Счастья молодым или покойтесь с миром

Перезвон дверного колокольчика на мгновение перекрыл звуки джаза, оповещая о новом посетителе. — Привет, Одасаку. — Дазай. Мужчина кивнул своему приятелю, медленно спускаясь по винтовой лестнице. Он на ходу снял бежевое пальто, перекинув его через локоть. Когда Ода подошёл ближе, на его лице можно было заметить тень усталости. — Как ты догадался, что это я? — Я друга милого узнаю по шагам, — нараспев пролепетал шатен и получил в ответ от Сакуноске снисходительную усмешку. Они познакомились несколько месяцев назад, в этом самом баре, и в глазах Оды Сакуноске Дазай Осаму был большим ребёнком. Он часто ребячился и порой вёл себя легкомысленно, его манера общения была наполнена шутками и обилием лисьих улыбок. Даже во взгляде порой можно было заметить проблески хитринки, за которой скрывался пытливый ум. Он словно был немного не от мира сего. Но, быть может, все творческие люди такие? В начале знакомства Осаму представился писателем. Работал в жанре мистического детектива и был достаточно популярным автором. Он даже горделиво задирал нос, выдавая одну из своих обольстительных улыбок, когда говорил, что является новой восходящей звездой писательского мира. Конечно же он больше паясничал, чем был серьёзен. Иначе он бы не был Дазаем. Ода прочёл пару его книг. Осаму действительно неплохо писал, его истории захватывали дух, держали в напряжении, а порой даже пугали. Сакуноске было интересно, почему Дазай выбрал для себя подобный жанр, на что шатен пожал плечами и ответил: "Я люблю загадки и сюжеты, которые вынуждают пораскинуть мозгами. Как видишь, подобное нравится не мне одному, а ещё… людям нравится бояться, Одасаку. Это даёт им понять, что они всё ещё живы". Достаточно неоднозначный ответ. Тогда он заставил мужчину задуматься. Не только о правоте суждений молодого человека, но и о том, что творилось в его голове. Ведь иногда улыбчивый Осаму казался грустным, в эти моменты в его глазах появлялась усталость неизвестного происхождения. Но она быстро исчезала на дне зрачка, скрываясь за искрами смеха, пока Дазай травил очередную шутку или делился идеей сюжета будущей книги. И всё же, в чём-то он был прав… — Плохой день? — тонкий звон стекла после щелчка пальца вырвал Сакуноске из потока мыслей. — Что? — Я про твой светлый лик и тени под глазами. Ещё немного и ты станешь похож на панду, Одасаку, — Дазай склонил голову на бок, искоса поглядывая на него. — Ах, это… — Ода вздохнул, подавая знак бармену. Уже через минуту перед ним стоял бокал виски с крупным шариком льда. — Так, ничего особенного. — Бросьте, господин офицер, — шутливо промурлыкал Дазай, притопив пальцем шарик льда в своём стакане. — Кто-то явно высосал из вас все соки. Пригубив немного виски, Сакуноске возвёл глаза к потолку и задумался. — Утром я подловил одного паренька на горячем, пока он пытался ограбить магазин недалеко от участка, — мужчина начал загибать пальцы, перечисляя события минувшего дня. — Потом разбирался с заявлением о домашнем насилии – пока жена и любовница выясняли отношения, мужу крепко досталось. Этот цирк плавно переехал в участок, и большую часть дня пришлось наблюдать громкую сцену в сопровождении скулящего мужчины, у которого был синяк в половину лица и заплыл один глаз, — Ода хмыкнул и немного поморщился. От одних воспоминаний у него заболели уши. — А под вечер поступил звонок о минировании в одной из районных школ. Липа, конечно, но пришлось помотаться и проверить. — Хо-оо, — у Осаму глаза загорелись. — Слушай, Одасаку, а давай поменяемся? Я тоже хочу бомбы обезвреживать! — Никакой бомбы не было, — внезапный энтузиазм Дазая был заразителен. Сакуноске улыбнулся и щёлкнул друга по лбу. — А будь она настоящей, у тебя бы ничего не вышло. Ты бы подорвался. — Подорвался?! Подорвался! Ты настолько в меня не веришь? — разыгранная Дазаем пантомима напоминала сцену из трагедии. Но стоило молодому человеку крутануться на барном стуле, как он стал задумчиво потирать подбородок. — Подорвался, значит… А это мысль. История о сапёре, который подорвался на работе, но не осознаёт этого, и его призрак продолжает жить обычной жизнью и не понимает, почему коллеги на работе и домочадцы игнорируют его… Как тебе? — Сыровато. — Бу. Будь добрее ко мне, Одасаку. У творческих людей натура тонкая, — под конец шатен надул губы. В самом деле – большой ребёнок. — Да-да, — Ода снисходительно кивнул и снова протянул к нему руку, на этот раз потрепав молодого человека по макушке. — Хороший мальчик. — Эй! Я не собака. — Ага, — мужчина хмыкнул, но руку убрал. — К слову, я сегодня ненадолго. Ещё есть дела… — Оя?! У тебя дежурство что ли? — Нет. Это личное… — Хо-хо, — Осаму прищурил глаза и улыбнулся, отчего выражение его лица стало по-лисьему хитрым. Он игриво толкнул друга локтем в плечо. — Неужели у тебя наконец появилась подружка? Поздравляю! А то я был уверен, что ты женат на работе. — Я другу помогаю с его работой. — Тц, — шатен скривился и цыкнул. — Теперь не так интересно… А что за дело такое? И про друга впервые говоришь. — Он, как бы… — Сакуноске немного замялся, чем вызвал у собеседника больший интерес. Теперь коньячные глаза пристально наблюдали за ним. — …экзорцист. Шатен на соседнем стуле замер, подперев щёку рукой. Судя по выражению лица, он был удивлён: его глаза распахнулись шире, а губы сложились с маленькую "о", но он не издал ни звука. Эдакая немая сцена. Затем он подобрался, напуская на себя деловой, заинтересованный вид. — Звучит интересно. — Не начинай… — Почему? Я люблю разного рода истории о всякой бесовщине. Так что за дело то? И твой друг в самом деле экзорцист? Один из тех, которых по телеку показывают? Он читает мантры и устраивает танцы с бубнами? Или он поёт псалмы, читает молитвы и поливает всех водой направо и налево? Ода беспомощно прикрыл глаза. Зная Дазая, ему просто не стоило раскрывать рот. Питающий страсть к мистике и разного рода байкам, Осаму был способен выдавать полсотни вопросов в минуту, становясь крайне дотошным до подробностей. Ему бы с его талантами выуживать из людей информацию, работать дознавателем. Иногда, правда, с ним было тяжело. Сейчас Сакуноске больше ссылался к тому, что он просто устал. Боже, дай ему терпения. — Ни то, ни другое. Куникида, он… скорее даос. И прежде, чем ты спросишь, нет. Он не лысый, — по тому, как усмехнулся Дазай, Одасаку был уверен – он хотел спросить именно это. — Знаешь, я никогда не был суеверным человеком. Когда Куникида попросил меня о помощи, я был настроен достаточно скептично. Вся эта мистика казалась мне бредом. Но меня просили только о сопровождении. Он вроде как задался целью очистить округу от тёмных сил. Звучит как фраза из фильма, но… За время сопровождения, я видел всякие вещи. И не все я могу объяснить, понимаешь? Пока Ода говорил, Дазай молча слушал, время от времени поигрывая шариком льда в своём стакане. Сакуноске понимал, что выразился достаточно сумбурно, но он не смог подобрать других слов. На самом деле, многое из увиденного не поддавалось объяснению. Одни только разговоры о мебели, перемещающейся в пустой комнате, звучали как бред сумасшедшего. Ещё были огни, плывущие в ночи без свечи или лампады, скребущие звуки и смех за монолитными бетонными стенами, после которых можно было забыть про сон. Всё это звучало слишком иррационально, походило на страшную сказку или сюжет среднестатистического фильма ужасов про приведений. Это не поддавалось объяснению, но происходило у Одасаку на глазах. — Занятно, — голос Дазая нарушил затянувшуюся паузу в разговоре после слов Сакуноске. — Хотелось бы услышать подробности. И часто ты помогаешь своему другу? — Последние три недели, — проворчал Ода, сделав вид, что не понял намёка друга на подробный рассказ. Впрочем, Дазай не был против. — Так вот почему тебя сейчас днём с огнём не сыщешь, Одасаку, — шатен щёлкнул пальцами, точно нашёл ответ на загадку века. — Вы так близки, так близки. Глядишь, скоро и свадебку сыграете. Игривый тон Дазая говорил о том, что он снова готов паясничать и травить шутки. Бармен, натирающий до блеска стаканы, также понимающе хмыкнул. Он тоже многое повидал, в том числе посиделки Осаму и Сакуноске. Кажется, последнему он порой сочувствовал. — Отличная шутка, Дазай. Ещё скажи, что сам женат. Ода устало прикрыл глаза и сделал глоток виски. Зря. — Ну да, женат. — Что? Сакуноске вздрогнул и закашлялся, когда алкоголь внезапно попал ему не в то горло. Он медленно перевёл взгляд на собеседника. Тонкий свитер с закатанными до локтей рукавами, из-под которого виднелись бинты, тёмно-синие джинсы, классические оксфорды и тёмный плащ на плечах. Образ дополняли стеклянные бусы-чётки и серьга-кисточка в левом ухе – причуды творческой натуры, как всегда думал Ода. Но, как не посмотри, Дазай скорее напоминал студента-старшекурсника, чем писателя. На женатого человека он был похож ещё меньше. Очевидно, что-то такое было написано на лице Сакуноске, отчего Осаму мягко прищурился, снова напоминая своим видом хитрого лиса. — Женат? — Ага, — проворковал шатен. — На моей работе, — Одасаку уже было выдохнул. — Вернее, на моём редакторе. — Пожалуйста, перестань. — Прости-прости. Не удержался. — Так… — Ода кашлянул в кулак, силясь избавиться от фантомного чувства удушья. Он точно снова подавился, но в этот раз воздухом. И, кажется, ранее они не касались темы личной жизни. Было неожиданно открывать для себя друга с этой стороны. — Ты серьёзно? — Да, мой редактор – моя жёнушка. Очаровательное создание, но с характером. Правда, когда злится, становится ещё краше… Речь Дазая лилась сплошным потоком, молодой человек вошёл во вкус и активно расписывал Одасаку все достоинства супруги. Наблюдая за ним, Ода понял одну простую вещь – Дазай по уши влюблён. Он говорил о своей спутнице жизни запальчиво, с азартом и нежностью, почти мурлыкал. Видеть такую перемену в этом легкомысленном шутнике было неожиданно приятно. — И как давно вы вместе? — Да лет семьдесят уже. — Что, прости? — Сакуноске подумал, что он ослышался. — Лет семьдесят. Ну, знаешь, год за десять и всё такое. У нас достаточно насыщенная история отношений. — Ну и шуточки у тебя, — усмехнувшись, Ода повёл плечами. — Будь серьёзнее. — Я всегда серьёзен! Мда. В глубине души Ода немного сочувствовал неизвестной девушке. С характером Дазая быть его женой наверняка было непростой задачей. — Кстати, я тут вспомнил об одном дельце… — Хм? — Мне нужно было доработать рукописи. Моя жёнушка оторвёт мне голову, если к утру они не будут у неё на столе, — Осаму жестом изобразил отсечение собственной головы, а затем досадливо фыркнул. — Иногда я чувствую на себе минусы подобного положения. — Она заставляет тебя работать? Думаю, это не так уж и плохо. — Эй, разве ты не мой друг? Ты должен меня поддерживать! — Но ты этого заслуживаешь. — Не будь жесток со мной, Одасаку. Не отбирай хлеб у моей жены! Это был очередной театр одного актёра в исполнении Дазая Осаму. Шоу-программа подразумевала трагедию. Вздохнув, молодой человек достал бумажник из внутреннего кармана своего пальто и оплатил счёт, после бодро спрыгивая с высокого табурета. — Мне пора. Ещё увидимся, Одасаку. Передай от меня привет своему другу. Махнув рукой, он поднялся по винтовой лестнице под звуки джаза и со звоном колокольчика исчез на тёмных улицах вечерней Йокогамы.

***

В глазах Дазая Осаму Ода Сакуноске был славным парнем. В чём-то немного наивным, но в целом славным. Дазай подозревал, что в голове у этого человека сложился свой собственный образ идеального законопослушного гражданина. Того самого хорошего парня, который непременно будет на светлой стороне силы в каком-нибудь семейно-приключенческом фильме. Он будет снимать котиков с деревьев, переводить старушек через дорогу и назидательно журить малолетних сорванцов за проступки, но поощрять положительные стороны. А ещё он может быть спокоен и твёрд, как просроченный пряник. Что ж… Наверное таким и должен быть офицер полиции. Безупречным. И всё же этот собирательный образ отдавал приторной сладостью наивных суждений. Дазай был рад сыграть роль легкомысленного балагура и немного выбить Одасаку из колеи. В такие моменты он ясно видел, что Ода был настоящим, а не картонным героем из детской книжки-раскладушки. Одасаку Дазаю нравился. Осаму нравилось проводить с ним время. В его компании шатен позволял себе погрузиться в некую иллюзию жизни до смерти и по-своему наслаждался этой игрой. Это было похоже на вкус конфет из далёкого детства, который почти стёрся из памяти, но порой всё ещё ощущался на кончике языка призраком прошлого. Это неплохо. Ода хороший друг. Но всей правды ему не раскроешь. Иногда Дазай пытался. Он вплетал в разговоры реальные факты своей биографии, и Сакуноске был склонен воспринимать это как шутку. Осаму не настаивал. Люди в большинстве своём с трудом могли осмыслить существование нежити. Ведь это не более чем фольклор, сказки… Лифт медленно поднимался вверх, и ожидание разбавляла однотипная музыкальная трель. Сквозь стеклянную стенку можно было наблюдать панораму ночного города. Но взгляд Дазая был направлен в никуда, а мысли блуждали. В какой-то момент он даже вспомнил о своей семье. Он не интересовался особо их благополучием, но знал, что его младший брат загремел в психушку, а наследницей семейного бизнеса стала младшая сестра, Соноко. Позднее она вышла замуж и сменила фамилию. Кажется, сейчас сетью ресторанов управляла её дочь – Цусима Юко… Музыка стихла и одиночный писклявый звонок оповестил об остановке лифта. Дазай отмер, перестав изображать памятник самому себе, и шагнул прочь из кабины. Пентхаус встретил его мраком и тишиной. Очевидно, никого не было дома. Задумчиво хмыкнув, шатен достал из кармана телефон и взглянул на время. Одиннадцать двадцать пять – для вечера слишком поздно, а ночь ещё только вступила в свои права. У него достаточно времени до рассвета. Не включая свет, Дазай повесил плащ на плечики в шкаф и сменил обувь на домашние тапочки. Обстановку он знал как свои пять пальцев и не боялся налететь на мебель, когда пересекал комнату. Также он прекрасно видел в темноте. К слову, пентхаус, как и само здание, был их с супругом семейным гнёздышком. Умение Чуи подделывать документы и немного чар сыграли свою роль в пору активной застройки города после войны. В собственности у живых мертвецов оказалось несколько земельных участков, как и недвижимость на них – в основном это были офисные здания, помещения в которых сдавались в аренду. Словом, на жизнь никто не жаловался. Осаму расположился в гостиной. Примостившись на ковре, он поставил ноутбук на журнальный столик и принялся за работу. Прошло чуть более получаса, когда в размеренный стук клавиш вмешался посторонний звук. Переливчатое эхо детского смеха потревожило слух шатена и он отстранился от машины, опуская крышку, чтобы осмотреться. Рядом показался голубой всполох – блуждающий огонёк проплыл мимо и прильнул к раскрытой ладони доверчивым котёнком, когда Дазай протянул к нему руку. Пощекотав бледную кожу язычками призрачного пламени, всполох подпрыгнул и взвился под потолок, проплывая над комнатой. Со стороны прихожей послышался звук подъезжающего лифта. — Чуя? — Дазай вышел в коридор, когда двери раскрылись, но кабина была пуста. Блуждающие огоньки отпустили более громкий смешок. Момент, когда их стало больше, был упущен. Осаму развернулся на пятках и собрался было вернуться в гостиную, но замер не сделав и шага. За его спиной стояла фигура, почти кукольная. Красное платье с объёмной юбкой ниже колена, ноги упрятаны в чулки и туфельки в тон платью. Бантик губ на фоне бледной фарфоровой кожи лица казался насыщенно кровавым, чёрные, как смоль, волосы рассыпались по плечам, глаза скрывала чёлка. Волосок к волоску, складочка к складочке. В самом деле куколка с лёгкой улыбкой на устах. Только по коже мороз от такой неживой красоты. Дазай с минуту любовался ей широко раскрытыми глазами, затем черты его лица смягчились и он протянул руку к чёрным волосам, зарываясь в них пальцами. — Пожар волос твоих меня очаровал. Твои глаза – высокогорный лёд и снеготаянье… — в пол тона промурлыкал шатен, снимая парик чтобы полюбоваться кудрявой копной цвета закатного солнца. Кончики пальцев трепетно коснулись нежной кожи щеки, когда сам мужчина наклонился вперёд. — Поспорить я готов – одно лишь губ твоих касанье… способно мне открыть дорогу к небесам. Они тянутся друг к другу навстречу, пока их рты не сталкиваются в поцелуе. Дазай нежно пощипывал губы супруга своими. Вишнёвая помада так и подстрекала к тому, чтобы вгрызться в этот податливый ротик, искусать и облизать каждую складочку, чтобы губы распухли и стали ещё аппетитнее. Но он сдержался. — Ты льстец, любовь моя. Сильно очарование… Налюбоваться я тобою не смогу во век, — зашептал Чуя в губы супруга, разорвав поцелуй. Он заключил чужое лицо в чашу ладоней, поглаживая большими пальцами острые скулы. — Тебе я был дарован в наказанье, мой дорогой неполноценный человек… Привстав на носочки, он наградил возлюбленного за красноречие ещё одним поцелуем и напоследок слегка прикусил нижнюю губу шатена. — Отвратительно! — выдыхает Дазай, наблюдая за Чуей, пока тот снимает туфли и шлёпает босыми ногами по полу, пересекая комнату. — Какие бы тряпки ты ни одел, тебе всё бессовестно к лицу. Мерзость. — Отвратительная черта… — парирует Накахара. Он ухмыляется, запрокинув голову, и заводит руки назад, чтобы расстегнуть молнию. — Ты умудряешься оскорбить и сделать комплимент в одном предложении. Ты ужасен. — Всё для тебя, крошка. Любой каприз, любая гадость… — Дазай подходит ближе, помогая с застёжкой. — Ты верно бредишь, моя радость? — с сарказмом подобрал рифму Накахара и рычащие нотки в голосе звучали как предупреждение. Но Осаму из-за этого только млел. Больной ублюдок. — Как всё прошло? — пальцы проскользнули под ткань и приспустили её с узких плеч. — Ужасно. Знаешь, как мне надоел этот чёртов экзорцист? — ворчливо отозвался юноша, позволяя расстёгнутому платью соскользнуть к ногам. — Ходит везде, выискивает что-то. И ладно бы способный какой был. Так ведь посредственность же. Поляжет, если нарвётся на кого-то посерьёзнее призрака. Ещё приятель твой с ним. Я как будто за карапузами на детской площадке слежу! Ещё и водить их приходится окольными путями, чтобы воздух не портили на нашей территории… Эй, Дазай! Ты слушаешь? — Ага… — выдохнул Осаму, когда Чуя развернулся и впился в него взглядом. Весь такой растрёпанный, раздражённый… Но что это на нём? Корсет? Подтяжки? Кроваво-красное кружево во мраке казалось чёрным. Загляденье. — Ты способствуешь развитию моих фетишей? — Не понимаю, о чём ты, — Чуя оскалился в ухмылке, подыгрывая Дазаю. Потрясённый вид шатена подкупал, а этот восторженный взгляд… Прекрасно. Отличный вид. — Твоё нижнее бельё… — А! Ты об этих тряпках? — Накахара скорчил недовольную гримасу. Боги, как же очаровательно этот рыжий морщил нос. Но на самом деле раздражение было напускным. Дазай знал, что свой стыд за переодевание Чуя потерял лет тридцать-тридцать пять назад. И наряжаться ему даже нравилось. А ещё он был уверен, что муж его сейчас просто балует. — Отвратительно. — Да… — прохрипел Осаму, сглатывая ком в горле. То, что мертво, умереть не может, но, кажется, он станет исключением из этого правила. — Мне тоже не нравится. — Тогда… поможешь мне его снять, Дазай? — под конец рыжий нежно прорычал чужое имя и развернулся на пятках. Он вышагнул из упавшего на пол платья и направился в другую комнату походкой от бедра. — Чуя!.. — Долго мне тебя ждать? Бельё само себя не снимет, так что поторопись, муженёк! Ответом стало утробное рычание и топот ног. Дазай в несколько прыжков нагнал Накахару и закинул взвизгнувшего юношу на плечо, утаскивая в спальню. Обычно играть на нервах Осаму любил сам и раздражал рыжего во имя искусства. Но иногда Чуя ставил ему шах и мат в его же игре, весьма искусно задевая струны его порочной души. Уже на кровати, срывая одежду с Накахары и вгрызаясь в его шею голодными поцелуями под звуки срывающихся стонов, Дазай был уверен в одном – мальчик определённо его баловал, и обоим это нравилось.