wooden tongue (деревянный язык)

      Хелен до сих пор не знает, что думать о Джоне Уике. Он милый, может быть забавным, левша, знает так много языков, что и не сосчитать. Это все прекрасно, и если бы на этом список заканчивался, Хелен была бы спокойна. Но он продолжается.       Джон не хочет говорить откуда он, кроме размытого "Восточная Европа". Он фактически не сказал ей, чем он зарабатывает на жизнь. Она знает, что Джон работает в сомнительной российской компании, и он упомянул, что много путешествует по работе и приобрел навыки, необходимые для его работы, во время службы в армии. Хелен не знает, чем он на самом деле занимается, и это беспокоит ее, особенно с тех пор как Джон точно знает, чем Хелен зарабатывает на жизнь. Она профессор электротехники в местном университете. Она все время говорит о своей работе.       Еще она рассказывает о своей семье, как поживает мама в новых апартаментах дома престарелых, о бесконечных разочарованиях племянника-старшеклассника, о новой работе сестры; действительно все, что приходит ей на ум. Дело в том, что Джон хорошо знает ее семью, а она не знает ничего о его. Может быть, они живут в Восточной Европе, может быть, они ньюйоркцы, может быть, они не поддерживают общение с Джоном, возможно, они даже мертвы; дело не в том, какая из этих возможностей правда, а в том, что любая из них может быть правдой, исходя из информации, которая есть у Хелен.       Джон держит ее в неведении не только относительно своей семьи, но еще ничего не рассказывает о своем детстве. Он ведет себя так, как будто до морской пехоты ничего не было, как будто Джон Уик начал существовать с того момента, как его приняли на военную службу.       Но он все равно нравится Хелен. Джон милый, и в его компании она всегда чувствует себя непринужденно. Иногда он слишком реалистичен, не позволяет ей много фантазировать, в отличие от других партнеров, но она может с этим смириться. Возможно, это ей даже на пользу.       У них было четыре свидания (по крайней мере, Хелен уверена, что три последних встречи были свиданиями; первое было своего рода случайным стечением обстоятельств), и все четыре оставили приятные воспоминания. Они вдвоем всегда находят о чем поговорить, даже если Хелен говорит за них обоих.       Сегодня она приглашает Джона на балет в небольшом театре в Бруклине. Ее подруга работает там в постановочной группе, так что Хелен купила билеты на хорошие места с небольшой скидкой. Балет представляет собой интерпретацию сказки "Царевна-лягушка". Хелен надеется, что он не окажется слишком детским.       Джон встречает ее в театре и они без проблем находят свои места. Они пришли чуть раньше. Представление начнется через пятнадцать минут, так что у них есть время, чтобы поговорить. Поначалу Хелен не знает о чем им поговорить, но Джон удивляет ее, рассказывая о происхождении сказки, по которой поставлен балет. По всей видимости, она немецкая. - На самом деле, она должна быть белорусской, - поправляет Джон. - Но никто не знает наверняка, - конечно же, это так. Хелен замечает, как меняется его лицо, когда он упоминает эту страну. На секунду Джон как будто бы кажется моложе. - Это в Восточной Европе, - отвечает Хелен, уводя разговор от избитой темы в сторону загадочного места рождения Джона. - Может быть, ты оттуда, может быть, поэтому тебе так нравится эта сказка.       Ее тон нежный, а заявление - всего лишь предположение, но Джон, судя по всему, неправильно ее понимает. Его голова поворачивается быстрее, чем глаза Хелен могут уследить, и он смотрит на нее так, как будто она только что угрожала его жизни. Он ничего не говорит, просто сидит с испуганным лицом. Хелен не пошевелилась, не считая инстинктивного уклонения в сторону. Она немного подается вперед и усаживается как положено, лицом к сцене. Она смотрит на свои часы. Балет начнется через 4 минуты. Может быть, будет лучше, если они продолжат разговор позже, во время антракта. - Поговорим об этом позже, - решает Хелен, на что Джон кивает. Они оба переводят взгляд вниз на сцену, и до начала антракта наблюдают за танцорами, как они вращаются и делают прыжки под мелодию органа. - Ну как тебе? - спрашивает Хелен, как только в театре зажигается свет. Джон пожимает плечами и улыбается в ответ на ее вопрос, но не говорит ни слова.       Но это ни сколько ее не пугает. Джон часто молчит, так что в этом нет ничего необычного. Джон выглядит так, словно он наслаждается вечером, и Хелен не видит причин для беспокойства. - Я думаю, балет просто замечательный. А этот костюм девушки, с сияющей шотландкой... очень красиво. Так прекрасно выполнено.       Джон кивает в знак согласия. - Ага, - почти не слышно бормочет он, не глядя на Хелен. Это странно, обычно он по крайней мере смотрит в ее сторону, когда говорит с ней, но сейчас он рассеяно смотрит на что-то на сцене. Хелен начинает немного волноваться. Может быть ее комментарий по поводу Беларуси задел его. - Не перешла ли я черту, когда сказала что-то про то, что ты из Беларуси? - спрашивает она, потому что, вероятно, никогда не узнает ответа, если не задаст вопрос напрямую. Джон склонен замалчивать конфликты. Это еще одна вещь, которая смущает ее в их отношениях.       Джон пожимает плечами. - Это правда, - говорит он. О, тогда понятно. Хелен никогда не думала, что узнает, где родился ее парень, таким образом, но ей нужно просто смириться с этим. Они на балете, и она случайно угадала из какой он страны, потому что она не думала, что это такая важная часть личной жизни до этого момента. Хелен слегка качает головой и улыбается про себя. Просто это так странно.       Когда Джон все-таки смотрит на нее, он выглядит таким уязвимым. Это так неожиданно, потому что он был непроницаемым на четырех прошлых свиданиях. Ей требуется мгновение, чтобы хорошо рассмотреть это выражение на его лице, прежде чем ответить ему. - Это здорово, Джон. Но правда, я точно не обидела тебя? Ты какой-то... не такой, - да, не такой - это лучшее описание состояния, в котором он находится в этот момент. Именно не странный, а просто не такой.       Джон глубоко вдыхает, стирая все следы того выражения уязвимости на лице. Он начинает что-то говорить, но как только первый слог слетает с его губ, свет в театре тускнеет и начинает подниматься занавес. Антракт закончился, время второго акта. Джон медленно закрывает рот, на мгновение задумывается, затем решает: - Скажу тебе позже.       Вот что не так. Фразы Джона слишком короткие, слишком отрывистые, слишком неестественные, как будто он выдавливает звуки через препятствие в горле. Это странно; единственное, что может предположить Хелен, что это настоящее препятствие в горле. Но оно не может взяться из ниоткуда посреди дня, тем более у человека, который не ел пятнадцать часов. Никакая еда не может послужить тому причиной. Это что-то другое.       Хелен понятия не имеет, что еще это может быть, если не учитывать какое-то психологическое состояние, которое затруднило речь Джона...       Блин блинский. Почему Хелен до сих пор не могла собрать пазл воедино? Ее племянница, милая девочка, - аутистка, страдает аутизмом, любые формулировки, которые считают допустимыми в наши дни, и Хелен проводит с ней почти каждые выходные, и она наблюдает за ее поведением, и сейчас она задумывается о том, что ее племянница ведет себя так же, как и Джон. Скорее всего, Джон - аутист.       Абстрагируясь от балета, Хелен ломает голову, пытаясь вспомнить, какое слово подходит для описания Джона. Волны, ворд, верба, вербальный, невербальный. Если Джон страдает аутизмом, то это явно похоже на невербальное поведение.       И ее все устраивает. Наверное, ей так и нужно сказать. - Эй, Джон, - тихо начинает Хелен, почти шепотом, чтобы не мешать другим зрителям, - если ты не можешь сейчас говорить, это нормально. Просто скажи, когда будешь готов.       Он слегка кивает ей и отворачивается от сцены, чтобы улыбнуться ей. Она улыбается в ответ.