Человеческая слабость

***

Было бы глупо со стороны подростка вот так просто забыть всё то, что было прежде. Да, раны зажили, побои испарились, словно их и не было, а на губах осталась последняя заживающая трещина. Как и любой другой человек, Юнги впитывал то, что происходит возле него, как губка, поэтому старался жить в тех реалиях, которые преподносит ему судьба. Он ничего не простил брату, да он и не смог бы этого сделать, ведь тот день был слишком болезненным, пугающим, убивающим в нём уверенность в будущем. Сидя на кухне и пережёвывая жёсткую свинину, которую пересолила мать, Юнги не смел жаловаться. В последнее время родители совсем часто пропадали вне дома, отдавая всё предпочтение работе. Мальчишка был немного в недоумении: неужели взрослые копили на что-то? Или, быть может, они просто старались заглушить в себе проблемы, которые шли извне общего дома. Брата, пожалуй, тоже довольно часто нельзя было найти в комнате. Трудно было бы назвать это чувство любопытством, однако иногда Юнги всё же задумывался, где пропадает Хосок. Вне сомнений, он не искал встреч с ним, но когда живёшь с кем-то и делишь общую комнату, то ненароком замечаешь даже хорошо запаянные внутри детали. Откладывая недоеденное блюдо, Юнги слегка изнутри закусывает нижнюю губу, когда слышит дверной хлопок, а затем всей грудью вздыхает зимнюю свежесть, которую брат впустил на первый этаж. Юнги кротко посмотрел на него и тут же стушевался, когда тот широкими шагами подошёл ближе, всё ещё ледяной после улицы. Поступь у него величавая, даже немного тяжёлая для своих лет. Наклонившись к растерянному подростку, Хосок не сдерживается, ведь его лицо расплывается в обворожительной улыбке. Он касается молочно-белого лица кончиками пальцев правой руки и оставляет быстрый поцелуй на губах. Посмотрев на старшего затравленно, Юнги отпрянул. Выпрямившись во весь рост возле мальчишки, Хосок плавно скользит ребристой частью ладони по красно-морковной шее и говорит о том, что Юнги следует есть чуть больше. Пару секунд они смотрели друг другу в глаза, словно выясняя, кто всё же выиграет в гляделки. К сожалению, Юнги стал первым, кто разорвал зрительный контакт. — Соскучился по мне? — Хосок стоял слишком близко, заставляя младшего брата задыхаться паникой. Это был не страх, иначе он бы уже задушил его. Юнги ощущал скопившуюся на его плечах нервозность, находил своё поведение излишне суетливым. Ему претило выпрыгивающее сердце из-за тревожности. Ему было странно ощущать чужие касания на себе, в особенности от человека, которому не стоило прикладывать огромных усилий для причинения боли. Юнги много раз думал о том, как бы вёл себя Хосок, будь его лицо изрыто и обезображено угрями и рубцами. Пользовался бы он людьми также, как и сейчас, скрывая свою сущность? Безукоризненная улыбка брата постоянно сбивала с толку, заставляя его за это ненавидеть, ведь Юнги не мог похвастаться таким же ровным рядом зубов и столь идеальной кожей. Младший брат не мог, не имел права на это, но завидовал. Раз за разом, глядя в зеркало по утрам, он умывался косметическими средствами, чтобы избежать возможной сыпи на следующий день. И её действительно не было! Но это не мешало Юнги косится на Хосока снова и снова. Ему было совсем непривычно от лёгких касаний губ, поглаживаний. Это не то, что он хотел для себя. Юнги всё ещё претерпевал собственный выбор. А вот Хосок, кажется, немного успокоился и в последнее время демонстрировал другие стороны себя. Он по-прежнему оставался диктатором, но стоило Юнги прикусить язык, как тот становился деликатным и даже иногда…нежным? По крайней мере, так казалось. — Мне нужно переодеться, Юнни. Я скоро спущусь. Но мальчик понимал, что это напускное. Следует Юнги сделать ошибку, как тот, вне сомнений, заставит его пожалеть об этом. Юнги сидел за столом, как на пороховой бочке, слушая тиканье часов, потому что знал, что Хосок не просто так намекнул ему оставаться на первом этаже. Стараясь дышать также легко, как и до его прихода, подросток слышал как стучит в висках. Разумеется, Юнги не принимал предложения старшего брата о том, что будет его парой. И всё то, что имел в виду под ним сам Хосок. Юнги был здоров, он был не способен понять того, что ждёт от него этот человек. В целом, всё, что происходило между ними двумя было неправильно. Отвратительно. Такого никогда не должно было быть. Младшему ребёнку и в голову не придёт находится в отношениях со своим кровным родственником, к тому же, мужчиной! Это было за пределами его понимания и чувства вызывало крайне негативные, даже несмотря на то, что от касания их губ стеснения было больше, чем брезгливости или же неприязни. Но стоит заметить, что это появилось лишь со временем. Кухонное освещение в Юнги рождало чувство, точно весь мир опустился ему на плечи. Юнги просто нужно было придумать что-то, чтобы могло спасти его. Ему внезапно захотелось уйти на улицу. Идея была привлекательной, но безусловно, не пришла бы в исполнение. Ведь он так боялся! Его пугала сама идея провала, потому что это могло значить лишь одно — боль. Хосок запугал его до такой степени, нажимая на болезненные точки, чтобы наверняка сбить мальчишку с ног, заставляя принять свою сторону. Выбор без выбора. Юнги почти сдаётся, но внутри ещё теплится надежда, что брат одумается. Поймёт, что из этого никогда не получится ничего хорошего, стоящего и нужного им. Наверное, именно из-за этих мыслей внутри подростка Хосок всегда оставался бдительным и осторожным — он был до неприличия умён. Стоило бы сейчас Юнги развязать с этим Дьяволом войну, то тот бы не удивился, а после хладнокровно отомстил. Месть была бы подана с кровью, и если не его, то тех, кто был мальчишке дорог. Когда Хосок спускается и садится рядом с Юнги, тот вдыхает полной грудью и приоткрывает рот в замершем внутри восклицании — Хосок достаёт из-за спины упаковку торта с начинкой имбиря и персика. Глазурь облепихового цвета отражалась в чёрных зрачках. — Это твоё любимое. — Хосок ведёт себя свободно, ладонью приглаживая непослушные пряди подростка, а тот не решается дотронуться до сладкого, пусть и очень хочется. «Откуда он знает…? — …Спасибо. — благодарит, но глаза грустные. Наклоняет голову вниз и смотрит на то, как сжимает собственные пальцы в нервном жесте. — Я хочу спросить тебя, но, пожалуйста, не воспринимай это слишком отрицательно. — «пожалуйста» было выдавлено сквозь зубы. — Я слушаю. — теперь Хосок казался заинтересованным, хоть и не демонстрировал это в открытую, продолжая играться с чужими волосами, отдавая им всё своё внимание. — Что ты имел в виду тогда? Я не могу быть «чьим-то», понимаешь? — при упоминании об этом дне, лицо молодого человека потемнело, но лишь на мгновение, сменившись скучным выражением. — Продолжай. Я вижу, что тебе ещё есть, что сказать. Юнги на миг растерялся, но беззвучно кивнул. — Хосок, я не совсем понимаю, что ты хочешь от меня. — он начал говорить и почувствовал, как пересохли губы от волнения, когда пристальный взгляд переместился и стал выжигал каждую точку на хорошеньком лице. — Рано или поздно ты уедешь для поступления, потом я смогу жениться, мы заведём семьи… Хосок улыбнулся и засмеялся. Но Юнги было не до смеха. И он не смеялся. — Этого никогда не будет. Когда я закончу обучение в лицее и поступлю в университет, я заберу тебя с собой. — Юнги про себя взмолился. — Ты же не думал, что я оставлю тебя здесь? Младший ребёнок не мог поверить, что брат насколько озабочен контролем над ним. Но он всё еще не видел того, во что верил Хосок. — Но я младше тебя! — мальчишке, однозначно, стоило перевести дух. — Моё обучение… Разумеется, что Хосоку было очень не выгодно дальнейшее обучение брата. Он в прямом смысле рассчитывал на то, что юнец провалит входное тестирование, потому что в другом случае это всё усложнит. Хосоку придётся постоянно следить за сопляком в пределах университета, заботясь о том, чтобы Юнги не создавал ему проблем. Нет, однозначно, так быть не должно, так как у молодого человека были большие планы на будущее. Тем не менее, он палки в колёса ставить не спешил, потому что знал, что Юнги не сможет поступить не на коммерцию — просто-напросто не переползёт барьер, в то время как родители ничего не сделают ради того, чтобы тот учился за деньги. Однако когда у Хосока появятся деньги, он ему тоже не поможет. — Твоя дальнейшая жизнь будет связана со мной. Я не собираюсь принимать «нет» в качестве твоего ответа. Прими этот факт, потому что больше эта тема подниматься не будет. — Я никогда не слышал более холодных и расчётливых слов. Ты не можешь просто взять и решить всё за меня. Юнги взглянул на свои сжатые кулаки и расслабился. В последний раз это закончилось разбитым лицом. Но он пытался раз за разом достучаться. Пробовал поговорить, но всегда всё заканчивалось одним — провалом. Подросток проигрывал из раза в раз по всем фронтам, и это очень сильно заставляло краснеть от накатываемой злости. — Не читай мне лекций о том, что правильно, а что нет. — на этих словах тема официально стала закрыта. — На этих выходных, меня, как члена студсовета, обязывают сходить в местный театр для создания будущей постановки в лицее. И ты идёшь со мной. — Нет. — Это был не вопрос, Юнни. — Хосок посмотрел на Юнги так, словно тот был болен слабоумием. — Попробуй торт. У Юнги появилось неумолимое желание плюнуть Хосоку в лицо, кинуть в него куском бисквита, чтобы оно разлетелось напрямую в его уложенные волосы, но оно затихло довольно быстро, когда почувствовал приятно-приторный запах, потому что брат открыл упаковку для него. Разумеется, мальчишка не был глупцом, чтобы продавать свою истину за кусок еды. И он не станет, но попробует излюбленное лакомство, потому что иначе он снова своим поведением расшатает спокойное состояние Хосока. А ведь у его брата сегодня было хорошее настроение. Этот жест был бы милым, бесспорно, если бы Юнги любил Хосока. И если бы тот не был мужчиной. Его братом. Но будучи постоянно под давлением, подростку приходится выживать, поэтому он зачерпывает маленькой ложечкой кусочек, после пережёвывая во рту десерт. Это было невероятно вкусно, мягко и нежно. Подросток не удержался и положил в рот вторую ложку торта. Придя в себя тогда, когда кусок был практически съеден, его лицо стыдливо опустилось, а рука больше не держала столовый прибор. Всё это время Хосок сидел и смотрел на то, как ест его младший брат. Чувствуя прилив бодрости, когда на пару минут выходит солнце, показавшись из-за облаков, Юнги предлагает распробовать Хосоку, но тот отказывается. Отвечает, что не любит сладкое. — Тебя сильно волнует то, что происходит в лицее? — старший брат нарушает тишину, из-за чего Юнги непроизвольно начинает ёрзать на стуле. Разумеется, его это беспокоило. Но теперь, когда он лишь ловит осуждающие взгляды, Юнги понимает, что раньше всё было хуже, чем сейчас. По крайней мере, теперь у него только один мучитель. — Нет. — голос юноши звучал настороженно. — Всё в порядке. — Я с самого начала знал, что он может выкинуть подобное. Такого рода люди слишком слабы из-за своего невежества. Юнги не понравилось то, что сказал молодой человек, потому что где-то в глубине души верил, что Чимин не был плохим человеком, и он просто запутался, ровно также, как и сам он. — Не говори о нём так. — Юнги с обидой косится на человека, который слегка наклонил голову вбок, откровенно рассматривая его. — Он был мне лучшим другом. — Как я уже говорил, это был лишь твой пройденный, и я, надеюсь, усвоенный жизненный этап. Больше такого не должно повториться. И теперь Юнги буквально вскипел. «Да что он о себе возомнил?!» Очевидно, многое. Приподнимая брови, желая в ответ сказать то, что Хосок лишь «высокомерный подонок», мальчишка решает играть в ту же игру, что и старший брат. — Что, ревнуешь? — губы Хосока подрагивают. — Ревнуешь же, да? — Юнги нарывался, и он более чем понимал это. Но вновь промолчать не мог. Если бы он это сделал, то оставил последнее слово за братом, а тот не заслуживал подобного. — Поэтому не прекращаешь смотреть на меня. Пока Юнги закатывает глаза и передразнивает, успевая при этом говорить нарочито слащавым голосом, молодой человек отодвигает остывшую кружку с чаем, а на его лице расплывается нечто, похожее на усмешку, однако более едкое. Наклоняется, и ухо обжигает горячим дыханием: — Если тебе так будет угодно, Юнни. Когда Хосок произнес это, мальчишка вспомнил то, что после поцелуя обычно сопровождавший аромат парфюма Хосока испарялся, как и очевидные приметы виноградного мыла. Он не хотел думать о таком, но Хосок в последнее время часто нарушал дистанцию. Это было естественным, что подросток терялся — всё было в новинку для него, и даже если он не хотел этого, то обстоятельства вынуждали чувствовать. Смущённый до красноты щёк, Юнги встаёт со стула и бурчит что-то похожее на «я в комнату», после чего скрывается за коридором. Хосок провожает его клейким взглядом. Когда пришло время собираться в театр, Юнги быстренько надел на себя первые попавшиеся брюки, широкий шерстяной джемпер, который уже выцвел, а под него — кремовую футболку, чтобы телу было приятнее. Сидя на кровати, он сложил руки на колени, ладошками подпирая подбородок. «Ради кого он так наряжается?» Внимательно глядя на то, как Хосок, выпрямившись во весь рост стоит перед зеркалом и застегивает манжеты на черной рубашке, а позже поправляет ремень на брюках, больно уж щепетильно, младший брат думает о том, стоило ли ему самому надеть что-нибудь поприличнее. Щелкает пряжка и Юнги несколько раз моргает. Наблюдая исподтишка, он был уверен, что Хосок выглядит потрясающе, как бы неприятно ни было это признавать: уложенные волосы, со вкусом подобранный пиджак из сержа свободного кроя, серебряные запонки на штырьке и брошь. Хосок повернул голову. Юнги сидел на постели и смотрел на него в ответ. От света лампы кожа мальчишки казалась почти розовой и теплой. В этот момент прекрасное лицо старшего брата исказилось и на нём проступила усмешка. Юнги это выражение не понравилось, и он сразу же взбодрился, поднимаясь с постели. «Не смотри на меня так…» Подойдя к Хосоку впритык, Юнги хочет что-нибудь испортить, навредить внешнему виду брата, чтобы тот не выглядел выигрышно на его фоне, но проходит вперёд, в сторону лестницы, потому что не знает за что можно зацепиться и изорвать. Затем они одеваются и выходят на встречу зимнему вечеру. Дорога была подозрительно тихой: юноша старался перебирать ногами быстрее, потому что у Хосока был размашистый и быстрый шаг, отчего у того просто-напросто не получалось поспевать за ним. Порой, Юнги ловил себя на том, что продолжает смотреть на него, словно проверяя реакцию, но Хосок, напротив, держа ладонь Юнги в своей, продолжал идти с таким же непостижимым, непроницаемым выражением на лице. И не то, чтобы Юнги хотел обратить на себя внимание, вовсе нет, но иногда он задумывался, что же происходит в мыслях у того, с кем он проводил так много времени в детстве. «Он как будто видит меня насквозь. А может, ему просто безразлично.» Заходя в внутрь театра, внутри Юнги всё начало зудеть. В зал, который они зашли после гардероба, вселял в него какое-то скользкое и в то же время колкое предчувствие в районе живота. — О, Хосок, привет! — кажется, они знакомы довольно давно, раз девушка позволяет себе такое неформальное общение. — Я рада, что ты пришёл. — крашеная в каштановый лицеистка, будто нарочито не замечает мальчишку, что стоит немного за спиной Хосока. Но стоит за ним не по той причине, что он нервничает. Он просто не хочет лезть не в своё дело. Пока двое разговаривали, время шло совсем медленно и мальчишка искал чем может себя занять. Тем не менее, оно всё-таки шло. Именно поэтому настал момент, когда Юнги стал нечто большим, чем предметом декора столь пресловутого места. — Привёл мальца, чтобы тот развеялся? — теперь уже возле девушки возвысился ещё один незнакомец, что однозначно состоял в студенческом совете. От этого прозвища Юнги сжал зубы и ровным, тупым взглядом уставился на того, кто сейчас пытался завязать беседу с его старшим братом. — Я за саморазвитие. — Юнги сказал, но член студсовета и Хосок не обратили никакого внимания, обсуждая что-то между собой. Что же касается девушки, то она некоторое время смотрела на него непонимающе, точно слова совсем не произвели на неё впечатления. Юнги почувствовал себя идиотом. Просто придурком. Ему хотелось оттолкнуть всех, кинуть в них чем-нибудь потяжелее, спрятаться где-нибудь под сиденьем и просто не думать ни о чём. Его конкретно раздражала ситуация, где к нему относились, будто к глупцу, в то время пока Хосок безмятежно стоял, едва ли не под руки с ним, но молчал! Старший брат выглядел увлеченным беседой, принимая комплименты, когда Юнги нежеланно оставалось принимать роль «несмышлённого родственника». Внезапно потерявшись на долю секунды, Юнги услышал краем уха сладковато-звонкий голос уже знакомой ему девушки. И будь всё иначе, Юнги был бы рад, но сейчас эта была, пожалуй, самая неприятная часть вечера. Он клялся всему, чему только мог, чтобы она прошла мимо, но никто не слышал его молитв. Какой же неподходящий момент. «Так, возьми себя в руки! Ответственный момент!» — Приве–… — Можно к вам присоединиться до начала пьесы? — А важно вот что. Девушка прошла мимо, сразу вливаясь в компанию людей, которые обсуждали поездку в лагерь, куда, собственно, Юнги не попал из-за разбитого лица. Она даже не заметила его, сверкая зубами прям перед его братом у него на глазах. Её улыбка, право, была искренней, а рука, которая то и дело трогала предплечье Хосока, обнадёживала ещё больше. В воздухе было тепло, но всё предательски горело внутри груди. Юнги подозрительно тяжело становилось глотать с каждой долей секунды. Он ненавидел очки, благодаря которым он сейчас видел, как девушка, что была его первой любовью, заглядывает в рот человеку, что не ставил её ни во что. Юнги слышал и знал, как его брат относится к ней, как к другим, но несмотря на это все предпочитали его. — Великолепно выглядишь, Каыль. — Хосок улыбается, и Юнги бы поддался его обману, если бы совсем не знал, что это за человек. — Тебе и впрямь идут зелёные линзы. «Откуда, чёрт возьми, в Хосоке столько двуличия? Как только он не захлёбывается в собственной лжи…» — На самом деле, — в этот момент девушка едва сдерживает смешок. — У меня плохое зрение, но я сделаю всё, лишь бы не носить оправу. Разворачивая корпус, она случайно наступает на чью-то ногу, поднося светлую ладонь к своему рту в неловком жесте. — Ой, прости, пожалуйста… М-м-м… — она смущённо затихла, словно подбирая слова. — Извини-извини, я вновь забыла твоё имя. — Каыль сложила руки в молящем показушном жесте, но этого хватило, чтобы руки Юнги затряслись. Нет, не от злости. Ему было очень больно. Когда родители умерили свои ожидания на его счёт и стали ругать, чтобы добиться хоть какой-нибудь реакции со стороны мальчишки, он не чувствовал столь сильной печали, смешанной с отвращением к самому себе. Девушка была выше него на целых семь сантиметров и Юнги бы никогда не нашёл преграды в этом, но когда заметил, как хорошо смотрится пара с ней и его братом, юноша просто не мог этого вынести. Он чувствовал себя никчёмным, не способным заинтересовать хоть кого-нибудь. Разумеется, о взаимности с этой девушкой он отныне никогда не заикнётся, потому что они были птицами разного полёта. И сейчас он прекрасно это увидел собственными глазами. — Вы близки? Не часто увидишь вас вместе. — парень, что стоял по правую руку от Каыль подал голос. Кажется, это именно тот тип людей, которые считают себя «крутыми». Разумеется, вопрос предназначался Хосоку, который только сейчас, кажется, вновь вспомнил о младшем брате. Юнги думал именно так. — Мы с Юнги ближе друг к другу, чем люди могут себе представить. Никто, даже наши родители не способны этого понять. Прозвучал первый звонок. Спектакль начинается. Никто, кроме их двоих, и понятия не имел, что имел в виду старший брат.