Миазмы Котара

Во вторник Натаниэль сдаёт очередную модульную по геологии, но всё равно застревает в библиотеке на следующие несколько часов, чтобы написать работы и по другим предметам. Конечно, он вовсе выбросил из головы то, что в начале марта начнутся весенние каникулы, отчего сейчас пожинает плоды бесконечных подготовок к контрольным и коллоквиумам. Когда он сидит за учебниками в двенадцать ночи, то невольно хочется всё бросить и просто напомнить себе, что все эти труды вскоре канут в лету. Но не хотелось для других Лисов создавать непарные паззлы, если Натаниэль Веснински в один день окажется мёртв вследствие какого-нибудь ДТП или другой ерунды. С его пассивностью в настоящее время, команда просто сделает выводы об успешной суициде и в очередной раз разочаруется в бывшем сокоманднике. И хотя Натаниэль ещё точно не понимает хочет ли он оставить Лисам историю о несчастном случае или эгоистичную картинку побега в никуда, он просто делает то, что делает. Он просто учится, просто ходит на тренировки, и просто не думает о завтрашнем дне. Или излишне много думает о завтрашнем дне. Натаниэль устало вздыхает и встаёт из-за стола после нескольких часов сбора информации для доклада. Ему приходится сделать несколько десятков шагов, чтобы затёкшие мышцы вновь стали чувствовать себя дееспособными и живыми, пока взор цепляется за различные цветастые обложки на полках, подчас встречаясь с ярким светом ламп на рабочих столах, за которыми сидят другие студенты. В попытке отвлечься от всех заумных формулировок, он берёт с ближайшей полки случайную книгу, просто заполняя пустоту другой информацией, чтобы вновь не бродить по уже надоевшим мыслям. Это оказывается немецко-английский визуальный словарь. На первой же странице нарисованы собака, яблоко, шляпа, а на другой — пара людей, в разговорных облачках которых используется перевод картинок. Натаниэль уверен в том, что это самый нелепый словарь, который ему когда-либо доводилось видеть, но отчего-то перелистывает страницу и шёпотом повторяет: — Tschüss. Пока. Натаниэль не помнит то, как учил японский или после какого случая стало понятно, что без этого языка не обойтись. Вероятно, тогда он тоже начал с какого-то детского словаря и пытался сказать «こんにちは». Как удалось прошлому Натаниэлю выучить его на разговорном уровне без возможности крепкого сна или стабильности? Приходил ли кто-то в его дом, чтобы контролировать изучение языка? Или это заставил сделать отец? Натаниэль не может дать ответы на эти вопросы. Возможно, на деле это был один из гипнозов Тецуо или похожая вещь, что просто заставила выучить японский. Что может настоящий Веснински, когда он находится вдали от Балтимора, пока ещё не доставлен к новому наследнику якудза? Сейчас, хоть и с таблетками (он отказывается думать об антидепрессантах, которые для Эндрю были чем-то определяющим), но Натаниэль может проспать шесть или семь часов подряд, он каждый день видит много-много людей в университете и играет в спортивную игру, которая когда-то ему нравилась. Он чувствует адреналин после каждого матча и каждого разговора, видит улыбки, после которых не следуют плачевные последствия и слушает так много историй о жизни, науке, истории… Но тем не менее Натаниэль страшится прошлого, думает о будущем, и забывает о настоящем. Всё же он не так далёк от Кевина. Он перелистывает одну страницу за другой в отчаянном желании забыть о модульных работах, и в этом порыве обещает себе выучить несколько немецких фраз. Это не должно быть так сложно, верно? К тому, же Натаниэль слышал как на этом языке разговаривают Эндрю и Ники. Значит, у него будет возможность попрактиковать произношение, пусть и не с носителями языка. Он просто хочет попробовать себя в чём-то новом. Можно ли себе это позволить в последние дни перед казнью? Юноша решает оставить при себе причудливый словарь, но для более правильного изучения языка находит книги с упражнениями, примерами и фонетикой. Тетрадь по геологии также попадает под раздачу, когда на последних листах он выписывает простые фразы, такие как «Gute Nacht», «Woher kommst du» или «Wie geht´s». И возможно с его новым увлечением у команды не возникнет подозрений о неожиданном исчезновении новичка. Новичка, который отучится всего полгода и скоро погибнет в автомобильной аварии. Или не отучится, потому что за окном лишь шестнадцатое января, а смена власти в клане якудза может произойти в любой момент. Стоит лишь прочитать новое сообщение в телефоне. Телефоне! Господи! Натаниэль ведь выкинул его в день смерти Лолы. В панике он заталкивает все свои учебники и тетради в рюкзак и направляется к лестнице. Ему ведь необходим телефон, верно? Ичиро не будет посылать ему сову с письмом, чтобы наказать появиться в определённом месте. А на электронную почту или типа того и подавно не стоит надеяться. Глупо. Глупо. Глупо. Морияма следят за ним, так что нужно просто раздобыть мобильник. Вовсе не хочется получить новые угрозы от будущего главы клана в виде каких-нибудь кровавых надписей на зеркалах или убитых животных. Натаниэль в спешке выбегает из стен здания университета, но тотчас врезается в другого студента, из-за чего они оба почти падают на асфальт. Юноша отходит на пару шагов назад и хватается за нос от резкой боли, но забывает о ней когда в следующий момент понимает, что наткнулся на Эндрю. — О, отлично, — язвительно произносит Натаниэль, — ты пришёл вновь мне напомнить о том, что я псих и мне нужна таблетка? Эндрю отвечает не сразу, удивительно вначале поморщившись, отчего дымящаяся бомба эмоций тухнет. Но по итогу получает ожидаемое: — Видимо она тебе пригодится, если ты бежишь из университета так, словно тебя там вскроют. Натаниэль заставляет себя сделать глубокий вдох и смыть со своего лица очевидные признаки паники, потому что любая вариация следующей фразы не совместима с подобным. — Я просто вспомнил, что до сих пор без мобильника. — Мне стоит порадоваться этому прогрессу? — скептично уточняет Миньярд. — Пару месяцев назад ты не понимал его значимость, а сейчас бежишь за ним, сломя голову. — Я успел привыкнуть, — он ведёт плечом, пытаясь изобразить достаточное недоумение от подобных тычков. — Поэтому вспомнил о нём через неделю, — кивает Эндрю, словно действительно собирается поверить развернувшемуся цирку. — Ты привык оставлять его в своей комнате и потом каждые выходные чистить количество пропущенных звонков? — Ты мог просто сказать, что не веришь мне, — Натаниэль вопросительно выгибает бровь, безмолвно уточняя кто теперь является актёром спектакля. — Так не интересно, — легко отвечает юноша и продолжает: — Интереснее спросить как ты будешь выбирать новый телефон, если пользовался им от силы пару раз. Или то, помнишь ли ты хоть один контакт Лисов, чтобы занести его в записную книжку. И если нет, то зачем тогда тебе вообще телефон. — Отлично, — раздражённо комментирует Натаниэль и делает несколько шагов вперёд. — Если вопросов больше нет, то я пойду. Эндрю деланно закатывает глаза и говорит: — Садись в машину. Ты провозишься полдня. — У меня нет сегодня других дел, — продолжает он, но легко соглашается пойти за Миньярдом на парковку, потому что общаться с липучками в виде консультантов не прельщает. — Скажи это Кевину. И тогда Веснински наконец вспоминает немаловажную деталь, которую прочно забыл за потоком мыслей о будущих действиях Ичиро. Натаниэль едва проглатывает любые слова, прежде чем новая волна замшелых кряжистых обвинений вновь обрушится на его плечи, заставляя забыть о возможности сделать спасительный вдох. Юноша лишь опускает взгляд на грудь другого, отчетливо вспоминая картинки того, как Малкольм играючи поворачивала нож из одной стороны в другую, чтобы увеличить область поражения. Бедро пострадало в меньшей степени, но контаминация этих вводных вновь заставила испугаться за жизнь Лиса. За жизнь Эндрю. И внезапно знакомые мясистые руки вновь обвивают его естество вслед за мыслями о собственной опасности для других. Эта знакомая мелодия играла на подсознательном уровне, но не беспокоила его достаточно сильно, когда трясущиеся руки вновь и вновь обновляли ленту новостей на библиотечном компьютере. Поэтому удар под дых оказывается достаточно неожиданным, чтобы его «я» по-новой начало разрываться из-за двух противоборствующих желаний: создать больше воспоминаний с Лисами напоследок или же вернуть им базовое чувство защиты, покинув Пальметто много раньше. Натаниэль устал бороться с самим собой, вновь и вновь по частям собирая себя каждое утро, вновь и вновь полагаясь на судьбу, которая подскажет верный выбор. И лишь новая смерть поведает итог его выборов, потому что в один день юноша может играть в настольную игру с Лисами, а в следующий уже молиться за их жизни. Он не знает какой знак должен был указать ему верный путь, поэтому он мечется как заводная игрушка, ожидая нового вмешательства, которое запустит действующий механизм по новой. Он привык забывать о собственных болезненных ощущениях, поэтому даже не уверен в том, что вообще чувствовал хоть что-то, когда покинул Колумбию. Походы на перевязки два раза в день, конечно, отслеживались Ваймаком, но Натаниэль не чувствовал себя лучше или хуже после них. Поэтому больше обратил внимание на слова медсестры по поводу набора веса, поэтому выбирал что-то с большим количеством калорий, а не волновался о дополнительном отдыхе или разрыве только зажившей раны. И более долгий срок на полное восстановление не так пугал, когда пара тренировок с Кевином скорее вновь заставили почувствовать настоящее, нежели губили труды врачей. Потому что Натаниэлю нужен был адреналин в крови и чёткая цель, когда по утрам организм вновь возвращает его в белую палату и создаёт фантомные звуки мужских голосов. Разочарование и безнадёжность как следствие всех его действий ожидаемо берут верх, но в ответ Эндрю лишь даёт ему знакомый блистер. У него нет сил спорить. Миньярд ждёт около минуты, прежде чем завести машину и включить CD-диск с какой-то тяжёлой музыкой. Натаниэль невольно морщится, когда слышит хриплые крики под оксюморон странных битов, но заставляет себя откинуться на спинку и просто отвести взгляд в окно. Эндрю вжимает педаль газа и через несколько секунд переключает плейлист на мелодию другого жанра. — Тебе не нравится рок, — не спрашивает он и взамен ждёт вердикта для новой композиции. — Наверно? — недоумённо говорит Натаниэль, когда крик сменяется звуками скрипки, а их сопровождают всё те же быстрые биты и громкие голоса. Звонкие струнные мотивы медленно освобождают от почти начавшейся головной боли, но всё тот же напор в голосе исполнителя и методичные стуки продолжают давить и вызывать тревогу. — Тогда что? — прямо спрашивает Эндрю, прежде чем перерыть весь диск в поисках нужной музыки. — Я не слушаю музыку, — устало вздыхает юноша. — И не знаю всех жанров, кроме тех, что упоминали в разговорах. — Твой мозг вмещает только информацию об экси? — О, прости! — нарочито громко говорит Натаниэль, не забывая выразить достаточно сарказма. — Я не знал, что Лисы должны разбираться в музыке. Может мне ещё подтянуть литературу? — Все слушают музыку, — словно с упрёком отмечает Эндрю, но не включает новую композицию в поисках той самой и взамен говорит: — Музыка в магазинах? Как на счёт неё? — В магазинах? — хмурится Натаниэль, но заставляет себя задуматься, чтобы оттянуть момент, когда диск вновь будет включён. — Я даже не замечал, что она есть. Супермаркеты или торговые центры для него всегда являлись и будут являтся одним из небезопасных мест, поэтому его слух больше был ориентирован на посторонние разговоры и возможные «хвосты». Конечно, говорить об этом Веснински не собирается, поэтому вновь устремляет взгляд в окно, когда машине остаётся проехать лишь около трёх километров. Эндрю на это небольшое расстояние всё же включает радио, которое успевает презентовать три разносортных мелодии, и юноша ловит каждое движение другого, когда заканчивается одна композиция и начинается следующая. Ему хватает секунды, чтобы отметить эмоции на чужом лице и делать пометки в своей голове, словно это является чем-то важным. Натаниэль не понимает этого. Он даже упускает момент, когда заканчивается последняя мелодия, потому что всё это время пытается удержать свои мысли, концентрируясь на дороге и серых зданиях. Подчас взгляд удерживается на отражении и юноша позволяет себе несколько секунд рассматривать чужой профиль, прежде чем вновь рачительно вернуться к рассматриванию деревьев. И, кажется, проходит всего минута, прежде чем сонм кряжистых ощущений испаряется в литосфере, и Натаниэль проходит в один из магазинов в ближайшем торговом центре. Эндрю уверенно подходит к консультанту, пока он сосредотачивается на крещендо антимоний и аллюзиях знакомых голосов, словно стремится разгадать всемирный заговор. Кажется, что каждый предмет разговора является апокрифом, за которым скрывается илистая правда — «хвост» Ичиро или же «шестёрки» Балтиморского Мясника. Или правильнее — Ромеро. Потому что, конечно же, сестра должна была сообщить ему о своих намерениях. И теперь стоит опасаться появления другого Малкольма. Вероятнее всего, в паре с Димаччио. Натаниэль бродит по реминисценциям, что связаны с этими людьми, когда Эндрю неожиданно бросает в его руки коробку с новым телефоном и подбородком указывает на выход. Ему требуется секунда, чтобы осознать происходящее, и первым пройти двери, что ведут обратно на улицу — ещё пара минут среди этого хорала голосов обещали образование новой патовой ситуации. Поэтому Натаниэль почти вслух благодарит Эндрю за помощь, но всё же в последний момент останавливает себя, вспоминая о бетонной стене. На деле там давно было тонкое стекло, которое могло разрушиться от любого прикосновения, но Натаниэль упорно делает вид, что не замечает подмены материала. Или приходится делать вид.

***

В пятницу Натаниэль просыпается первым после ночи кино, которую решили устроить старшекурсники. На самом деле, он ушёл первым, когда на часах было около часа ночи, но пока не подействовало снотворное ещё слышал какие-то спецэффекты и тихие комментарии. Приглушённые голоса Лисов легко и так естественно успокоили бушующий шторм мыслей, что, кажется, он заснул за пару минут, как только голова коснулась подушки. Отчего сегодня чувствует себя небывало сильным, как если бы он проспал неделю без тени кошмаров. Это неожиданно приятное чувство, которое Натаниэль готов лелеять из-за приличествующего непостоянства. Он не помнит, когда в последний раз так себя чувствовал. Кажется, это было ещё в средней школе. Сейчас картинка легко складывается, когда догма Юниорской лиги добавила переменных в, казалось бы, простое уравнение. Хотя принимать это как часть собственных воспоминаний также сложно, как и расчищать все буреломы и рытвины, что уже давно припорошены толстым слоем наркотиков и других препаратов. Натаниэль с трудом, но может представить себя в Младшей лиге: как он бегал с клюшкой или пытался забить в ворота, как потом страстно ожидал следующей тренировки. И всё же всё это происходит от третьего лица. И он не может вспомнить ни одного человека, который при этом присутствовал. Бесполезно. Натаниэль пытался это сделать с первого дня, как Кевин показал ему те злосчастные записи игр, и безрезультатно. Это всё ещё Натаниэль, которого он не знает. И хоть приятные волны адреналина и дофамина наполняют его во время каждой игры, он не думает, что любит экси также, как и мальчик с записей. Не выкладывается на полную, не ожидает с нетерпением новую игру, не думает в свободное время о лучшей тактике и точно не озабочен результатами других команд. Того мальчика с записей давно не существует и гангренозные попытки разорвать тенёты и включить потухшие лампочки едва ли увенчается успехом. Натаниэль не видит себя спортсменом. И играет до сих пор, лишь потому что это важно для Лисов. Конечно, он не признается в этом и самому себе, когда будет будить всех, потому что перед предстоящим матчем ещё нужно подготовиться. Девочки просыпаются быстрее, тогда как Мэтт и Ники, что-то пробормотав, отключаются ещё на несколько минут, когда в очередной раз Натаниэль начинает подталкивать их ногами. Речь не идёт об университете. Нет, конечно, все появятся там на парах (кроме Эндрю), но никто не будет о них думать. Как всегда. Натаниэль тоже не думает — хотя накануне потратил несколько часов на домашку, — и переключается на свои записи по изучению немецкого языка, чтобы тлетворные миазмы испарились до нового взрыва сверхновой. Поэтому пока Ники поправляет на себе одежду и уже поворачивается в сторону выхода, Натаниэль быстро выпаливает: — Wie geht´s? Ники тотчас поворачивается к нему и со слезами на глазах громко говорит: — Oh je, Neil! Hast du dich wegen mir entschieden, Deutsch zu lernen? Ich wusste, dass du nicht heterosexuell bist! — Gut? — неуверенно заключает Натаниэль и под внимательным взглядом всё же признаётся: — Я сейчас вообще ничего не понял. — О, тебе нужна помощь? — с улыбкой продолжает Ники, кажется, уже полностью сбросив с себя остатки сна. — Я помогал Аарону раньше. «Не Эндрю», — тут же думает юноша, вовсе не удивившись, что даже в этом вопросе мудак легко интегрировался. Он не представляет как это должно работать с идеальной памятью, но во время изучения нового языка можно позволить себе лёгкую зависть. Натаниэль не помнит целые куски жизни, тогда как Эндрю может вернуться в любой временной промежуток и сказать какое время было на часах в тот или иной момент. И не зная всей запревшей правды можно было бы величать несправедливым, да только Эндрю всё ещё Лис. И у него, как и у любого из команды, за спиной наст скабрёзных подробностей с прорехами релевантных событий. Если бы только и потерянные воспоминания заключали в себе хоть часть таковых событий, Натаниэль посчитал бы себя самым удачливым Лисом. Но и тут его ждёт знакомое разочарование. — Я пока изучаю простые фразы, — он качает головой в отказе и вместо озвученного предлагает: — Просто в следующий раз скажи попроще. Натаниэль возвращается к своему письменному столу, с которого берёт несколько тетрадей с лекциями и первым уходит в университет. На правой руке ручкой написано не забыть позавтракать, поэтому он забегает в столовую и берёт первый попавшийся бургер с бутылкой воды. Молодая девушка за прилавком странно смотрит на него в ответ на подобный выбор и предлагает взять кофе или газированный напиток. Он не понимает разницу в том, чем лучше запить конгломерат разных продуктов, объединённых в одно нечто, поэтому просто соглашается на первый вариант. И после кофе всё также чувствуется жажда, из-за которой всё же приходится купить бутылку воды — расточительство. Проще купить в магазине быстрорастворимую острую лапшу и съесть её в общежитии. Даже если после неё и горит полость рта, в конце остаётся немного воды с остатками специй и соуса, так что не приходится думать о дополнительном напитке. Поэтому уже неделю Натаниэль после пар так и делает. Однажды его заметил Мэтт, который поморщился после одного взгляда на упаковку, но не стал говорить что-то против. Лишь удивился, что Веснински был одним из тех людей, кто жаловал острое. Не то чтобы Натаниэль его действительно жалует — сложно объяснить, что пока горит полость рта, он может легче проглатывать куски пищи и не думать о молниеносном походе в туалет. Особенно Мэтту, который всегда обеспокоен его голодовкой. Однако сегодня он успевает выкинуть упаковку от лапши, прежде чем в блок кто-то зайдёт. — Тебя не учили стучаться? — язвительно уточняет Натаниэль, когда поворачивается в сторону пришедшего. — Мэтт бы выгнал тебя в ту же секунду. — Но его здесь нет, — просто отвечает Эндрю и усаживается на диван, словно пришёл сюда, чтобы отдохнуть. Конечно, это было не так, поэтому Натаниэль хмурится и садится рядом, протягивая руку. — Что? — спрашивает он, когда устанавливают зрительный контакт. — Хочешь сказать, что пришёл сюда не ради того, чтобы всучить мне таблетку? — Собака Павлова? — глухо замечает Эндрю, скрывая насмешку в голосе. — О, иди к чёрту! — тотчас взрывается Натаниэль и встаёт с дивана, ощущая как в этот момент рыбы-молоты всплыли на поверхность в ожидании кормёжки. Он успевает пройти к своему столу и заново прочитать названия учебников, прежде чем вновь повернуться со сжатыми кулаками. И лесной пожар легко нивелируется до спичечного огонька, когда Эндрю без слов протягивает ему чёрную ткань. — Ты не носишь свои, — всё же говорит он спустя долгую минуту. А может через час. Потому что Натаниэль всё также смотрит на повязки, пока в ушах стоит белый шум, что заглушает любые звуки. И лишь после хлопка двери на этаже ниже, он медленно вновь подходит к дивану и внимательно рассматривает предложенное. Юноша почти издаёт удивлённый «ох», когда понимает, что ткань не новая и на ней осталась пара катышков. Это разом выбивает весь воздух, словно слабый огонёк поглотил весь кислород и в лёгких осталась куча угарного газа, которая успела добраться до воспалённого мозга. Потому что не раз прокладывала этот путь, точно зная все просеки. И Натаниэль запоздало делает глубокий вдох как аквалангист после долгого погружения, после чего пустота заполняется полным беспорядком, что с каждой секундой становится всё запущеннее. Он вновь отходит к своему столу и берёт из третьего ящика те повязки, которые Эндрю дал ему несколько недель назад. Первоначально Натаниэль их носил с первого дня в Лисьей Башне, но после того, как в панике натягивал повязки на оголённые предплечья Эндрю в доме Хэммиков, было странным вновь их носить. Натаниэль вместе с ними медленно садится на диван и подсознательно сравнивает куски ткани, пока в голове зреет вопрос: и что теперь? Эндрю предлагает другие повязки, которые изначально были его? Нет, нет. Бессмыслица. Должно быть что-то другое. Однако едва он переходит к возможным мыслям собеседника, Эндрю берёт его правую руку и натягивает на неё чёрную ткань, останавливаясь там, где начинается рукав лонгслива. Натаниэль взамен часто моргает и переводит внимание на бесстрастное лицо, обладатель которого, кажется, не видит в ситуации ничего необычного или стоящего внимания. Натаниэль сосредотачивается на этом, когда чувствует, что смесь эмоций в любой момент вызовет паническую атаку. Это в любом случае не было похоже на реальность, но нехватка воздуха и резко поднявшаяся температура отбивали подобные мысли. И оставалось лишь неподвижно наблюдать за происходящим, подавляя лучины заиндевевшего страха. Натаниэль отмирает лишь в тот момент, когда обе его руки уже скрыты за повязками, а вид на них перекрывает ладонь Миньярда, в которой лежит таблетка. Тогда знакомая раздражительность добавляет ясности, и он резко говорит: — И что? Это было новое условие для твоих экспериментов? — Считай, как хочешь, — всё, что говорит Эндрю и выходит из блока с другой парой повязок.

***

Натаниэлю не удаётся отвлечься до начала матча, потому что все старшекурсники пропали без вести и остаётся лишь смотреть записи игр на ноутбуке вместе с Кевином. Хотя заходить сейчас в его блок кажется кощунством, поэтому юноша тратит свободное время на выполнение очередной домашки. Он бы мог включить телевизор и, если не обращать внимания на диски, то хоть посмотреть новости или какой-нибудь сериал как фоновый шум. И всё же это кажется бессмысленным, когда Элисон не комментирует каждую вторую фразу, а Дэн не вступает в начавшееся обсуждение. Поэтому пока он переписывает абзацы из учебника, слух улавливает только хлопки дверей и тихий бубнёж. И неожиданно приходит понимание, что вот он — Натаниэль Веснински — как обычный студент готовится к лекции перед спортивный матчем между университетами. Он осознаёт это столь резко, из-за чего ослабшая кисть выпускает ручку и сама падает на стол под градом нарастающей паники. Нет, конечно, Натаниэль не раз думал об этом в первые дни в Лисьей Башне, но сегодня это ощущается во сто крат сильнее и интенсивнее. В голове разом проносятся все события, которые могли отвлечь его от разворачивающейся реальности, и тотчас сгорают, оставляя после себя лишь пепел. Словно каждую секунду в голове переключается тумблер и по новой. И когда воспоминания доходят до точки невозврата, Натаниэль как в бреду нащупывает в кармане штанов телефон и хватается за него двумя руками. Он просматривает список контактов и пришедшие сообщения, прежде чем нарастающий пульс перережет голосовые связки и сухожилия в попытке бегства. И после третьего круга это всё же срабатывает. Натаниэль устало вздыхает и, коротко посмотрев на время, всё же собирается в Лисью Нору. Потому что яремная тревожность на пару с возможной кататонией скорее отнимут все силы, нежели дадут передышку перед игрой. Он даже не замечает, когда переходит на бег, чтобы быстрее добраться до поля, и останавливается лишь в тот момент, когда требуется ввести код. Чертыхнувшись, Натаниэль отправляет сообщение Дэн, потому что он не успел запомнить новые цифры. Однако через пару минут дверь открывает Элисон. — Ты вовремя, — улыбается она и безмолвно предлагает следовать за собой. — Я не видел тебя в Башне, — хмуро уточняет Натаниэль, наблюдая за идеально уложенными волосами и макияжем. Обычно после университета Элисон возвращалась в комнату, чтобы подправить макияж и нанести какие-то средства на волосы. Она делала это даже на следующий день после смерти Сета. — Я тоже соскучилась, — игриво говорит девушка, вместо какого-либо ответа, и резко останавливается возле двери в комнату отдыха. После чего отходит в сторону и даёт возможность Натаниэлю зайти первым. По спине проходится табун мурашек, когда в голове возникает картинка, как помощники Балтиморского Мясника смотрели на него точно также при первых заданиях поймать и затащить жертву в подвал. И требуется несколько долгих секунд и одно прикосновение к черной ткани на руке, чтобы сбросить наваждение и с подозрением толкнуть дверь. Он тут же дёргается и испуганно озирается по сторонам от резких выстрелов хлопушек и громких возгласов, пока взгляд не цепляется за плакат с надписью «С днём рождения, Натаниэль». — Ну же! — восклицает Дэн. — Потуши, пока они ещё горят! И лишь тогда Натаниэль замечает в её руках торт со свечками, словно пятно из другого мира, сбитые пиксели на экране компьютера, ошибка матрицы, которую не успели уничтожить. Однако, похоже, больше никто не видит в этом ничего необычного, предлагая следовать шоу Трумана и дальше. Поэтому юноша сомнительно проходит в комнату и гипнотизирует торт, на котором написано «19». Кажется, это было сделано впопыхах, потому что свечек оказалось восемнадцать, и кривая девятка стала похожей на «g». Но Натаниэль вспомнит об этом позже. Сейчас он просто пытается понять причину всеобщей радости, из-за которой всё же под внимательным взглядом задувает все огоньки. И это действие разом вызывает ещё больший шум, который приносит за собой неожиданные объятия и нелепые пожелания. У Натаниэля день рождения? Сегодня? Он помнит, что через несколько часов начнётся матч с Черепахами (цвет формы которых оказался зелёным, чёртов Миньярд), но вспомнить что-то связанное с прошлыми праздниками не удаётся. Возможно, потому что это никогда и не было праздником. Натаниэль никогда не получал подарков и свечек в торте. Никогда не ждал сюрприза. И после вовсе забыл о каких-то значимых датах. Он даже не знал, даты рождения родителей, что уж говорить о знакомых. И всё же сейчас Элисон обнимает его, дождавшись своей очереди, а Ники выкрикивает «Alles Gute zum Geburtstag». На периферии он замечает и сидящих близнецов на диване, но быстро переключается, когда Рене протягивает ему небольшую коробку, украшенную цветастой ленточкой. Натаниэль растерянно принимает её и предупреждает: — Я ничего не приготовил. — Ты и не должен, — засмеялся Мэтт. — Это же твой день рождения. — …Девятнадцатое января? — уточняет он, вспоминая дни матчей. — Это влияние Кевина! — подхватывает Ники. — Ты даже забыл, когда у тебя день рождения! — Сегодня буквально матч, — напоминает тот, сидя на телевизионной тумбе. — Забудь об этом хоть на минуту! — вздыхает Дэн. — Лучше поздравь Натаниэля. — Поздравляю, — бросает он и возвращается к своим записям о каждом игроке Черепах. Девушка ловко выхватывает их из чужих рук и настаивает: — Может чуть больше искренности? Тогда Дэй посылает раздражённый взгляд, но это не помогает вернуть свои записи, поэтому он всё же поворачивается в сторону именинника и говорит: — Желаю и дальше выкладываться на полную для нашей победы. Серьёзный взгляд Кевина что-то ломает внутри, потому что и он, и Натаниэль понимают, что никакой победы не будет. Возможно, сегодняшний матч и будет удачным, но итог сезона окажется неутешительным. Всё канет в лету в любой возможный день без дальнейшей перемотки. — Это снова экси! — напоминает Ники, и Дэн разочарованно возвращает записи, когда понимает, что не добьётся большего. Натаниэль заново осматривает комнату, когда центр внимания смещается, и возможность привыкнуть к новым вводным вызывает лёгкую дрожь в пальцах. Взгляд удивлённо останавливается на каждом, когда юноша наконец осознаёт, что Лисы хотели его поздравить и поднять настроение. И тогда он позволяет себе улыбнуться, представляя как старшекурсники искали в магазине свечи или хлопушки. Так же нелепо, как и прелестно. Хотя сердце бьётся так быстро, что кажется вот-вот начнётся паническая атака. Он останавливает себя, решив вновь проверить телефонную книгу и сообщения, чтобы немного успокоиться. И на третьем круге ему приходится прерваться, потому что под протесты Кевина, Мэтт предлагает разрезать торт и достаёт из сумки нож. Только внезапно пришедшее новое сообщение ненадолго отвлекает от выкриков и спора, которое Натаниэль машинально открывает и быстро читает, прежде чем засунуть телефон обратно в карман. Он делает несколько шагов вперёд, когда суть сообщения всё же разрезает полотно настоящего, заставив остановиться и пошатнуться. Кажется, и мир вокруг теряет краски, превратившись в чёрно-белое кино, пока Натаниэль рвано дышит и раз за разом вспоминает печатные иероглифы. «今日»