Любовь, обреченная на гибель

Грохот. Ничего не слышно, не видно, в глазах совсем потемнело, кажется, вот-вот рухнешь и ударишься головой. Больно. Жгучая боль, просто отвратительная, нестерпимая. Пыль и грязь. Так неприятно находиться здесь, в этом месте, где невыносимо холодно, будто бы в минусовую температуру кинуться в воду со всей дури. «Я совсем не чувствую тела», лишь одна мысль пронеслась перед тем, как пришло осознание. Он пытался пошевелить пальцами, и у него почти получилось. Кажется, ранения были не настолько серьезными, но почему? Почему, ведь все должно было быть по-другому. Он должен был сейчас быть мертв и лежать, пока не придут рыцари. Тогда остальные рассказали бы об эксперименте, и… Остальные. Парню потребовалось достаточно времени, прежде чем оправиться от шокового состояния. Он, еле передвигая конечностями, медленно, но верно достиг своей цели. Первым, до кого он добрался, стал его парень. Его слегка откинуло в сторону, но Альбедо все равно нашел в себе силы дойти до него. Он сразу проверил пульс. Ах. Это был уже не Кэйя. Это было его тело, оставшееся без души. Глаз бога, до этого отчетливо сияющий, как льдинка, отражающая свет, потух. Руки были холодны, холоднее, чем когда-либо. Альбедо даже не стал рассматривать ранения, какой от этого толк. Он уже был мертв, и это не изменить. Сдернув глаз бога, уже принадлежавший никому, он прижал его к сердцу, поцеловал холодный металл и оставил в руках своей первой, и вероятно последней любви. Положив уставшую голову к нему на грудь, уже не вздымавшуюся от дыхания, он провел ладонью по темно-синим волосам. «Больше тут делать нечего», подумал алхимик и с трудом поднялся на ноги. Еле как, переборов боль во второй раз, он направился к выходу, где должны были ожидать его две девушки. Он смотрел лишь вперед, даже не опуская глаз вниз, а надо бы. Он споткнулся о что-то, и, опустив голову, остановился на месте. На его пути оказались ноги его ассистентки, которая без сознания была на холодном полу. Он тоже проверил ее пульс. — Слава архонтам, — он упал на колени перед ней и схватил ее за плечи. — Сахароза, молю тебя, потерпи немного, ты справишься, ты же крепкая девушка. Со слезами на глазах он приобнял ее, после чего попытался взять ее на руки. Конечно же, ослабевший парень не смог этого, но он решил оттащить ее поближе к стене, где было немного постелено. Обычно там хранилась одежда и постельное белье, которое собирались использовать, но сейчас это стало койкой для тяжело раненой девушки. Уложив Сахарозу, он продолжил хождение. Еще пара минут — и прибудет Ордо Фавониус, который сможет помочь. Альбедо, в третий раз перешагнув свой предел возможностей, направился к лежащей девочке. Она была дальше всех и находилась у стены. Подойдя ближе к Кли, первое, что он увидел, было алое пятно. Аккуратно перевернув девочку на другой бок, единственное, что он мог сделать — закрыть ей глаза. Подняв ее на руки, он прижал крохотное тельце к себе, пальцами расчесывая спутавшиеся волосы маленькой блондинки. Кли была меньше Сахарозы, и Альбедо все же удалось поднять ее на руки. Слезы посыпались градом на лицо миловидной девчушки, которая уже никогда не увидит свою мать. Она больше не будет широко улыбаться, сидя на коленях у своего брата; больше не будет звонко смеяться каждый раз, когда Кэйя поднимает ее на руки; она больше не будет заплетать косички Альбедо во время того, как он снова рисует очередной пейзаж. Ее глаз бога тоже потух. Он больше не сверкал и не переливался красно-оранжевым, передавая характер девочки. Предмет теперь был треснут от удара по твердой стене, что было странно. Глаз бога при нормальных обстоятельствах всегда остается невредим. Но видимо из-за материалов эксперимента все так получилось. Альбедо сидел в полной тишине. Лишь снег бесшумно падал снаружи, и был он похож на пепел после извержения. Все вокруг как будто бы замерло, умерло, опустошилось. И жизнь уже не имела смысла для него. Он забыл обо всем, и о своей учительнице, и об эксперименте, и о путешественнике и его странной спутнице, и о приближающихся рыцарях. Вдали был гул, как будто бы шла толпа, но Альбедо было плевать. Он был на пределе, сил совсем не осталось, и он просто прилег рядом с Кли, ожидая Ордо Фавониус. «Ого, так тихо. Так странно, так необычно, так некомфортно. Тишина должна успокаивать. А эта тишина губительна. Она убьет меня. Кажется, я уже ничего не слышу. Справедливо ли заканчивать мое существование сейчас, когда я увидел всех моих любимых мертвыми, а единственную живую девушку оставить просто так? Неужели нельзя было прикончить меня вместе с ними, избавить меня от нужды видеть этот ужас? Неужели нельзя было оставить меня без сознания, пока не пришли бы рыцари? Так необходимо было оставить меня? Почему, Барбатос, почему ты не отдал приказ ветру, чтобы он пронзил меня насквозь осколками?..» — Альбедо, прошу, — блондинка трясла его за плечи, и парень широко открыл глаза, будто бы только что кошмар увидел. — Что произошло? Почему все…? — Она жива, — алхимик наклонился как можно ближе к женщине и прошептал ей на ухо, вновь закрывая глаза. — Сахароза еще не умерла. — Немедленно займитесь перемещением Сахарозы и Альбедо в госпиталь при соборе! — она отдала приказ, оставляя их двоих на других рыцарей, а сама побежала к маленькой девочке, уже давно не двигавшейся. — Насчет капитана Кэйи… Следующим, что Альбедо помнил, были светлые стены, белоснежная постель и много бинтов и различных повязок. Они неприятно пахли, но не могли сравнить с запахом лаборатории. Вновь придя в сознание, он принялся дожидаться сестер, которые наверняка проверяли его каждые несколько минут. А пока он просто смотрел в одноцветную стену, не желая думать вообще ни о чем. Любая мысль была связана с сегодняшним событием, и это только делало душевные раны еще глубже. Лица его друзей преследовали его. Ему все казалось, что раз он жив, то это какая-то шутка, параллельная вселенная, и сейчас его парень зайдет в комнату, неся на руках Кли, чтобы потом выставить малышку за дверь, когда придет ее подружка, и устроить Альбедо очень, очень долгий разговор, который бы закончился все знают чем. Но никто так и не появлялся. Даже сестры как будто забыли о его существовании. Хотя, он был даже не против такого. Лучше уж он будет проводить свои дни в душной комнате, чем вновь выйдет на улицу, встречая ужасающие взгляды прохожих. Особенно ему не хотелось приближаться к «Доле Ангелов». Все там будет напоминать ему о его умершем парне. А Дилюк наверняка будет очень зол, и будет непременно проклинать убийцу его брата, пусть и не по крови. Но и такой расклад событий, в котором он умирает от руки брата Кэйи, ему тоже нравился. Это бы прекратило его страдания, да и это очень даже справедливо, ведь он по оплошности своей погубил почти трех невинных людей, и за это сам должен быть мертв. Или так он думал. В итоге, Альбедо решил, что если погибать — то заслуженно, поэтому он бы попросил Дилюка убить его. Если он откажется, то план останется неизменен, просто личность убийцы станет другой, вот и все. «Да, решено. Я сделаю это», такой настрой был у этого потерявшего почти все парня. — Мистер Альбедо? — потерявшегося в своих мыслях юношу вернула на землю сестра Виктория, пришедшая с целью проведать его. — Вы уже чувствуете себя лучше? — Да, намного, — это если не считать боль душевную, да и физическую в некоторых местах тоже. — Я ведь могу идти? — Действующий магистр попросила вас придти немедленно после того, как вам станет лучше, — девушка была, наверное, испугана разбитым видом Альбедо, поэтому так тихо говорила. — Она бы хотела знать, что произошло. — Да, конечно, — Альбедо не будет сопротивляться допросам со стороны Джинн, все-таки по большей части это его вина, он не смог вовремя предотвратить такой исход. — Я сейчас выйду. Сестра покинула комнату, и Альбедо снова остался один. Он потянулся к рядом стоявшей тумбочке к стакану с водой. Открыв ящик, попутно выпив весь стакан залпом, он достал свою верхнюю одежду и глаз бога. Медленно и аккуратно переодевшись с свою обычную одежду, он вышел из комнаты, и, сопровождаемый Викторией, пошел к штабу Ордо Фавониус. По дороге его встречали косые взгляды: все не понимали, что происходило, почему им объявили о том, что произошло какое-то происшествие, почему капитан Кэйя так и не вернулся, хотя всех рыцарей собрали, и даже магистр отлучилась от своих дел ради этого; почему двух раненных людей перенесли в собор Барбатоса, и почему другие два человека были прикрыты простыней. Хотя многие уже догадывались, что произошло, поэтому они с жалостью провожали чудом живого юношу с понимающе грустными взглядами. Альбедо чувствовал себя не очень комфортно окруженный таким вниманием. Ему казалось, что все считают его причастным, поэтому их внимание приковано к виновнику двух смертей. Но ведь никто из горожан не мог наверняка знать об этом, но и такие мысли не успокаивали алхимика. Он сам считал себя виноватым, и поэтому был не прочь умереть от чьей-нибудь благородной руки, жаждущей мести. Он думал выловить подходящего кандидата из толпы, но все люди казались ему не способными к убийству. Дойдя до кабинета Джинн, он постучался в дверь. Она пригласила его войти и сразу же посадила рядом с собой. Она выглядела заплаканной, и можно было понять почему; Кли, которая была ей почти как дочь, и Кэйя, ее верный помощник и друг, умерли сегодня в неизвестных ей обстоятельствах. Растрепанные волосы, которые более не были заплетены в хвост или даже пучок, широкими густыми прядями падали на ее плечи, поблескивая на свету. Скоро должно было темнеть, и у женщины на столе уже были подготовлены свечи на случай, если разговор затянется до глубокой ночи. Первым делом, посадив Альбедо напротив себя, она взяла его за руку и заплакала. Оба они выглядели подавленными и жалкими, и оба они чувствовали, что не справились с ответственностью. Опомнившись, Джинн встала со стула и отвернулась в сторону, рукавом вытирая слезы. Альбедо подошел к ней и приобнял ее, от чего она разрыдалась еще больше, и так они простояли несколько минут, обнимая друг друга, пытаясь успокоиться. Наконец, Джинн села за свой стол и пригласила парня сесть напротив. Вытирая остатки от ее эмоционального всплеска платком, она спросила у него: «Что произошло?..» Лучше бы она этого не делала. Альбедо рассказал ей от и до ход эксперимента; о том, как он просил их уйти, как он умолял их не оставаться здесь; как он прижимал к себе оба мертвых тела, не желая отпускать никого из них; как он пытался звать на помощь, ни голос все никак не было слышно. Все эти ужасы, которые он описал Джинн, заставили ее поволноваться. Но она изо всех сил держала себя в руках, хотя было видно, что у нее глаза на мокром месте. Закончив свой рассказ, он молча продолжил сидеть, не смея взглянуть на Джинн. — Это все моя вина, — наконец промолвил он, голос его слегка дрожал. — Я должен понести наказание за это, прошу, убей- — Не смей даже думать о таком, — она прервала его, громко крикнув на весь кабинет, упершись руками в стол. — Еще и твоей смерти не хватало. Плевала я на то, что ты считаешь себя виновным. Ты пытался сделать все, что было в твоих силах, чтобы они были живы. Я примерно понимаю, как ты себя чувствуешь, но раз ты выжил, значит этого хотели сами Архонты. Я не буду просить тебя быть благодарным за это, ведь это никакое не счастье, видеть своих близких мертвыми, но хотя бы ради Кли и Кэйи — живи. Я не думаю, что они хотели бы, чтоб ты пошел следом за ними. Даже пусть тебя убьет кто-то другой, они бы не допустили этого. Сев обратно в кресло, она поникла головой и лишь вздохнула. Она устала. Ей было больно, плохо, просто отвратительно. Она не знала, как будет оправдываться перед рыцарями и Алисой. Если смерть капитана кавалерии можно расценивать как благородный поступок, — так как он пытался защитить Кли собой — то гибель маленькой девочки нельзя было списать ни на что. — Держи, — Джинн достала из кармана звонкую связку целой кучи ключей, а затем отсоединила один, очень знакомый Альбедо. — Это ключ от комнаты Кэйи. Сможешь разобрать его вещи? — Да, конечно, — неохотно потянувшись за предметом, парень лишь стиснул зубы, понимая, что его ждет. — Еще что-нибудь? — Сначала разберись с этим, а потом я подумаю, — Джинн начала рыться в бумагах и заполнять их, как только дала ему указания. — Ах, и еще вот что. Она подняла голову и посмотрела алхимику прямо в глаза, тепло улыбаясь. — Хоть мы с тобой и не так близки, но я тоже считаю тебя частью нашей семьи. Не забывай об этом, пожалуйста. Я благодарна тебе за все, что ты сделал, и для рыцарей Ордо Фавониус, и для Кли и Алисы. — Спасибо, — единственное слово, сопровождаемое едва видной улыбкой, слетело с его губ, прежде чем он вышел из кабинета магистра. Выйдя из штаба, его снова встретили взгляды прохожих. Альбедо зашагал быстрее, чтобы скорее скрыться от их глаз. Проходя по городу, он лишь смотрел себе под ноги, не поднимая головы. Он знал, куда нужно идти, ведь совсем недавно он был здесь. Отворив дверь комнаты, распологавшейся на втором этаже здания, он застыл на месте. В комнате его парня был всего лишь небольшой беспорядок. Кровать как обычно застелена, одежда висела в распахнутом настежь шкафу, документы на письменном столе одиноко пылились. Присев на кровать, Альбедо провел ладонью по белым простыням. Он не стал просто так бездельничать и сразу занялся делом. Надо было разложить вещи. Первое, с чего он начал, стали документы. В основном там были отчеты о деятельности рыцарей, о его заданиях тоже, и даже о специальных поручениях от Джинн и Лизы. Разгребая стопки бумаг, Альбедо наткнулся на что-то необычное, вроде письма. Он начал читать его, и слезы появились у парня на глазах. «Сегодняшний день знаменателен. Он принял мои чувства, наконец, спустя несколько месяцев. Я действительно рад этому, и даже не могу описать насколько. Я его люблю, люблю так сильно, что могу и жить и умереть ради него. Никогда ранее не испытывал я таких эмоций, все словно как сон. Надеюсь, это будет навсегда.» Дата… Это было всего год назад, когда они начали встречаться. Тот день Альбедо помнит отчетливо. Рыская в ящиках стола, он наткнулся на письмо и бархатную коробку. Письмо он взял первым. " Все решено. Все пройдет более чем хорошо, я уверен. Я верю в него и не сомневаюсь в его успехе. Я так хочу увидеть его улыбку, когда все удастся. Он запомнит этот день надолго, ведь после я…» Альбедо не стал дочитывать. Он просто открыл коробочку и, прижав ее к сердцу, упал на колени. Больше он не смог сдерживать слезы, это было невозможно, слишком, слишком больно от осознания. Там было два кольца. Два обручальных кольца, сверкавших ярким золотом и драгоценными камнями. Кэйя собирался сделать ему предложение, в этот самый день, в день его смерти. Какое совпадение. Видимо, обручен он был со смертью, а не со своим парнем. Он не успел, не смог. «Я люблю тебя, даже после твоей смерти. Даже после того, как солнце погаснет, догорят все краски заката, а я не встречу свой конец, я буду любить тебя вечно. И даже после, любовь моя не останется бесследна», подумал Альбедо, надевая одно кольцо на безымянный палец, а второе сжимая в ладони. Со все еще не высохшими слезами, он открыл следующий ящик. И вновь глаза его опустились на пол, а попытки не плакать были тщетны. Там лежал глаз бога, уже давно погасший. Хоть и был он холодным, как металл, но все еще теплей, чем при жизни владельца, так как там более не было элементальной энергии крио. Сделав глубокий вдох, Альбедо положил вещь в карман, туда, где было и кольцо. Он продолжил копаться в вещах своего парня. Он не находил больше ничего такого, что могло бы заставить его рыдать. Даже смотря на рисунки Кли, которые Кэйя хранил в своей комнате все это время, он думал о том, как же он любил их обоих. Кли всегда была задорной и неугомонной девочкой, а Кэйя как-то мог с ней совладать, что всегда удивляло Альбедо. Вместе эта двоица могла натворить дел иногда, но в основном они могли отмазаться. Вспоминая все их проделки, Альбедо мог лишь усмехнуться, ведь оба Кэйя и Кли вели себя по-детски в такие моменты. Как бывает приятно думать о всем прошедшем, пусть оно уже и не вернется. Парень вспомнил, как однажды он помог своей сестренке сделать кулоны с цветами на фестиваль. Он мысленно вернулся в прошлое на Долину Ветров, где они втроем — он, Кэйя и малышка — собирали самые красивые цветы для последней. Так тепло, свежий воздух рассекал облака, птицы все не прекращали чирикать. Был почти закат, и солнце, разукрашивая небо алыми, розовыми и оранжевыми красками, садилось за горизонт, превращая вид в картину неописуемой красоты. Как девочка тогда радовалась, когда Кэйя поднес к ней близко прилетевшую бабочку, смирно сидевшую у него на пальце… Как они все вместе плели венки для всех, как же было им замечательно тогда. Парни как могли оберегали детский мир Кли, которую мать оставила на попечительство почти всего города. Доразобрав остатки вещей, Альбедо сложил все по разным стопкам. Он решил пока что оставить все так, как есть. Выйдя из комнаты и спустившись по лестнице, внизу он встретил неожиданного человека. Тихо проскользнув мимо него на выход, он все равно почувствовал, как острый взгляд пронзает его насквозь. Но парень не обернулся, а просто продолжил свой путь. Пока что в разговоре с этим человеком не было нужды, но это пока что. Альбедо вновь пришлось пройти по шумным улицам города свободы, оплакивавшего такую казалось бы незначительную утрату. Таверны «Кошкин хвост» и «Доля ангелов» сегодня закрылись после известия о смерти горожан, близких обоих барменам. Возможно к вечеру эти двое снова появятся на рабочем месте, но будут делать напитки просто потому что вместе со всеми скорбят и почитают память умерших, особенно капитана кавалерии, не раз сидевшего вечерами в таких заведениях. Мысленно пытаясь представить себе, где могла бы находиться Диона, алхимик вошел в штаб Ордо Фааониус, как и просила его Джинн. Постучавшись в дверь кабинета и услышав нечеткое "входите", он переступил порог комнаты, еще с утра полной печали, тоски, уныния и безысходности. Действующий магистр не выглядела лучше, даже слегка наоборот. Но она хотя бы не сидела вся зареванная, хоть волосы у нее были слегка растрепаны, а воротник неаккуратно уложен. Увидев, что это Альбедо зашел к ней, она попыталась чутка ободриться, но ее улыбка все еще была натянутой и грустной, несмотря на все усилия. Сев перед ней, парень ждал, что она первой начнет диалог. — Ты… уже закончил? — едва слышно спросила Джинн, не отрывая взгляда от документов. — Разобрал вещи? — Да, я все сделал, — он вынул из кармана глаз бога Кэйи и показал его Джинн. — Могу я сохранить это у себя? — Конечно, — она устало подняла уголки губ, на миг кинув взгляд на предмет. — Я хотела бы еще попросить тебя об одном таком же деле. — Я разберу ее комнату, — не стоило даже говорить, о ком шла речь, это и так было понятно. — Могу я взять ключ? — Да, — она достала из кармана ту же самую связку звенящих ключей и протянула еще один Альбедо. — Вот. Ты знаешь, где находиться комната. — Тогда я пойду, — тяжело вздохнув от своей безысходности, он поднялся и снова вышел из кабинета, оставляя Джинн одну. Казалось, Джинн хотела еще что-то сказать, но лишь одна едва слышимая буква «л» была произнесена, и более не звука. Альбедо понимал, что именно она хотела сказать, но видимо магистр побоялась такого резкого проявления своей любви к нему. Обычно она всегда прощалась так с Кли, и парень не раз это слышал. Это уже была выработанная привычка. Теперь же ей некому было так говорить, так как с сестрой она виделась не так часто, как хотелось бы. Проделав достаточно короткий путь до комнаты Кли, Альбедо остановился, едва коснувшись ручки двери. «Неужели я правда разбираю их вещи после их смерти?..», думал он. Ему все еще не верилось, что они больше не вернутся. Это было так непривычно — думать о них не как о еще живых и дышащих людях. Преодолев свои эмоции, он все же вошел в детскую. Все было как обычно: подаренные девочке кукольные дома, лошадки, книжки, альбомы с карандашами. Все было на своих местах, как Кли и оставила. И ее постель была криво, но заправлена. Наверняка она торопилась поскорее увидеться с друзьями, и поэтому была в такой спешке. Альбедо сел на пол среди разбросанных вещей и взял ближайший альбом для рисования. В нем была куча картинок: ее собственные портреты, Кэйя, Альбедо, Лиза, Джинн, Рэйзор, Диона и даже Дилюк. Иногда мелькали и остальные знакомые девочки, например Эмбер или Беннет. Один из рисунков особенно понравился алхимику — Кли нарисовала здесь себя и Диону на пруду по колени в воде. Альбедо осторожно вырвал лист из альбома и сложил его на письменном столе. Там же лежали и ее прописи и даже первые написанные письма, чаще всего адресованные Алисе — матери Кли. Принявшись за раскладывание вещей, он даже не заметил, как прошло больше двух часов, прежде чем он закончил с комнатой. В последний раз окинув ее взглядом, от выключил свет и запер дверь. Держа в руках аккуратно расправленный лист из альбома, Альбедо, вместо того чтобы сразу пойти к Джинн, отправился скитаться по улицам Мондштадта. Он проходил мимо каждого уголка города, заглядывал во все доступные щели, двери и окна. Но конечно же нашел он ее в самом неожиданном месте. Диона сидели за барной стойкой в «Доле Ангелов», лениво тыкая в стакан пальцем с соком, и иногда поднимала голову на Дилюка, обслуживавшего ее. У них обоих был очень уставший вид и пустой взгляд, будто бы в них отражалась темнота и неизбежность таких печальных событий. Диона выглядела совсем раскисшей — с ней такое приключалось впервые, а вот владельцу винокурни уже знаком отвратительно едкий вкус чужой смерти. Он наверное уже успел успокоить бармена «Кошкиного Хвоста», раз девочка так безучастно глядело в окно на небо, которое затянули тучи. Войдя в заведение, Альбедо встретился взглядом с Дилюком, который тотчас отвернулся от него, протирая до блеска очередной бокал. Его встретили лишь слова хозяина о том, что сейчас таверна закрыта, но разглядев, кто именно пришел, он сразу замолк. Диона кинула взгляд на Альбедо и села ровно на стуле, негромко вздыхая. — Держи, — парень протянул ей рисунок, который взял из комнаты Кли. — Я думаю, что это должно быть твоим. — А? — она подняла голову и выхватила рисунок у него из рук, и, рассматривая каждую деталь, как будто зависла на месте на пару секунд. — Спасибо… Ей было одновременно и грустно и радостно: этот рисунок для нее нарисовала Кли, сзади даже стоит подпись «С любовью, Дионе!», написанная самой девочкой. Этот подарок по праву принадлежал ей, он был только для нее. Но ведь она больше не скажет Кли спасибо, не поблагодарит ее за столь чудеснейшую работу, не похвалит. И от этого осознания своей беспомощности ей становилось тошно и до жути обидно. — Диона, — Дилюк прервал раздумья девочки. — Не могла бы ты выйти? Мне нужно кое-что обсудить… — Хорошо, — она послушно встала и направилась к двери, не сводя глаз столько что подаренного рисунка. — Потом позовете. Бесшумно закрылась дверь. Дилюк презрительно посмотрел на Альбедо, и парня пронизывал страх от такого леденящего душу взгляда. Казалось бы, если у Дилюка пиро глаз бога, то должно быть как раз наоборот. Но все было по-другому: у Дилюка, имеющего горящие глаза, сердце стало холодным и никто не мог его растопить, сколько бы не старался; а у Кэйи, человека, с котором он провел значительную часть своей жизни, глаза были как лед чисты и сверкающи, но в сердце его пылал пожар, никогда не угасавший. Смотря в пол, Альбедо чувствовал, что Дилюк не сводит с него глаз ни на секунду. Кажется, он его ненавидит. «Может, он правда в силах это сделать? Нет, зачем я вообще о таком думаю, какой бред», Альбедо уже не так сильно желал своей смерти, видя, как Джинн сильно беспокоится. Да и Сахароза была бы далеко не в восторге от такой новости. Дилюк, вмиг перескочивший через половину комнаты, прижал Альбедо к стене, схватив его за горло, но еще не удушая. — Ты хоть понимаешь, что ты натворил?