О зубах и людях

Дети Сашу любят - во время "противных" процедур он пересказывает им диснеевские мультики, иногда тихо напевает что-то из опенингов, а в конце дарит леденец на палочке, горстку крошечных конфет или, что полезнее для молодых растущих клыков - жевательный мармелад. На малышей обижаться бесполезно - будь Раковских по ту сторону баррикад, ему бы тоже хотелось такого персонажа укусить за палец, чтобы осознать его настоящесть. Или за волосы подёргать. Издержки деятельности вылились в то, что парень бросил курить и перебивался разве что сахарными сигаретами. Повернувшись к окну и опуская сладкую палочку в карман, он следит за запрыгнувшей на тяжёлую сосновую ветку белкой. Как вдруг в дверь кабинета начинают нервно колотить. - Ворвитесь, - с улыбкой шепчет длинноволосый и тут же увеличивает громкость: - Да-да! В дверном проёме показывается высокий рыжий мужчина со странными чуть вздёрнутыми усами. - Папаша, заведите ребёнка и ждите за дверью, - видя, как посетитель погрустнел, врач добавляет чуть мягче, - пожалуйста. - Я к вам. - Цветы и конфеты доктор не пьёт, так же, как и всё остальное. Вы... - У меня острая боль, - глаза рыжего как-то неестественно блестят и Саша вздрагивает внутри. - Давайте я вас осмотрю, - убрав за ухо непослушную прядь, стоматолог семенит ему навстречу. Квашонкин с такой силой вжимается в кресло, как будто он сейчас находится в самолёте, управляемом пьяным пилотом или, что ещё хуже, в 4D-кинотеатре. Серьёзно, он чуть не оторвал девушке руку, когда мягкое и устойчивое сидение вдруг резко заходило ходуном. - Ох, ну тут лечить и лечить, - резюмирует Раковских, изучая графские развалины, красующиеся на месте зубов мудрости, - сейчас я вам всё почищу. - У меня там сущность в виде гномика? - шутит Лёша, пока добрый доктор достаёт симпатичный такой миниатюрный крючок и прибор для ультразвукового удаления зубного камня. - Потом к Васе Медведеву пойдёте, у него руки сильные, - игнорирует Саша меметичную фразу, - вам понравится. - Ч-ч-ч-то? - Квашонкин нервно дёргает бровью. - В смысле, работает человек на совесть, - сосредоточенно объясняет парень. После укола анастезии рыжий становится настолько расслабленным, что превращается практически в растамана. А когда экзекуция заканчивается, мирно дремлет в кресле, как заблудший через окно уличный кот. Просыпается мужчина от того, что зубы предательски ноют. - Александр Владимирович, - сопит Лёша, - болит. - Болит - пойте, это отвлекает здорово. - Ой, мороз, моро-о-з, не морозь меня! - пытается тот горлопанить. - Нет, заморозки больше не будет. Слезайте, пожалуйста, со своего отдыхалища...С кресла. Дома Костя подкрадывается к Саше, опускаясь рядом на кровать. - Ну что, дети опять замучали криками? - Пушкин ласково улыбается и приобнимает парня. - Если бы. Здоровенный лоб приходил, капризничал жутко. - Как твой лобик поживает? - мужчина целует в переносицу. - Не болею, вроде не подцепил ничего. - Ну и славно. А ты хоть что-нибудь сладкое тому пациенту дал? - Всё сладкое у меня для тебя, Кость. - Санечка, - тянет мужчина и целует в нос, придвигаясь ближе. Возвращаясь с работы, Александру Владимировичу хочется чувствовать себя маленьким и даже беззащитным. А любимый Костя только и рад окружить заботой, вниманием и вовремя перестать распрашивать о зондах, штифтах и коффердамах. - Устал, малыш? - скорее для проформы интересуется старший, мягко целуя в губы и помогая вылезти из одежды. - Угум, - невнятно выдыхает он в поцелуй и трогает мужчину за чёлку. - Как там тебе нравится, напомни мне, - Пушкин жарко дышит в ухо, расслабленно поглаживая живот парня пятернёй. - С тем лубрикантом душистым. - И полотенцем пушистым? И зубным порошком? И густым гребешком? - Ну Кость, - капризно шепчет Раковских, и тот сразу же затихает, оглаживая ловкими пальцами пупочную впадину и спускаясь ниже. Свободная рука тянется за флаконом смазки с запахом дикой орхидеи и миндального молока. Когда Костя сначала дотрагивается до стянутого боксерами бугорка, а потом медленно опускает бельё вниз, Саша сладко всхлипывает, а потом складывает колени так, чтобы Пушкину было легче обнажить его. Мужчина начинает ласкать его член, придерживая другой рукой за яички и нежно размазывая предэякулят по головке. - Ты у меня такой хороший мальчик, - губы касаются пушистых ресниц, - такой красивый, - кончики их носов сталкиваются, - сокровище моё... Саша тихо и томно постанывает, немного дёргая бедром, направляя Пушкина, толкаясь в его руку, и тот шепчет, легонько прикусывая мочку: - Давай, мой маленький, делай, как хочешь ты... Широкая и тёплая ладонь продолжает массировать пульсирующую плоть, а кожа обоих ещё сильнее источает экзотический аромат. Ещё пару раз оттянув тонкую бархатистую кожицу и прислушавшись к сердцебиению любовника, Костя спрашивает негромко, словно боясь спугнуть воцарившееся в комнате волшебство: - Посадить тебя на коленки? Ему хватает кивка в ответ, чтобы взять Сашу на руки и перенести на кресло. Младший забирается наверх, обнажённая спина соприкасается с махровым пушкинским халатом, и это очень приятное соседство, нужно сказать. Откинув в сторону волнистые локоны, мужчина осторожно целует в шею, а потом прижимает к себе крепче, сцепив руки в замок на сашином торсе. - Хорошо сидим, - заключает Раковских, пока Пушкин легонько покачивает его. - Но можем и лучше, не правда ли? - смешливо спрашивает тот. - Я соскучился, - признаётся парень, выдыхая и тут же целует развернувшегося к нему Костю. Вставать с уютного кресла не хочется, поэтому рассевшийся как барон старший просто распахивает халат, на время выпуская Сашу из рук. Раковских всё-таки отстраняется, чтобы стянуть костины боксеры до щиколоток - дальше он, изящным движением, справляется сам. - Люблю делать тебе приятно руками, - шепчет Пушкин и, кажется, видит звёзды в глазах напротив. - Я тебя хочу, - всхлипывает Саша ещё слаще, чем тогда, на кровати, и старший понимающе смотрит на него, медленно смазывая пальцы, уделяя внимание каждой из трёх фаланг. - Да, моя радость, - мужчина облизывается, как кот, и парень садится сверху, прижимаясь подрагивающей спиной к твёрдому животу. Прикрыв глаза, он начинает медленно опускаться, чувствуя, как фаланги легко скользят и исчезают внутри. Костя аккуратно разводит пальцы в стороны, поглаживая своего маленького по груди. Саша немного дёргается, но тут же застывает. - Ты мой умница, - удовлетворённо улыбается Пушкин, наклоняясь и целуя в висок, - самый ласковый, самый замечательный... Старший постепенно вынимает пальцы, сопровождая это шелестящим "тщщ", и сначала Саша чувствует любимые руки, обнимающие его тазобедренные косточки, а затем отвердевшую плоть, приближающуюся к сбористому колечку. Костя входит в него, но не до конца, а младший скулит и изгибается дугой. Мужчина крепко держит, ублажая ласкающими слух шелестящими шипящими, чередуя с уменьшительными формами имени. - Санюша, - бормочет Пушкин, вгоняясь полностью и накрывая губы парня своими. Продолжая целоваться, Костя тихонько усиливает толчки, давая ощутить всю палитру наслаждения и Саше хочется чувствовать его в себе вечно. Срывающимся голосом длинноволосый просит ускориться и тот прислушивается, несмотря на вдувающиеся вены и проступающую испарину, погружаясь на всю длину, ловя сашины стоны, задевая простату, вызывая внутри новые и новые волны. Младший уже сам выбирает нужный угол вхождения и привскакивает, стараясь, чтобы Костя чаще задевал заветную точку, а потом, медленно теряя силы, изливается себе на грудь. Приподнимая Сашу за копчик, он поглаживает его и совершив ещё пару движений, наполняет изнутри горячими брызгами. Они полулежат на кресле долго, минут десять, приходя в себя. Пушкин снова смотрит на своего мальчика. Звёзды в глазах не исчезли.