***
Юнги сидел на стуле и наблюдал за тем, как Хосок куда-то собирается. По правде говоря, сегодня старший брат выглядел немного необычно: причёска была уложена совсем не так, как прежде, так как из пробора он нарочно вытащил прядь смольных волос, парфюм был совсем не тем, к которому он привык — это определённо была корица и кумарин, они были стойкими, но не вызывающими или же резкими, запах не забивал нос, ложась шлейфом позади молодого человека, который примерял на запястье с виду дорогие часы. Ненавязчиво окидывая взглядом Хосока, Юнги, заламывая себе пальцы, в очередной раз понимает к чему все эти влюблённые взгляды девушек и завистливые у парней, почему его брата любили родители, и по какой причине он несколько раз открывал на сцене начало учебного года. Юнги понимал, почему Хосок имел колоссальное влияние и уважение в лицее. Старший брат был чертовски хорош. Обаятельный, при необходимости любезный и красивый как Дьявол, к тому же ещё и одетый просто безупречно. К сожалению, день не всегда был таким спокойным и молчаливым. С самого утра Хосок был определённо не в настроении. Он то и дело цеплялся за мелочи, которые его не устраивали в сонном юноше, ведь тот проснулся уж слишком рано — не смог больше сомкнуть глаз. В свою очередь, Юнги старался не отвечать ничего лишнего, однако и обижать себя не позволял, поэтому когда в очередной раз Хосок сказал что-то чересчур колко-режущее, Юнги просто вышел из комнаты и около часа просидел на кухне, переписываясь с Дауль. — Куда ты? — произнёс Юнги скорее про себя, нежели в действительности спрашивая об этом старшего брата, который выбирал запонки. — Мне необходимо съездить в агентство и уладить нюансы по поводу стажировки. — отозвался крайне отстранённо, как бы показывая Юнги то, что сейчас он был явно не в приоритете. Только вот Юнги его безразличие задело. Нет, разумеется, мальчишка не жаждал его общения, постоянного внимания, непрекращающихся разговоров, однако он более чем имел право на вежливые ответы в свою сторону и хоть каплю уважения, чем молодой человек частенько пренебрегал, едва ли больше придавая ему значимости, чем домашнему питомцу. Теперь Юнги был осведомлён тем, что старшего брата в доме не будет примерно полтора часа точно. Это была просто потрясающая новость, потому что юноша не собирался терять времени понапрасну. Ему определённо нужно было кое-что найти, то, что он не мог просмотреть хотя бы одним глазом, потому что брат всегда был где-то поблизости. «Почему я так нервничаю?» — Пока. — Юнги стоял, сгибая одну ногу в колене и упираясь ей же в другую. Облокачиваясь на косяк и внимательно разглядывая Хосока в ответ. На изящном лице тенью легла усмешка, тут же пропадая, словно её и не было вовсе. Юнги от этого слегка покоробило, но он держался достойно, совершенно не подавая вида и не опуская взгляд. Хосок протянул свою ладонь в сторону Юнги, рассматривая его чересчур откровенно. Высокий молодой человек берёт руку подростка в свою, но тот на этот жест лишь отворачивается и застывает, не желая отвечать на прикосновения. Хосока же это ничуть не смущает. Чувствуя то, как к нему подходит старший брат едва ли уже не вплотную, Юнги оборачивается, осознавая то, что над ним уже склонились, а лицо приближается, опаляя дыханием. Сердце мальчишки вот-вот выскочит из груди. Любуясь тем, как Юнги сжимается, внутри Хосока что-то разгорается, а кончики пальцев слегка покалывает в томительном ожидании. На его лице виднеется улыбка, слишком аккуратная…чем-то даже оскорбительная, ведь Хосок прекрасно знает то, что больше младший брат никуда не денется, не попросит помощи у никчёмной матери. Молодой человек наклоняется совсем близко, едва ли касаясь приоткрытых от ступора губ. Хосок умел целоваться. Он впивается в дрожащие губы, проводит языком внутри влажного рта, чувствуя внутри себя необходимую эйфорию. Молодой человек практически не меняется в лице, когда Юнги с расширенными из-за паники глазами дёргается всем телом и отстраняет его от себя, а затем замирает, прижимая ладони к сердцу. Мальчишка смотрит на старшего брата в ответ и видит лишь насмешливый, благосклонный взгляд чёрных глаз. — Увидимся вечером. Я люблю тебя. Не оборачиваясь, Хосок выходит, а Юнги всё также продолжает стоять на месте в той же позе, что и прежде. Он никак не может совладать со своими эмоциями и глядит на дверь, что уже захлопнулась, не сводя с неё взгляда, постоянно вырисовывая широкую спину Хосока на этом месте. Каждый раз Хосок разжигал в нём холодное чувство страха от действий, что нельзя было предугадать. Да что там говорить, если этот человек мог запросто применять неоднократно насилие, угрожать жизнью родителей? Юнги был в ужасе. Старший брат всё чаще невзначай касался его, когда проходил мимо, неожиданно наклонялся ближе, время от времени поглаживал ладони, перебирал волосы, мог соединять их пальцы и вести себя до тошноты непринуждённо. Словно это не он заставил его жить с ним наедине. Словно это не он не может удержать свои руки при себе. Хосок ведёт себя так легко, точно Юнги был рад такому положению дел. Старший брат приближался со спины и скользил дыханием по шее, заставляя мурашки рассыпаться по всему телу… Хосок любовался Юнги, из-за чего юноша терялся и хватал ртом воздух, выставляя себя идиотом. Казалось, что он полностью заполнял собой всё пространство, потому что был повсюду: в стенах, воздухе, его запах впитался в кожу Юнги, в одежду… Вот поэтому сейчас первые мысли Юнги были о том, что он находится в крайне страшной ситуации, где никто ему помочь не может. И, к сожалению, отчасти в этом он был виноват сам из-за своей наивности и глупости…из-за своей честности. Прежде всего, Юнги не был идиотом. Он знал, что то время, данное ему, упустить никак нельзя. Безусловно, он не собирался звонить родителям, по крайней мере, сейчас и молить о том, чтобы они вернули его домой, потому что это только усугубит ситуацию — довериться им не мог, понимая это накануне сполна. Однако было кое-что, за что мальчишка мог зацепиться, то, благодаря чему он мог заставить родителей поверить ему хотя бы разочек, снимая с него клеймо гадкого утёнка… В воспоминаниях постоянно всплывал дневник, тот, который время от времени лежал под кроватью брата, наполненный тёмными закладками и, Юнги был уверен, записями. То, что там было, вполне возможно, могло ему невероятно помочь и даже изменить его жизнь, потому что именно сейчас всё менялось намного стремительнее, чем прежде. Он не знал, почему чувствует это, но решил довериться своему внутреннему чутью, хоть раз поверить в себя. Юнги был уверен, что брат не с проста убирает эту вещь, не позволяя никому прикоснуться к ней, и от этого становилось всё подозрительнее. Страшнее становилось от того, что Хосок также относился и к Юнги. Как к личной вещи. Юнги хотелось найти дневник и, разумеется, сфотографировать то, что могло показаться ему доказательствами странного поведения. Быть может, там были бы искренние мысли и помыслы на будущее, то, что могло бы оказаться золотым ключом в его руках. Он хотел обнаружить внутри записи о его поступках и, возможно, раскаяние? Хотел ли Юнги как-то оправдать поведение того самого человека, который был для него когда-то давно самым близким, тем, в ком он не чаял души? Быть может, это был бы не просто набор записей, а, скажем…вещественное доказательство его психического расстройства? Вне сомнений, это было рискованно. Тем не менее, знал Юнги, дальше ситуация может только усложниться, как и отношения с родителями, которые были слишком уж натянутыми даже для его подросткового возраста. Теперь он сменил школу, быть может, у него не будет прежних проблем, и это замечательная возможность начать с чистого листа, однако позволит ли ему это старший брат, что распоряжается его жизнью?Нет.
Теперь он приблизительно понимал, на что был способен его психически нестабильный родственник, а с таким человеком оставаться под одной крышей было сложной задачей. Безусловно, если хочется сохранить зачатки разума. Необходимо было действовать. Немедленно. Юноша нещадно рыскал в шифоньере, переворачивал одежду в комодах и даже на балконе. Руки болели от множества мелких вещей, которые ему приходилось то и дело перебирать с места на место, чтобы докопаться до сути. Естественно, он смотрел под подушками и матрасом. Справедливости ради, Юнги заглянул на самые высокие полки, до которых можно только было достать в квартире. Осознание того, что Хосок был выше, больно укололо его на пару секунд, пока он лез на стул. Летели пыль и перья, вещи были расставлены не так, как они стояли изначально. Юнги не сдавался, подогретый тем, что раз вещь была спрятана, значит там и в правду что-то да было. «Надо прибраться до его прихода. Так, чтобы этот сосредоточенный социопат ничего не заметил…» Уставший от физического и мозгового штурма, Юнги решает присесть буквально на мгновение. Сидя на кухне и попивая стакан воды, подросток поднимает взгляд, прожигая серый новый холодильник, который подарили родители Хосоку на новоселье. Он не был уверен, сколько родители потратили на него денег, однако где-то внутри разогрелась детская обида за старый и изношенный рюкзак. Проскальзывая взглядом, юноша натыкается на коричневый уголочек, который торчит на самой стальной верхушке, после чего парнишка замирает, охваченный радостной новостью. Да! Он определённо нашёл то, что искал. «Боже! Это то, что я думаю?» Несмело забираясь на табурет, Юнги ненароком соскальзывает и хватается за закрытую дверцу холодильника, напуганный тем, что буквально только что мог травмироваться, сломав себе что-нибудь. Сердце быстро колотится. С горем пополам хватая вещицу, Юнги спускается, недоумённо оттирая руки от какой-то белой пыли, пару раз прилично чихнув. Злясь от этого, Юнги протирает дневник от грязи, сетуя на то, что Хосок действительно не может заботиться о том, что ему дорого. — Ну и что же тут у тебя… — заминается, когда понимает, что один лист выпадает из дневника. Наклоняясь и подхватывая, юноша разочарованно протяжно вздыхает, глядя на какие-то расчёты. Как же это было скучно. Пролистывая страницы, Юнги понял то, что Хосок был скуп на слова, потому что писанина больше напоминала рабочий отчёт: почерк был выведен едва ли не до идеала, паста везде была чёрной, чернила сплетались со строками на страницах так красиво, отчего мальчишка на долю секунды даже позавидовал столь прекрасному письму. Просматривая, стараясь это делать аккуратно, чтобы не оставить о себе ничего, что могло бы его сдать, Юнги наконец натыкается на то, из-за чего его сердце едва ли не останавливается.Ли Минхо — «ушёл». Пак Чимин — под вопросом. Стоит ли обратить внимание на его новую подружку? Каыль…
За ним долг. Он настолько глуп, что решил раскаяться, при этом не понимая, что я ещё больший судья, чем его родители. Чонгук печётся о нём, совершенно забывая о том, что натворил с собственной сестрой.
Как он может так невинно улыбаться? Каждый раз, когда я это вижу, то вспоминаю своё презренное детство и наш с ним контраст. Несмотря на это, я позабочусь о нём. Даже если он не заслуживает подобного отношения.
Юнги дрожит, крепко держа дневник, точно приклеил его к своим ладоням. Кажется, они сильно взмокли, ровно как и его спина. Дыхание тяжёлое, а глаза бегают по строкам, с ужасом вглядываясь в то, что там написано. Доставая телефон из кармана, Юнги щёлкает то, что первым попадается на глаза. Он практически ничего не видит, кроме до отвращения ужасных слов. Однако благодаря этому, хоть что-то должно будет послужить доказательством, когда он позволит глазам родителей распахнуться в немом понимании и сожалении о том, что они не прислушивались к нему. Не верили.Поверить не могу в то, что такой мусор смог зачать и родить нас. Это просто отвратительно и мерзко. Но… Юнги чист. Он до безобразия непорочен.
Дыхание Юнги стало чаще, сердце бешено колотилось в груди, норовя выскочить. Заметно нервничая, всё его лицо побелело, а губы были бездумно искусаны до крови во рту. Читать больше это было невыносимо, отчего он тут же захлопнул дневник, запихивая его ровно туда же, откуда достал. Мальчишка довольно тщательно проверил всё, чтобы придраться было и впрямь не к чему, только после этого позволив себе сесть. Он старался успокоиться, сжимая собственные руки и вытирая вспотевший от стресса лоб. Бегая взглядом по кухне, Юнги отправился в другую комнату, чтобы навести порядок и там, хоть на немного отвлекаясь от прочитанного. «Он ненавидит родителей. Презирает мать… Что, если он передумает и…решит убить меня?» Теперь Юнги окончательно убедился в том, что у Хосока абсолютно нет раскаяния в своих действиях. Он любил делать людям больно, позволял им быть очарованными, а затем наносил удар в спину, если он уже вдоволь использовал того или иного человека. Он напрочь был ядовит…опасен для общества. Токсичен. Юнги не был уверен, скольким людям он уже сломал жизней или может сделать это в будущем. Мальчишка нисколько не сомневался в том, что он действительно бы убил мать, если Юнги не согласился на его условия. Хосок — убийца! Юнги делит одну кровать с человеком, завтракает вместе с ним, находится в отношениях. Боится его, как огня. Юноша ещё некоторое время возился в комнатах, никак не выкидывая из головы отпечатавшиеся в сердце слова, по много раз перепроверяя убранные вещи. Они должны были лежать правильно. Настолько же идеально, насколько привык всё делать Хосок. Выключая свет в спальне, Юнги побрёл на кухню, чтобы смочить сухое от волнения горло. Однако услышав звук проворачиваемого замка, он тут же замер, не зная как следует реагировать на приход брата. Перед тем, как дожидаться его, Юнги, безусловно, несколько раз про себя проговаривал то, как ему нужно себя вести, чтобы его поведение можно было охарактеризовать ненавязчивым и непринуждённым. Тем не менее, когда он столкнулся с Хосоком напрямую, мальчишка тут же забыл об этом, потому что всё его тело сковал животный страх. Юнги очнулся только тогда, когда Хосок прошёл по коридору направо, чтобы вымыть руки. Выходя из ванной комнаты, молодой человек подозрительно пристально вглядывается в молчаливого Юнги, который делает вид, словно изучает очередной комод в его квартире. Может, он просто смотрит, и Юнги не о чем беспокоиться? И всё же, Хосок продолжает смотреть на него слишком весело, но в то же время с хорошо прикрытым презрением. — Сегодня мы будем ужинать вместе. Я купил уже готовую еду, чтобы ты отдохнул. «От чего отдохнул?» Видимо, от стресса, но Юнги не успевает обдумать, прежде чем выкинуть: — Откуда у тебя деньги? «Деньги…? Серьёзно, Юнги? Совсем спятил!» В ответ слышится снисходительный смешок. — Это тебя не должно заботить. — несмотря на вполне дружелюбное и светлое лицо, слова обжигающе холодные и предупреждающие. Хосок точно хотел произнести: «Не спрашивай лишнего, иначе мне придётся заткнуть твой рот.» — А что должно? — пожалуй, от пережитого ужаса Юнги и впрямь не может совладать с собственной речью. Он действительно не хочет видеть этого человека, но ощущения ядра безопасности, в котором он находится, пока Хосок говорит, лишаться не хочет. — Я. Моё настроение. — внутри Юнги всё съёживается от надменного смеха. — Присаживайся. Юноша не может смотреть ему в глаза, всячески избегая контакта, и, возможно, это было намного хуже неуместных вопросов, которые он задал до этого. Украдкой взглянув на молодого человека, который раскладывал блюда, ещё тёплые, он никак не мог оторвать взгляда от рук, лица и всего Хосока в целом. Юнги позавидовал, что никогда не будет столь красив, особенно, судя по голосу брата, после загруженного дня. Когда еда была разложена, Юнги продолжал ковыряться в ней, точно это было что-то отравленное, несовместимое с жизнью. Мальчишка отхлёбывает приготовленный братом белый чай, а затем выжидает, сколько может. Желудок сворачивало только от осознания, что напротив него сидит Хосок, медленно пережёвывая пищу, кидая на него многозначительные взгляды. Ещё сильнее нервничая, столовые приборы падают из рук на пол и Юнги опускается под стол, подхватывая их дрожащими ладонями. Ему не хочется подниматься, но это он и делает, закидывая их в раковину и хватая новые, чистые, садится туда же. — Чем ты напуган, Юнни? — улыбка вызывающая, однако лицо окаменевшее, словно неживое вовсе. Когда всё же их взгляды встречаются напротив друг друга, у мальчишки перехватывает дыхание, после чего он тут же отводит свой, утыкаясь в тарелку. — Я? — сглатывает, но берёт себя в руки. — Живот немного болит. Всё в порядке. Тебе нравится эта рыба? выглядит очень-… — Ты даже не притронулся к еде. — отреагировал холодно, бесцветным тоном. Голос из насмешливого быстро перешёл в серьёзный и жёсткий, из-за чего Юнги стал нервничать ещё сильнее, сжимая до побеления костяшек столовые приборы. — Издеваешься? — Хосок, я-… Договорить не позволяют. Хосок откладывает столовые приборы и в упор смотрит в глаза мальчишки, который едва ли не дрожит, сидя к нему так близко. Юноша часто моргает и отводит взгляд, понимая, что проигрывает. — Хоть представить себе можешь, сколько раз ты испытывал на прочность моё терпение? Слыша эту снисходительную интонацию, его вид аристократа, который словно пришёл ради него в свиной хлев для подачки, Юнги поднимает на него полный раздражения взгляд и сухо шепчет: — Не разговаривай так со мной. — остатки самоуважения мелькают где-то внутри, не позволяя потерять крошки достоинства. Юнги убирает руки под стол и ловит укоризненный взгляд. — Ты не можешь заставить меня поесть, ведь моё самочувствие оставляет желать лучшего. — Юнги врал, так как он был немного голоден, ведь днём перекусил только парой бутербродов и подогретыми остатками рамена на плите. — Разумеется. Позволь задать тебе вопрос, который меня волнует с тех пор, как я перешагнул порог. — Хосок испытывал своим взглядом Юнги, после чего воцарилась зловещая тишина. — Тебе так сильно хочется стать со мной ещё ближе, раз ты берёшь моё личное без спроса? Мальчишка в ужасе теряется. Он приоткрыл рот, но затем закрыл его, совершенно не понимая, что ему предпринять. В этот момент он словно проваливается вниз и долго-долго летит, прежде чем заставляет себя выжать хоть что-то: — Я не понимаю. Улыбка Хосока расползается шире. Он смотрит назад, туда, где лежит его дневник, а затем поворачивается и придвигается к мальчишке ближе, схватив того за подбородок, поднимает его, проницательно смотрит прямо в глаза. — Я тебе сейчас объясню, Юнни. Быть может, ты знаешь, что такое силлогизм? — но мальчишка молчит, испуганно вжимаясь в спинку диванчика и молясь внутри себя, чтобы кто-нибудь спас его от этого, прямо как в детстве его спас отец от разгневанных ос. — Я отвечу: это теория логического вывода. Если говорить проще — определённый вид рассуждения, форма дедуктивного анализа. Юнги, точно немой, продолжает с парализующим страхом наблюдать за действиями брата, который продолжал рассказывать, словно невзначай. — Благодаря этому мы можем прийти к логическому заключению. Понимаешь? — Юнги несколько раз кивает, но это выходит так нервно и резко, отчего глаза Хосока становятся слегка блестящими. Юнги знает, что это напускное и после, скорее всего, ему просто-напросто размозжат череп. — Я положил дневник на магнезию для того, чтобы сразу понять в случае, возьмёшь ты его или же нет. Ты был дома единственный, чёрная футболка, которую я тебе дал, испачкана в ней. — с каждым словом глаза старшего брата, что склонил голову слегка вбок, темнеют, не предвещая ничего хорошего. — Из этого следует, что ты его брал. Отнекиваться было поздно. Юнги, конечно, понимал, что это всё равно выльется наружу, но не сразу же…не так быстро. С половину минуты они проводят в мучительном молчании. Хосок не двигался, а Юнги — тем более. Кажется, он даже не дышал, боясь сделать какое-то не то движение, продолжая пялится на изучающее лицо напротив, пряча дрожащие руки, что выдавали ещё сильнее. — И для чего же ты это сделал? — Хосок вдыхает аромат волос мальчишки, наклоняясь ближе и шепча ему это на ухо с нечистой улыбкой. Он протянул это, не сводя взгляда с шеи, и Юнги было подумал, что он каким-то образом наблюдает за тем, как бьётся его пульс. Сердце разбивается о рёбра. Он хотел спрятаться куда-нибудь от страха, но разум подсказывал ему, что шанс уже упущен и следует собрать волю в кулак. Однако Юнги не ответил, лишь затравленно глядя на молодого человека, растерянно хлопая ресницами и наблюдая за тем, что будет дальше. — Отвечай, Юнни. В противном случае, твоя прекрасная мордашка сейчас же соединится вместе со стеной, в которую ты пытаешься всеми силами вжаться. — после этих слов Хосок обхватил ладонью заднюю сторону шеи, продавливая позвонки пальцами. Юнги стало больно, и он защебетал что-то невнятное, в словах которого можно было разобрать лишь «пожалуйста!». — Мне стало просто интересно! — он поднял руку наверх, в миролюбивом жесте. — Честно! Я клянусь тебе… — Правда? — Хосок спрашивает мягко и благосклонно, отчего в какой-то момент Юнги кажется, что тот поверил, однако вскоре после этого, старший брат, ощетинившись, встаёт и приподнимает за собой Юнги, который неуверенно и беспомощно смотрит на него, точно не понимая, в чём дело. — То есть, ты хочешь меня убедить в том, что просто так залез на кухонный гарнитур, шарил по холодильнику рукой ради интереса? Чайный сервиз, что стоял прежде на верхней полке, а теперь в самом низу тоже ты переставил из общего интереса, Юнни? Юнги кивает, будто игрушечный болванчик, и это становится его роковой ошибкой. Красиво очерченное лицо брата становится дьявольским, прежде всего, из-за гримасы, что исказила его. — Телефон на стол. Живо. — холодящий спину ужас от этих слов у Юнги не получилось скрыть, поэтому уже через мгновение мальчишка молчаливо и осторожно положил свой мобильный туда, куда ему приказали. — Хосок…не забирай! Ты не можешь… — голос был такой, что будь у Хосока чуть более гуманное отношение к людям, он бы посочувствовал несчастному подростку, который трясся от напряжения. Лихорадочно блестевшие глаза юноши выдавали его опасения и липкий страх, который сковал все тело. Мальчишка положил руку на сердце, горько шмыгая носом. Кажется, молодому человеку, который возвышался над ним, сильно не понравились эти слова. — И чего же я не могу? — Хосок отозвался почти отстранённо, однако изогнутые в кривой усмешке губы выдавали его отношение. — Отвечай. В этот момент Юнги осознал, что попал. Он кружит головой в разные стороны, отрицая свою причастность к этому, а затем прекращает и понимает, что ответить ничего не может — губы дрожат. «Нет-нет… Я ничего не скажу. Я ничего не отвечу тебе, потому после этого ты не оставишь это просто так… » Однако у Хосока были другие планы. Дело в том, что он просто не переносил игнорирование. — Хотел донести на меня? — осклабился, обнажая идеально ровные зубы. — Не думаешь, что пора смириться с этим? — Хосок крепко держал Юнги за ворот футболки, встряхивая его. Распахнутые от страха и безысходности глаза встретились с серьёзным и холодным взглядом. Уже через секунду изящные ладони, что с виду казались притворно нежными, обхватили лицо с такой силой, что до скрежета в зубах заныли скулы, заставляя Юнги дернуться и смахнуть застывшие слёзы. Зажмуриваясь, пытаясь отделаться от страшных мыслей, Юнги потерпел поражение. Чем страшнее ему было, тем прочнее внутри становилась оболочка сковывающего ужаса. — Я…Я не… — сдерживая из последних сил рвущиеся наружу рыдания, Юнги сцепливает свои ладони, которые трясёт. — Мне х-хотелось…лишь… Я т-тоже… — плачет, потому что добавить больше нечего. Юноша не может произнести ни слова спокойно. Хосок не злился на его попытку оправдать своё имя. Он знал, что такое произойдёт, однако его выводил из себя тот факт, что Юнги не сдерживает своих слов. Старший брат смотрит на залитое слезами красноватое лицо, робкие движения и быстро вздымающуюся грудь. Холодные ладони касаются горячих щёк, вытирая лишнюю влагу, а затем Хосок наклоняется и заглядывает испуганному подростку прямо в глаза. — Прямо сейчас меня предельно тошнит от твоего внешнего вида, но, будь благодарен, что я терплю это. — он говорил это тихим, тянущимся голосом. — Позволь, я подскажу тебе: ты должен сказать «спасибо». На смену отрешённому безразличию, на лице Хосока показалось насмешливое изумление, когда Юнги всё же повторил то, что ему сказали. Хосоку нравилась растерянность юноши, который не знал куда себя деть, то и дело переминаясь с ноги на ногу в томительном ожидании. В такие моменты молодому человеку до безобразия нравилось рассматривать собственного брата: как тот жмётся к стене, одетый в футболку на размеры больше, из-за чего казавшийся таким…хрупким. — Ты и носа своего не высунешь за пределы этой квартиры, пока я не позволю тебе. Буду в полной мере контролировать всю твою школьную жизнь, как у непослушного маленького щеночка, ты ведь такого отношения хочешь, правда? — Юнги давится слезами и чувствует, как непроизвольно слюна увлажняет губы. — Можешь поплакать ещё и от того, что рано или поздно тебе придётся лечь под меня. Впрочем, ты можешь выбрать любую из причин, которая тебе нравится, потому что мне глубоко наплевать. Ему определённо наскучило постоянное непослушание, нескончаемые просьбы о прощении. Помиловании. Пожалуй, первое его желание было, стоило ему узреть неприятную картину перед глазами — схватить того за вьющиеся волосы пятернёй и протащить до ванной комнаты, где бы он умолял перестать делать ему больно. Всё это было бы вкупе с сочащейся свежей кровью и душераздирающими воплями. Однако, он не стал этого делать. Тем не менее, сейчас он наблюдал за не менее интересной картиной: подбородок подрагивает, Юнни прикрывает беззвучные слова, что не смог вымолвить, он закрывает рот и отворачивается, потому что Хосок его отпускает. Спустя пару мгновений, плечи подростка начинают подрагивать и он, понимая, что разговор окончен, с захлёбывающимися звуками от плача уходит в спальню, тихо прикрывая за собой дверью. Хосок зашёл следом только спустя пару часов. Ложась рядом с уснувшим после надрывных рыданий мальчишкой, молодой человек до поздней ночи перебирает в ладонях его вьющиеся волосы, думая о чём-то своём.