Искусство клинка

Приподняв пальцами, подбородок этого ребенка я заглянул в глаза, что напугано, смотрели в мои. Он даже дыхание сдерживал, стараясь быть незаметным. Только слишком поздно, я уже обратил внимание на него. Кожа под пальцами действительно казалась бархатной, слишком мягкой, чтобы прикладывать силу, но я по другому не умел, а судя по тому, как его глаза наполнились слезами, уже завтра на подбородке будут синяки.  — Скажи, как тебя зовут? — хрипловато спросил, очерчивая кончиком пальца прямой небольшой носик, и разглаживая складки на лбу.  — Чимин, меня зовут Чимин, — дрожащим голосом выдаёт это чудо, которое не пойми, как оказалось тут. — Ваше Величество, — тут же добавляет, отводя взгляд в сторону.  — Смотри на меня! — рычу так, что он сжимается, делаясь совсем крошечным в моих руках. — Что ты делал в моих землях?  — Я просто… — подняв взгляд, он попытался мне ответить, но голос слишком дрожал, да и в целом, он едва дышал, так что связно ответить не мог. — Я…  — Отвечай, когда я задаю вопрос! — рыча, с силой бью раскрытой ладонью по лицу, тут же мысленно коря себя за это. Голова Чимина дёргается, и он рыдает в голос от боли и страха, это совсем не помогает ему успокоиться заговорить. Никому не помогает, если вспомнить, но с ним мне не нравится вид этих слёз. Совсем. Он не доставляет удовольствия. — Прекрати рыдать! — повышаю голос. — Я сказал, заткнись! — встряхиваю его за плечи, отчего он плачет только сильнее. Понимаю, что пугаю, но слёзы бесят. Он не должен плакать! Я этого не хочу. Отталкиваю от себя так, что он снова валится на пол и сворачивается маленьким всхлипывающим комочком, а я отхожу к своему столу, на котором вино и фрукты. Внутри кипит что-то непонятное, чужеродное, слишком большое и болезненное. Руки сжимаются в кулаки, и как же я хочу заставить его замолчать. Может напоить его вином, немногие южные хорошо переносят алкоголь, он сразу расскажет мне всё. Плеснув в стакан жидкости, возвращаюсь к нему.  — Не бейте… — скулит, пряча лицо, а я замираю в паре шагов от него, но потом снова присаживаюсь ближе.  — Вот, выпей это, — протягиваю ему бокал с вином, но руки парня связаны за спиной, а развязывать его в мои планы пока не входит. Поэтому поднимаю его голову поддерживая, помогаю выпить предложенное. К моему удивлению, уже после первого глотка он давится и начинает кашлять, отворачиваясь. — Я сказал, пей! — снова кричу, отчего он испуганно дёрнувшись, крепко зажмуривается, морщинки вокруг глаз становятся отчётливее, и залпом выпивает предложенное вино. — Так-то лучше! — отпустив его, наблюдаю, как он, задыхаясь, пытается справиться с тем, что его внутренности опаляет алкоголь. Мальчишка корчится, хватает ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Слёзы всё ещё текут по его лицу, но он больше не рыдает в голос, уже хорошо. — А теперь расскажи мне, как ты оказался в моих землях, Чимин.  — Я хотел посмотреть… — хрипит он, затихая на полу. — Я просто хотел посмотреть…  — Посмотреть, что? — угрозы в моём голосе с лихвой. Если это ещё один шпион, я расправлюсь с ним сразу, несмотря на всё то, что он уже успел заставить меня почувствовать.  — Горы… — шепчет тихо, отчего приходится ещё приблизиться к нему, чтобы расслышать. — Я всю жизнь мечтал увидеть горы… Я столько пел о них, но ни разу не видел…  — Ты менестрель? — с интересом перевожу взгляд на его руки, что туго стянуты, интересно его пальцы повредили? Будет весьма печально если да.  — Угу, — отзывается, кажется совсем ослабев. Вскакиваю, решая проверить, насколько он правдив со мной и хватаю свой меч. Пленник моментально распахивает глаза, наблюдая за моими движениями, и я уже предвкушаю услышать мольбы о пощаде, клятвы верности и преданности, обещание всего на свете, особенно своего тела, но снова он меня удивляет. Чимин просто зажмуривается и сжимается всем телом, ожидая, как мне кажется смертельного удара. Подойдя ближе, мягкими шагами, я заношу над ним оружие, но ни одного стона не слетает с губ мальчишки, что однозначно вызывает уважение к нему. Обычно южные визжат, как свиньи перед смертью, а он принимает ее со, своего рода, достоинством. Одним движением я разрезаю веревки, что туго стягивали его руки и с интересом наблюдаю, что же он станет делать. Несколько секунд Чимин не шевелится, он однозначно слышал звук лезвия рассекающего воздух, но все ёще ничего не предпринимает. Веревки соскользнули с его рук, и он распахивает глаза, вскидывая голову. В карих омутах плещется неверие, и снова страх. Ну, почему опять страх, я же освободил тебя, где благодарность, а?  — Сыграешь для меня, если ты действительно менестрель, — откладываю меч на стол рядом с вином. — Где твой инструмент?  — В лесу, его выкинули стражники, — дрожащим голосом отзывается. Мальчишка не пытается встать на ноги, но поднимается, чтобы сесть на колени, очень осторожно, слабыми неловкими движениями разминает запястья, которые видимо, почти не чувствует. Иначе я просто не могу объяснить, почему его движения такие.  — На чём ты играешь? — присев на свой трон, я откидываюсь на спинку, всё ещё не сводя с него взгляда.  — Гуцинь, — болезненный стон срывается с его губ, когда он задевает в кровь стёртую кожу в некоторых местах.  — Твой инструмент я искать не буду, ты же не против, сыграть мне на том, что тебе принесут, — это звучало, как вопрос, но отказаться он не мог, и, судя по его выражению лица, понимал это. Я прекрасно знал, что инструмент скоро будет тут, ибо в зале всегда есть человек специально, чтобы не пришлось каждый раз звать слуг.  — Конечно, Ваше Величество, — он склонил голову в уважительном поклоне, — но его качнуло в сторону и от удара лицом об пол, спасли только вовремя выставленные вперед руки.  — Ты опьянел с одного бокала вина? — губы кривятся в усмешке, если он шпион, то очень неудачный.  — Я никогда раньше не пил вино, — стыдливо опускает голову. — Только виноградный сок. Двери распахиваются и, склонившись в раболепном поклоне, входит девушка служанка с гуцинем в руках. Она неуверенно замирает рядом с Чимином, не зная где оставить инструмент, но подчиняется взгляду и укладывает его рядом с пьяным напуганным парнем. После этого двери сразу же закрываются за ней, и в зале повисает тишина. Чимин не шевелится, а моё терпение исчезает быстрее, чем песок в песочных часах.  — Ну и? — я сжимаю кулаки. — Долго ты собираешься сидеть? У меня не так много терпения, а ты и так истратил его слишком много!  — Сейчас… — подтянувшись на руках, парень усаживается рядом с инструментом и внимательно его, оглядев, перебирает струны, пробует. Подтягивает некоторые, ведь инструмент не идеально настроен. Пробует ещё раз, это занимает почти десять минут, но когда результат его удовлетворил, он снова застыл, а я уже был на грани того, чтобы снова начать кричать. — Что вы хотите услышать, Ваше Величество? — осторожно спрашивает, голос дрожит и сам он не то, чтобы успокоился.  — Мне не важно, что именно, спой уже хоть что-то, чтобы я понял, на что ты способен, — махнув рукой, прикрываю глаза, стараясь успокоить внутреннюю жажду крови, сейчас она превышает все чувства к этому кукольному парню. Когда по залу разнёсся тонкий высокий, голос, я распахнул глаза, сразу же впиваясь в него взглядом. Это невероятно… Его голос невероятен. Чимин выбрал историю о юноше, что полюбил повелителя горы, жестокого и мрачного, умытого в крови. Но только к этому парню повелитель был добр, милостив. История была наполнена жестокостью и слезами главного героя и Чимин так хорошо, так прекрасно передавал все переживания голосом, который переливами чистого удовольствия разносился в помещение. Он будил во мне все мои тёмные и не очень инстинкты, которые, как мне казалось, уснули навечно. Его голос то звонкий, как ручей весной, он рассказывал о силе любви, о том, как мечтал хрупкий парнишка изменить своего возлюбленного, сделать его мягче и добрее. То опускался до хриплого и приглушённого, когда история доходила до мыслей повелителя горы. Эта часть была наполнена метаниями, сумасшествием и горечью. Признанием того, что эта любовь невозможна. И в конце, когда на руках повелителя оказалась кровь возлюбленного, голос Чимина стал мягким, добрым, наполненным искренней грустью, что передавал плач и вечную теперь боль и вину. Очаровывал не только голос, но и навык игры, струны издавали невероятные звуки в его руках, словно стонали и плакали вместе с героями. Его мастерство было волшебным, таким чувственным и настоящим, что когда затихла последняя нота, я просто вскочил и быстрым шагом направился к нему. Чимин вскинул голову на звук шагов и испуганно отшатнулся от инструмента, отползая от меня назад. Когда расстояние между нами сократилось до минимума, то Чимин просто, вскрикнув, рухнул без чувств. Смотря сейчас на это расслабленное тело, я сходил с ума от того, что хотел бы с ним сделать, но сдерживал порывы сумасшествия. Послушав его игру, и услышал его пение, я понял одну простую вещь, неважно кем он был до этого, шпионом, менестрелем южного короля, или ещё кем, теперь он будем моим, и только я буду слышать его. Аккуратно, не в пример своим действия до этого, я поднимаю его на руки и выхожу из зала. Слуги провожают меня удивлёнными взглядами, никого и никогда Кровавый Король не носил на руках. А уж с трупами и подавно не возился. Не обращая ни на кого внимания, я направляюсь к своим покоям, на краю сознания бьётся мысль, а достоин ли этот мальчишка находиться в моих покоях, но она быстро исчезает. Это моё, и будет у меня. Все очень просто. Войдя к себе, я опускаю его на огромную кровать, и бережно раздеваю. Его тело так красиво смотрится на моих чёрных простынях, просто прекрасно. Он словно освещает всё вокруг, и даже мрачный интерьер комнаты больше не кажется таким. И да, мне эгоистично хочется на него посмотреть, но кто способен возразить мне? Неожиданностью стало то, что его тело не мягкое и рыхлое, как у большинства южных, а подтянутое с выраженным, хоть и лёгким рельефом мышц. Мне нравится, хочется съесть этого ребенка, но пока он меня боится это невозможно. Из этого прелестного ротика должны вылетать только крики удовольствия, но никак не боли. Прикрыв его тело тёплым одеялом на меху, я провёл кончиком пальца по пухлым чувственным губам, и направился к выходу.  — Из комнаты не выпускать, как проснётся покормить и предоставить ванну, и если только волос с его головы упадёт, пойдёте на корм псам, ясно?! — рычу на стражников у комнаты, которые кивают и кланяются. Вернувшись в зал, я решительно выпиваю несколько бокалов вина, но раззадоренное его искусством желание, которое я подкрепил тем, что разглядывал его тело, никуда не девается. Ударом ноги, распахнув дверь, шиплю ближайшему слуге:  — Мальчишку мне, срочно! Молодого и невинного! Нужно как-то успокоить пожар плотского желания, что вызвал Чимин, пока он сам не будет отдаваться мне. Не прошло и пары минут, как в зал вошёл парень, каштановые волосы, песочного цвета кожа, и огромные невинные светло-карие глаза, не Чимин, конечно, но сойдёт, если брать сзади. Схватив за волосы, толкнул его на пол, заставляя встать в колено-локтевую, его лицо мне не нужно. Распустив завязки на штанах, я пристроился сзади, и, проведя несколько раз по напряжённому члену, рывком вошёл в тугое, явно неподготовленное тело. По залу пронёсся оглушительный визг мальчишки, что остервенело, вырывался из моих рук. Видимо его, настолько затопила боль, что он забыл, под кем сейчас находится. Зарычав от того, что он и мне делал больно тем, как сжимался и дергался, я снова хватаю его за волосы и с силой оттягиваю их, заставляя изогнуться дугой, так ему сложнее дергаться, но голосить он не перестает, и это выбешивает настолько, что я начинаю злобно шипеть:  — Заткнись, сука! Я сказал закрой свой поганый рот! Ты, уёбок, визжишь, как свинья! Особо сильно толкнувшись бедрами, я почувствовал, как член обволакивает горячая влага, с которой двигаться намного проще и в разы приятнее. Мальчишка подо мной, закричал ещё громче, и неожиданно с силой царапнул ногтями руку, которой я сжимал его волосы. От неожиданности я отпустил, легкая вспышка боли была такой непривычной, что на пару секунд тело замерло. Мой несчастный любовник в это время споро соскочил с члена, но ходить явно не мог, стараясь отползти, как можно дальше. Маленький, наивный, как будто это могло помочь. С ласковой мягкой улыбкой, я наблюдал за его неловкими движениями, бедра окрасились кровью, я сильно его порвал.  — Маленький, ну куда же ты? — голос обманчиво ласковый. — Я ещё не кончил, а ты спешишь меня покинуть.  — Не надо, пожалуйста, мне больно, — плачет этот ребенок, не оставляя попыток уползти. — Мне так больно…  — Мне тоже было больно, когда ты начал зажиматься и дергаться, — фыркнул я, быстро догоняя его и снова хватая волосы на затылке, только в этот раз не чтобы оттянуть назад. В этот раз я чуть приподнимаю его залитое слезами лицо и сильным движением впечатываю его в пол. Звук ломающегося носа, как бальзам для моих уставших от визга ушей, но после этого снова следует крик. Я не даю поднять голову и снова направляю член внутрь, отчего крик переходит в визг, безумно раздражая, но кончить хочется сильнее, чем просто прирезать эту крикливую свинью. — Да заткнись ты уже! Я зашью твой блядский рот, если ты не заткнёшься! Похоть совершенно окутала меня, быстро вбиваясь в извивающееся тело и, прикрыв глаза, я представил под собой Чимина, только его в моих мыслях держать не надо было, он сам льнул ко мне, стонал и просил. Внизу живота всё завязывалось тугим узлом наслаждения, который грозился вот-вот взорваться. Я вжал голову мальчишки сильнее в пол и толкнулся до самого конца, кончая в это дрожащее и дёргающееся тело. Как только наслаждение отступило, я вышел, брезгливо вытирая кровь с члена его же одеждой, а потом развернул его к себе. Картина мне предстала поистине замечательная, лоб разбит, на нём красуется несколько ссадин, нос свернут на бок, лицо залито слезами и кровью, очень красиво. Только вот не хватает нескольких деталей…  — Знаешь, ты ведь и, правда, красивый, — негромко произношу, поглаживая его волосы. — Но недостаточно красивый, ты не Чимин, и это твой главный минус, — рассматривая его, отмечаю для себя различия, а потом в голову приходит идея, от которой губы растягиваются в сумасшедшую улыбку. — Но это мы сейчас исправим малыш, — дотягиваюсь до своего меча, который всегда неподалеку от меня. А потом хватаю его за волосы и начинаю просто кусками кромсать их, отрезая. — Отрастим новые, правильного цвета, да? Зачем нам эти уродские? — когда волос остаётся совсем мало, а мальчишка заходится в истерике, я осматриваю его критически и замечаю его длинные пальцы, которые совсем не такие, как у Чимина, и одним движением укорачиваю их, отрубая кончики, и проделываю то же самое на другой руке. Комнату ожидаемо оглашает визг, уже практически нечеловеческий, мальчишка дёргается подо мной, пытается оттолкнуть руками, которые только пачкают кровью мою одежду. Хорошо, что я сел на его живот, и он никуда не денется от меня. — Ну, чего разорался, красота бывает болезненной, терпи! — осматриваю его на предмет того, что ещё нужно исправить. Разрез глаз. Перехватываю меч удобнее, и лёгким движением кончиком лезвия надрезаю уголок глаз, делая его чуть шире, а потом прижимаю дёргающееся и подвывающее тело к полу. — Да замри ты, если хочешь остаться с глазами! — проделываю то же самое со вторым глазом, но, кажется, всё-таки задеваю и сам глаз, ибо он прижимает окровавленные руки к глазам и хрипит, видимо наконец-то сорвал голос. А теперь самое главное, губы, они слишком тонкие. — Я почти закончил, ты почти красавец, — улыбаюсь нежно и снова кончиком лезвия надрезаю нижнюю губу и выворачиваю ее, делая разрез шире, чтобы выглядела пухлее, потом с верхней, но мальчишка подо мной замер и даже не хрипит. Раздражённо проверяю его дыхание и сердцебиение и остервенело пинаю мёртвое тело. — Ну, что за слабая сука?! Я почти закончил! Встаю с бесполезного теперь тела и сажусь на трон, отпивая вино прямо из графина, тело уже волокут к выходу, но на него так плевать. Зал пропитан запахом крови, я сам весь в крови, и это так немилосердно будоражит сознание, что я подрагиваю от удовлетворения. Ласково оглаживаю лезвие верного клинка, которое сегодня напилось крови. Растираю его по металлу, почти любовно втирая в него и стараясь запечатлеть это в памяти. Вот так хорошо, сейчас хорошо, спокойно. Кровавый Король снова искупался в крови, пока в его покоях на кровати ворочался от мучающего его кошмара юный невинный, но уже приговорённый парень.