На острие ножа

Томас положил на стол аккуратный белый конверт и тут же сел за несколько мест от сестры. Неизвестно, что произошло между Чангреттой и его сестрой, однако Мартиша заметно успокоилась. Не переставала сыпать остротами, порой могла игнорировать какие-то слова Томми и все еще не возвращалась к нему домой, но, по крайней мере, перестала кидать в него вещи. Любимая коллекция статуэток кошек Полли вернулась на законное место. Мартиша даже взгляда не оторвала от книги, которую читала. ― Что это? ― Посмотри и узнаешь, ― сестра раздраженно пыхнула, и Томас решил услужливо пояснить. ― Семья твоего жениха приглашает нас на ужин. Томасу не нравилась сложившаяся между ними с сестрой ситуация. Начать хотя бы с того, что без нее стало в разы сложнее, чем было с ней. Мартиша была самой любимой у Томаса и он никогда от неё этого не скрывал. Они были ближе к друг другу по возрасту и почти всегда были вместе. После смерти Грейс именно Маришка заставляла Томаса жить дальше, все время оказываясь рядом в последний момент. Она заботилась о его сыне и Тому было сложно видеть грустные глаза Чарли и слышать тихий вопрос: «Папа, а когда вернется Маришка? Мне без нее плохо». Томасу тоже было плохо без сестры и он не мог сказать Чарли правду: «Твоя тетя не приходит, потому что папа ее сильно-сильно обидел, но она тебя все равно любит». Томас частенько спрашивал себя: как он мог так поступить с человеком, единственным видевшим его слезы после смерти Грейс? Никто не видел, а Мартиша была рядом и все видела. В первую ночь Мартиша легла рядом с ним на кровать ― они в детстве часто засыпали вместе, когда было страшно. Томми глухо застонал, сполз пониже и уткнулся лбом ей в плечо. Мартиша прижала к себе его голову, гладила волосы, бормотала что-то ласковое. В темноте он не мог ее видеть, от нее шло незримое тепло сочувствия и Томас не выдержал. Он зарыдал, все тело сжималось в тугой узел жгучей боли, от его слез рубашка Мартиши промокла, хоть выжми. А вот Мартиша не плакала. Она прижала к груди голову брата и тихонько покачивалась, будто баюкала его, пока он не выплакался и не затих, опустошенный. И это этого человека Томас собирался отдать замуж за врага? ― Наверное, хотят обсудить свадьбу, ― решила девушка, раскрывая письмо. ― Отлично. Пойдем ты, Артур, я и Полли? ― Я еще никого не звал и никому письмо не показывал, ― сообщил Томас. Мартиша улыбнулась ― по-особенному. Когда Мартиша Шелби так улыбалась, ее противники, даже самые сильные, начинали искать пути отхода. А подчиненные знали, что за этой улыбкой могли последовать решительные и грубые действия. Как будто улыбка, напоминающая волчий оскал, скрывала какую-то мрачную тайну. ― О, они все с удовольствием пойдут, ― рассмеялась она. ― Особенно Джон и Майкл. В итоге, Полли отказалась, хотя Томас и Мартиша другого не ожидали. Она еще раз напомнила, каким сумасшествием была сама мысль об этом браке, еще раз указала на абсолютную неблагодарность Томаса в отношение сестры и сказала, что их девочка заслуживает большего. Узнав о приглашении, Джон выявил желание пойти, но его оставили в больнице ― отчасти из-за того, что Эсме сказала, что убьют каждого из Шелби. Майкл тоже не пошел. Оставался Артур. Он узнал о приглашении одним из самых первых и хотя согласился почти сразу, брат с сестрой думали, что он передумает. Линда его рьяно уговаривала не ходить, но Артур от нее отмахнулся и когда Мартиша приехала, чтобы посмотреть, как новый костюм будет сидеть на брате, Линда на нее даже не посмотрела и не заговорила с ней. Маришке, собственно, было все равно. Она внимательно осматривала Артура, который в костюме явно чувствовал себя неуютно. ― Ты была с Лукой, ― наконец выдал он. Мартиша непонимающе посмотрела на него. ― Я имею в виду, что ты ходила к нему. ― Я не буду извиняться, Артур, ― с тяжелым выдохом проговорила Мартиша и сделала знак брату раздеваться. Оставалось надеяться, что Линда ничего не сделает с костюмом за те пару дней, что остались до «семейной встречи». ― Выбора у меня нет. Но одно дело, если бы Том сначала спросил меня и я дала согласие. Другое ― когда он не спросил моего мнения и дал его. Но тут я решила вынести мозг не только ему. Артур хмыкнул и понимающе кивнул. ― Ты выбрала себе-то платье? ― спохватился он, когда они уже на кухне пили чай. Линда показательно закрылась в комнате, а вот унести Билли Артур не дал и теперь мальчик весело крутился на коленях тети. ― Конечно, ― Мартиша хитро усмехнулась. ― Полли предлагала явиться к итальяшкам в цыганских костюмах, чтобы у них глаза задергались, но я решила, что надо выглядеть потрясающе. Артур снова рассмеялся. Маришка порадовалась тому, что она могла хоть с кем-то поговорить обо всем этом. Да, Артур не стеснялся в выражениях с того момента, как узнал о помолвке сестры с «проклятым макаронником», как он говорил, но для Мартиши это был лишь знак поддержки. Правда, все-таки она каждый день напоминала Артуру, что в кругу итальянцев надо быть сдержанным. В ночь перед днем встречи, голову словно обручем стянуло. Знакомое ощущение — грядет очередной приступ мигрени. Разумеется, Мартиша приняла таблетку от головной боли и мигрень немного стихла. Но напряжение не проходило и уснуть долго не удавалось. Чтобы предотвратить приступ паники, она решила, что завтра надо будет срочно найти себе какое-то занятие. Доучившись после войны на реставратора, она так и не смогла заняться чем-то по профессии, но в кампании Шелби получила место бухгалтера. Весь следующий день прошел в напряжении. Поссорившись с Линдой, Артур ошивался у Томаса. Мартише, у которой почти все вещи были у Томаса, парадные так уж точно, тоже пришлось приехать и она, подготовив свое платье, теперь возилась с Чарли на ковре. Племянник вцепился в нее и не отпускал далеко от себя. И когда они уезжали, он плакал. Мартише пришлось пообещать, что она еще приедет. В машину они взяли водителя ― каждый из Шелби умел водить, но каждый так же был уверен, что трезвым он в машину не вернется. В пути стало ясно, что это было правильное решение ― водитель вел машину по ухабистым колеям, ныряющим в высокой серебристой траве. За деревьями показались последние ворота; козырек остановил машину, но мотор не выключил. Нахлобучил потрепанную и выцветшую широкополую шляпу, вылез, устало и нетерпеливо отодвинул железный засов и распахнул ворота. Шелби переглянулись ― ими овладевало желание махнуть рукой, по крайней мере, на половину этого обряда, мчаться дальше, оставлять за собой все эти ворота открытыми, точно изумленные разинутые рты. Жаль, что лошади не так быстры и неутомимы, как автомобиль, ведь открыть и закрыть ворота, можно и не слезая с седла. ― Кажется, мы не успели сказать тебе, какая ты красивая, ― заметил Томас. Мартиша ему улыбнулась. ― Спасибо, брат. Она и вправду была очень красивой. В этот вечер Шелби выбрали своим цветом голубой ― очень уж он подходил к их глазам. Но Мартиша в своем платье была просто потрясающей. Приталенное вечернее платье с юбкой в пол из воздушного фатина темно-синего оттенка с легким мерцанием, жатый лиф с V-образным декольте выделяло талию широким черным поясом с фактурной вышивкой бисером. Такие же узоры украшали эполеты на плечах. Пышные прозрачные рукава с широкими манжетами застегивались на запястьях на крупные блестящие пуговицы. Юбка из многослойного фатина гармонировала с рукавами и придавало образу воздушности. В освещении уличных фонарей, что освещали подъездную дорожку к дому Луки, она была похожа на юное видение. ― Только помните, что мы идем не на сражение, ― напомнила Мартиша. Артур ловко взбежал по ступеням и протянул сестре руку. ― Учитывая, что мы будем обсуждать, это почти семейная встреча, ― безрадостно пошутил Томас. Лакей-итальянец открыл им дверь. Шелби прошли в дом. В просторной полутемной прихожей, где пол выложен был мраморной плиткой и поблескивали медные перила широкой лестницы, Шелби встречали все Чангретты ― Одри и ее сыновья. Лука и Ангель стояли по сторонам от матери, и на их фоне она выглядела еще слабее, чем в тот вечер в кафе. Хотя бы потому, что оба ее сына были выше почти что в два раза. Лука сразу привлек к себе взгляд Мартиши. У Шелби едва ли не перехватило дыхание, когда она увидела худое, строгое лицо под приглаженными назад черными волосами. Когда они с Лукой только начали хорошо общаться, волосы у него были намного длиннее, и Мартиша любила запускать в них пальцы… Все-таки следует признать — он удивительно хорош собой. Светло-зеленые, бездонные глаза, которые иногда превращались в солнечно-золотистые. Потрясающие скулы. Высокомерная линия носа, больше годившаяся римской статуе. Этот мужчина олицетворял все ее прошлые грехи. В сшитом у итальянского дизайнера деловом костюме, он был сама элегантность и уверенность. Лука тоже осмотрел ее ― так же внимательно, как и в прошлый раз. Судя по взгляду, ему больше всего понравились зачесанные назад волосы. Его зеленые, в густых ресницах, оценивающие глаза полыхнули золотом. Она смотрела прямо на него затуманенными голубыми глазами, темными от напряжения и смятения. Это было так знакомо ему, что тело немедленно дало о себе знать. Он видел тонкий профиль, нежную кожу, розовые, манящие, припухлые губы, дрожащие шелковистые ресницы, мерцающий свет в глазах. Все это пробуждало в нем хищника. И пусть Мартиша была совсем не такой, какой казалась, он желал ее с неистовой силой, с трудом сохраняя душевное равновесие. Желал ее себе. Мартиша уже начала прикидывать, с чего начать разговор, как вдруг пересеклись их с Ангелем взгляды. Младший брат Луки залихватски ей улыбнулся. ― Привет, Бесстрашная, ― раньше, чем кто-либо успел что-то сказать, поздоровался младший Чангретта и подошел к будущей невестке. Голос у него был хриплый, точно резкий порыв теплого ветра, в то время как у Луки он был более холодный. ― Бесстрашная? ― усмехнулась Мартиша, пока Ангель расцеловывал ее в щеки по итальянской традиции. И Шелби, и Чангретты смотрели на них с плохо скрываемым удивлением. Ангель сгреб ее в объятья широким жестом. ― А как же «Бешенная»? ― А ты все еще кидаешься на людей с целью покалечить их? ― усмехнулся Чангретта, сделав шаг назад. ― Конечно, спроси Томми. Ангель подмигнул ей. Далее внимание Мартиши сразу привлекли дети ― близнецы Ангеля. Насколько было известно Мартише, их мать осталась в доме своих родителей в Италии, и не так давно родила ребенка. Поэтому Ангель и не взял ее с собой в Бирмингем, зато, когда стало ясно, что никаких убийств не планируется, попросил отправить детей. Для Шелби это было важным знаком. Если бы их планировали убить, их не стали бы знакомить с детьми. Так или иначе, близнецы были само очарование. У девочки была бледная кожа и длинные светлые двойные косы, очень высокий лоб, светлые брови, маленький носик. В своем голубеньком платье с белыми оборками и рюшками, в белых колготках и черных лаковых туфельках она была само очарование. Мальчик был чуть ниже сестры, белокурые с рыжеватым волосы, выпученные голубые глаза, с резкими чертами своего отца и хорошо узнаваемой формой носа. Он, как и сестра, был одет в голубой костюм, рубашка на нем была темно-серая, длинные белые носки и черные туфли. Поймав внимательный взгляд девочки, Мартиша улыбнулась. ― Боже, Ангель, какие прекрасные создания! ― улыбнулась Шелби, вызывав у младшего Чангретты легкую, довольную улыбку. Ангель ― такой же высокий, как и брат, только с более растрепанными волосами и не так формально одетый ― бегло улыбнулся ей, хотя Мартиша уловила какое-то напряжение. Судя по взглядам за ее спину, дело было в совершенно недружелюбных братьях Шелби. Она вместе с Ангелем приблизилась к детям и присела перед ними. ― Представь нас, пожалуйста. Ангель прочистил горло. ― Это моя дочь, Федерика, ― сказал Ангель, положив руку на плечо девочки. ― И мой сын, Дарио, ― вторая рука опустилась на плечо мальчика. ― А это мисс Мартиша Шелби, ― закончил Чангретта, и дети приветственно кивнули ей. Дети всегда вызывали в Мартише умиление, и по юношеству Полли даже волновалась, что единственная мисс Шелби «принесет в подоле». Однако, когда разговор зашел, Мартиша лишь фыркнула, и сказала, что своих детей пока не хочет, а когда она соберется стать матерью, это будет осознанный выбор, а не случайный залет. Полли осталась довольна. Мартиша обожала нянчиться с детьми Джона, обожала играть с Чарли, но это все-таки были не ее дети, и ей не приходилось быть с ними двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, как их матери. ― Боже, вы само совершенство! ― не сдержавшись, Мартиша широко улыбнулась. Федерика бросила беглый взгляд на отца, а потом сделала шаг вперед. ― А вы… ― робко начала Федерика, ― невеста нашего дяди? За ее спиной Артур издал какой-то надрывный звук. Лука, Одри и Томас наблюдали за произошедшим без лишних эмоций. Наверняка, они были рады, что им самим не пришлось ничего делать. Одри кидала на Томаса быстрые взгляды, не скрывая своего страха, Томас наблюдал за каждым движением Луки, а Лука в свою очередь наблюдал за своей невестой. ― Ну, получается да, ― улыбнулась Мартиша. Ангель рядом с ней чем-то поперхнулся. Федерика еще раз взглянула на отца, а потом сделала несколько шагов и протянула к Мартише руки. Немедля, Мартиша тоже потянулась к девочке, вовлекая ее в свои объятья. Бросив мимолетный взгляд на Ангеля, она коснулась губами нежной кожи девичьей щечки. Отстранившись от нее с очаровательным румянцем на щечках, Федерика серьезно посмотрела на отца. ― А я когда буду невестой? ― поинтересовалась она. ― Я невестой Матео должна стать, ― смущенно пробормотала она, заливаясь краской. У Чангретт этот невинный детский вопрос вызвал приступ дружного смеха, и, бросив беглый взгляд через плечо, Мартиша увидела, что даже ее братья улыбнулись. Шелби внезапно поняла, что неосознанно выбрала наиболее верную тактику ― у ее братьев были дети, у Одри были дети, пусть и взрослые, у Ангеля были дети, Лука любил своих племянников. Так что теплое отношение детей к ситуации сглаживали углы, а их детские непосредственность и любопытство разбавляли обстановку. После собственного отцовства, даже ее братья не могли оставаться равнодушными к детям. ― Думаю, можно пройти к столу, ― проговорила Одри. Голос ее дрогнул. Ее лицо ничего не выражало. Как у куклы. Беспокойство выдавали только широко раскрытые глаза. ― Позвольте, я провожу вас, сеньора Шелби, ― проговорил Дарио, протягивая руку Мартише. Шелби улыбнулась и слегка склонила голову. ― Почту за честь, сеньор Чангретта. Дарио взял ее за руку и повел вслед за бабушкой. Федерика, подумав, пристроилась по другую руку от Мартиши. Шелби услышала, как за ее спиной беззлобно хохотнул Ангель: ― Кажется, мой брат рискует потерять невесту, а я обзавестись невесткой раньше, чем планировал. Ответ прозвучал тройным мужским хмыком ― Мартиша не стала оборачиваться, но ее приятно порадовало, что шутка пришлась по душе не только братьям Чангретта, но и ее тоже. И что Артур не стал лезть на рожон своими комментариями о свадьбе ― видимо, выдохся, пока они ехали. Стол, за который их привели, был круглым. Мартишу посадили между Лукой и Томасом. Чангретта галантно отодвинул ей стул и, когда она села, бегло коснулся губами ее макушки. Рассаживавшиеся по своим местам другие гости ничего не заметили, зато Федерика и Дарио весело захихикали. ― Ты поменяла духи? ― шепотом спросил он, присаживаясь по правую руку от нее. ― Решила, что хватит с меня запаха роз, ― кивнула она. ― Не нравится? ― вдруг поинтересовалась она, расправляя на коленях белую салфетку. ― Нравится, ― пожал плечами Лука. ― Что-то восточное? ― уточнил Чангретта, ощущая восточный аромат, живой и сладострастно-чувственный. Искристая прохлада апельсина начала пробуждала все органы чувств. Светлое обольстительное сердце наполнено прозрачным жасмином и лавандой. Чистые ноты пачули и ветивера продлевали шлейф, подчеркивающий стройность всей композиции. ― Подарок Майкла, ― проговорила Мартиша. Лука кивнул. ― Думаю, мы сначала поужинаем, а потом начнем обсуждение дел, да? ― улыбка Одри вышла максимально неестественной. Томас согласно кивнул. ― Да, но прежде… ― Лука повернулся к своей невесте и улыбнулся ей. Губы Мартиши дрогнули в ответной улыбке. Как бы Лука себя не вел, но его улыбка была просто потрясающей, не улыбнуться ему в ответ было просто невозможно. ― Ты позволишь? ― он протянул Мартише руку ладонью вверх, и одними губами произнес «Правую». Значит, не кольцо. Маришка протянула руку, и Лука протянул на запястье тонкий закрытый браслет. Мартиша взглянула на него, прежде чем с ее губ сорвался судорожный выдох. ― В честь нашей помолвки, ― с той же обаятельной улыбкой проговорил итальянец, а Мартиша не могла оторвать взгляд от украшения. Он не совсем подходил к платью, но был совершенно потрясающим. Оно было очень, очень дорогим ― Маришка могла сказать об этом как женщина, как цыганка и как выпускница кафедры искусств. Закрытый узкий шарнирный браслет из розового золота, украшенный более чем сотней бриллиантов. Он был простым и при этом ― безумно дорогим, даже по меркам Шелби. Даже, Мартиша была уверенна, по меркам Чангретты. ― Спасибо, ― справившись с собой, Мартиша смогла улыбнуться, искренне и благодарно. Она посмотрела в глаза Луке, и улыбка ее стала чуть нежнее. ― Он прекрасен, благодарю, ― поняв, что от нее ждут куда более решительных жестов, она потянулась, и коснулась любезно подставленной итальянцем щеки губами. От Луки пахло дорогим вином, мужским одеколоном и совсем не пахло сигаретами. Мартишу это удивило ― она уже привыкла, что стойкий запах сигарет и табака в ее окружении у мужчин не перебивался ничем. Артур что-то раздраженно промычал, но Томас даже в лице не поменялся. Далее они молчали. В гостеприимстве итальянцев нельзя было упрекнуть ― застолье — признанный центр семейной жизни и итальянского гостеприимства, проверенное средство установления и поддержания родственных и дружественных связей. Любому, кто входит в итальянский дом, непременно будет предложено угощение или, как минимум, кофе. Ели почти что в тишине, только негромко играла пластинка. Во время легкого перекуса салатом, пока подавали основные блюда, Ангель, чтобы скрыть надрывную тишину, поинтересовался, чем Мартиша занимается. Девушка отстраненно рассказала про работу бухгалтером в Shelby Company Limited, и что в свободное время она иногда работает над разными картинами и украшениями, которые ей привозят для реставрации. То, что и то, и другое чаще всего краденное, было тактично опущено. Первым блюдом подали спагетти карбонара, затем — главное блюдо из мяса и овощей. Сыр, овощи, различная зелень и непременное оливковое масло тоже было на столе. К каждому блюду подавалось новое вино, и, хотя Артур с Томасом цедили только одно красное, Мартиша выпила по бокалу каждого. Ей казалось, что от тревожности руки трясутся так сильно, что столовые приборы вот-вот упадут. Пока ждали смену блюд, близнецы внимательно рассматривали Мартишу, которая скользила взглядом по картинам на стене. ― Ha dei capelli molto belli (У нее очень красивые волосы), ― шепнула Федерика брату. Дарио посмотрел сначала на нее, потом на Мартишу, и кивнул. Наверное, им казалось, что они говорят тихо, но из-за напряженной тишины было слышно каждое слово очень хорошо. ― Lei stessa è molto bella. Lo zio Luca l'ha scelta per una buona ragione (Она сама очень красивая. Дядя Лука ее не зря выбрал), ― смущенно улыбаясь, но не тушуясь, ответил ребенок и уставился на нее. Мартиша сначала замерла, а потом рассмеялась ― одновременно задорно и радостно. Ее смех прервал тишину и все за столом, кроме Ангеля, который Мартише улыбнулся, уставились на нее. ― Очевидно, не такая красивая, как вы оба, ― подмигнув детям, заметила она. Федерика ойкнула и прикрыла лицо ладошками, смущаясь. Ангель потрепал ее по голове и попросил убрать ручки. ― Вы говорите на итальянском? ― спросил мальчик. Глаза Мартиши вновь встретились с глазами маленького и почему-то восхищенного ею Дарио Чангретта. ― Весьма хорошо, ― не улыбаться детям было выше ее сил. Как бы она не относилась к их отцу, дяде или даже бабушке, какие бы отношения не связывали их семьи, дети не вызывали в ней какие-то отрицательные эмоции. Мартиша всегда была слаба к детям. ― Я на нем читаю, пишу и понимаю, правда иногда делаю ошибки в простейших словах. ― Это просто! ― вдруг вдохновенно воскликнула девочка, едва не подпрыгнув на месте. ― Просто надо всегда рычать. Например, ― Федерика сосредоточенно о чем-то подумала. Мартиша прикрыла рот и тихо рассмеялась. Глаза ее блеснули. Вдохновленная такой реакцией, девочка быстро нашлась с ответом. ― Mi chiamo Federico (Меня зовут Федерика), ― произнесла она, заметно потянув «r». ― Вот так. Мартиша улыбнулась. ― Mi chiamo Martisha Shelby (Меня зовут Мартиша Шелби), ― произнесла она с ярко-выраженным цыганским акцентом. Ангель подмигнул ей, подбадривая, чтобы Мартиша не заметила, как Одри скривила губы. ― Так? ― Да, ― все еще сияв широкой улыбкой на лице, проговорила Федерика и уткнулась в свою порцию. Решив, что можно и подхватить столь добрую ноту, заданную невинными комментариями детей, Мартиша повернулась к Луке. Тот, заметив ее взгляд, повернул голову. Холеный и потрясающе красивый в шикарном черном костюме, Лука был похож на модель, сошедшую с обложки журнала. ― А ты будешь учить цыганский? ― провокационно спросила она, гордо приподняв голову. Лука усмехнулся. ― Cu siguranță (Непременно), ― заметил он на языке Шелби. Томас и Артур посмотрели на него с удивлением, как и Одри Чангретта. Невозмутимым казался только Ангель. ― Если ты научишь меня. ― Cu plăcere (С радостью), ― кинула Мартиша, но на это Луке уже не хватило знаний. Шелби принадлежали к тем редким цыганам, которые из всего многообразия подвидов языков говорили на чистом румынском. Это никого не удивляло ― их дед был королем. Когда подали десерт, разговоры уже перестали интересовать детей, и взрослым пришлось справляться самим. ― Так… скоро Рождество, ― проговорил Ангель, почесывая подбородок. В отличие от брата, он отрастил небольшую щетину и выглядел почти ровесником Луки, хотя глаза его выдавали. ― Есть особые планы? ― поинтересовался Чангретта неопределенно, хотя было понятно, что все присутствующие в большей степени будут заняты тем, чтобы организовать свадьбу, объединяющую две семьи во избежание потерь. Мартиша уже думала, что ответить ― и чтобы это прозвучало не грубо ― как вдруг в разговор вступил брат. ― Линда агитирует всех поехать куда-нибудь в горы, ― без всякого удовольствия произнес Артур и тут же кинул взгляд на сестру, словно говоря: «Потом не говори мне, что я сидел как рыба на этом гребаном ужине, ты моя сестра и я люблю тебя, и сделаю все для твоего комфорта». Ангель пропустил недовольный тон Шелби мимо ушей и спокойно поинтересовался: ― Я, кажется, что-то пропустил. Линда ― твоя жена, Артур? ― Да, ― кивнул брат и коротко рассказал о том, как они познакомились, что Линда из себя представляет, и как они живут. ― Это получается, детей у Шелби двое? ― уточнил Ангель. ― Сын Томаса и твой сын? ― Детей у Шелби десять, ― спокойно поправила Мартиша. Ангель поднял на нее взгляд и даже перестал жевать, так и замерев с ложкой у рта. Лука чем-то поперхнулся. Насладившись реакцией, Мартиша объяснила. ― У Джона восемь детей, у Томаса, у Артура. Всего десять. ― Ого, ― пробормотал Ангель. Он покосился на своих детей, словно с трудом представляя, что в его семье могло быть десять детей ― и не важно, родных или племянников. ― Я думаю, надо начать готовиться к свадьбе, ― наконец перешла к теме разговора Одри. Ее голос был резким и вибрирующим. ― Очевидно, что проводить ее придется в Бирмингеме, но я предлагаю устроить потом еще один праздник в Италии, некоторые наши родственники не смогу сюда приехать, или хотя бы в Нью-Йорк. Всего от двух предложений Мартиша начисто потеряла интерес. Шоколадный торт, до этого казавшийся вкусным, показался пресным и девушка стала есть с заметным усилием. Кожа словно оледенела, Мартиша почувствовала неприятный липкий пот на спине, а желудок прижался к позвоночнику. Ей на колено легла большая, теплая ладонь. Она кинула быстрый взгляд на Луку, который, отложив столовые приборы, невозмутимо пил вино и краем глаза наблюдал за матерью. Пальцы Луки сжались на ее бедре без всякого сексуального подтекста, и Маришка, не став пренебрегать таким знаком поддержки, взяла руку Луки в свои. Его пальцы сжали ее чуть подрагивающие и холодные. ― Самое главное в свадьбе ― невеста и ее платье, ― возбужденно заговорила Федерика, смотря на Мартишу с немым восторгом. ― Ваше будет белое, так? Моя мама выходила замуж в белом платье. ― Я слышал, по цыганским традициям в него вплетают нити золота, ― между прочим добавил Лука, легким движением проникая кончиками пальцев сквозь ее и сцепляя их руки в замок. Мартиша накрыла этот замок своей рукой. ― Скорее всего так и будет, ― Мартиша растерянно поглаживала руку Луки, которой он держал ее, большим пальцем, и хотя жест был донельзя нежный, обращенный к Луке взгляд был гордым и насмешливым, совсем как в детстве. ― Но ты узнаешь об этом только у алтаря. До этого ты даже не услышишь про мое платье, чтобы мы точно жили долго и счастливо. А вот за твоим костюмом мне надо будет проследить. ― Мне нельзя видеть тебя в подвенечном платье, а тебе меня в костюме можно? ― с претензией произнес Лука, сжав руку Мартиши чуть сильнее. ― Тебе только что сказали, что главное в свадьбе ― я и мое платье, ― напомнила Мартиша. ― Я же должна быть уверена, что ты будешь выглядеть шикарно на моем празднике. ― У цыган есть какие-то обязательные традиции? ― спросил Ангель, отводя взгляд от брата и его невесты, которые как-то странно прожигали друг другом взглядом. ― Не особо, ― пожал плечами Томас, делая вид, что его больше интересует его кусок торта на тарелке, чем переглядки сестры и ее жениха. ― Свадьба начинается в доме невесты. Там невеста танцует с гостями, а потом праздник переходят в дом мужа. Ничего особенного. Разве что, ― Томас кинул быстрый взгляд на детей. Федерика и Дарио слушали, внимательно впитывая каждое слово. ― Разве что есть традиция, что по середине застолья молодожены должны удалиться в спальню, чтобы невесте там заплели волосы в косы. Очень хорошо, если это сделает муж. Это символ их духовной связи и привязанности к друг другу, что они связаны, как локоны в косе. Мартиша расцепила их руки, чтобы потянуть к бокалу вина, и посмотрела на Луку. ― Надеюсь, ты умеешь плести косы. Лука протянул руку и заправил локон волос Мартише за ухо. ― Не переживай, к свадьбе натренируюсь. ― Приданное, выкуп? ― озабоченно поинтересовалась Одри. ― Есть, но думаю, мы обсудим это позже, ― тактично отрезал Томас. У цыган был и выкуп, и приданное, однако обсуждалось это между родителями жениха и невесты. В их случае скорее всего это должны были обсуждать Одри Чангретта и Артур Шелби. В любом случае, спрашивать о таком у цыган считалось неприличным. ― Застолье? ― Обязательно, ― кивнул Ангель. ― Обычно мы играем свадьбы на свежем воздухе, но до весны мы вряд ли будем ждать, ― заметила Мартиша, посмотрев на Луку. ― Я предлагаю посмотреть нам несколько загородных домов, ― пожал плечами Чангретта. ― Где понравится ― там и отметим, ― он старался казаться незаинтересованным, но Мартиша видела, что свадьба играет для него не последнюю роль. Ему не так важны были все эти детали, как сам факт того, что Мартиша станет его женой. Просто его. В последние дни жжение в груди становилось просто невыносимым, находится вдали от Шелби было невозможным. ― Мы договоримся с церковью, ― пообещал Артур. Они обсудили еще много мелких деталей, обговорили сроки, но вся проблема была в том, что пока весь Бирмингем был занят Рождеством, которое наступало через неделю, они могли не так уж и много. Лука предложил через пару дней съездить посмотреть дома для свадьбы, Мартиша согласилась. Весьма призрачно посчитали, сколько надо денег с одной и другой стороны. Мартиша за весь вечер выпила почти три бокала вина и с трудом удержала себя в трезвом состоянии. Кажется, ей все-таки надо научиться пить. Наверное, хорошо, что ее никто не спрашивал ни о чем. Было уже поздновато и Томас, сочувствующе глядя на ставшую совершенно незаинтересованной сестру, уже собирался было вежливо откланяться, когда Дарио вдруг поднял голову и спросил: ― Правда, что вы хотели убить друг друга? С минуты никто не мог понять, что надо сказать ребенку. Одри испуганно затряслась, глаза Артура полыхнули раздражением ― наверняка, в его голове быстро сложилась картинка того, в каких ситуациях мог услышать Дарио подобные слова. Мартиша посмотрела на Луку, словно ожидая от него каких-то объяснений, но Чангретта смотрел на племянника столь же ошарашенно. ― Дарио! ― сурово воскликнул Ангель. Сын посмотрел на него непонимающе. ― Где ты это услышал? ― Кое-кто из дядей говорил, ― пожал плечами Дарио. Томас внимательно вгляделся в мальчика. Тот не выглядел испуганным, скорее всего, он даже вряд ли понимал значение слов «убить друг друга». Чарли, например, как и младшие дети Джона, искренне считали, что «убить» — значит очень сильно избить. ― Кто именно? ― продолжал допытываться Ангель, от злости сцепив зубы. Дарио уже открыл было рот, но вдруг Мартиша, тряхнув своими волосами, улыбнулась и обратилась к мальчику. ― Да, это правда. Между нашими семьями произошла ссора. Поэтому, ― Мартиша прикрыла глаза. Следующая фраза и действие дались ей не просто, но это сделать надо было. Она показательно протянула руку, и накрыла руку Луку своей. ― Поэтому мы с вашим дядей и поженимся. Чтобы наши семьи были на одной стороне. Лука перевернул ее руку и вплел свои пальцы в ее. Жест получился простой и естественный, словно Чангретта делал это сотни раз до этого. Бегло улыбнулся довольным племянникам. ― Мы и правду не ладили семьями, ― аккуратно произнес он. ― Но это в прошлом, и больше не будем говорить об этом. При этом, его взгляд прошелся не только по кивнувшим близнецам, но и по матери. Одри поджала губы. Казалось, она была на грани срыва. Мартиша удивилась, как она не начала кричать и кидаться стульями. Приходя на встречу с бывшей ученицей, миссис Чангретта явно не рассчитывала, что это превратиться в свадьбу ее старшего сына. И, кажется, ее это не радовало, но она не могла выступать против Луки. Одри попрощалась с ними в коридоре, где и встречала, и ушла. Лука и Ангель с детьми вышли, чтобы проводить их. Лука помог Мартише надеть ее пальто. Шелби поблагодарила его, дождалась, пока братья и Ангель с детьми отойдут в чуть сторону, и бегло улыбнулась своему жениху. ― Как это ни странно, была рада увидеться, ― дружелюбно улыбнулась девушка, пожав плечами. ― Надеюсь, со стороны было похоже, что я счастливая невеста, ― беззлобно бросила она, но, взглянув в лицо Луки, увидела, как тот мгновенно напрягся. ― Ты прекрасно справилась со своей ролью, ― сухо проговорил Чангретта. Он ухмыльнулся ей на мгновение, прежде чем его лицо стало холодным и безразличным. Его взгляд был холодный и дикий, как у волка. Смертоносность в нем была ощутима. Он возвышался над ней, смотря на девушку с ледяной жестокостью. В тот момент Мартиша была уверена, что он с легкостью может наклониться вперед и перерезать ей горло, глядя в ее глаза. Затем отступить назад, заботясь только о том, чтобы она не запачкала кровью его ботинки. Вздохнув, Мартиша, желая смягчить собственные неосторожные слова, слегка подалась вперед, на несколько секунд прижавшись щекой к мужской груди. Она почувствовала, что Лука дрогнул. Конечно, ничего хорошего между их семьями не было ― вскоре после свадьбы Томаса и Грейс, Джон за какое-то оскорбление порезал Ангеля Чангретту, и тот чудом сохранил глаз; желая отомстить за нападение, Винсент хотел убить Томми, но убил Грейс; Томас убил Винсента. Это все было достаточными причинами, чтобы одна семья избавилась от другой, и Лука приехал сюда со своим братом именно с этой целью. Но все-таки, они ничего не сделали. Да, чуть не подстрелили Джона и Майкла, но они были живы. И если не принимать это во внимание, то Лука не сделал ничего, чтобы она его ненавидела. Он просто делал то, что диктовали ему условия, а когда они изменились — изменились и его решения. Лука был по-своему обходителен, деликатен, он не старался унизить Мартишу, не старался как-то манипулировать ею ― напротив, он шел на встречу, он сносил ее мелкие выходки и был вполне… терпимым. Она должна была ответить тем же. От аромата мужского одеколона у нее закружилась голова. Она увидела мрачное веселье в обрамленных черными ресницами золотистых глазах. ― А тебе хочется, чтобы это была не только роль, ― проговорила она. ― Я уже тебе все сказал, Мартиша. Темные глаза вспыхнули жарким золотом. Мартиша отстранилась и заглянула в них снизу-вверх. ― Да, и… Я правда пытаюсь, Лука, ― выдохнула она. ― Но это сложно. Привыкнуть ко всему этому. Дай мне время и не злись, ― примирительно попросила Шелби, и Чангретта кивнул. Мартиша взяла его за руку. ― Когда поедем смотреть дом для свадьбы? ― Когда хочешь. Лука все еще пытался звучать равнодушно, однако Мартиша видела, что ему на самом деле важна ее реакция. Возможно, для него не имело роли, как и где пройдет свадьба. Для него было важно то, чтобы в тот день рядом с ним была Мартиша Шелби. ― Еще раз спасибо за подарок, ― Мартиша вздохнула и нежно погладила браслет. Еще раз благодарно улыбнулась, и посмотрела на Луку, который наблюдал за каждым ее движением. ― Очень, очень щедрый. ― И щедрость эта тебя пугает? ― Нет. Мне приятно, Лука, спасибо, ― Мартиша погладила его по ладони, стараясь высказать хоть небольшую порцию благодарности. Чангретта странно посмотрел на нее. Прежде чем Мартиша догадалась о его намерениях, он заключил ее в объятия. Она замерла от неожиданности, а Лука с холодной решимостью потянул ее ближе к себе. Замерев на несколько секунд, и ощущая, что все смотрят на них, Мартиша обняла Луку в ответ. Через полминуты Чангретта поцеловал ее в висок и отстранился. Пристально посмотрел на Мартишу. Он чувствовал, что за этим что-то кроется. Она была слишком напряженной и слишком нервничала. Совсем не та девушка двадцати одного года, какой он ее помнил. Впрочем, в тихом омуте черти водятся… Он подтянул ее ближе и, склонив гордую голову, ласково коснулся ее губ. Бегло, легко, словно обещание чего-то большего. ― Был рад увидеть тебя сегодня, ― честно произнес Чангретта. Мартиша улыбнулась. ― Я тоже, Лука. Лука проследил за тем, как она села в машину. Слабо улыбнулся, когда она развернулась, чтобы посмотреть на него. Мартишу не назовешь доброй и с ней нелегко. Но именно она была королевой этого чертового города. Их дед был королем, но теперь его внучка была королевой всего Бирмингема.