Прости

Как пояса концы Расходятся Дороги наши. Но позже, может, Встретимся опять? Ки-но Томонори Лес Фангорн путники намеревались пересечь с юга на север и переправиться через Андуин южнее Лориэна. - Переправа охраняется, но нас они будут ждать. - А как же Арод наш? - обеспокоился Гимли. - Арод останется, а на том берегу нам дадут другого коня. На обратном пути заберем и нашего. - Если поедем обратно. - Да. - задумчиво сказал Леголас. - если поедем. Он что-то прошептал на ухо верному Ароду, и тот неспешно затрусил вправо, вдоль опушки леса. Со старым онтом друзья распрощались через три дня. Древень объяснил, что и рад бы их через весь лес проводить, да дела не ждут. С тем и распрощались. - Ну вот, - ядовито заявил гном, дождавшись, однако, пока их спутник отойдёт подальше, - завёл нас в самую чащу, да и бросил. - Боишься? Знаешь, я слышал, что лес Фангорн сродни Лориэну. Если пробыть здесь долго, можно измениться навсегда. Гимли заподозрил, что друг опять над ним насмешничает. - Ага. - сказал он. - А если был полоумным, то обычным станешь? - Про то мне неведомо. А вдруг у тебя борода выпадет? Придется в лесу навсегда жить остаться. - Ты так не шути. - Усмехнулся Гимли. - Может, за такое короткое время ничего и не случится. После ужина гном завернулся в одеяло, посетовав, что нельзя даже и костра развести. Просыпаясь ночью он видел, что эльфа поблизости нет. Но к утру друг, конечно, вернулся. Был он молчалив и, казалось, всё время к чему-то прислушивался. День прошёл в тишине. Гимли брел по пятам за эльфом. Внезапно тот остановился и гном, не заметивший этого, врезался ему в спину. - Ты слышишь? - обернулся Леголас. - Песню. Слышишь её? Гимли глянул на него с ужасом. Вокруг было тихо. - Что с тобой? - спросил он, даже не надеясь услышать ответ. - Песня. - сказал ещё раз эльф и свернул влево, где виднелись огромные дубы. Гном вздрогнул, ему на миг привиделось на одном из деревьев лицо, изрытое глубокими морщинами. Именно к нему и подошел Леголас, осторожно коснулся. - Ему снится сон. - прошептал друг, прижимаясь ухом к необъятному стволу. Но через мгновение он вцепился пальцами в кору. - Thela... - простонал эльф мучительно, бледнея на глазах. Гимли бросился к нему, вне себя от удивления и едва успел подхватить потерявшего сознание Леголаса. Недоумевая, он осмотрел эльфа. Насколько он разумел по-эльфийски, "thela" означало "острие копья". Но друг не был ранен, хотя и лежал, точно мёртвый. Сердце билось у него еле слышно, руки были ледяными. Гном поднял Леголаса, обвисавшего на руках, словно вытряхнутый мешок, и решительно потащил от непонятного дерева. Отойдя немного, он завернул легкое тело в два лориэнских плаща а сверху намотал оба одеяла. Сам холодея от страха, Гимли решил, что ничего не остаётся, кроме как идти дальше с эльфом на руках. Остановился он лишь когда почти стемнело, не от усталости, а из боязни споткнуться и уронить драгоценную ношу. Гном уселся между корней здоровенной ели, уложив на себя бесчувственное тело так, чтобы голова лежала на его плече, обнял, пытаясь хоть немного согреть. Во сне он бродил в полной темноте, слыша, как сильный, красивый женский голос выводит где-то рядом затейливую мелодию без слов. Он тянулся к источнику волшебных звуков, чувствуя, как тот отдаляется, и не мог в темноте найти к нему дороги. Когда Гимли открыл глаза, солнце уже светило вовсю. Замотанный в одеяла эльф всё ещё полулежал на нем, пристально глядя в лицо. Умирающим он не выглядел, хоть и был по-прежнему бледен, но зелень в глазах искрилась как обычно. - Что смотришь? - прохрипел Гимли, разнимая руки. - Борода на месте? - Борода-то на месте. - прищурился друг. - А вот усы выпали. Крякнув от неожиданности, гном схватился за лицо. Усы росли на положенном месте. Он выкатил из одеял хохочущего эльфа. После завтрака Гимли растягивал утренние сборы, насколько мог. "Только ведь в себя пришел. - думал он, глядя, как друг определяется с направлением, - небось, еле на ногах стоит." Путники и в предыдущие дни не слишком торопились, а сегодня и вовсе еле плелись. Гном всё поглядывал на идущего рядом Леголаса, пока друг, в конце концов, этого не заметил. - Со мной всё хорошо, Гимли. Не смотри на меня так, будто я сейчас упаду. - Да. - хмыкнул гном. - До тех пор, пока у тебя какое-нибудь дерево не запоёт. - Я слышал голос моей матери. Но сколько же лет назад она могла быть в этом лесу, чтобы дерево могло запомнить её песню? Ведь после замужества она не покидала Эрин Гален. Лихолесьем наш дом стал после её смерти, когда правитель своим волшебством не мог больше сдерживать Тьму. - Знаешь, Гимли, - продолжил эльф, помолчав, - Царь Трандуиль безумно любил свою жену. - Но однажды она со своим младшим сыном - ему было десять лет - охотясь, приблизилась слишком близко к западной границе леса. В то время в Мории было множество орков, а мы об этом ещё не знали. Я был неосторожен и попал прямо к ним в лапы. Угрожая, что убьют меня, орки хотели заставить Тэлу бросить оружие. Она растерялась, всего на мгновение, и этого хватило, чтобы один из врагов пустил ей стрелу в сердце. Меня сильно ударили по голове и бросили возле матери. Я очнулся во дворце. Никого не было рядом и я решил пойти к отцу. Дверь в королевские покои, ранее всегда открытая, была заперта. Я стоял за ней и слышал, как плачет правитель, по моей вине потерявший ту, которую любил больше жизни. Меня вырастили братья и сёстры, с которыми я кочевал по лесу, почти не бывая во дворце. А владыка Лихолесья более не покидает своих чертогов, до сих пор оплакивая свою королеву. Потрясенный Гимли молча слушал горестную историю, но гномовская натура взяла-таки верх, не позволив удержаться от вопросов. - А как же мне отец рассказывал, что в лесу гномы видели короля эльфов? - Корону давно носит старший сын, мой брат Трандуиль, более всех похож он на отца обликом и даже характером. Гном кивнул, размышляя, что эльфы и гномы жили рядом много столетий, ничего, в сущности, не зная друг о друге. Обе стороны упорно делали вид, что никаких соседей не существует вовсе. Только после Битвы пяти армий и гибели Смауга лёд в отношениях Эребора и Тёмного леса слегка подтаял. Впервые Гимли задумался о том, как было бы хорошо, если все вокруг, даже эльфы с гномами, жили в мире. Будь у него возможность основать своё поселение, он бы установил там совсем другие порядки, нежели в других королевствах гномов. Смутные мечты наполнили его душу, гном то хмурился, то улыбался, уже рассчитывая, что и как можно было бы сделать. Давно уже остались позади и Фангорн, и переправа. Много дней по левую руку стояла сплошная стена деревьев, а теперь они надвигались и спереди. Лихолесье друзья обогнули с юга - ехать напрямик Гимли наотрез отказался, втайне стремясь ещё ненадолго отдалить расставание. Теперь уже чувствовалось, что путь, казавшийся поначалу таким длинным, близится к завершению. Леголас направил коня между высоких стволов, подобно колоннам, поддерживающим один сплошной потолок. Осень была тёплой на диво, и желто-багряная листва еще только начинала опадать. Глубокое безмолвие вечернего леса дышало дремотным покоем. Гимли спал весь день, привычно цепляясь ногами за конские бока, а руками - за бока эльфа. Ночью он притворялся спящим, а на самом деле не мог отмахнуться от горьких мыслей. Сколько еще он сможет делать вид, что спокойно смотрит в глаза, равнодушно прикасается, по-дружески ведёт разговоры? Гном вспоминал те времена, когда они задирали друг друга на каждом шагу и взгляды их, скрещиваясь, точно лезвия мечей, высекали искры. А теперь приходилось бояться каждого сказанного слова. Да и не сказанного тоже - слишком уж часто друг угадывает его мысли и настроение. - Проснись, Гимли. - эльф подергал плечом. - Я не сплю. - преувеличенно бодро отозвался гном, подозревая, что хриплый голос выдаёт его с головой. - Пока светло, переправимся через реку, а потом можно отдыхать. Или ты не устал? - смешок в голосе был таким явным, что Гимли и сам хмыкнул в густые усы. Едва они спешились, как эльф тут же начал раздеваться. - Вон к тому дереву привяжем верёвки. - пояснил он растерявшемуся гному. - Помнишь, как мы в Лориэне переправлялись? Я сейчас переплыву, а ты кидай верёвку. - Ты не забыл, что осень уже? - Ну и что? Тепло ведь. Гимли только рукой махнул, не вступая в пререкания. Да и то сказать, спорить с голым эльфом было несподручно. Пока гном с эльфийским облачением переползал реку по верёвкам, лориэнский конь давно отфыркивался на том берегу. - Разводи огонь! - крикнул Леголас, отправляясь отвязывать мост. Гимли, вспомнив наконец, что разглядывать раздетого друга - это не очень по-дружески, принялся за костёр. Голова у него кружилась, в глазах темнело. В одну минуту он понял, что скрывать ничего не получится, рано или поздно правда выплывет наружу и он выдаст себя. "Как я жить буду? - подумал он с тоской. - Как буду жить и смотреть на него, и любить его, и хотеть его, и врать ему? Во сне буду видеть - и врать. В глаза буду смотреть - и врать. Всегда, всегда." Бездумно глядя, как гаснут в темноте золотые искры, гном не замечал, как катятся у него мелкие, злые слезы. Леголас вышел из воды и прибежал к костру греться. - Люблю тебя. - тихо сказал Гимли сквозь зубы. - Люблю. Когда-то я просил, и получил, что хотел, но этого недостаточно. И мне нечего больше предложить в уплату за то, чтобы обнимать тебя не во сне, а наяву. Он закрыл глаза, не желая видеть, как друг с презрением в глазах встанет, чтобы тут же уйти. Вместо этого эльф молча сел перед ним и взял его руку, приложив к своей щеке. Потом отпустил, и рука гнома поползла было вниз, но сразу вернулась. Кончики пальцев скользили по всем чертам любимого лица, словно пытаясь запомнить их на ощупь. Сейчас хватило бы одного слова, чтобы остановить Гимли. Но слово не было сказано. Леголас чуть откинул голову назад, словно открываясь, и вот уже обе руки гладят шею, - не торопясь, некуда спешить, - и ключицы, и плечи. Руки завладели обманчиво хрупкими запястьями, позволяя жадным губам легко целовать длинные пальцы и гладкие ладони. А потом оказывается, что стоя на коленях лицом друг к другу, можно сколько угодно гладить одной рукой впалый живот, развязывая в это время шнуровку на своих штанах. Сильные руки сами укладывают эльфа в желтеющую траву, где можно прижаться к этому чужому и желанному телу так, чтобы каменно-твердый член оказался зажат между двумя животами, и можно двигаться вперёд и назад в извечном ритме, несущем удовольствие. Долго Гимли не выдержал. Острая и почти болезненная вспышка заставила его коротко вскрикнуть. Обхватив Леголаса руками и ногами, он был не в силах пошевелиться. Когда дыхание понемногу успокоилось, а сердце перестало бешено колотиться в горле, гном поднял голову. Друг лежал неподвижно, спокойно глядел в небо. Гимли поднялся, привёл себя в порядок и огляделся. Найдя эльфийский кинжал, он вложил его в руку Леголаса, своей рукой сжав холодные пальцы вокруг серебряной рукояти. - Прошу, убей меня. - сказал он, стоя на коленях перед лежащим эльфом. - Я оскорбил тебя, забыв о чести. Я готов умереть. Если хочешь, я сам... Ладонь эльфа оборвала поток жалкого красноречия. - Перестань, Гимли, я не собираюсь тебя убивать. - помолчав, он продолжил, - Я сам виноват, давно всё зная и заставив тебя потерять голову. - Ты всё знал и не смеялся надо мной? - Как я мог? Пожалуй, я даже был польщён. И давно решил, что если война закончится победой, мне ничего не останется, как принять твои чувства.. - Значит, тот сон не только мне снился? - понял гном. - Это тогда ты всё и решил? Но зачем? - Мы ведь друзья. - сказал Леголас просто. - У тебя впереди долгая жизнь. Я не хочу, чтобы ты прожил её, казня себя. Если хочешь любить эльфа - люби. Гимли молча смотрел на него, не веря своим ушам. Позже, когда эльф был уже умыт и одет, и оба лежали, накрывшись одним одеялом, гном понял, что хотел объяснить ему друг. - Прости меня. - сказал он, но ответа не дождался. По случаю рождения у Государя третьей дочери Гимли устроил в Блистающих пещерах пир, и немало чаш было осушено за здоровье короля и его семьи. Гном повернулся к сидевшему рядом Леголасу, который и привёз в Агларонд радостную весть. - Слушай, я что-то устал. - сказал он, прикрываясь большой чашей. - Сделай вид, что захмелел, а я тебе помогу наверх подняться. Королевские покои располагались прямо над пиршественным залом. Гимли один владел этим огромным помещением. В сущности, это была его единственная привилегия. Он не носил короны да и вообще никаких драгоценностей, немало удивляя своих подданных. Тронного зала в Блистающих пещерах не было тоже, и с любым делом все шли прямо к правителю в мастерскую, первую комнату от лестницы. Дальше, за поворотом, был длинный широкий коридор. По одну сторону находились комнаты для почётных гостей, а с другой - дверь в покои молодого короля. Коридор заканчивался аркой, ведущей на открытую площадку вроде террасы, обрывающуюся отвесной скалой. В хорошую погоду можно было выносить туда легкие кресла. Гимли сидел там каждый вечер, когда дела были закончены, глядя на расстилавшуюся внизу равнину. Да и то сказать, время на отдых появилось у него не так давно. Когда надо что-нибудь сделать, гномы готовы работать днём и ночью. Со дня окончания войны не прошло и пятнадцати лет, а работы было сделано столько, что соседи только диву давались. Когда, прибыв в Эребор, Гимли получил разрешение короля Торина на основание нового поселения, то вместе с отцом отправился в Минас-Тирит. Гномов собралось там вскоре большое количество. Официально ими руководил Глоин, как самый старший и уважаемый, но на деле он командовал лишь мастерами, которые восстанавливали город. Те же, кого Гимли соблазнил рассказами о богатствах Пещер, отправились с ним на разведку. Оказалось, золота и серебра в этих горах немного, но железной и медной руды можно было добывать в изобилии. А что ещё нужно для мирной жизни? Руда, уголь, плавильные печи, кузницы - именно это и стало основой процветания нового поселения, названного Агларондом. Через три года, закончив работы в столице, Глоин привёз с собой из Эребора всю семью - жену, дочь и зятя, у которых к тому времени уже родился сын Фарин. Вскоре после переезда сестра Гимли Рута подарила родителям внучку, а спустя всего лишь пару лет - ещё одну. Гимли, заимевший аж трёх племянников, был доволен безмерно, а хитрый Глоин постарался, чтобы о таком небывалом событии, как рождение двух дочерей у одной пары, узнали во всех поселениях их сородичей. План его был прост - гномы сочли это хорошей приметой, и многие семьи избрали Пещеры своим домом. Все трудились едва ли не круглыми сутками, и когда жизнь на новом месте была налажена, появилось время на развлечения. Иногда приезжали гости, друзья правителя Гимли. Нередко появлялся ближайший сосед - король Эомер. Государь Элессар почтил приездом несколько раз, в последний визит вместе с Государыней и сыном. Эльдарион вместе с Фарином, сызмальства бывшим заводилой среди сверстников, облазили все Пещеры. Но особенно часто захаживал близкий друг - глава эльфов Итилиэна. Леголас привел с собой немало сородичей, в том числе и своих сестёр. Братья его остались с отцом. Обычно друг появлялся раз в несколько месяцев, принося с собой все последние новости. Сам Гимли тоже иногда отправлялся с визитами. Он был приглашён на свадьбу Фарамира и Эовин в Итилиэне, побывал на свадьбе короля Эомера, да и потом не забывал друзей. Однажды, решив навестить свою родину в Эред-Луин, заехал по пути в Хоббитанию. Фродо уже не было, но Сэм, Мерри и Пин были рады ему неимоверно. Гимли прогостил у хоббитов неделю, с удовольствием возился с детьми Сэма, поглядел на мэллорн на Общинном лугу и взял с друзей обещание нанести ответный визит. Сейчас, наслаждаясь весенним солнышком, покоем и обществом своего возлюбленного, гном думал, что пятнадцать лет пролетели, как один день. - Так и жизнь пройдёт. - вздохнул он. - Ты о чём? - повернулся к нему Леголас. - Да вот, задумался, как быстро время побежало. - Боишься, что борода поседеет? - Она и так уже скоро поседеет. - усмехнулся гном. Леголас коротко глянул на него и опустил глаза. - Ты не боишься старости? Гимли задумался. Боится ли он? - Я состарюсь, - сказал он наконец, - и буду знать, что прожил счастливую жизнь. Я добился того, о чём мечтал. Я люблю того, кого хотел любить. Когда я умру, ты будешь меня помнить. - Знаешь, обычно смертные мечтают, чтобы их запомнили потомки, а ты хочешь остаться в памяти какого-то эльфа? - Не какого-то, а сына Трандуиля, правителя эльфов Итилиэна. Да ведь потомков то у меня и нет, если не считать племянников. Ты только представь - через тысячу лет про меня все забудут. А ты нет. - Обещаю, что буду вспоминать о тебе хотя бы раз в день. - слабо улыбнулся Леголас. - Раз в день! Раз в сто лет вспомни, и достаточно. Утром Гимли, как обычно, проводил друга до лестницы. Не стал спрашивать, когда вновь увидятся - знал, что эльф не любит таких вопросов. В этот раз Леголас был на диво молчалив, но расспрашивать его было бесполезно. Они крепко обнялись на верхней ступеньке - как всегда, но внизу эльф обернулся, чего не делал ни разу, и ушел, так и не сказав, в чем дело. Гимли начал тревожиться, когда с последней встречи прошло полгода, а друг так и не появился. Через год сын Глоина изыскал себе дело в столице Гондора. Беседуя с Арагорном, он попытался разузнать о Леголасе, но правитель только плечами пожал. - Не волнуйся, - сказал, - ты же знаешь, эльфы - птицы вольные. Появится когда-нибудь. "Когда-нибудь" гнома не устраивало, но выхода не было, оставалось только ждать. На следующий день по возвращении из Минас-Тирита в мастерскую к сыну пришел Глоин и заявил, что уезжает в Эребор. - Время пришло. - сказал он спокойно. Гномы, дожившие до старости, могли заранее предчувствовать свою кончину. - На что это похоже? - не смог Гимли, по своей привычке, сдержать вопрос. - Ну вот как тебе объяснить... Представь, что ты идёшь по длинной дороге, и видишь вдалеке... ну, допустим, столб, врытый в землю. Ты ведь будешь примерно знать, через какое время ты достигнешь этого столба? Гимли кивнул. Отец всегда мог просто и понятно рассказать обо всём, что знал. - Значит, ты решил вернуться в Гору? Глоин раздумчиво нахмурился, почесал сначала одну, потом другую бровь. - Двум королям я всю жизнь был верен. - сказал он. - Торину, сыну Трейна и Даину, сыну Наина. Оба они под Горой похоронены, и я там же хочу лежать, рядом с ними. - Значит, рядом с Гимли, сыном Глоина, ты рядом не хочешь лежать? - Нет. - покачал головой седовласый гном. - Не судьба нам с тобой рядом упокоиться. Ты уж прости. Я со всеми попрощался, вот, зашёл с тобой поговорить. - Глоин прищурился. - Вот смотрю я, уж больно ты невесел в последнее время. Жениться бы тебе надо. Хочешь, я напоследок с Советом поговорю? Гимли с трудом заставил себя улыбнуться. Отец, возглавлявший Совет, наверняка убедил бы Старейшин в чем угодно. - Стар я уже, чтоб жениться. Да и к чему? Внуки ведь есть у тебя. - Так-то оно так. Да только неужто тебе своих детей не хочется? Кому корону свою передашь? - Стар я уже. - повторил Гимли. - Да и не моя это корона. Я когда после войны про Пещеры думал, то ни о каких коронах и не помышлял. Хотел только, чтоб всё мирно было. - Знаю я, о чем ты на самом деле помышлял. - И о чем же? Глоин не ответил. - Что-то друг твой давно не был. - сказал он неожиданно. Гимли, застигнутый врасплох, почувствовал холодок внутри. - Какой... друг? - язык не слушался его. - Да эльф то. Раньше вот как часто бывал, а теперь уж, почитай, год как нету. - Что ты знаешь? - Я всё про тебя знаю. - в голосе отца явственно слышалась боль. - Не слепой ведь я. Ты ещё в Ривенделле всё на него таращился. Потому и отпускать тебя не хотел, ну да ведь ты упрямец то не лучше меня. - Не получилось из меня хорошего гнома, правда? - спросил Гимли. Отец пожал плечами. - Видно, душа не гномовская тебе досталась. Говорят же, что люди по-другому всё видят, не так, как мы. - Да уж! - Гимли скривился. - Так и выходит, что зря гномы меня королём кличут. Недостоин я этой короны, потому и не надевал её ни разу и своей не считаю. И предков опозорил тем, что эльфа полюбил, и потомкам жизнь испортил. Я всё понимаю, не маленький. - А ведёшь себя, как мальчишка! - вспылил Глоин. - Где это видано, чтоб эльф гнома любил? Жалеет он тебя, дурость твою жалеет, а ты и радуешься этому! - Ну и что? - Гимли еле сдерживался. - Я ведь знаю об этом. И всегда знал. Да я и этому рад, если уж ничего другого получить не смогу. Пусть жалеет. Только бы рядом был. Глоин изумленно глянул на него. - Прости меня, сын. - он встал. - Прости, что на старости лет решил тебя жизни поучить. Вырос ты давно, а я всё туда же. Сам живёшь - сам и решай. - Спасибо тебе за всё, отец. - Гимли низко поклонился ему. - Прости, что я такой плохой гном. Глоин обнял его. - Прости, если обидел. Не со зла я. За старшего ты теперь. О матери с сестрой не забывай, племянников воспитывай. Гимли кивнул. Муж сестры Руты недавно погиб в шахтах и она с детьми вернулась в семью отца. - Прощай, отец. - Прощай, сынок. Годы пошли своим чередом. После смерти отца прошло ещё пятнадцать лет, и как же долго они тянулись! Леголас так и не появился, и тоска, копившаяся все эти годы, постепенно наполнила гнома до краёв. Он ещё ждал, хотя всё чаще думал, что, возможно, эльф так больше и не придёт. Днем и ночью, как драгоценные камни, перебирал он свои воспоминания. Его измучила бессонница. Страшно было не засыпать, а просыпаться и вспоминать каждый раз, отчего так пронзительно, режуще и ноюще болит сердце. Каждый вечер гном разжигал камин и целую ночь мог смотреть, как сгорают поленья, остывают, покрываясь белым пеплом, который наутро он зачем-то растирал в пальцах. Однажды после такой ночи он вышел на террасу. Весеннее утро было теплым,но низкие тучи нависли прямо над головой. Гимли показалось, что в западном ветре он чувствует запах далеких краёв, где уже вовсю цветёт лето. "Ветер с моря" - сказал у него в голове голос Леголаса. Гимли яростно вытер глаза - не годится мужчинам слёзы проливать! Он вдохнул аромат чужедальних лугов. "Где же ты? - спросил он вдруг. - Неужели понял, что свалял тогда дурака, пообещав то, чего не сможешь выполнить?" Он припомнил давнишний разговор с отцом об эльфе, о женитьбе и о детях. Детях... Мелькнуло в памяти и что-то уж совсем позабытое. "Возможно, эти дети никогда не родятся" - сказала тогда Она. И двое мальчишек снова глянули на него через Зеркало. "Никогда не родятся" Только теперь гном осознал, что пыталась объяснить ему Галадриэль. Он решил - и не только сам отказался от потомков, но и эльфу не дал возможности когда-нибудь детишек завести. Эти мальчишки - их сыновья, которых им не увидеть. Гимли ощутил себя нетвердо стоящим на ногах и опустился в кресло, поддавшись накатившей слабости. Что было теперь гадать? Жизнь обратно не проживёшь. Всё равно, даже знай он наверняка, что не увидит больше эльфа, выбор его уже сделан, и отказаться от него гном был не в силах. Темнота, в которую он провалился, была такой густой, что даже холодный дождь не привел гнома в чувство. Он бродил, ничего не видя вокруг, потеряв счет времени, слыша где-то вдалеке голоса матери и сестры, но возвращаться не хотелось. Гимли уже стал было надеяться, что он умер и останется в этом спокойствии навечно. Кто-то тихо сказал, чтобы Рута шла отдыхать, но вспомнить голос не получилось. Гном пришел в себя и вздохнул, не открывая глаз. Он втягивал в себя воздух, пока его легкие не переполнились, и он мучительно закашлялся, не желая выпускать ни крупицы этого запаха. На душе у него стало светло и тихо. Так бывает, когда в лесу внезапно кончается сильный ливень и какое-то время не слышно ни звука, кроме шороха падающих капель. Злость, обида, тоска, непонимание - тёмные голоса внутри него замолкли навсегда, потому что пришёл тот, кого он давно ждал. - Прости меня, Гимли. - сказал Леголас, сидевший рядом на постели. - Обещаю, что больше не оставлю тебя надолго. - Ну и где же тебя носило? - прохрипел гном. Я был в Серебристой гавани, среди родичей моей матери. - На море, значит, смотрел? - И не только. Я учился строить корабли. - Ага. - протянул Гимли. - В Итилиэнских лесах без кораблей нынче никуда. - Вот теперь я вижу, что ты окончательно пришел в себя. - Почему ты решил уехать? Леголас сразу посерьезнел. - Я хотел дать тебе достаточно времени для раздумий. Ты сомневался в себе и во мне, и я был готов принять любое твоё решение. Поэтому и отправился в Гавани, к владыке Кирдану. Эльфы-Тэлери звали меня остаться с ними, ведь они вскоре уйдут на Запад. - Тогда зачем же ты вернулся? - Ты позвал меня, и я пришел. - сказал эльф просто, и его слова были для Гимли дороже всех агларондских сокровищ. - Именем Ауле, создателя, клянусь, - твердо произнес гном, - до последнего вздоха моя жизнь тебе принадлежит. - И я клянусь... - начал было Леголас, но Гимли, поняв всё, оборвал его. - Нет! Не обещай ничего навсегда. Только до моей смерти. - Именем Намо, владыки Мандоса, который знает всё о каждой попавшей к нему душе клянусь, что моя жизнь принадлежит тебе. До последнего вздоха. Гном застонал. - Я хотел, чтобы после моей смерти ты остался свободным. Зачем же ты связал себя до конца своих дней? - Поздно. - сказал эльф. - Клятва принесена. Теперь, даже если мы расстанемся надолго, она будет в силе. Гимли обнял его и уложил рядом с собой на постель. - Теперь ты захочешь взять меня по-настоящему, а не только во сне? - бесхитростно спросил Леголас. Гном не стал кривить душой. - Я бы очень хотел этого. Но разве нам можно? То есть, я хочу сказать - а если ты после этого тоже смертным станешь или ещё что. - Я не могу этого знать. - Не можешь знать, и готов своей жизнью рискнуть? Не могу я этого принять. - Гимли уютно устроился, обнимая эльфа, как делал множество раз в прошлом. Он никогда не пытался зайти дальше, после того постыдного случая в лесу. Объятия - всё, что он мог себе позволить раньше, и пусть всё так и остается. - Спой мне. - попросил он только. Вечен времени поток. Не удержишь, как песок. То мелькает, то ползет - День за днем, за годом год... Счастливые дни редко длятся долго, так что Гимли был благодарен судьбе за несколько десятилетий безоблачной жизни, когда все друзья были рядом, а кругом царили мир и спокойствие. С годами правители стали видеться реже, но друг о друге не забывали, посылая весточки о себе между Гондором, Ристанией, Итилиэном, Хоббитанией и Блистающими пещерами. Однажды Леголас, как обычно, появившийся без предупреждения, не улыбнулся в ответ на приветствие гнома. - Правитель Итилии Фарамир умер. - сказал эльф. Вдвоем они спустились в пустой пиршественный зал и сели рядом во главе стола. Напротив, во всю стену, был еще Глоином высечен портрет всех Хранителей. В центре - Гэндальф с Арагорном и Фродо. Слева от Арагорна Леголас и Гимли. За спиной Фродо - Сэм, а правее Боромир обнимает Мерри и Пина. Отец запомнил их всех ещё в Ривенделле. Сидя перед лицами друзей, оба плакали, не стесняясь.Об одном думали - сколько времени отпущено тем, кто еще остался? Эовин ненадолго пережила любимого мужа, а вскоре умер и король Эомер. Узнав, что Мерри и Пин приехали в Гондор, Гимли навестил их, понимая, что видит в последний раз. - Мы остались втроём. - Сказал вскоре эльф, обнимая друга. - В последнее время я приношу тебе только плохие вести. Но Арагорн продержался ещё много лет. В последний раз они втроем собрались у Гимли, долго вспоминали ушедшие годы, и поплакали, и посмеялись. Сердце кричало, что попрощаться приехал старый друг, и долго в тот раз не отпускал гном своих гостей. Принеся последнюю горестную весточку, Леголас опять исчез на целый год, пока однажды не вошел тихо в покои правителя и, поздоровавшись, сел на пол возле Гимли, положив голову ему на колени. - Прости. - сказал друг и возлюбленный. - За что? - спросил гном, перебирая пепельные пряди. - Прошу, отпусти меня. - Навсегда? - Да. - Почему? Эльф, стоя на коленях, закрыл ему уши ладонями. Тяжелый, ритмичный, влажный рокот заполнил голову, словно огромный зверь дышал рядом. - Это твоё море? - Оно зовет. Я хотел остаться с тобой, но не могу больше слышать Его голос. - Ты строил корабль? - понял гном. - Да. Он стоит у причала в Пеларгире, ждёт попутного ветра. - Восточного ветра. Леголас кивнул. - Восточный ветер подует через неделю. И я хотел покинуть Средиземье вместе с ним. - Один? - Мои родные остаются здесь. - И я тоже. - Да. - сказал эльф. - И ты тоже, потому что я боюсь смотреть, как ты седеешь, дряхлеешь и умираешь. - Я понял. Скажи, Леголас, а что скажут твои заморские эльфы, когда узнают, что ты избрал спутником жизни какого-то гнома? - Не какого-то, а правителя Агларонда. - улыбнулся эльф. - Так что они скажут? - Я не знаю. - Я не могу отпустить тебя одного. А если твои эльфы не примут тебя? Или даже захотят наказать? Я пойду с тобой. Уж если им надо будет кого-то обвинить, пусть это буду я. - Послушай, Гимли, - запротестовал друг, - подумай, на какую судьбу ты обрекаешь себя? Ты, владетель Блистающих пещер, достоин закончить дни в почёте и благоденствии среди своих подданных. - Если ты уедешь, жизнь закончится через год, и меня похоронят с выпавшей бородой. - Почему же выпадет борода? - Потому что я буду день и ночь думать, не утонул ли ты по дороге. - Но я хотел выехать уже сейчас. До гавани в Пеларгире две недели пути. - Я сейчас. Гимли побежал в мастерскую, где быстро бросил в заплечный мешок старую, еще Пином подаренную трубку, табак, кремень и огниво. Снял с полки алмаз-шкатулку. Сияющий локон легко распался на две части. Гном благоговейно поцеловал обе половинки, одну вернул в шкатулку, другую бережно положил в плоскую деревянную коробочку и тоже в мешок. Сдернул с вешалки старый эльфийский плащ. Натянул сапоги. - Я готов. - Разве ты не будешь ни с кем прощаться? - Да тут начни прощаться - полгода не уедешь! Пошли. Не встретив никого по пути, друзья покинули Пещеры. - Я уезжаю. - сказал правитель стражникам у входа. - Больше не вернусь. Пока изумленные гномы соображали, что к чему, Гимли и Леголас уже сидели на лошади. Уже за поворотом дороги гном вспомнил, что он не только записки никакой не черкнул, но и даже ворота в своё "царство" прощальным взглядом не окинул. Кто будет корону наследовать, не указал и вообще ничем не распорядился. - Ничего. - Гимли скрипнул зубами. - Гномов дома и без меня хватает. Разберутся как-нибудь. Что там за поворотом, Что судьбою нам дано, Об отмеренном сроке Знает время, лишь оно...