Дочь человека, работающего на заправке

Люди всегда заменяют одну зависимость другой. Я ходил на групповую терапию, там были занудные люди объединённые одним — зависимостью. Такой себе клуб анонимных алкоголиков как в медиа культуре. Раньше, до того как я спивался и прожигал свою жизнь, у меня были хобби. Я рисовал, изображал на холсте все свои мысли. У меня даже неплохо получалось. Многие говорили, что мои работы стоящие, что это не пустая трата материалов и времени. Замечали моё ощущение цвета или формы, или те прекрасные, как говорили, фона, которыми я окутывал героев своих маленьких рассказов в рисунке. Мотивы я всегда хотел делать мрачными, поэтому, если вы загляните под слои краски, заметите, что там всё замазано чёрным. Это не та текстура, не тот цвет, который выделяли, но он был всегда, под тысячами слоёв. Можно всё плотно закрасить, перекрыть, но суть не изменить, даже если будете долго вглядываться в мои картины, вы не узнаете, что было до чёрного. Суть вещей не меняется, как бы мы их не украшали, мазали и гиперболизировали. Тем не менее, я всегда проёбывался со своими тёмными мотивами. Мои работы выходили хоть и мягкие на взгляд, не вызывавшие печаль, тягость или боль, но глубокие. Но это была не та тоска, которую я хотел изобразить. С приходом алкоголя в мою жизнь всё изменилось. Я забросил рисование. Новые материалы не вдохновляли меня на работу как раньше. Депрессия вызывала апатию, но единственным спасением для меня стали пытки, мучения себя, когда осознаёшь, что рисование — это тягость, когда ты страдаешь и желаешь страдать. Рисование стало наказанием. Каждый раз, когда кисть была в моей руке, я ощущал давление, страх чистого холста. Я знал, что умею рисовать, но страх был так силён, что мне не верилось, что я смогу создать что-то стоящее. Шли дни, за ними недели и месяцы, а после и годы. Единственным напоминанием стали пыльные краски, засохшие в масле кисти, которые я забыл отмыть, десятки незавершённых работ стоявших в углу комнаты в щели между шкафом и стеной. Я спрятал их от себя и от всего мира, я не хотел вспоминать о том, что это когда-то приносило мне счастье и удовольствие. Когда я осознал, что зависим, я начал ходить к анонимным алкоголикам. Никогда не понимал, почему они анонимные, если при каждой встрече мы называли своё имя, будто впервые, при знакомстве. — Привет!.. Моё имя — Я всегда держал небольшую паузу перед тем как назвать его, это было что-то сокровенное и интимное, что меня заставляли называть. Но когда я всё-таки называл его, в разуме оказывалась пустота, было сложно думать, хоть я всегда и знал, что дальше нужно говорить о том, что ты алкоголик. Кто-то скажет, мол вот они, последствия алкоголя, ты разрушил свой мозг, позор тебе. А кто-то вернётся назад в моих словах и вспомнит депрессию, которая по ощущениям всегда была со мной. Будто бы каким-то людям просто написано на роду быть несчастными. Все те дни ставшие снежным комом, в центре которого ты, потерявший ориентацию и счёт времени. Но итог я так и не знаю. Депрессия вызвала у меня алкоголизм, или алкоголизм вызвал депрессию, боюсь, что мне не понять. Вспоминая про религию, я никогда не был религиозен, хоть и верил, что я так страдаю не только из-за своих грехов, но и из-за грехов моих предков. — Я был рождён, чтобы мне было больно. — Такие были у меня мысли, про самого многострадального и бедного человека на планете. Само понятие грех для неверующего человека странно, поскольку никакой кармы или счётчика добрых дел у меня нет. Хоть даже если бы и был, я надеюсь, что единственное, что я наделал плохого в своей жизни — саморазрушался. Стало очень сложно анализировать себя. Приходилось вдумываться в каждое своё действие и желание. Каждый раз, готовя завтрак, я думал о том, почему я его сейчас готовлю, может я не голоден, а просто хочу объесться, чтобы после была возможность страдать из-за массы своего тела. Не скажу, что я красавец, у меня много комплексов из-за внешности, но я и не был таким, каким был в своём сознании. Спустя полгода походов на встречи мной даже заинтересовался один парень. С ориентацией был на столько же сложный вопрос, как и со всем. Поэтому я решил ответить взаимностью, интерес двигал мной, но так же мне нравился и сам парень. У него были светлые волосы, ростом он был чуть выше меня, моложе на пару лет и с этой дурацкой тёплой улыбкой. Мне пришлось рассказать, что моя кожа сухая не из-за того, что я пью мало воды, или объяснять свои круги под глазами не вечным недосыпом — все изменения в своём теле мне нужно было объяснить правдой. Но каждый раз, когда я намеревался всё рассказать, что я алкоголик, вставал ком в горле. Я не мог предать его видение меня. Я не мог разрушить его представление о добром художнике со сложной судьбой. Но чем дольше я молчал, тем больше становился ком. Ноша, которую я решил на себя взять стала уже не экспериментом с молодым парнем, а серьёзными отношениями, в которых я болел за здоровый образ жизни, ведь алкоголь убивает наше тело. По сути про алкоголь было правдой, но ложью была причина, по которой я не позволял себе его пить. Я боялся всё разрушить, сделать из человека, который был влюблён в меня, своего врага. Эта проблема начала давить на меня, из-за чего депрессия усилилась. Я отказывался от встреч с человеком, который стал для меня очень нужным. За те недолгие месяцы, что мы провели вместе, я влюбился в его наивность, милое личико, тонкие длинные пальцы, которые с такой нежностью касались меня. Мне бы было проще его забыть, если бы каждый раз, когда я сидел на своей скамейке в парке, я бы не вспоминал его образ. Даже смотря на деревья, которые росли под сильным наклоном на восток, из-за потоков ветра, который отклонял их вершины всё время их роста, я думал не о символе, которым они являлись для меня — человек, который изменил всё своё нутро под давлением общества, а вспоминал тонике черты лица моего парня, чуть выпирающий острый подбородок, изгибы его худого тела, рёбра торчащие из его грудной клетки, я думал о нём. Куда бы я ни шёл, где бы я ни был, всюду он. Всё время своей терапии я заменял алкоголь сигаретами, вейпом или электронными сигаретами с отвратительным для меня запахом. Но его приход… он заставил меня найти новую зависимость. Хоть и нельзя её назвать совсем ужасной. Из автора картин на мифические мрачные мотивы я переквалифицировался в художника-портретиста. Я рисовал голое тело, мягкий животик, хрупкие бёдра, волосатый пах, особенно чётко я прописывал его член, делая акцент на его интимности и сокровенности. Все мои краски и цвета стали пастельными и приглушёнными. Больше я не хотел писать о своей печали, я хотел показать всему миру ту красоту, за которой я смог наблюдать. Если так можно сказать, то спустя длительный застой, спустя те страхи чистого холста, я нашёл музу. Моя модель лишь с добротой усмехался над моим новым направлением в работе. — Куда сегодня пойдёшь? — С улыбкой спрашивал он на следующий день после окончания его очередного портрета, который я писал, пока он спал, лежа на левой руке, которую он подложил под подушку, а вторую руку вытянув ко мне. Его поза завораживала меня, было даже немного смешно от того, что ему может быть удобно. Он спал без одеяла, открыв мне изгиб его тела в груди, которой он лежал на постели, но уже тазом, на боках слегка изворачивался, если бы он ещё чуть-чуть повернулся, то сломал бы себе позвоночник, как я думал. — Я иду к арт-диллеру, вчера ночью закончил. — Я открыл сумку и достал картину, показав её. — А то я думаю, почему кварцевые лампы работали, — на них я сушил свои картины — подожди, опять всю ночь работал? — Посмотрев на меня с осуждением, он слегка потёр рукой о свой подбородок. — Извини. — Дурак. — Оборвал он и ушёл на кухню готовить себе завтрак. А я уже открыл дверь и вышел на улицу с картиной на перевес на правый бок в сумке через плечо. Примерно так, сам того и не заметив, я обретал новую зависимость. Он восстановил меня как художника, хоть моему старому арт-диллеру и не нравилось моё новое направление, оно стало неплохо продаваться. Конечно же я того и ожидал, ведь какое-то имя у меня было, и я уже жил на те деньги, которые я зарабатывал с продаж картин и выставок. В одном журнале об искусстве, который я читал, писали о моём возвращении из долгой депрессии, а я знал, что все изменения лишь начались, а до выхода из депрессии мне надо было ещё долго работать. Память об этом стала не сердце якорем, но кое-кто был рядом, бравший эту ношу вместе со мной. Мы по-тихоньку начали съезжаться, ведь всё чаще он ночевал у меня, а я никогда не упускал эту возможность, ведь рисовал его по ночам. Я так и не понял самодеструктивно ли это. С одной стороны я причинял себе физический вред, отбирая сон. Но с другой я снова работал, а не выживал на остатки денег, получал удовольствие от написания портретов любимого человека, а так же выстраивал по пути отношения со своим партнёром. Иногда я всё же лежал с ним, слегка перебирая его волосы и любуясь его красотой. Не скажу, что он был модельной внешности или внешности, которую в обществе возносили бы, но в нём было что-то такое, что завораживало меня, оставляло без слов и понимания. Я хотел оставаться в таких мгновениях навсегда, мне было спокойно, это было очень по-доброму, я чувствовал его тепло. Отношения это словно мост без опор. Ты никогда не знаешь, когда человек обманывает, но в этом и суть, что ты доверяешься без остатка, подставляешь спину с надеждами, что в неё не будет воткнут нож. Наш мост строился стремительно: от свиданий мы перешли к посиделкам дома, ведь мы оба были домоседами, смотрели вместе кино. Я был тем типом, который всегда всё хочет покритиковать, а он был человеком умевшим наслаждаться моментом. В какой-то степени по этому я считал его глупым. Он не задумывался на те темы, на которые могло прийти в голову задуматься мне. Возможно в этом причина того, что у меня депрессия, ведь как показала мне жизнь поговорка о том, что чем больше ты знаешь, тем хуже ты спишь, является правдой. Я считал себя в какой-то степени ипохондриком, ведь временами мне казалось, что возможно никакой депрессии и вовсе нет, а это я сам себе всё надумал. Но ипохондрия проявлялась не только в этом. Каждый раз, когда мы смотрели кино. где освещалась та или иная проблема, я задумывался, а нет ли этой проблемы и у меня. Некоторые фильмы даже могли меня заставить думать, что со мной что-то не так, но мой парень всегда был рядом, чтобы избавить меня от таких глупостей. Человек, который всегда будет рядом, который уделит тебя сто процентов своего внимания, вот в чём я нуждался. Мой же парень мне это и давал время от времени, но осознать зависимость от человека мне помогло то, что когда его не было рядом, мне становилось только хуже, и уже не было побега, не было выхода, я не видел больше смысла от курения или рисования, ведь в одиночестве меня это не спасало.