Виновен

Несмотря на то, что сразу после последней встречи с бывшей девушкой Дамиано неприятно удивил меня, в остальном его поведение и отношение ко мне как будто бы совсем не изменились. Возможно, я просто успокаивала себя и пыталась не замечать очевидного, но всё словно вернулось на круги своя – и наши встречи тайком от всех остальных, и непринужденный секс, и беззаботность. После той ночи я впервые за месяц почувствовала страх потерять Дамиано. И теперь этот страх преследовал меня по пятам. Малейшая пауза, затянувшаяся чуть дольше, чем того требовалась, заставляла мое сердце бешено колотиться и переживать, что что-то пошло не так. Но стоило брюнету вновь добродушно улыбнуться, и все мои тревоги на время ускользали прочь. В его присутствии я чувствовала себя счастливей, и поэтому достаточно болезненно переносила каждую минуту разлуки. Он был единственный причиной, по которой я осталась в этом городе – прекрасном, и все же чужом. И при этом он так тщательно скрывал от посторонних лиц наш роман, что я уже перестала надеяться на то, что когда-нибудь познакомлюсь с его друзьями или смогу откровенно поговорить с ребятами из группы, не боясь сказать лишнего. Оказалось, что за пределами студии и вне рабочих мероприятий они не так уж и много времени бывают вместе. Каждый стремился уличить момент и провести редкие свободные часы со своими близкими. Дамиано и вовсе любил отклонить приглашение на вечеринку под тем или иным предлогом, чтобы посидеть дома и помузицировать. Он часто оставался в кровати до самого вечера – записывал в блокнот новые строчки, что-то мурлыкая себя под нос и подбирая аккорды на акустической гитаре. Смотреть на него в творческом порыве было одним сплошным удовольствием. Наблюдать за красивым лицом, на котором застыло выражение абсолютной задумчивости, за устремлённым куда-то вдаль серьезным взглядом, за тонкими пальцами, в которых беспрестанно вращался карандаш. Иногда он произносил вслух итальянские слова, и я жалела, что почти ничего не могу понять. Родной язык совершенно изумительно украшал его, подчеркивал богатую мимику и как будто бы выражал гораздо больше эмоций. Часто я засматривалась на брюнета слишком продолжительное время, и когда он замечал это, то смущенно опускал голову, не скрывая по-детски искрящейся улыбки. Он подходил ко мне, обнимал обеими руками и нежно целовал в лоб, как будто бы давая понять, что, даже не смотря на своё творческое затворничество, он все равно здесь, рядом со мной. Я каждый раз смеялась и обнимала его в ответ, взъерошивала темные локоны, касалась носа с изящной горбинкой на переносице. В такие моменты я особенно сильно обожала музыканта. Когда Måneskin уехали в новый тур за тысячи километров от Италии, я не находила себе места. Так как Дамиано скрывал от всех наши романтические отношения, менеджмент группы не видел никаких оснований для того, чтобы приобрести мне билет и позволить все эти бесконечно тянувшиеся дни находиться рядом с ним. Я чувствовала, что с каждым концертом и с каждым интервью музыкант становится все более истощенным. Он настолько был предан своей музыке и так отдавался ей на каждом концерте, что совершенно забывал про своё собственное состояние – ночами не спал, плохо питался, много пил. И я вовсе не пыталась играть роль занудной девушки, которая указывает по каким законам должен жить ее парень, но во мне бурлило бесконечное беспокойство за него. Чем пренебрежительнее он к себе относился, тем больше он отдалялся от меня. В один из дней Давид написал, что уже вечером будет в Риме на каком-то благотворительном мероприятии. Он уточнил, что будет дома поздно ночью и к следующему вечеру ему нужно будет снова вернуться в Штаты. Я опешила. Мне так хотелось хотя бы ненадолго его увидеть, и я была не готова так скоро отпустить мужчину обратно. Во что бы то ни стало я решила устроить ему сюрприз и нагрянуть на мероприятие без приглашения. Оно не значилось в списке концертов в рамках свежего тура, поэтому я просто пробила локацию места, которое брюнет указал в сообщении, и с удивлением обнаружила, что это не выступление группы, и даже не вечеринка с селебрити, а феминистская акция, посвящённая вопросам женского здоровья. Мое любопытство было подогрето до предела. Я всегда поощряла такие события, пусть никогда в них и не участвовала, и, кажется, сейчас пришло время, чтобы начать это делать. Сразу после окончания рабочего дня, хлопнув крышкой ноутбука, я быстро оделась и припустилась на площадь, которую на фэйсбуке обозначили как общую точку сбора. Я уже порядочно опаздывала и надеялась застать хоть что-нибудь, и, самое главное, встретиться там с Дамиано и узнать, с каких пор Måneskin выступают на таких мероприятиях и, более того, прерывают ради них тур. Людей оказалось гораздо больше, чем я ожидала и найти кого-либо в толпе было просто невозможно. Повсюду ходили девушки с яркими транспарантами и выкрикивали что-то на итальянском. Я металась по сторонам, но тщетно – ни какой-либо сцены, ни иной площадки, где могла бы выступать группа, поблизости я не увидела. Отчаявшись, я решила ему позвонить, уже не боясь отвлечь своим звонком от выступления. Под пронзительные звуки длинных гудков я медленно уходила прочь от толпы, чтобы посторонний шум не помешал разговору. Остановившись неподалёку от тихо журчащего фонтана, я сбросила звонок и набрала заветный номер ещё раз. Оторвав взгляд от экрана мобильного, я осмотрелась вокруг и вдруг увидела его. Губы дернулись в счастливой улыбке и я уже радостно взмахнула рукой в приветственном жесте, как заметила, что он не один, но не в окружении группы, а с красивой и стройной брюнеткой, которая нежно сжимала его ладонь в своей. Джорджия. При первом знакомстве я не успела хорошенько рассмотреть ее. В жизни она выглядела ещё симпатичнее, чем на смазанных фотографиях папарацци, которые то и дело попадали в сеть. Я подошла поближе и присела на парапет, убедившись в том, что они слишком поглощены обществом друг друга, чтобы замечать вокруг хоть что-нибудь. Мне казалось, будто я подглядываю в замочную скважину за чем-то интимным, и испытывала невероятное чувство стыда. Стеснение перемешивалось с болью, которая всё нарастала изнутри и растекалась по телу, заполняя каждую клеточку. Из меня как будто бы выкачали воздух – я боялась пошевелиться, боялась сделать вдох или выдох, боялась думать о самом худшем. Бесконечные разговоры туристов, шум воды, урчание автомобильных моторов слились в один сплошной гул, взрывающий барабанные перепонки. Я проклинала себя. За то, что позволила себе поверить в то, что достойна быть рядом с этим мужчиной, достойна его доверия, его внимания. Я столько времени сама себя дурачила и надеялась стать той единственной, которой он будет посвящать свои песни и клясться в любви. Я затерялась в собственных иллюзиях и теперь тонула в несбыточных фантазиях. –У вас все в порядке? – кто-то окликнул меня, вытянув из угнетающих размышлений. –Что? Извините, что вы сказали? – оказалось, что по моим щекам в три ручья текут слёзы, размазывая по лицу тушь и румяна, – А, да, все в порядке. –Вам точно не нужна помощь? – загорелая пара во все глаза наблюдала за мной, протягивая бутылку воды и пару салфеток. Видя их испуг и растерянность, я расстроилась ещё больше и продолжала всхлипывать. –Извините, всё хорошо. Не стоит… Пожалуйста, не беспокойтесь. –Подержи, я сейчас вернусь, – девушка протянула парню какой-то плакат и куда-то удалилась, – Джо, у тебя ещё есть таблетки? Услышав знакомое имя, я словно протрезвела. Смахнув слёзы, я ещё раз посмотрела на мужчину и увидела, что на его плакате яркой розовой краской нанесено схематичное изображение вульвы. Незнакомка уже возвращалась к нам, и за ней семенила брюнетка, которую сейчас мне хотелось видеть меньше всего. Я привстала с парапета и отскочила в сторону. –Подождите! Возьмите, пожалуйста, это успокоительное… Черт. Я понимала, что мне уже не уйти незамеченной, и на помощь спешила сама Джорджия. Что же делать? Внезапно меня бросило в жар, и я осознала, что меня заметил Дамиано. Я боялась поднять глаза на музыканта, но чувствовала его пристальный взгляд. Ещё неизвестно, у кого из нас сейчас было больше вопросов друг к другу, но мне точно не хотелось начинать выяснять отношения на людях. Не дожидаясь, пока кто-нибудь обратится ко мне ещё раз, я побежала в противоположную сторону к ближайшему переулку. Наверняка прохожие принимали меня за городскую сумасшедшую, но сейчас это волновало меня меньше всего. Через пару кварталов я остановилась отдышаться. Возможно, я действительно начинала сходить с ума. Побег с места событий – совсем не свойственная мне манера поведения. Тем более от парня, с которым нужно было обсудить происходящее, а не оставлять в полнейшем непонимании в цепких ладошках бывшей девушки. Но что сделано, то сделано. Телефон вибрировал не переставая, и я запихнула его поглубже в рюкзак, заведомо понимая, кто мне может названивать. Возвращаться домой я не намеревалась ещё как минимум пару часов, поэтому нашла ближайшее кафе, умылась и заказала вина. Не смотря на бушующий в крови адреналин, мне было плохо, и я хотела попытаться расслабиться и забыться. Уже ближе к полуночи, как следует опьянев и нагулявшись, я свернула на знакомую улицу. Ноги гудели от усталости, голова кружилась и живот скручивало лишь при одной мысли о том, что меня ждёт. Как бы я ни пыталась заглушить свои страхи алкоголем, кажется, я подпитала их ещё больше. На пороге меня бросило в дрожь, и потрясывающимися руками я с трудом открыла дверь в подъезде. Что сейчас будет? Больше всего я боялась очутиться в пустой и тёмной квартире без признаков жизни. Но и как быть, если Дамиано все-таки окажется дома, я тоже не знала. Как жаль, что не в моих силах отмотать события назад всего на несколько часов и убедить себя не пытаться искать молодого человека, а дождаться его возвращения. Я поднялась по ступенькам вверх и застыла перед тяжелой металлической дверью. Слёзы снова предательски брызнули из глаз, а кислород словно испарился из лёгких. Меня обуревала самая настоящая истерика, и я не знала, как ее остановить, кроме как судорожно обхватить себя руками и без сил прислониться к стене. Ключи с громким лязгом упали на плитку, нарушая мертвенную тишину лестничной клетки. Через несколько секунд послышались тяжёлые шаги, и дверь распахнулась. Я почувствовала на себе все тот же пронзительный взгляд и спрятала лицо в ладонях, чтобы Давид не уловил ни капли моих боли и стыда, сжирающих изнутри. –Мия? - он опустился на колени рядом, но держался отстранённо, боясь прикоснуться. Помедлив, брюнет все-таки дотронулся рукой до моего плеча и потянул за собой, помогая мне подняться на ноги. Ничего не говоря, он притянул меня к себе и крепко обнял, уткнувшись подбородком в макушку. Я ощущала его волнение, которое казалось не меньшим, чем мое собственное, и чувство вины, растворяющееся в воздухе металлическим привкусом на языке. Мы зашли в квартиру, и я наконец-то подняла на него глаза. Измождённое лицо исказилось удручённой гримасой, острые скулы совсем обнажились, бледно-розовые губы сомкнулись в тоненькую линию. Только два выразительных пятна каштанового оттенка, обрамлённые густыми чёрными ресницами, напоминали мне о моем Дамиано, юном и беспечном. Что же я наделала? –Прости, – нервно выкручивая запястья, я с горечью посмотрела на музыканта, – Прости меня. Он с неведомой нежностью провёл кончиками пальцев по моей щеке, задержавшись на потрескавшихся губах. Внезапно брюнет склонился ко мне с напористым поцелуем, запустив ладонь в растрепавшиеся светлые волосы. Жадно проникая внутрь горячим языком, он словно изголодавшийся дикий зверь кусал и дразнил, прорывался дальше, сплетаясь с моим языком в неистовом страстном танго. Мне нравилась его настойчивость и необузданность, я поддавалась ей и растворялась в стремительно растекающемся по телу возбуждению. Он чувствовал мою слабость, но продолжал распалять меня, в попытке укротить свое собственное желание. Наконец, наши губы разомкнулись, и Дамиано обеими ладонями обнял мое лицо, пристально вглядываясь в него. Мы ощущали прерывистое дыхание друг друга, и всё ещё не могли насытиться близостью – такой спонтанной и очень искренней. Мужчина утомленно прикрыл веки и прижался своим лбом к моему. –Мия…