***
Чёрным вихрем оживший мертвец нёсся над крышами домов, обрывая в полёте листья с верхушек деревьев. Полы его одежды, длинные рукава, концы лазурного пояса и белые петли бинтов трепетали, подхваченные воздушным потоком. Треск стеклянных бусин в чётках напоминал глухое шуршание погремушки. На бледном лице, обласканном лунным светом, сверкали багровыми искрами янтарные глаза. Испытывал ли он злость? О да! Всё внутри Дазая клокотало от гнева, к горлу подступала желчь и во рту ощущался её горький привкус. Но свои эмоции молодой человек облачил в строгий ошейник и посадил на цепь, а затем вовсе раскатал и размазал равномерным слоем. Такое блюдо должно подаваться холодным, чтобы за фальшивой свежестью скрыть изрядную долю жгучего перца. А ещё чётко отмеренными порциями, чтобы быть уверенным, что достанется каждому. Дазай обязательно прибережёт кусочек для Чуи. Пусть шатен оставил последнее слово за собой, ему ещё было что добавить. В один прыжок перемахнув через широкую улицу, цзянши приземлился на арку перед китайским кварталом. Под ногами хрустнула покрытая пылью черепица, когда мужчина забрался выше и присел, скрываясь за украшением в виде мифического зверя. Внизу раскинулась широким рукавом улица, освещённая вереницей пузатых фонарей, перекинутых между домами. Их свет приглушал лёгкий туман, что стелился по земле, обволакивая дома. Постройки в несколько этажей плотно жались друг к другу, возвышаясь над дорогой. Несмотря на поздний час, в некоторых заведениях ещё горел свет, а двери были гостеприимно открыты, завлекая редких прохожих. Казалось, это место никогда не спит. Яркий антураж исправно привлекал к себе внимание, что было только на руку молодому человеку. Дазай соскользнул с арки вниз, мягко ступая по раскрытым алым зонтам, украшающим небо перед входом большой гостиницы. Тент под подошвой проминался, но не более, как будто живой мертвец ничего не весил. Следом дрогнул под ногой чёрный жгут проводов и покачнулась на нём вереница ажурных пузатых фонарей. Вид сверху на родные улицы казался непривычным, но не настолько, чтобы потерять чувство направления. Впереди показалась вывеска любимого заведения и Осаму ускорил шаг, притормаживая на крыше возле двухэтажного здания. Как бы не манили к себе гостеприимно распахнутые двери чайной, Дазай обошёл их стороной, спускаясь в тёмный узкий переулок между домами. Прикрыв глаза, он втянул носом воздух, смакуя букет ароматов ночи. В голове шатен держал образ гневливого рыжего демона, вспоминая его до мельчайших деталей, пока он не отпечатался на внутренней стороне век. Вместе со светлым ликом Накахары, Дазай вспомнил его запах. Обострившееся обоняние потустороннего хищника было ему только на руку – почувствовав нечто знакомое, Осаму открыл глаза и пошёл вперёд, пряча руки в широких рукавах. Луна спряталась за облаками, и непроглядный мрак туманной ночи накрыл собой узкую дорожку, заключая одинокую фигуру в объятия. Он надёжно скрыл живого мертвеца от глаз редких случайных прохожих. Впереди угадывались маленькие внутренние дворики, зажатые домами со всех сторон. Своеобразная изнанка китайского квартала, не такая яркая, как пёстрые главные улицы: выцветшая, припорошенная пылью домашнего быта и перетянутая бельевыми верёвками. Дазай прошёл мимо, сверкая глазами в темноте. Запах не просто щекотал ноздри, а стелился перед мужчиной тонкой дымной струйкой и уводил дальше за собой. Казалось, можно было протянуть руку и намотать эфирные колечки на длинные пальцы. Совсем как рыжие кудряшки Чуи. Так позади остались несколько дворов, когда за поворотом в очередной узкий переулок запах изменился. Он больше не тёк тонкой воздушной струйкой, теперь он сгустился и потяжелел, оседая на землю и стены корочкой. «Значит здесь?» Ощутив на языке фантомный солоноватый привкус железа, Дазай поджал губы. Кровь. Много крови. Её густой запах нехотя поднимался удушливым облаком от решёток старой ливнёвки, чьи очертания едва угадывались в темноте ниже по дороге. Некто очень старательно замыл её следы на асфальте, выплеснув несколько вёдер воды. Осаму присел на корточки возле стены и протянул руку вперёд – пальцы прикоснулись к едва заметным разводам, впитавшимся в стыки кирпичей. Пару ночей назад здесь упал и медленно угас огонёк жизни, именуемый Накахарой Чуей. Живой мертвец сжал челюсти и заскрипел зубами, ощущая вновь вспыхнувшее раздражение. Шаркнув ногтями по кирпичу, Осаму вскочил на ноги. Он снова втянул носом воздух, с неким остервенением принюхиваясь к кровавому аромату в поисках ниточки, протянувшейся за убийцей. Остаточный след больше не дрожал в воздухе дымными колечками и завитками: он воплотился перед взором нежити вереницей смазанных красно-бурых клякс, чьи очертания подсвечивались на дороге алым. Их свет тревожно трепетал, точно чувствовал раздражение нечистого и боялся его гнева. А темнота узких переулков протянула руки к шатену, заключая в свои объятия, когда он сорвался с места. Дазай прошёл ещё несколько дворов и дорога перед ним сузилась. Дома начали плотнее жаться друг к другу, напирая кирпичной кладкой стен с двух сторон. Они нависали над улицей и следили своими глазами-окнами за тем, что происходило вокруг. В какой-то момент под ноги мужчины вылетела кошка: тощее животное выгнуло спину и вздыбило шерсть, прижимая к голове уши. Она зашипела на живого мертвеца и отскочила в сторону под тяжестью кровавого янтаря, а затем скрылась за углом, поджимая распушившийся хвост. Осаму на это только усмехнулся и продолжил свой путь. Он хмурился, бегло осматриваясь по сторонам. С приходом ночи китайский квартал выглядел иначе, чем днём, что на главных улицах, что в паутине переулков. Некоторые места казались совершенно чужими. Но Дазай ощущал нечто совершенно противоположное. Всё казалось знакомым: кирпичная кладка стен, трава, пробившаяся через асфальт, шелест древесных крон во дворах... Посторонние запахи так и норовили забиться в ноздри, сбивая упрямца со следа, отчего мужчина тряхнул головой. Тем временем след истончился – грубые призрачные мазки крови поблекли, точно затёртая растворителем краска. Дазай был вынужден остановиться, когда за следующим поворотом след оборвался. С глухим рычанием мужчина ударил по ближайшей стене кулаком, силясь переварить раздражение и досаду. Он не был готов мириться со своим поражением и ещё некоторое время оглядывался по сторонам, отчаянно втягивая носом воздух. Но всё было тщетно. Вокруг витал только до одури терпкий аромат благовоний, терзая чувствительное обоняние. Поморщив нос, разгневанный мертвец поднял голову в попытках определить источник дрянного запаха, но так и замер. Глаза распахнулись шире от удивления, дрогнуло адамово яблоко при попытке сглотнуть несуществующий в горле ком. Впереди стоял дом, обнесённый высоким светлым забором, и на его фоне чернела дверь задних ворот. Свет не горел, но окно второго этажа было открыто настежь. Дрожали от лёгкого ветра газовые шторы. Осаму ощутил приступ тошноты. Он знал это место лучше, чем свои пять пальцев, а потерянный запах вновь проявился, вытекая подбитой на одно крыло бабочкой из открытого окна…***
Со дня похорон прошла неделя. За это время Дазай так и не объявился. В первую ночь Чуя радовался возможности побыть наедине с собой и привести мысли в порядок. Даже если это значило, что после мозгового штурма он будет чувствовать себя отвратительно разбитым. Вторая ночь не сильно отличалась от первой. Он ждал. На третью ночь Накахара начал беспокоиться. Куда ушёл этот придурок Дазай? А что, если он не вернётся? Всё больше вопросов возникало в рыжей голове, а из-за отсутствия ответов Чуя ощущал себя не в своей тарелке. Так смирение и ожидание сменились нарастающей тревожностью. Это чувство осталось с ним на следующие четыре ночи. Чуя засыпал и просыпался в одиночестве, при этом ощущая себя какой-то вещью, которую упрятали в короб, не подходящий по размеру. Гроб был достаточно широким, чтобы укрывать в себе два тела, застывших в одной позе, но в одиночестве Чуя вертелся, пытаясь найти для отдыха удобное положение. В этот момент трупная шкатулка казалась совершенно неудобной. А где коротал дневные часы Дазай? Нашёл ли он себе укрытие от губительно палящего солнца? Мыслей о том, что Осаму где-то ошибся и самоубился раз и навсегда, Накахара вообще не допускал. Несмотря на всю придурь шатена, Чуя верил ему. Едва ли вспыхнувший в нём гнев во время последнего разговора лишил его возможности мыслить рационально. Время тянулось медленно, если не застыло на месте вовсе. Непривыкший к праздной лености, Чуя пытался найти себе хоть какое-то занятие. Он несколько раз покидал пределы своего убежища, отправляясь на охоту. Но эти вылазки были максимально короткими. Стоило ему утолить свой голод, юноша пулей возвращался назад. Из-за тревожности рыжему казалось, что он может пропустить возвращение Дазая и тот, не обнаружив Чую, исчезнет снова. И в то же время Накахара понимал, что в своих опасениях явно перегибает палку. Из-за этого он злился и последние пару ночей пребывал в плохом настроении. Не имея понятия о том, как долго придётся скрываться в заброшенном доме, Чуя начал наводить порядок вокруг. Пыли в подвале стало меньше, редкие уцелевшие шкафы для хозяйственных нужд были сдвинуты к стенам и укрыты брезентом, заколоченные окна под самым потолком помещения, для надёжности, были завешаны дополнительным слоем ткани. Теперь это место казалось немного уютным. Но больше здесь заняться было нечем. Чуя мерил шагами комнату, сам себе напоминая мечущегося в клетке тигра. Следом за ним, разгоняя мрак, плыли по воздуху лазурные блуждающие огоньки. Ещё одна необычная вещь, которая, очевидно, шла в комплекте вместе с нестандартной загробной жизнью. Накахара заметил их на вторую ночь – дрожащие комочки голубого пламени в какой-то момент просто появились и продолжили следовать за юношей, куда бы он не шёл. Они тянулись к живому мертвецу, кружили вокруг, и временами с их стороны доносился переливчатый неживой смех. Огни были немного жуткими, но в целом милыми. Вот и сейчас они никуда не делись, только разлетелись по комнате, освобождая пространство для молодого человека. Остановившись на месте, Чуя накрыл руками лицо, медленно ведя ладонями вниз, пока они не сомкнулись в молитвенном жесте напротив носа и рта. Его плечи поникли. Вся эта неопределённость, тревога, ожидание… За неделю он так от этого устал. Пребывая в собственных мыслях, он упустил момент, когда его одиночество перестало быть таковым. Чужие руки сомкнулись кольцом на талии, отчего рыжий вздрогнул и замер, напрягаясь, как натянутая струна. — Я вернулся, Чуя… На плечо опустилась чужая голова, и мягкие вьющиеся волосы защекотали кожу щеки. Рыжий медленно выдохнул, чувствуя, как копившееся всю неделю напряжение трескается и осыпается с него невидимой шелухой. — И года не прошло, — проворчал Чуя, но даже это звучало как-то иначе, по-доброму. — Где ты был? — Дома. — Хо?! Накахара понимающе хмыкнул, наморщив лоб и поджав губы. Понятно. Значит он сидел где-то у чёрта на рогах, беспокоился, а Дазай всё это время был дома. Рыжий ожидал, что вот сейчас в его душе поднимется волна возмущения и он развернётся к шатену лицом, чтобы высказать ему всё, что он думает по этому поводу, но… Он на удивление легко воспринял полученную информацию. Накрыв ладонями руки на своей талии, Чуя попытался освободиться из чужой хватки. Но вместо этого Дазай только крепче сжал его в своих объятиях и потёрся лицом о шею. Капризничает? Это уже интересно. На своей памяти Накахара видел Осаму таким несколько раз и в эти моменты мужчина был пьян. Сейчас он казался трезвым. Даже приглушённый запах алкоголя не тревожил чуткий нюх нежити. — Хочешь мне что-то сказать? — не имея возможности изменить своё положение, Чуя прикрыл глаза и зарылся пальцами одной руки в шоколадные кудри, массируя чужой затылок. Со стороны послышалось тихое «Угу», и шатен качнул головой навстречу ладони рыжего. — Я нашёл то место, где тебя убили, — из-за сказанных слов Накахара ощутимо напрягся и Дазай крепче сжал его в своих руках, буквально вдавливая спиной в собственную грудь. — Наш последний разговор вывел меня из себя. Первая мысль была о том, чтобы просто проветрить голову, но я быстро загорелся идеей разгадать твою тайну самостоятельно и поиграть в детектива… — И как оно? — Чуя фыркнул, кособоко усмехаясь. — Понравилось? Стоило того? — Я разозлился, — Осаму продолжил свой рассказ. — Пахло кровью. Этот запах был такой густой и сильный несмотря на то, что все следы были замыты. И чем дольше от него свербело в носу, тем сильнее в груди пекло от гнева, — в тихом голосе Дазая зазвучали рычащие нотки и Чуя откинулся немного назад, бодая парня и привлекая к себе внимание. В ответ шатен снова потёрся о него щекой. — Я шёл по следу, желая найти убийцу, а когда нашёл… В голове словно хлопушка рванула и все мысли просто вышибло. В тот миг я даже забыл, что злился, в таком шоке был. Накахара слушал не перебивая: рассказ явно обещал быть не лёгким, как бы сухо не излагались события минувших ночей. Рыжий теребил пальцами ткань рукавов, скрывающих чужие руки, и белые ленты свисающих бинтов. — Это был мой дом, понимаешь? Дом, в котором я вырос, — плечи Дазая дрогнули в приступе беззвучного смеха. — Мой младший брат, Масаки, он… В его вещах был нож для бумаг с нэцкэ, я сам когда-то его заказывал в подарок. Он весь был в твоей крови. Как бы его не отмывали, в некоторых местах на резьбе осталась корка. Паузы в разговоре становились всё продолжительней, точно каждое слово давалось шатену с трудом. — Когда я держал нож в руках, счищая ногтем сухую корочку, то захотел пообщаться с младшим братом лично, — удерживая Чую в своих руках, Осаму тихо покачивался из стороны в сторону, точно пребывал в трансе, погрузившись в воспоминания. — Масаки, правда, никакой радости не испытал. Первые пару ночей он провёл в тревожном молчании на грани истерии, а затем из его рта полились откровения. Знаешь, ведь он на тебя глаз положил, а ты, мол, безродный отброс, посмел нос воротить. Он всё говорил-говорил, скулил и почти повизгивал… И в тот момент весь мой гнев остыл. Стал таким холодным и острым, как заточенный клинок, — губы мужчины растянулись в кривой усмешке, при взгляде на которую у любого застыла бы кровь в жилах. — Я отдавал себе отчёт в том, что делаю, и в то же время не совсем. Думал, убью его, но нет… За следующие несколько ночей нашего общения мой брат сошёл с ума. Когда я уходил, он осунулся и напоминал обтянутый кожей скелет, от которого воняло страхом. Масаки вздрагивал от каждого шороха в ночи и начинал биться в истерике, едва завидев мою тень. И я наслаждался этим. А потом вспомнил, что если утолить обиду злого духа, он может упокоиться с миром, и поспешил назад. Крошка Чу-Чу, я… — Ну всё, хватит. Отпусти! Накахара прервал монолог Дазая и завозился в кольце его рук. Своим напором он смог избавиться от тесных объятий и развернулся на пятках. Взгляд льдистой синевы впился в кроваво-янтарные глаза напротив. Чуя смотрел на Осаму исподлобья и хмурился, отчего последний шумно сглотнул внезапно образовавшийся в горле ком. — Ты испугался? — Я испугался. — Почему? — Подумал, что ты исчезнешь. Что я вернусь и найду твой хладный труп, горстку пепла или не найду ничего вовсе. Я… Знаю, что это странно звучит, но… — Дазай замолчал, когда чужая ладонь накрыла его рот. — Я тебя понял, можешь не продолжать, — шумно выдохнув, Чуя прикрыл глаза и растёр пальцами переносицу. — Полагаю, я всё же задолжал тебе объяснения. — Ты не обязан… — Заткнись и послушай, что я скажу, — рыкнул Накахара. — В тот вечер я был пьян и не просыхал уже вторые сутки. Я потерял близкого человека и топил своё горе в вине. Мне хотелось забыться, но не вышло. Тогда возникло желание пройтись и проветрить голову. Я не соврал тебе, когда сказал, что не помню как это произошло. Укол холода и жжение в боку – всё, что я почувствовал, когда привалился к стене и медленно сполз на землю. Даже не сразу дошло, что меня пырнули в той подворотне. Но, знаешь, на пороге смерти я подумал, что, возможно, всё не так уж плохо и, быть может, я смогу встретиться с тем человеком на том свете. — Это так не похоже на тебя, коротыш… — Осаму, заткнись! — рявкнул рыжий. — И вот, не знаю, какие боги меня услышали, но когда я открыл глаза, то первым делом увидел твою наглую ухмыляющуюся рожу! Даже не знаю теперь, наказание это или милость, — Накахара усмехнулся, однако, заметив чужое замешательство, сокрушённо покачал головой. — Ты говорил, что не видишь моей мотивации. Перед смертью я желал воссоединиться с тем, кого люблю, и в итоге восстал потому, что этой суицидальной заднице, очевидно, не нашлось места ни в преисподней, ни на небесах. — Чуя… — Не смей ржать! — зашипел юноша, глядя на собеседника широко раскрытыми глазами. Он словно только сейчас осознал, какими откровениями разбрасывался мгновением назад. Оттого он весь напрягся, ожидая очередной неприятной шутки от собеседника. — Чу-уя! — Осаму напротив, не выглядел как человек, собирающийся сморозить обидную глупость. Он также поражённо таращился на Накахару, но его глаза буквально искрились радостью, как у восторженного ребёнка. Не имея понятия о том, что творится в голове собеседника, рыжий сделал шаг назад. Однако это совершенно не вписывалось в планы шатена: Дазай сделал два шага вперёд, подступая к юноше вплотную. С горящим взглядом и шальной улыбкой живой мертвец сгрёб своего партнёра в объятия, сжимая миниатюрное тело в руках до хруста костей. — Агрх! Да отпусти же меня! — прохрипел Накахара, предпринимая попытки освободиться из мёртвой хватки шатена. Но в нынешнем положении его руки были прижаты к груди, как у какой-то кроткой девицы из сопливого бульварного романа. — Что на тебя нашло?! — Я счастлив, крошка Чу-Чу, — почти пропел Дазай и стряхнул с рыжей головы дурацкую шляпу, чтобы зарыться носом в волосы на макушке. — Ведь я получил признание от моей жёнушки… — О да! Я признаю, что ты – тупая суицидальная скумбрия, которая не нужна ни богу, ни чёрту! — Чуя бессовестно перебил собеседника, не имея сил и желания слушать его восторженную блажь. — Но я нужен тебе, жёнушка моя, — Осаму рассмеялся, раздувая рыжие кудряшки на голове супруга. В ответ на это он ощутил, как его ткнули локтем, но, из-за невозможности развернуться, удар получился слабым. — Не зови меня так! — А как мне тебя называть? — удивился шатен, став серьёзным. Он заговорил тише, в его голосе появились ноты приятной хрипотцы, и это звучало достаточно интимно. — Мы женаты, Чуя. И я не отпущу тебя ни за что на свете, — в подтверждение сказанного объятия стали крепче. Поддерживая Накахару под поясницу, Дазай впечатал его в свой торс, точно желал сплавить их в одно целое. — Ты теперь мой. Рыжий вздрогнул на последних словах шатена: где-то в горле застрял то ли стон, то ли хрип, а лицо неожиданно начало гореть. «Мой», — это прозвучало так уверенно и твёрдо, точно Дазай в своём собственническом порыве не допускал даже мысли о возражении со стороны. И в любой другой момент Чуя возмутился бы, не потерпев подобного обращения, но… Из-за этих слов стало неожиданно сладко и трепетно. Вспыхнули не только щёки, но и в груди появилось тепло. Оно растекалось приятной волной, обволакивая внутренности. Выдохнув, юноша предпринял очередную попытку освободить руки и поднял их вверх, сбивая в процессе шапку с чужой головы. В своём положении Накахара мог только закинуть конечности на плечи Дазая, прижимаясь грудью к его телу. — Твой? — переспросил Чуя, поднимая голову, чтобы взглянуть мужчине в глаза. — Мой, — повторил Осаму. Сейчас на его лице повисли петлями бинты, но он смотрел на юношу поверх них, словно вовсе не замечал белых лент. — Только мой. Накахара закусил губу. Мой. Одно слово, от которого бежали мурашки по коже и всё внутри приятно сжималось, освобождая место для тех самых бабочек. Взгляд Дазая был тяжёлым и тёмным, но в то же время нежным. Длинные пальцы коснулись румяной щеки рыжего юноши, отчего тот зажмурился, фыркая на выдохе. — Ты такой собственник, боже… Схватив мужчину за волосы, юноша притянул его к себе и накрыл рот своим прежде, чем шатен успел как-то прокомментировать слова рыжего. Этот поцелуй был настойчивым, но мягким, лишённым той голодной дикости, которую они продемонстрировали друг другу на кладбище неделей ранее. Чуя больше не тянул Дазая за волосы: его руки соскользнули вниз, заключая чужое лицо в чашу ладоней; большими пальцами он провёл по скулам, испытывая порыв нежности к своему партнёру. Осаму улыбнулся, смакуя неожиданно подаренную ласку, и постепенно перехватил контроль над ситуацией из рук Накахары. Он буквально навалился на юношу, желая подмять его под себя, из-за чего тот был вынужден слепо отступать назад. Его язык скользнул по чужим искусанным губам, отмечая их мягкость, запоминая каждую ямочку-след от зубов и смакуя вкус. Чуя тихо всхлипнул, теряя голову, и податливо открыл рот. Не воспользоваться подобным приглашением – самое настоящее преступление. Всё равно, что нанести рыжему личную обиду, чего Дазай себе позволить не мог. Скользнув языком в полость рта, он начал вылизывать внутреннюю сторону щёк супруга, чем вызвал очередной глухой стон. Его мальчик звучал так тихо и сладко, что порочная душа шатена желала большего. Сосредоточив внимание друг на друге, они оба упустили момент, когда под ноги подвернулось неожиданное препятствие. Сделав очередной шаг назад, Чуя наткнулся на гроб и потерял равновесие. Комната перевернулась перед распахнувшимися глазами, когда пара живых мертвецов упала в гостеприимно раскрытую трупную шкатулку. Грохот падения сопровождался недовольным шипением рыжего, которого прижали ко дну ящика. Дазай приподнялся, опираясь о стенки гроба, нависая тенью над Чуей. Ему хотелось спросить всё ли в порядке, но чужие руки обхватили его шею и потянули вниз. В этот поцелуй Накахара вложил всё своё недовольство и раздражение по поводу случившегося конфуза, оттого он вышел напористым, диким и жадным. Юноша буквально вгрызся в чужие губы, насилуя рот языком, и недовольно фыркнул в процессе. Но вспышка негодования быстро сошла на нет и грубый порыв сменился лаской. Дазай готов признать, что этот маленький рыжий демон вскружил ему голову. Успев привыкнуть к взрывному нраву Накахары, познавать нежную сторону его натуры было удивительно приятно. Тем временем поцелуи перешли с губ на всё лицо шатена: Чуя прикасался к подбородку, уголкам рта, щекам, скулам и сомкнутым векам, точно задался целью обласкать своим ртом всё лицо Дазая. Последнего из-за этой мысли просто распирало от гордости. Осаму почти мурлыкал, отираясь кончиком носа о мягкую щёку супруга. Просунув одну руку под поясницу своего мальчика, шатен прижал его к себе и перевернулся, укладываясь спиной на мягкое дно трупной шкатулки. Не смотря на увлечённость процессом, смена положения не прошла для рыжего незамеченной. — Тц, вертишь мной как хочешь, — Чуя наигранно возмутился, делая это больше по привычке. Он нахмурился и сел, глядя сверху вниз на партнёра. — Оя-оя! А может это моя жёнушка так хороша, что мёртвые в гробу переворачиваются? — Осаму бессовестно улыбался, наблюдая за тем, как рыжий покраснел и фыркнул, отводя взгляд в сторону. Просто прелесть. Ему определённо никогда не надоест смущать Накахару. — Ты ужасен, знаешь? — Всё для тебя, любовь моя. — Хо? — во второй раз Чуя на провокацию не поддался, сохранив обретённое самообладание. Схватив Дазая за ворот, он притянул его к себе и зашептал в самые губы. — Тогда позаботься обо мне, муженёк. — Чуя! — восторженно выдохнул Осаму. Нечто подобное он уже слышал однажды, но от этого колкого, ехидного обращения «муженёк» его снова словно молнией прошило. А последним ударом стали действия Накахары – молодой человек обвёл языком нижнюю губу, криво усмехнулся и облизал его губы. Нет, это просто возмутительно! Почему этот рыжий змей-искуситель всё ещё не залюблен до потери сознания? Дазай приподнялся и сел. Теперь пришла его очередь покрывать поцелуями чужое лицо. Казалось, он был везде. Когда губы обласкали каждый сантиметр кожи лица, Осаму замер, любуясь плодами своих трудов: Чуя порядочно разомлел и расслабился; его щёки сплошь украшал румянец; взгляд подёрнут пеленой возбуждения. Стоило Дазаю податься вперёд и оставить мокрый поцелуй за мочкой чужого уха, как Накахара запрокинул голову и сбился в дыхании, выгибаясь навстречу. Из его горла вырывался всхлип. — Д-Дазай… Пальцы юноши зарылись в мягкие волосы шатена и Осаму заурчал, словно кот, вылизывая открытую шею. Его руки блуждали по телу супруга, вслепую нащупывая петли и узлы застёжек на одежде. Чуя не отставал. Его руки дрожали, пока он вёл ладонями по чужой груди вниз, чтобы развязать пояс… и вскоре сорванная одежда растеклась по полу лужами цветных тканей. Дазай спускался всё ниже, оставляя влажный след на оголённом торсе Накахары, пока тот не начал тянуть его за волосы на затылке. С глухим недовольным рычанием шатен запрокинул голову. — Чуя… «…дай мне съесть тебя», — хотел сказать Осаму, но его бессовестно прервали. Чуя накрыл его рот своим, посасывая столь желанные губы. Ему нравилось целоваться с Дазаем. Он нуждался в этом. Оттого заёрзал на коленях шатена и заскулил, когда их языки переплелись. — 'Саму… — прошептал рыжий на выдохе. Дазай самодовольно улыбнулся в поцелуй. Его руки накрыли чужие бедра и сжали ягодицы. Реакция не заставила себя долго ждать – Чуя напрягся, заскулил и прильнул ближе, приподнимая зад. Его мальчик такой отзывчивый. Прелесть. Шатен не смог отказать себе в удовольствии приласкать упругую задницу рыжего лёгким шлепком. Накахара нахмурился и недовольно мыкнул в рот Осаму, пришпоривая его бока своими острыми коленками. — С-сделаешь так ещё раз… пожалеешь, — сбивчиво прошипел Чуя, прижимаясь к Дазаю лоб в лоб. — Боюсь, боюсь, — усмехнулся тот, показывая Накахаре язык. — Не беси. Дазай мягко надавил на подбородок супруга, вынуждая его запрокинуть голову. Язык шатена прошёлся вдоль открытой шеи и Чуя зажмурился, простонав сквозь плотно сжатые губы. Нежная кожа казалась сладкой, оттого хотелось снова и снова пробовать её на вкус. Рыжий зарылся пальцами в тёмные волосы молодого мужчины и выгнулся навстречу. Осаму следовал за ним, покрывая поцелуями плечи и грудь. Обхватив губами сосок, он услышал громкий стон и ощутил, как хватка пальцев на его волосах стала крепче. Взглянув вверх, шатен смог увидеть как тает лёд в голубых глазах от желания. Удовлетворённо мыкнув, он продолжил терзать горошину плоти ртом, массируя вторую большим пальцем. Чуя скулил и извивался под ласками, отираясь задом о его бёдра и тем самым заставляя самого Дазая рычать. Прелюдия затянулась. Одних прикосновений и поцелуев уже было мало. Осаму опрокинулся на спину вместе со своим сладким мальчиком, вызывая удивлённый вскрик у последнего. Придержав рыжего под бёдра, он подтолкнул его выше, вынуждая опереться руками о стенку в изголовье гроба, а сам сполз ниже. — Дазай, чт… Блять! Чуя почти взвизгнул, когда шатен заставил опустить задницу на его лицо. Осаму оставил несколько невесомых поцелуев на внутренней стороне бёдер прежде, чем зарылся носом между ягодиц юноши и провёл по ложбинке языком. Накахара мог только открывать и закрывать рот в немом крике от избытка чувств. Он однозначно не был готов к подобным ласкам. Внизу стало непривычно влажно из-за слюны, оттого по спине побежали мурашки. Дазай водил языком вокруг отверстия и напирал кончиком языка на складочки сфинктера. Чуя закусил губу и взвыл, крепче сжимая пальцами дерево трупной шкатулки. Он разрывался между желанием убежать от прикосновений языка и желанием узнать, что будет дальше. Оттого рыжий начал ёрзать на лице шатена. Для Осаму это было только на руку – он раскрыл рот шире и плашмя провёл языком по ложбинке от отверстия до яичек. Мелко подрагивающие бёдра юноши вокруг его лица были сигналом к тому, что он может продолжать. Схватив любовника за ягодицы, Дазай развёл половинки шире и прижался губами к отверстию. Сосредоточив своё внимание на трепещущей дырке, он посасывал край сфинктера и давил на него языком, щедро сдабривая слюной и проскальзывая внутрь. — Ч-Чёртов Дазай… Чуя хрипел где-то сверху, выгнув спину колесом, и дрожал, царапая ногтями стенку гроба. У него во рту скапливалась слюна, которую он не успевал сглатывать. Оттого её излишки стекали с губ по подбородку. Когда вместе с языком внутрь проник палец, Накахара дёрнулся, но чужая рука на бедре удержала его. Ощущения внутри были странными, непривычными и в то же время занимали все мысли, кружили голову, точно хмель. Чуе потребовалось немного времени, чтобы привыкнуть. Когда сопротивление мышц сошло на нет, Осаму добавил второй палец и снова услышал скулёж и шипение партнёра. Посасывая край отверстия, Дазай пошевелил пальцами внутри, оглаживая подушечками влажные стенки кишки. Он раздвигал их, растягивая вход, прокручивал и сгибал, пытаясь нащупать чувствительный комочек простаты. Шатен сам нуждался во внимании и уже был готов насадить супруга на свой член, чтобы как следует отодрать, но не раньше, чем его мальчик взвоет и сам не попросит его об этом. Ради такого Дазай постарается. Он провёл языком вниз от раскрасневшегося сфинктера и пощекотал кончиком яички. Чуя задёргался сильнее, теряясь в ощущениях. От обилия ласк он захлёбывался в удовольствии и казалось, что лучше быть не может. Он никогда так не заблуждался. Очередное движение пальцев Дазая внутри заставило Накахару едва ли не подпрыгнуть. Перед глазами пронеслась белая вспышка, и он не сразу понял, что крик, который он услышал, принадлежал ему самому. Чуя ощутил усмешку Осаму своими бёдрами, а затем то движение повторилось. Нащупав простату, Дазай стал беспощадным. Он поглаживал чувствительный узел нервов подушечками пальцев, кружил вокруг и надавливал, заставляя скулящего и стонущего Чую извиваться ужом. Мальчик трясся крупной дрожью, бормотал что-то бессвязное, постоянно срываясь на стоны, и согнулся сильнее, опираясь о спинку трупной шкатулки локтями. — Дазай… — Мм? — П-пожалуйста… — Пожалуйста что? — Дазай сверкнул глазами, звонко причмокнув мошонкой. Но Чуя был слишком несобран, чтобы ответить. — Мне прекратить? — НЕТ! — Продолжить? — раздвинув пальцы как можно сильнее, он растянул покрасневшую дырочку. — Нгх… нет… — Нет?! Что же тогда мне сделать, Чу-уя? — Можешь… не быть такой задницей… — Оу. Задницей значит, — подражая интонации обиженного ребёнка, Дазай протолкнул пальцы внутрь одним резким движением по самые костяшки и согнул их, нажимая на простату. — ОСАМУ! — рыжий зарыдал. Ладно. Дазай готов изменить своим планами пощадить его. Он не может продолжать свою игру, когда его жёнушка так отчаянно нуждается в нём. Пальцы выскользнули из разработанной задницы и Чуя заскулил, ощутив пустоту внутри. Ладони шатена придержали его за бёдра и потянули назад, помогая сползти ниже. Когда их лица оказались на одном уровне, Дазай улыбнулся так пошло и голодно, что у Чуи пересохло в горле. Избегая смотреть супругу в глаза, он опустил взгляд ниже, заскользил им по обнажённому торсу дальше и… неожиданно замер. Его глаза распахнулись шире, он медленно поднял голову и взглянул Дазаю в лицо. — Ты монстр. — Мне оскорбиться или… — Он огромен. — …польститься, — губы Осаму растянулись в гордой ухмылке. — Он не влезет. — Ты преувеличиваешь, — Дазай сдержано улыбнулся, глядя на рыжего. — Преувеличивал бы, но до того, как выяснил, что у тебя в штанах скрыта ТРЕТЬЯ нога! Ты мне задницу порвёшь! — взвизгнул Накахара. — Боже, Чуя, — Дазай не смог сохранить самообладание. Крепко зажмурившись, он зарылся пальцами в свои волосы и рассмеялся. Слова Чуи щекотали его мужскую гордость и вызывали чувство неловкости одновременно. — Дазай! — Чуя, вот это… — всё ещё прикрывая глаза, Осаму поднял руку и продемонстрировал юноше три пальца, — было в тебе. Он не намного больше. Ты на самом деле зря беспокоишься и… — он открыл глаза, чтобы посмотреть на притихшего Чую, и увидел искры веселья в голубых глазах. Теперь пришла очередь Дазая раскрывать глаза шире. — Ты специально. — Хм, — пожав плечами, Чуя склонил голову на бок и улыбнулся. На его щеках появились ямочки, а на переносице – лёгкие морщинки. — Нет! Ты действительно?! Боже, — у Дазая дух перехватило от вида этого очаровательного проказника. — Почему сейчас? — Это месть, — промурлыкал рыжий и повёл бёдрами из стороны в сторону, задевая ягодицами чужой стояк. Подтянувшись выше, юноша шепнул над ухом шатена. — Но я не соврал. Ты большой. — Чу-уя! Накахаре стоило больших усилий, чтобы не потерять контроль над своим голосом и договорить до конца. Его лицо было словно в огне, но и щёки Дазая украшал румянец. Так что оно того стоило. Украв у шатена мокрый поцелуй, Чуя сполз ниже и разогнул спину. Опустив вниз руку, он провёл ладонью по чужому возбуждению, выжимая из уретры щедрую порцию смазки. Он наблюдал за тем, как менялось выражение лица Дазая, пока размазывал жидкость по головке большим пальцем. Шатен поджал губы и сдавленно застонал. Из-за желания его глаза потемнели, став двумя чёрными омутами, поглощающими весь свет. Чуя и сам как будто тонул в них, не смея отвести взгляда как только они установили зрительный контакт. Придерживая член у основания, он направил его под нужным углом и начал медленно опускаться. Ладони Дазая снова накрыли его бёдра. Большими пальцами он поглаживал выпирающие косточки таза, отвлекая юношу от неприятных ощущений, когда головка вошла внутрь. Насадившись до половины, Чуя медленно выдохнул и замер, прислушиваясь к ощущениям. Были небольшой дискомфорт и жжение, кишка растянулась под давлением крупной плоти. Казалось, Дазая уже было слишком много, и это ещё не всё. Чуя не мог сказать, что ему не нравится то, что он чувствует. Всё было с точностью наоборот. Проглотив излишки слюны, он приподнял бёдра, соскальзывая почти полностью, а затем насадился до конца. — Блять! — Когда ягодицы прижались к чужим бёдрам, Чуя восторженно ахнул. Дазай казался таким большим. Даже больше, чем на первый взгляд. Такова была магия ощущений. Он смотрел на шатена шальным взглядом и облизывал губы. Его голос дрожал. — Ты во мне, Осаму… — Как удивительно, что ты так точно подмечаешь детали, крошка, — Дазай ухмыльнулся и качнул бёдрами на пробу, подкидывая на себе рыжика. — Конечно же я внутри. — Чёрт! Какое же ты трепло… — Чуя подавился смешком и всхлипнул. — Надеюсь, ты не только языком хорошо чешешь… Ох, мать! Его тело прошил приятный разряд тока, когда во время очередного толчка Дазай задел простату. Он закусил губу и зажмурился, опираясь руками о торс супруга. Это было хорошо и приятно. Но теперь хотелось большего, хотелось ощутить движение и трение внутри. Чуя сам качнул задом навстречу, подбирая удобный для себя ритм. Дазай любовался тем, как его мальчик раскачивался на его бёдрах. Горячий и раскрасневшийся Чуя был похож на видение, сбежавшее из другого мира или мокрого сна. Он выгибал спину колесом, почти касаясь лбом плеча шатена, и скулил, прижимаясь задницей к его паху. Осаму приподнялся и сел, прижимая дрожащее тело к своей груди. Чуя мякнул, ориентируясь на ощупь совсем как слепой котёнок, закинул руки на плечи Дазая и обхватил ногами его торс. Накрыв губы рыжего своими, шатен проник в его рот языком, поглощая его стоны и превращая их в придушенное мычание. Чуе определённо нравилось целоваться, он уделял этому занятию почти столько же внимания, как и подпрыгиванию на его члене. И Дазаю это льстило настолько, что он сжимал в руках упругие половинки задницы своего мужа и рычал в его рот, получая в ответ громкий скулёж. Юноша запрокинул голову и покорно подставил ему свою шею, когда чужие губы сомкнулись на нежной коже под челюстью. — Хочу тебя съесть, — хрипло прошептал Дазай и провёл языком под ухом Накахары, прихватывая губами мочку. — Или облизать. Не могу решить… — Кошмар какой. Я обречён влачить жалкое существование в компании слюнявой псины… — Чуя усмехнулся и застонал, чувствуя прикосновение губ на своём кадыке. — Чёрт возьми! Я согласен… Он зарылся пальцами в волосы шатена на затылке и прижал его к себе. Он и в самом деле не против быть съеденным, если это будет Дазай. Азарт и похоть переполняют его, они нашёптывают ему, как демоны, что нужно ещё больше движения, больше трения внутри… Царапая ногтями кожу на лопатках супруга, Чуя пришпорил его бока коленками и подпрыгнул на бёдрах. Дазай зашипел, покрывая его ключицы укусами, и отвесил лёгкий шлепок по упругой заднице прежде, чем дерзко сжать её половинки и развести их в стороны. Задавая более энергичный ритм, он качнул бёдрами навстречу, подкидывая мальчика на своём члене. Дазай так крепко сжимал его в своих объятиях, что Накахара отирался своим возбуждением о его живот, размазывая подтекающую смазку. Чуя зарылся лицом в плечо Осаму и застонал, пощипывая губами сухую тёплую кожу. Ему самому казалось, что он горит внутри и снаружи, что они сгорают в объятиях друг друга… Чуя хочет быть честным – ему это нравится. — Люблю тебя. Давно люблю. Мучительно и сильно… — юноша задохнулся и заскулил, притираясь к щеке супруга своей. — …ты течёшь по моим венам, пляшешь огнём на нервных окончаниях, правишь бал в моих мыслях. Ты меня убиваешь, сукин сын, но без тебя я задыхаюсь… Люблю тебя, Осаму. Люблю! — он вскрикивает, когда чужие зубы смыкаются на его плече рядом с шеей. Из-за возбуждения его тело стало таким чувствительным. — Ещё… Хочу ещё… глубже. Сильнее… Только не останавливайся! ОСАМУ! Чуя вскрикнул и готов был зарыдать. Дазай находился внутри него, он обернулся вокруг него снаружи... Его было так много, что это похоже на безумие. И Накахара был рад сойти с ума. Шатен чувствовал себя точно также. Если выдержка и самообладание до сего момента позволяли ему как-то держать мысли в порядке, контролировать свои действия, то после криков Чуи они отчалили в закат, помахав на прощание ручкой. Дазай сорвался. Его движения становились дикими и беспорядочными в погоне за удовольствием. Он терзал руками и ртом податливое извивающееся тело рыжего юноши, выжимая из него крики и стоны. Он натягивал его на свою плоть, вжимался пахом в его задницу до искр перед глазами и рычал в покрасневшее ушко: «Мой. Мой. Мой!». Со своей стороны Чуя мог только кричать и поддакивать. Он цеплялся за Дазая так, словно он был единственной надёжной опорой в пожаре их общей страсти. Казалось, будто они несутся по краю пропасти, вот-вот сорвутся и полетят в бездну. В ушах звенело и собственные крики звучали откуда-то издалека. Рычание и стоны Дазая ощущались вибрацией в области плеча, а снизу всё пылало и пошло хлюпало из-за сильных толчков и обилия смазки. Напряжение нарастало и скручивало внутренности, от постоянной стимуляции простаты перед глазами темнело. Чуя был на грани и хныкал сорванным голосом, умоляя Осаму не останавливаться. Что угодно, но только не это… Оргазм был внезапным и оглушительным. Он накрыл юношу девятым валом, подбросил и увлёк в пучину. Чую трясло, пока он изливался на живот шатена, и он плакал от сверхстимуляции. Дазай всё ещё был внутри и гнался за собственным удовольствием, заставляя рыжего разваливаться на части на его члене. Его мальчик так сильно сжимал его внутри, что это становилось проблемой: он не позволял Осаму двигаться так, как ему хотелось. И в то же время голодное нутро засасывало в себя его эрекцию. С силой вбиваясь в растраханную задницу своего мужа, Дазай заскулил, позволяя сжавшимся стенкам выжать его досуха. Два тела сжались в один дрожащий комок конечностей, утопая друг в друге. Разомлевший Чуя лениво гладил расцарапанную спину любовника, а Осаму покрывал его плечи, шею и лицо краткими невесомыми поцелуями. Дазай завалился на спину вместе с Накахарой, позволяя мальчику лежать на его груди. Он зарылся рукой в спутанные рыжие кудряшки и медленно прочёсывал их пальцами, прикасаясь губами к виску Чуи. — Что ж… кажется мы только что консуммировали наш брак, крошка, — хитрый блеск кровавого янтаря говорил о том, что всё возвращалось на круги своя. — Нет, — устало простонал Чуя, тихо фыркнув где-то под его челюстью. — Ты просто меня заебал… — Как грубо, Чу-уя, — шатен состроил бровки домиком и протянул руку наружу, хватая первую попавшуюся тряпку, чтобы привести их обоих в порядок. — Разве я не замечательный? Я ведь был так чертовски хорош! — Тц! Твоё самомнение упирается в потолок, как и твой стояк, — рыжий стукнул Дазая кулаком в плечо. Совсем слабо и едва ощутимо. — Мой стояк упирался в тебя, а не в потолок, Чуя. — Осаму поухаживал за своим мальчиком, подтирая последние подтёки спермы на его заднице, и отшвырнул тряпку в сторону. — Чем я тебе не потолок твоей жизни?! — Чуя запрокинул голову, чтобы взглянуть Дазаю в глаза, и улыбнулся. — Могу и крышку гроба над тобой забить. — Ммм… — многозначительно промычал шатен. — Понимаешь, потолок выше, а ты ниже, Чу-Чу. — Слышь… — Накахара приподнялся, нависая над Дазаем. — А разве не на меня ты сейчас смотришь снизу вверх, скумбрия? — Я не смотрю, я любуюсь, — парировал Осаму, заправляя рыжую прядь за ухо. — Ты отвратителен, — простонал Чуя, покрываясь румянцем, и снова спрятал своё лицо на чужом плече. — Ты тоже прекрасен. Дазай улыбнулся без тени озорства и поднёс руку рыжего к своим губам, целуя каждый пальчик. Чуя не спешил освобождать конечность из чужой хватки, только потёрся носом о шею. Они устроили настоящий бардак за пределами трупной шкатулки, но юноша слишком устал, чтобы разбираться с этим сейчас. Даже думать над этим не хотелось. Он начинал клевать носом и слышал, как зевает Осаму. Внутренние часы говорили, что уже скоро рассвет. К крышке гроба живые мертвецы потянулись одновременно. Ухватившись за край, они медленно опустили её, скрываясь в мрачной утробе своего уютного ящика до следующего заката.