник кухни, полезла вверх. Нужно подтянуться и встать на карниз. Мартиша сделала вдох, зацепилась руками, подтянулась. Присела, как кошка на подоконник и изящно нырнула в кабинет. Довольная, улыбнулась и отряхнула руки. Кабинет Луки был роскошным ― выполненный в различных художественных стилях с использованием дорогих материалов, таких как красное дерево, позолота, витражное стекло, шёлк и прочие. На стенах ― репродукции картин. Если Луку всю жизнь окружала такая красота, понятно почему школьные классы, которые оформлялись максимально просто ― стальные стены окрашивались в белый цвет либо обшивались деревянными панелями ― вызывали в нем легкое отвращение. Заприметив интерьерную бутылку виски, Шелби взяла ее, налила в бокал и села в кресло. Сняла пальто, небрежно перекинув его через подлокотник. Пригубив виски, беглым взглядом оглядела себя ― не то чтобы она специально собиралась для этой встречи, просто Мартиша всегда хотела быть красивой. Это платье не было новым ― она надевала его, когда с Грейс ездила смотреть какие-то детали для их дома на небольшой семейный междусобойчик еще до того, как семья разругалась в пух и прах. Линда это платье не одобряла, но Лиззи и Полли были от него в восторге. На самом деле, это голубое легкое платье не было самым любимым у Мартиши, тем более в нем было неудобно лазить по водосточным трубам, но сегодня Шелби надела именно его. Подол было непростительно коротким, и, когда Шелби села, платье поднялось почти до середины бедер. Ситуацию спасали только черные длинные чулки, которые, впрочем, не скрывали изящные женские ноги. В абсолютной тишине она услышала шаги. Тяжелые шаги ― Лука всегда ходил именно так. Его брат Ангель как-то сказал, что их так по дому специально учит ходить отец. Потому что они хозяева, и каждая мышь должна знать, что идет хозяин. Бормотание на итальянском раздалось у самой двери. Мартиша сделала глоток виски. Сердце невольно забилось быстрее. Дверь открылась. Желудок свернулся в тугой комок, но Маришка не была бы собой, если бы спасовала. ― Здравствуй, Лука. Итальянец успел закрыть дверь, сделать три шага, прежде чем Мартиша его окликнула. Чангретта дернулся, резко подняв голову. Пару секунд он смотрел на Шелби, будто не узнавая ее. Потом в его глазах мелькнуло узнавание. Мартиша дернула губами в приветственной улыбке. ― Роскошный кабинет, ― сказала она. Сделав глоток виски, девушка посмотрела на хозяина кабинета с неким вызовом. ― Тут прелестно. Красиво живешь. Это был первый раз, когда Мартиша с Лукой встретились наедине, с глазу на глаз. Угрожая Томасу Шелби, устраивая перестрелку, Лука как-то не озаботился тем, чтобы встретиться с бывшей подругой. Лука почти не изменился ― и вместе с тем, изменился почти до неузнаваемости. Волосы все такие же длинные, но теперь зачесаны назад, чтобы можно было смотреть оппоненту прямо в глаза. Такая прическа лучше всего подчеркивала его светло-зеленые глаза. Он был выше Мартиши, наверное, на голову, если не на полторы. Лицо у него было ярким, запоминающимся и слегка асимметричным— худой, вытянутый овал, тонкие губы, длинный нос с заметной горбинкой. Вроде, он неправильно сросся после одной из драк в школе. А еще у него появились новые татуировки — вот их Мартиша точно не помнила. Впрочем, чему удивляться, ведь, судя по всему, он вернулся из тюрьмы. Изображение Черной руки на внешней стороне запястья, что символизирует предупреждение, кресты и некоторые символы, указывающие на то, что Лука итальянский католик. А еще Мартиша заметила шрам на щеке ― короткий, почти незаметный, он бросился ей в глаза. Он явно был не из детства ― в отличие от нее, Лука никогда не получал шрамов, хотя довольно часто ранился. Сломанный нос не считался. Около минуты они изучали друг друга. Лука прошелся по ней медленным изучающим взглядом. Хмыкнул каким-то своим мыслям. Он подошел ближе и небрежно бросил на стол документы, которые до этого держал в руках. Чтобы там ни было, сейчас ему было уже не интересно. Все его внимание теперь было поглощено одной Мартишей Шелби. ― Хорошие гости предупреждают о своем визите заранее, ― заметил Лука, в отличие от нее, не утруждая себя приветствиями. От знакомого протяжного произношения у нее напряглась спина. ― Я и не собиралась наносить визит. Это проникновение со взломом, ― доверительно сообщила Мартиша, коротко усмехаясь. Но когда несчастные секунды прошли, лицо Мартиши изменилось, покрывшись ледяной маской. Она серьезно посмотрела на итальянца. ― Лука, что происходит? Лука внимательно на нее посмотрел. Впервые за эти недели он имел возможность посмотреть на Мартишу Шелби в такой близости. Пару раз он видел ее издалека, но сейчас она была куда ближе. Рассмотреть ее и немного поиграть на нервах своим молчанием ― Луке показалось, это была хорошая идея. Конечно, с того момента, как они виделись в последний раз, Мартиша изменилась. Когда они расставались, цыганка еще была юной девушкой, молодой и по-своему невинной, неожиданно высокой, хотя в школе была едва ли не самой низкой из всех девчонок, к тому же немного бесформенной. За теми платьями, юбками и блузками, что она носила, нельзя было разглядеть ее фигуру. Лишь иногда, по силуэту, угадывалось, что фигура вообще есть. Такой Лука ее запомнил. Такой он знал ее на войне, такой вспоминал в тюрьме ― всегда. Сейчас же перед ним стояла молодая женщина. Красивая молодая женщина. Мартиша стала выше, совсем немного, но явно, округлилась в нужных местах. Или просто перестала скрывать свою красивую фигурку за цыганскими балахонами. Во взгляде голубых глаз не было ничего, кроме раздражения и недоверия. ― Ты о чем? ― поинтересовался Лука, словно действительно не понимая, о чем Шелби говорит. Мартиша раздражённо фыркнула, но взгляд не отвела. Лука Чангретта казался идеальным во всем. Красивый, умный, образованный, успешный мужчина. Даром, что являлся главой сицилийской мафии и почти год сидел в тюрьме за убийство. Казалось, такую девушку, как Мартишу Шелби это не должно было останавливать, однако сейчас она видела перед собой человека, которого раньше считала больше, чем другом, но который приехал сюда с целью убить всю ее семью, и только по каким-то странным стечениям обстоятельств собирался стать ее мужем. Впрочем, от осознания всего этого Маришке было только больнее. Она прищурилась. Потом, совершенно уж грязным приемом, закинула ноги на его стол, скрестив лодыжки. Лука проследил за этим с раздражением, но пройдясь по ее ногам взглядом туда-сюда, как-то поостыл. Часто от парней можно услышать замечания вроде: «Некрасивым девушкам нужно запретить носить мини-юбки!». Ничего подобного. Это нужно запретить Мартише Шелби. Иначе у многих парней на улицах Бирмингема случится инфаркт. ― Обо всем этом, ― спокойно произнесла она. Злость выдохлась, и Мартиша понадеялась, что сможет поговорить с бывшим другом без лишних криков, или даже перестрелки. И что бокал с виски она в него не запустит. ― Зачем тебе на мне жениться? Ладно, в школе мы были друзьями, но… ― Мы не были друзьями, ― резонно заметил Лука, говоря о том, что они с Мартишей точно знали. ― И ты это прекрасно помнишь, Маришка. На какой-то миг захотелось подколоть ее как-то, как раньше, подойти ближе, взлохматить пышные волосы привычным движением, возможно даже забрать бокал с виски, чтобы заставить ее встать и попытаться отобрать его. Хотелось увидеть ее смешную мордашку ― она стоила любых угрызений совести. Но Лука не стал этого делать. Вряд ли она скучала по нему. Скорее наоборот — тихо, а зная Мартишу Шелби, громко радовалась тому, что между ними океан. Мартиша фыркнула. Да, друзьями они не были. Как она говорила Джону ― заклятье друзья. И бывшие любовники, как знали немногие. У них не было ни одной разумной причины враждовать. Они обычно общались, занимались совместной деятельностью, но стоило подать хотя бы один повод, чтобы они поцапались — они поцапаются. Их любимое развлечение — сажать друг друга в лужу или в галошу, портить жизнь по мелочам, подкузьмить, объегорить; но в любом случае это временная развлекушка, которая ни при каких обстоятельствах не перерастет в смертоубийство. Но, судя по всему, Лука сейчас говорил совершенно о других чувствах. ― О. То есть, ты решил, что можно использовать ссору наших семей, как предлог, чтобы жениться на мне? Заебись. Охуенный план, Лука, ― Чангретта поморщился, услышав от нее непривычные ругательства. Мартише большого труда стоило не сорваться на крик. В момент, когда она покажет эмоции, ее сразу запишут в сумасшедшие истерички, у которой только что начались месячные. Лука и в детстве всегда пытался вывести ее на эмоции, Мартиша это поняла только в юности. Когда она психует, да или просто реагирует на его слова бурным образом, Чангретта получает то, что хотел. Мартиша не собиралась доставлять ему такое удовольствие. ― А я все детство мечтала о муже, который будет дарить мне золото. ― Цыганские мечты для цыганской принцессы? Почему при каждой встрече Лука старался уколоть ее, поддеть? Он, конечно, не самый милый парень в Бирмингеме, или даже во всей Великобритании или Италии, но обычно старался соответствовать представлениям большинства о вежливости. Но стоит ей появиться рядом — воспитанный молодой человек машет ручкой и укладывается дрыхнуть где-то в темном углу головы Луки. А управление берет на себя внутренний хам. Хотя нет — не хам. Лука никогда не оскорблял цыганку. Все эти прозвища, которыми он ее награждал имели одну цель ― немного разозлить наглую девчонку. Ровно настолько, чтобы она смешно поджала губу, сжала кулачки и бросилась в атаку. Вот он от нее много чего наслушался — и дурак, и придурок, и идиот. Может и так. Но только рядом с ней. В остальное время — довольно умный, о чем свидетельствует полученное образование, карьера и управление бизнесом в Нью-Йорке после выхода из тюрьмы. ― Я тебя сейчас ударю, ― заявила Мартиша. Лука обошел стол и уперся на него, смотря на Мартишу сверху-вниз. Думал, взбунтуется, но она лишь спокойно подняла взгляд. Она была такой задумчивой и в тоже время расслабленной. Она явно не боялась, находясь тут. И это вдруг польстило. Она не делала вид, будто пришла к врагу, а просто пришла поговорить со старым другом. Даже если в самых неожиданных обстоятельствах. ― Советую смириться с неизбежностью нашего союза, если только не хочешь продолжения войны, ― проговорил Лука. Мартиша смотрела на него с упрямым, но молчаливым несогласием, а потом повернула шею и громко ею хрустнула. Заломила пальцы, задумчиво рассматривая татуировку Черной руки на запястье Луки. ― Я была удивлена, как легко мне было попасть сюда, ― вернула она ему собственные слова, сказанные в кабинете Томми. По законам жанра, Лука должен был наставить на нее пистолет и сказать: «А сейчас?», как это сделал Томас, однако итальянец лишь поднял руки, словно признавая свою ошибку. ― Ты такая же, как и в детстве, ― беззлобно поддел ее Лука. Мартиша раздраженно закатила глаза. ― Хотела бы я сказать тоже самое о тебе, ― она какое-то время молчала, а потом вздохнула и встала со своего места, эффектно взмахнув длинными ногами. ― И не знаю даже, хорошо это или плохо. Мартиша взглянула ему в глаза ― не как-то особенно, просто будто бы мимоходом заметила его в оживленной толпе. Это точно не глаза ребенка. Было в них что-то такое, необъяснимое, непонятное. Но Луке очень хотелось разгадать эту загадку, разобраться, кто же притаился там, внутри смешной, огненной цыганской девчонки и только и ждет, чтобы кто-то другой увидел, понял, выпустил на свободу. ― Ты могла бы остаться, мы обсудили бы свадьбу, ― усмехнулся Лука. Мартиша ответила ему перекошенной улыбкой. Кажется, мыслями она уже была не здесь. ― Полагаешь, она все-таки будет? ― проговорила Шелби, посмотрев на Луку. Тот не выглядел самодовольным, как часто это бывало. Он спокойно усмехнулся на ее фразу, и выглядел довольным чем-то. ― Полагаю, что будет либо большая свадьба, либо большие похороны. Мартиша рассмеялась. ― Какой же ты мерзавец, Лука, ― произнесла она, ущипнув Чангретту за ладонь, прямо за татуировку Черной руки. Лука дернул рукой. Обычно, когда она щипала его, Лука пытался тыкнуть ее в бок ― он ненавидел, когда его щипали, а Мартиша не любила, когда ее тыкали в бока. Но Чангретта ничего не сделал. Просто продолжал стоять и смотреть на нее сверху вниз. Мартиша попыталась в этих светло-зеленых глазах найти мальчика, который когда-то был ей дорог. Она направилась обратно к окну и села на подоконник. Лука сделал шаг к ней. ― Ты могла бы выйти через дверь, ― предложил он. Она поджала губы и вопросительно приподняла брови. ― В таком платье вряд ли удобно лазить по водосточным трубам, ― отметил Чангретта, посмотрев на ее длинные ноги. ― Боишься, что я сломаю себе ноги и не смогу прийти к алтарю? ― рассмеялась Мартиша, а потом горько покачала головой. ― Не волнуйся, братец Томми меня при необходимости принесет. Может, вам надо было пожениться? ― Если что ― я сам тебя принесу к алтарю, ― пообещал Лука. Мартиша подмигнула ему. Она перевесила ноги на ту сторону, подтянув себя руками переместилась ближе к краю, оперлась ногами о карниз и уцепилась одной рукой за водосточную трубу и уже хотела было соскользнуть вниз, как вдруг вспомнила о еще одном интересующим ее вопросе. ― Кстати, я хотела спросить, ― Лука вопросительно мотнул головой. Его глаза внимательно следили за каждым ее движением. Кажется, и правда переживал, что она неудачно спустится. ― А как вы вообще дошли до этого исхода? Лука снисходительно улыбнулся. ― Я сказал, что мы можем остановить вендетту, если мне не придется мстить чужой семье, ― с каким-то удовольствием произнес он, видимо радуясь, что Мартиша спросила это у него, а не у брата. Вероятно, это сказало итальянцу что-то об их отношениях. ― Томми спросил, что я имею в виду. «Отдайте мне вашу сестру. Отдайте Мартишу мне в жены, и тогда я не смогу убить тех, кто по узам брака стали мне братьями». И твой брат сразу сказал: «Да», ― на последних словах на его лице расцвела широкая усмешка. Мартиша испытала острое желание, как в детстве, броситься к нему и расцарапать лицо. Хотя, едва ли бы у нее получилось ― Лука всегда успел перехватывать ее руки, и держал, пока она не успокоился. Уйти, оставив последнее слово за ним, она не могла. ― Наверное, ты очень доволен собой, ― произнесла Мартиша. Она позволила себе несколько секунд понаблюдать за тем, как дрогнуло лицо Луки, как медленно сползла улыбка с его лица. Послав ему воздушный поцелуй, Мартиша изящно соскользнула вниз по трубе, которая опасно затрещала, и неспешной рысцой направилась в ту же сторону, откуда пришла. Когда она уже вступила в лес ― где чуть дальше ее ждала машина ― Шелби остановилась и развернулась. Лука стоял у открытых окон своего кабинета и смотрел в ту сторону, где она исчезла. Улыбнувшись, Мартиша направилась вглубь леса. В последнее время, она часто вспоминала того мальчишку, которым Лука Чангретта был в школе. Несмотря на то, что они виделись и после школы ― когда Мартиша училась в Нью-Йорке, Чангретта тоже там был, правда они редко пересекались из-за его дел и ее учебы... несмотря на то, что жили вместе ― память о школе была ярче всего. Она не могла бы сказать, каким Лука был в Нью-Йорке, зато могла безошибочно назвать каждую ситуацию, в которой Лука придумал ей новое прозвище. Он начал обращать на нее внимание, когда она была совсем еще ребенок, была в третьем классе. У всех девчонок в школе были довольно скудные прически, и все они убирались в косы и укладывались на затылке. Но только не у Мартиши Шелби. Нет, Мартиша носила свои пышные, длинные косы с гордость, с какой носят короны принцессы. Собственно, она и была принцессой. Цыганской принцессой. Все в школе об этом знали. Наверное, Луке ― который в старших классах был просто главой всем и всему ― стало интересно, что будет, если дернуть за косичку. Маришка была необычной девочкой, и каждый раз, смотря на нее, при виде малышки в нем всколыхнулось непонятное удивление. Она такая хорошенькая, такие у нее красивые волосы; хотелось подойти, подцепить один локон, вытянуть из косы и снова отпустить — посмотреть, как забавно длинная прядь опять свернется пружинкой и отскочит на место. В четвертом классе несмотря на то, что ему было уже пятнадцать лет, а Мартише только одиннадцать, он наконец-то начал дергать ее за косы. И получал какое-то особое удовольствие от того, что маленькая цыганка начинала яростно ему что-то выговаривать, тыкая в него пальцем и злясь. Он доставал ее целый год, потом следующий, и Мартиша его ненавидела от всей души, как и полагается ненавидеть цыганам. А вот потом что-то изменилось. И Маришка даже знала, когда именно. Это было в конце пятого класса. Мартиша могла закончить обучение, но решила доучиться до положенных четырнадцати лет. Мартиша всегда была ужасной сладкоежкой, и в тот день она за хорошее поведение получила от тети Полли немного денег, чтобы купить себе что-нибудь вкусное ― как сейчас помнила, что деньги ей были в награду за прекрасную учебу. Маришка была не просто самой необычной девочкой в школе, но еще и одной из умных. По крайней мере, своих братьев она точно опередила. Тогда, они дружили только два года. Хотя, это и дружбой-то трудно назвать. Он при встрече задирал ее, почти каждый раз придумывая для нее новые обидные обращения. Она не оставалась в долгу, и поражала всю школу изощренными оскорблениями, которые не всегда знали самые отпетые хулиганы, но которым ее щедро научили братья. Луку только забавляли ее реакции. А вот Мартиша была совершенно уверена, что этот привлекательный мальчишка ее просто ненавидит. Сладкое Маришка обожала, ела всегда очень много, как и ее братья. Но хоть они и ели так обильно и сытно, никто не толстел. Не приобреталось ни грамма лишнего веса — все расходовалось в работе, либо в игре. Овощи и фрукты съедались потому, что это вкусно, но, если бы не хлеб и картофель, не мясо и горячие мучные пудинги, неоткуда было бы взять силы. Лука, подметив эту особенность Шелби, быстро сообразил, как привлечь внимание надменной девчонки новыми прозвищами. К тому времени, уже поднадоевшее «Обезьянка», вызвало у Мартиши лишь снисходительно-надменный взгляд. ― Слушай, Булочка, сколько можно есть? ― она никогда не могла отказать себе в потрясающе вкусном мороженом или пирожном, а он не мог отказать себе в удовольствии вывести эту смешную девчонку из себя. Впрочем, на прозвище она всегда реагировала не так, как ему хотелось. В тот день, когда Мартиша впервые взглянула на Луку как на человека, тетя Полли обещала ей исключительно замечательные сутки. Об этом Мартиша еще утром, когда тетя заплетала ей ее любимый косы. Девочка, как всегда, явилась на занятия вовремя, выспавшейся и сытой после вкусного маминого завтрака. Но на этом ее удача закончилась. Тетрадь с честно выполненным заданием по итальянскому так и осталась лежать на столике в ее комнате, а учительница просто не знала, что сегодня звезды предвещали Шелби удачу. Да к тому же выяснилось, что она забыла дома заботливо собранный мамой обед. Не удивительно, что после уроков она сломя голову бросилась в пекарню, где продавались ее любимые пончики. Просто необходимо было унять урчание в животе и «подсластить» свою жизнь, прежде чем она придет домой и повинится маме в плохой оценке. Когда первый пончик нашел свое пристанище в ее желудке, жизнь показалась мисс Шелби чуть более приятной. Но это ощущение мигом улетучилось, когда кусочек второго, отломившись от неловкого ― слишком жадного ― укуса, упал на ее школьную блузку, оставив на белой ткани неаппетитное жирно-вишневое пятно. Мартиша остановилась, несколько долгих секунд изучая новое «украшение» своей блузки. Все ее мысли крутились вокруг одного: «Теперь и за это от мамы получу», пока позади она не услышала хорошо уже знакомый голос. Хриплый, ломающийся, но приятный голос. ― Привет, Булочка. Мартиша подумала о том, что Лука увидит, если она сейчас обернется. Глупая цыганка, трепетно прижимающая к груди пакет с пончиками и перемазанная ягодным джемом. На ее глазах впервые за много лет навернулись слезы, не отдавая себе отчета в собственных действиях, Мартиша сорвалась с места и побежала, желая только оказаться как можно дальше от этого места. Убежать далеко ей не удалось. Зацепившись носком туфли за выступ в вымощенной брусчаткой дорожке, девочка потеряла равновесие. Мартиша выпустила из рук пакет с оставшимися пончиками, неловко взмахнула ими в воздухе, стараясь удержаться на ногах, однако не прошло и нескольких секунд, как она глупо рухнула на четвереньки, очень больно ударившись основаниями ладоней и коленями. Боль сложилась с чувством собственной ничтожности и подстегнула рвущиеся наружу слезы. Мартиша точно разревелась бы, если бы не обеспокоенный голос совсем рядом. ― Маришка, ты в порядке? ― Лука догнал ее, опустился рядом на корточки. В ответ на его вопрос, она отрицательно покачала головой. Мартиша совершенно не чувствовала себя в порядке. ― Давай встанем, ― он мягко обхватил ладонями ее плечи, помогая девочке встать на ноги. Взяв в руки ее ладони, осмотрел содранную кожу. Потом отошел на шаг, чтобы посмотреть на не меньше пострадавшие колени. ― Как же ты так? ― ни сарказма, ни насмешек, ничего. В его голосе слышались только участие и желание помочь. Мартиша гордо вскинула голову, тряхнув своими косами, всем своим видом показывая, что справится и одна. ― Отстань, Чангретта, ― выплюнула, отряхивая руки. ― Не делай так, ― предупредил Лука, схватив ее за руки. ― У меня есть вода с собой. Пойдем, протрем руки, Маришка. Мартиша посмотрела на него с максимальным недоверием ― что еще хочет от нее итальянец? Лука тяжело вздохнул. ― Хорошо, давай тогда, я отведу тебя куда-нибудь в тихое место, оставлю тебе воду и уйду, хорошо? ― Почему? ― до сих пор пытаясь понять, что он задумал, спросила девочка. Лука устало закатил глаза. ― Я просто хочу тебе помочь, ― сказал он, потянув ее в стороны. ― Мы же друзья! ― Мы не друзья! ― пораженная таким заявлением, воскликнула Мартиша. Лука усмехнулся и покачал головой. Лука помог девочке добраться до ближайшей скамейки. Салфеток не оказалось, но Лука без всяких промедлений использовал носовые платки ― их у него было целых четыре, по собственному признанию итальянцев, «потому что я чертовски высокий и постоянно разбиваю лоб». Маришка не знала, правда это или нет, но все равно посмеялась. Тогда было странно, как у парня не осталось ни одного шрама на лбу. Справившись с оказанием ей первой помощи, Лука выбросил в урну испачканные кровью и грязью платки, сел рядом на скамейку. Мартиша тогда ожидала, что он сейчас все же начнет смеяться над ней, и уже готовила ответ, но Лука молчал. И тогда Маришка сама заговорила о совсем другом. ― Так значит, мы друзья? Лука посмотрел на нее с удивлением. ― Как-будто ты раньше этого не знала. Маришка пожала плечами. Украдкой она заглянула в пакет из булочной. Там оставались еще два пончика ― с шоколадом и с ванилью. Подумав, она вспомнила, с каким довольным видом Лука ел шоколад, который им с братом дали в школу. Вздохнув, она извлекла шоколадный пончик и протянула его Чангретте. Тот посмотрел на нее крайне удивленно, длинная чёлка упала на глаза, мешая понять всю гамму его эмоций. ― Раз мы друзья, ― медленно произнесла Шелби. ― Угощайся. И спасибо. Но дернешь меня за косу еще раз, и я точно тебя утоплю! Лука рассмеялся и кивнул. Вспоминая об этом, Мартиша улыбнулась. Конечно, потом он еще дергал ее за косы, но это имело совершенно другое значение. Лука больше не хотел делать ей больно. А ей отчего-то нестерпимо захотелось тех самых пончиков.