***
— …Чай — единственное, что тут есть из вкусного. Хочешь? Я лишь отмахнулся. Конечно, я не против был попить, но кто знает, какой у него срок годности. Сергей пожал плечами и отошёл к столу с инструментами. В здании кружков воздух был прохладным. На улице под нещадно палящим солнцем я чувствовал себя котлетой на горячей сковороде. Теперь, сидя в просторной комнате и слушая жужжание приборчиков, я выдохнул спокойно. Свежесть воздуха отрезвила меня; раскалывавшаяся до этого голова перестала плавиться, и в неё потихоньку возвращались разумные мысли. — А вы… Почему здесь? — спросил я. — В смысле, про обход-то знаете? — Мы его пораньше закончили, — ответил светловолосый парень в очках из дальнего угла комнаты. Сергей его вроде Шуриком звал. — Я ещё вчера это место заприметил. Наверняка здесь много деталей много полезных. «Ну-ну, юные техники, посмотрим, к чему ваше старание приведёт», — скептически подумал я и отвернулся. Честно сказать, молодцы они, что закруглились быстро. А я, весь умный такой, решил: «Дай ещё разок прогуляюсь, может, зацепку какую найду, а остальное попозже доделаю». Догулялся. — А ты сам-то на какой стадии? — Рядом снова появился несносный Сергей. Я не знал, что ему ответить. Из списка пунктов я посетил только два. Первый — библиотека, место хорошее, уютное, но не без изъянов. Главный недостаток — местная хозяйка. Мелкая, ростом чуть выше Ульяны, но такая взбалмошная! Случайно чихнул, пока смотрел на книжные полки — и она тут как тут, ворчит что-то насчёт «неуважения к величайшему дару человечества». Я бы остался там подольше и нашёл себе что-нибудь почитать, но после нескольких испепеляющих взглядов из-под очков и гневных возгласов пришлось спешно ретироваться. Подпись поставила в листе — и то хорошо. Будь ты неладна, библиотекарша чёртова! — Да ладно тебе, Женя — хорошая девушка, — донёсся из угла невозмутимый голос Шурика, и я понял, что сказал последнюю фразу вслух. — Да, вполне себе... — откликнулся Серёга, но как-то рассеянно и словно думая о чём-то своём. А второй пункт — как раз кружки, где два кибернетика потели над неизвестным механизмом. Но и здесь оставаться не хотелось. Скрежет и лязг деталей, сначала казавшийся нектаром для ушей, осточертел мне. — Ну, всего хорошего, — бросил я и поспешил к выходу, но в дверях столкнулся с Ульянкой. Она прошмыгнула мимо меня и крикнула в комнату: — Эй, как там тебя... Электроник! Не найдётся мотка проволоки? — Я Сергей вообще-то! — Ну вот уж прям и сэр! Ладно, Элик, тогда будешь Сыроежкой, — пожалела его Ульяна и тут же захихикала. Что странно, и я улыбнулся этой глупой шутке. Наверно, потому что Сергей и вправду похож на мальчика и его робота-копию из старого фильма: тоже со светлыми кудрявыми волосами и чутка простодушный. И как только раньше не заметил?.. Я продолжал ходить по лагерю и собирать подписи, но в голове холодной змеёй заползало странное, непонятное ощущение недосказанности. Я не знал, в чём именно она заключалась, но всем естеством, всеми фибрами души чувствовал витающую в горячем воздухе неопределённость. Это отдалённо напоминало игру в мафию: ты вроде знаешь, кто убийца, но на дне сознания остаётся капля сомнения в своей правоте. Я и не заметил, как в таком туманном настроении услышал сигнал на обед и поплёлся в столовую, и очнулся, только когда меня окликнули: — Семён, я сажусь с тобой. Других мест нет. Напротив меня деловито уселась Алиса и поставила на стол стакан с компотом. Я взглянул на неё с лёгкой неприязнью: голова ещё помнила вчерашний удар. — Пить можно и стоя, — хмуро заметил я, не совсем оторвавшись от раздумий. — Устала я, дурень, посидеть хочу! Все ноги стёрла! — раздражённо ответила она и принялась не спеша пить, вытирая капельки пота со лба. Я тоже принялся за еду, но жевал очень медленно, будто старался распробовать это изысканное блюдо каждой столовой, а на самом деле размышлял дальше. Вдруг внутри как будто что-то бесповоротно щёлкнуло. Почему именно сейчас? Может, всё дело в Алисе? Я исподлобья, не поднимая головы от тарелки, посмотрел на неё. Когда и где я её видел? Ровно день назад в этом самом месте. Что она говорила мне? Тогда я ещё с гордым видом вышел отсюда, это я помню точно. Кажется, она меня о чём-то попросила... Нет, наоборот, предложила! С каким-то делом ко мне обратилась, а в чём оно заключалось, тогда мне было неважно. «Ну что, Персунов, возможно, ответы ты ещё получишь, но на раздачу мозгов и крепкой психики ты точно опоздал». Эта мысль, хоть и самоироничная, придала мне решимости. Осталось придумать, как заговорить на эту тему. С Алисой нужно быть аккуратным, как на минном поле. Шаг не туда — и считай себя мёртвым. — Чего пялишься? — вдруг угрожающе произнесла она, и я с замедлением понял, что не свожу с неё глаз. Как назло, она даже оделась не так, как следовало бы, а несколько вызывающе: галстук завязан на правой руке, рубашка не заправлена и завязана на узел ниже груди, а под воротником расстёгнуто больше пуговиц, чем требуют правила приличия. — Я? Н-ничего я не пялюсь, — пробормотал я и быстро отвернулся. — То-то же. «Чёрт, почему это опять со мной происходит?! Ещё подумают, что я извращенец какой или что-то в этом роде». Вскоре Алиса встала и устало вздохнула: — Всё, бывай, отсыпаться пойду. Завтра ещё дел столько... — Как раз насчёт дел, — неожиданно прервал её я. — У тебя вчера было какое-то одно... Ко мне. Я извиняюсь, тогда не спросил, но... — А, это? — Алиса будто встрепенулась. — Забей. Булки с кефиром я и сама ук... достала. Так что свободен. — Она насмешливо поглядела на меня и зашагала к выходу. Булки? Кефир? Только и всего? Нет, тут что-то не сходится. Не могло же мне показаться... Она же совсем, совсем не про то тогда хотела сказать, я ещё тогда это чувствовал. Её слова сильно меня взволновали; я отложил еду и тоже бросился наружу. На крыльце я остановился, чтобы немного перевести дыхание, и тут-то как обухом по голове ударил вопрос, простой, тянущийся через весь сегодняшний день. Само его понимание так меня обескуражило, что я ещё несколько секунд стоял на месте как вкопанный. Ведь действительно... Почему никого — никого, кроме меня, — вообще не волнует поиск выхода? Все остальные словно привыкли к пребыванию в лагере. Но такого не бывает за один день! Что-то же их остановило, предупредило: «Не надо»? Или их всех попросту с утра подменили на схожих людей, которые никуда не пропадали и всегда жили здесь, в Советском Союзе? От одной этой мысли по спине побежали мурашки, но я решился-таки догнать Алису и расспросить её. Если я неправ и её дело никак не связано с побегом, то... Ну что ж, судьбу не выбирают. Но сидеть в незнании я не мог, даже если всё произошло так, как мне почудилось. Алиса не ушла далеко; я подбежал к ней и грубо схватил за руки; она вскрикнула. — Что ещё тебе?! — возмутилась она, но вырываться не спешила. — Хватит меня за дурака держать! Говори, что здесь происходит и почему все такие спокойные, или руки сломаю! — Последнее, конечно, я крикнул сгоряча. Алиса с любопытством оглядела меня сверху вниз, затем её губы сложились в кривую улыбку. — Хочешь знать? Твоё право, — не спеша и с издёвкой проговорила она. — Но тогда и ты ответь на мой вопрос. Ты хорошо уживаешься в социуме? Вопрос застал меня врасплох, и я не смог придумать более-менее внятного ответа. — Да какое сейчас это имеет значение? — А такое! — осклабилась Алиса. — Мы все вместе будем жить целую смену в этой дыре, и ты не исключение. Другого выхода нет. Ну, как тебе? Она и не догадывалась, что вскрыла моё самое потаённое опасение.***
— ...Вчера Алиса с Ульяной нашли капсулу времени, странную какую-то. И в ней находилось вот это письмо. Вот, прочти. Я угрюмо покосился на Славю, протянувшую пожелтевший бумажный листок. После неожиданной развязки спора с Алисой я долгое время сидел на площади и тупо смотрел перед собой, не желая ни о чём думать. Славя пришла сюда недавно. Я отдал ей обходной лист, но она не спешила уходить; теперь понятно почему. Пусть она и глядела на меня с явным сочувствием, я сейчас предпочёл бы её обществу дальнейшее одиночество. Но отказаться было бы грубо, да и пообещал же я себе хоть что-то узнать. Я взял листок; на нём витиеватым, почти неразборчивым почерком было написано следующее: Дорогие пионеры будущего! Того, кто первым откроет послание, попрошу передать всем и каждому: «Совёнок» — далеко не самое плохое место для времяпрепровождения. Не знаю, как у вас, а в нашем времени есть развлечение для каждого. Книг видимо-невидимо, краски, пожалуй, тоже найдутся. В музыкальном клубе есть всевозможные инструменты, в кружках — железо и паяльники. Крайне не советую покидать лагерь через день или два после приезда; поверьте, здесь каждый день — это новый кадр в вашем фотоальбоме жизни. Словом, каждый из вас займётся своим. Если чего недостаёт, хорошенько просите ваших вожатых. Не думаю, что через несколько десятков лет они станут серьёзными занудами. А ещё здесь многие ребята встретили новых друзей или вторую половинку. Такая уж тут романтика. Не удивляйтесь, если она подействует и на вас. Помните: никто не уезжает отсюда тем, кем прибыл. Проверено на своём отряде. В общем, отдыхайте по праву, тем более если у вас лето. Вы это заслужили. Успехов вам, воспитанники «Совёнка»!Б.Л.
Я повертел листок, но ничего, кроме нескольких клякс и высохших штампов, не нашёл. Вернул его Славе и начал растирать виски. Послание не было похоже на настоящее письмо в будущее; скорее всего, его писал человек, уже ранее попавший сюда, как и мы, и стремящийся предостеречь нас от возможных ошибок. Но вновь подступившая апатия отбила желание развивать эту мысль. — Получается, передали всем, кроме меня? — проговорил я скорее для себя. — Не совсем, — откликнулась Славя. — Мне не передали тоже, не знаю почему. Да и времени нет общаться, я же помощница вожатой теперь. — Ясно. Мы оба молчали. Только над головой шелестели листья да негромко раздавались шаги снующих туда и сюда пионеров. — Что теперь делать будешь? — наконец спросила Славя и затеребила косу. — Ничего. — Как это ничего? Разве ты не будешь трудиться на благо лагеря? — Нет, не буду. — Ну хотя бы увлечение какое должно быть. Ты любишь читать? — Люблю, но вкусы очень специфические. — Рисовать умеешь? — Никогда не получалось. — Может, на чём-нибудь играешь? — На гитаре пробовал. Бросил. — Чем же ты занимаешься тогда? — растерялась Славя. — Брожу по Интернету, статьи читаю, влоги. — Но всё время так проводить скучно! — недоумевая, воскликнула она. — Может быть. Но отвязаться не смог бы, если б не это чрезвычайное происшествие. Для меня разговор не имел особого значения; в голове всё начало складываться в цельную цепочку. Значит, послание вскрыли до вчерашнего обеда, и Алиса, скорее всего, хотела попросить меня помочь распространить его. Я не согласился и ушёл; Славя же могла уйти в поле вскоре после меня и тоже не услышать этих строк. Алиса вполне могла смеха ради подговорить всех остальных не затрагивать эту тему при общении со мной, а Славя была попросту занята и, похоже, мало с кем контактировала. Вот и всё. Но на Славю беседа произвела странное впечатление. Она в возбуждённом состоянии вскочила со скамейки и начала ходить взад и вперёд, заложив за спину руки и что-то обдумывая. — Нет, так не пойдёт, — еле слышно бормотала она. — Я не могу допустить, чтобы человек ничем не занимался. Это неправильно, не несёт никому пользы, в конце концов... Придумала! — громко и чётко обратилась она ко мне. — С завтрашнего дня я объявляю тебя своим напарником и помощником Ольги Дмитриевны. Будем вместе заведовать делами, поддерживать чистоту и привлекать к работе остальных. Нет, ну это уж совсем ни в какие ворота не лезет! — Чего-о? — возмутился я. — С какой стати? — Не обсуждается! Это приказ, — произнесла Славя тоном, не терпящим возражений. А, точно, у неё же положение позволяет. Только что говорила, а я и забыл. Голова после сегодняшнего дня совсем не варит. Я упёрся локтями в колени, подпёр голову кулаками и тихо вздохнул. Славя села рядом. — Ты пойми, — гораздо мягче сказала она, — что это и для тебя хорошо будет. Пообщаешься с людьми, коллективную работу сделаешь со всеми один раз, два, три и привыкнешь к обществу. Заодно и хорошее настроение уходить не будет. Нельзя человеку всё время одному быть и с кислой миной ходить. А я тебе помогу, — добавила она и протянула руку. — Идёт? Я посмотрел на её светлую ладошку и взвесил все за и против. Получилось, что Славя права и мне лучше записаться в комсомол по её просьбе, а не после угрозы Ольги Дмитриевны. — Ладно уж, — вздохнул я и пожал ей руку. Она весело подмигнула мне и подняла взгляд на небо, которое уже начинало темнеть. Солнце яркой точкой заходило за горизонт. Я тоже вскинул голову и смотрел в сгущающуюся синеву долго, не отрываясь. Что по итогу? Группа людей, чья главная миссия — успешно прожить летнюю смену. Златокосая напарница, что сидит рядом и улыбается, глядя в вечернее небо. Новые заботы и распоряжения, что я буду выполнять вместе с ней. И несколько недель, что мы все будем здесь проводить. Раньше я бы кричал во всю глотку от подобного подбора данных, но сейчас, когда начали зажигаться первые звёзды, внутренний голос почему-то твёрдо говорил, что это далеко не самый худший расклад дел. При взгляде на сидящую рядышком Славю внутри опять разлилось приятное чувство, то, которое впервые появилось вчера, на цветущем лугу, когда она стояла, облитая лучами полдневного солнца, и дарила мне особенную, только ей принадлежащую улыбку. Кровь прилила к щекам, и я обрадовался, что она не видит в сумерках моего лица. Да, с ней я точно не заскучаю.