неудачные признания: сто и один случай

сто процентов, он — херовый. он всегда это знал. на периферии мыслишки гуляли. мин юнги — человек на троечку из пяти. не идеальный — и ладно. раньше собственная неидеальность доставляла дискомфорт, а теперь — нормально. юнги же — на троечку, золотым медалистом не стремится быть. четыре месяца ему понадобилось, чтобы отойти. с каждым разом — все меньше. все-таки, к плохому можно привыкнуть, особенно если сам — не соответствуешь идеалу даже спустя сотню попыток быть лучше. тысяча — многовато. сколько ему понадобилось разрушенных отношений, чтобы понять, что запариваться и быть лучшей версией себя — херня собачья? что сглатывать и винить во всем себя и выходящие за рамки собственные чувства, но не отказываться — гиблое дело? что такая привязанность (нездоровая даже) — полный провал как формат? терапия клин клином — одна боль на другую — работает с перебоями и криво, но, в целом, работает. на хосока на немногочисленных скрытых фотографиях смотреть тяжковато. уже не больно: просто не хочется — нахер оно нужно. и — наконец — нет сожалений, когда вариант «удалить все» в папке с файлами не вызывает ничего, кроме облегчения, а не обострения приступов тревожности из-за синдрома плюшкина. возможно, он будет периодически думать вскользь о многом, но скорее как о наборе фактов, а не как о шквале счастливых солнечных моментов — это же, блин, хосок, — которые юнги проебал. клин клином — терапия рабочая, но херовая. как юнги. херовым, наверное, должен быть, все-таки, кто-то один. а юнги больше не будет лицемерить перед собой. чонгук, отвлекая его, обнимает поперек туловища, кладя голову на полный мочевой пузырь и поглядывая на миновский второй подбородок. юнги с усмешкой треплет его по волосам, не чувствуя ничего, кроме всепоглощающего уюта и ласки. и невыносимого желания отлить из-за давления чужого подбородка. — не храпи, мне завтра рано вставать, — воркует еще, паршивенько улыбаясь, поганец. юнги больше не хочет боли. поэтому клин клином — терапия рабочая, но больше не для него. — да пошел ты, — нежно произносит мин, массируя кожу головы парня, — вали к себе домой, тиранище. — ну хен, ты обещал ночевку. — а маме я обещал быть примерным, — мягко улыбается. — караул, обман прям посреди бела дня. всю жизнь юнги казалось, что он ищет ответных чувств. таких же сильных, как у него. а оказалось — умиротворения. только пока он в это умиротворение не упал, мин совсем и не знал, что это то, что ему нужно.