Кровавый Демон

      После смерти отца, в свои восемнадцать лет Дазай Осаму стал правителем огромной империи, расположенной в восточной части побережья Вестероса в Черноводном Заливе. Сказать по правде, Осаму ненавидел отца за то, что восемь лет назад он бросил его мать и изгнал её из страны, женившись на другой женщине, у которой к тому же был сын от первого брака возраста Дазая.       Сын, надо сказать, по мнению самого Осаму, имел довольно скверный характер, хотя и приятную внешность: он был невысокого роста, с огненно-рыжими волосами и небесно-голубыми глазами. Его звали Чуя Накахара, и он возненавидел Дазая с первого взгляда, впрочем, как и Дазай его. Мать Осаму умерла спустя год, после изгнания на чужбине, как узнал потом принц, правда, выяснил он это лишь месяц назад и задумал отомстить отцу, что вскоре и сделал, так как именно Осаму перерезал императору горло. Как только Дазай занял освободившийся трон, то тут же приказал матери Чуи покинуть королевство и никогда не возвращаться обратно под страхом смерти, при этом запретив самому Накахаре уезжать из страны.       Не сложно догадаться, что непростые отношения сводных братьев после этого лишь ухудшились. Они и прежде испытывали неприязнь друг к другу. Осаму часто высмеивал Чую и издевался над ним, за что получал по роже и не только; порой травмы у Дазая были гораздо серьёзнее, а теперь Чуя ненавидел его вдвойне. Но после того как Дазая короновали, Накахара вынужден был относиться к нему с уважением, что не всегда ему удавалось делать, и бывало такое, что он иногда мог врезать сводному брату, конечно же, если они оставались наедине. Чуя и рад был бы уехать, но не мог. Дазай запретил ему покидать не только Семь Королевств и Королевскую Гавань, но и Красный Замок и если бы Чуя ослушался приказа императора, его бы могли за это казнить.       Накахара был уверен, что Дазай пошёл бы на этот шаг, так как знал о ненависти к себе сводного брата. С тех пор, как Дазай стал императором, Чуя ощущал себя пленником во дворце, который ранее воспринимал, как родной дом, ведь здесь прошла значительная часть его жизни. Накахара не понимал, почему Осаму не позволяет ему уехать, а решил держать при себе, несмотря на свою неприязнь к нему и не раз пытался поговорить с ним об этом.       — Я понимаю, почему ты ненавидишь мою мать и меня, но почему, изгнав её, ты оставил меня при дворе? — спросил как-то Чуя Осаму.       — Потому что ты рад был бы уехать, именно поэтому ты останешься здесь, — с ухмылкой сказал Дазай, подходя к Чуе и глядя в бездонные голубые глаза. Намотав прядь ярких волос на свой палец, он неожиданно притянул голову парня к себе и впился в его губы страстным поцелуем. Накахара заколотил кулаками по спине Дазая, а когда тот всё же отпустил его, оттолкнул от себя сводного брата.       — Bloody bugger! — прошипел Накахара, с ненавистью глядя на Осаму и, не сдержавшись, вмазал ему по роже, отчего тот свалился на пол. Несмотря на то, что Чуя был невысокого роста и имел на вид хрупкое телосложение, физически он был сильнее Осаму, так как много тренировался с лучшими учителями фехтования и боевых искусств, в то время как Дазай часто ленился и пропускал занятия. — Ты хочешь, чтобы нас обоих казнили? — уже более спокойно добавил он, глядя в карие омуты.       — А ты не боишься, Чу-уя, что я и сам могу приказать тебя казнить, хотя бы за твои слова или за то, что ты поднял на меня руку? — задал вопрос Осаму, вставая на ноги и снова подходя к брату, пронизывающим до дрожи взглядом, глядя в голубые озера, обхватывая того за талию и снова притягивая к себе. — Сюда никто не войдёт и никто не узнает, к тому же вряд ли Его Воробейшество решится пойти против меня в открытую.       — Ты плохо знаешь историю? — Чуя удивлённо вскинул левую бровь, пытаясь высвободиться из объятий брата. — Мне казалось, что о тебе говорят, как о самом умном в стране человеке.       — Я знаю историю, но и у Воробейшества найдутся кое-какие слабые места. Так что я не боюсь Суда Семерых.       В Вестеросе существовали свои необычные законы и своеобразная форма правления. Она была создана три века назад, королевой Серсеей и заключалась в том, что Септа имела почти неограниченную власть во всех Семи Королевствах. Это было словно государство в государстве. Людей, нарушивших закон, судил суд, а грешников — Септа, которая так же имела свой судебный орган, называемый Судом Семерых и армию, именуемую Святым Воинством, по мощи лишь немногим уступающую императорской. Септа могла призвать к ответу за грехи кого угодно, в том числе и членов императорской семьи. И если верить истории, такие случаи были, когда даже самого императора судили за грехи. Во главе этой Септы стоял Верховный Септон, именуемый Его Воробейшество. Суд над грешниками происходил по решению главы Септы, и часто подсудимых предавали смерти, после того как тот или иной грех был полностью доказан. Чаще всего Септа судила грешников за прелюбодеяние, мужеложество, инцест и колдовство, и никогда — за убийство. За эти четыре греха подсудимые почти всегда приговаривались к казни: прелюбодеи, мужеложцы и грешники, совершившие инцест — к забитию камнями до смерти на городской площади, а колдуны и ведьмы — к сожжению на костре. Но так было не всегда. Поначалу служители Септы не прибегали к смертной казни за грехи, всего лишь пытая и всячески истязая грешников, заставляли их покаяться. Но позже, когда Септа достаточно окрепла, набирая в ряды Святого Воинства всё больше и больше людей (в основном из бедных слоёв населения и прощённых раскаявшихся грешников), это стало для неё в порядке вещей, и даже сам император не мог запретить Воробьям использовать смертную казнь в качестве наказания за грехи.       — Отвали от меня, ублюдок! — прошипел Накахара и всё же высвободился из объятий Дазая. — Я не лягу под тебя, не дождёшься!       — Ляжешь, Чуя, причём по своей воле, но, возможно, не сегодня, — возразил император и, сделав жест рукой в сторону двери, добавил: — А пока, можешь идти.       Накахара, ничего не ответив, зло зашагал прочь из императорских покоев. Дазай сегодня просто выбил его из колеи своим поцелуем; Чуя не ожидал такого и тем более не был готов к тому, что его собственное тело отреагирует на поцелуй того, кого он ненавидел и презирал всей душой, именно так. Поцелуй Осаму не вызвал отвращения у Накахары. Как ни странно он был ему приятен, и последний почувствовал прилив возбуждения в тот момент, когда Осаму его целовал, что не прибавило, в последствии, настроения. Всю свою жизнь Чуя ненавидел этого самоуверенного и жестокого недочеловека.       Прежний император при жизни назначил Дазая Десницей, и уже тогда о юном наследнике ходили пугающие слухи. Чуя лучше других знал, что они правдивы, так как не раз становился свидетелем пыток заключённых и военнопленных, которых Осаму часто истязал собственноручно, получая при этом какое-то извращённое, садистское удовольствие: он нередко выкалывал своим жертвам глаза, сдирал с них кожу, когда те были ещё живы, пытал раскалённым железом и отрубал несчастным конечности. Но пытками заключённых дело не ограничивалось, те, кто по какой-то причине попадали в немилость принца, всегда умирали, причём, умирали они в муках, и Осаму никогда не пытался скрыть своих преступлений, уверенный, что останется безнаказанным. Скольких же он убил и запытал до смерти? Чуя точно не знал, но по его подсчётам — больше трёх сотен людей. О жестокости принца ходили легенды, как и о его неординарном уме, а в народе его прозвали Кровавым Демоном. Но Накахара никогда не боялся сводного брата, наверное, он являлся единственным человеком, который способен был противостоять ему без страха; ведь даже собственный отец опасался Осаму, считая, что рано или поздно сын его убьёт, чтобы взойти на трон, так и произошло. Чуя был уверен, что это именно Дазай убил своего отца. И не только он так считал, но и многие подданные нынешнего императора, в том числе и члены Совета, но Дазая боялись, поэтому молчали. Многие со страхом ждали того момента, когда Осаму взойдёт на престол и теперь, когда это произошло, он внушал своим подданным гораздо больший ужас и трепет, чем тогда, когда был принцем и Десницей короля.       Что же касается Дазая, то он, как говорилось выше, действительно убил своего отца, желая отомстить ему за смерть матери, но не только в этом заключалась причина его поступка. Отец был несдержан в выпивке и сексуальных желаниях. Он менял любовниц и любовников, как перчатки, и однажды, уже после изгнания из королевства своей первой жены и женитьбы на матери Чуи, напившись, он сильно избил Осаму и изнасиловал его; принцу было тогда двенадцать лет. Дазай ненавидел этого жестокого человека и боялся его, но пока был ребёнком, ничего не мог поделать или как-то помешать отцу, поэтому он с ужасом каждый раз ждал того момента, когда император снова решит посетить его покои. А являлся он в них довольно часто. Именно этот жестокий человек с детства ломал психику Осаму, и тот с годами всё больше и больше стал походить на отца, стараясь причинять людям боль, пытаясь отыграться на них и забыть о своей собственной боли и страхах, а уже в пятнадцать лет Дазай превзошёл своего никчёмного родителя в жестокости. Принц никогда не боялся смерти, часто он без страха смотрел ей в глаза, когда император избивал его до полусмерти перед тем, как в очередной раз изнасиловать. После таких избиений, Осаму запирался в покоях и не показывался никому на глаза, пока синяки и ссадины не сходили. Никто не догадывался о происходящем, а если кто-то и начинал что-то подозревать, то вскоре этот человек бесследно исчезал. Весь этот кошмар продолжался, пока Осаму не стукнуло семнадцать лет, и он смог, наконец, за себя постоять. В тот день отец испугался его впервые в жизни. Дазай врезал ему коленом между ног, а когда император согнулся от боли, ударил его снова, на этот раз кулаком в ухо, и тот свалился на пол. Но принц останавливаться не собирался, он избивал отца ногами по корпусу, стараясь не бить по лицу, чтобы не осталось видимых следов, а остановился лишь тогда, когда устал. Сказав в конце императору:       — В следующий раз я тебя убью.       Угроза подействовала: отец больше не приходил к нему, опасаясь, что сын её выполнит. Он мог бы избавиться от Осаму, но других детей у него не было (по крайней мере законных, ведь бастардов у каждого лорда, уж не говоря об императоре, было хоть пруд пруди, но они не имели законного права на наследование престола, ведь, если бы каждый бастард заявлял такие права, страна погрязла бы в кровавой борьбе за трон), а империи нужен был наследник престола. К тому же Дазай обладал острым умом, и его интеллект был просто необходим Семи Королевствам. Именно поэтому император назначил его своей Десницей, едва Осаму исполнилось шестнадцать. Только благодаря идеальной стратегии, которую разработал его сын, Семь Королевств, наконец, смогли снова объединиться в одну огромную страну, забыв о неприязни и распрях перед лицом общей угрозы, надвигающейся с севера, хотя в каждом из этих королевств по-прежнему оставался свой правитель, но все они стали вассалами императора.       Дазай часто задавал себе вопрос: почему отец делал это с ним? И не делал с кем-то другим, например, с Чуей (ведь сводный брат был довольно симпатичным мальчиком, а затем превратился в красивого парня), но не находил ответа и поэтому ненавидел Накахару ещё сильнее. Но после смерти отца Осаму перестал задаваться таким вопросом. Почему он не хотел отпускать от себя Чую? Потому что знал, что сделав это, он его больше не увидит, так как недавно понял, что его влечёт к сводному брату, несмотря на их отвратительные отношения.       Дазай хотел Чую, и он мог бы вынудить его лечь с ним в постель, например, шантажом или угрозами, ведь у Чуи была мать, которую он любил. Осаму мог принудить Накахару вступить с ним в сексуальную связь, угрожая непосредственно ему лично, ведь находясь при дворе, он был в полной его власти, но Дазай решил избрать иную тактику. Сегодня он его поцеловал для того, чтобы убедиться в своих догадках о том, что тоже нравится Чуе. И убедился в этом, почувствовав, как отозвалось тело сводного брата на этот поцелуй, ощутив его стояк несмотря на то, что Накахара оттолкнул его и ударил.       Чуя долго размышлял над сложившейся ситуацией и понимал, что Дазай не из тех, кто сдаётся. Он привык добивается своего любым путём. Накахаре стало страшно впервые в жизни, но не за свою жизнь, а за свою задницу, так как он понимал, что на кону сейчас стоит именно она. Хорошо всё обдумав, Чуя решил бежать из Королевской Гавани и Семи Королевств как можно дальше. Но его внешность была слишком приметной, поэтому он понимал, что далеко не уйдёт. Как-то раз стащив у одной из служанок платье, он решил бежать, переодевшись женщиной. Однако, не успев покинуть даже дворец, был остановлен стражниками, которые патрулировали территорию у выхода из Красного Замка.       — Далеко собрался? — раздался над ухом бесячий голос, который Накахара боялся сейчас услышать. — Чу-уя, я запретил тебе покидать Королевскую Гавань и дворец, если ты не забыл. А знаешь, что бывает с теми, кто нарушает приказы императора? — прошептал Осаму в самое ухо брата, склонившись к нему.       — Да пошёл ты! — тихо прошипел Чуя, глядя в карие глаза своими голубыми.       — Ты слишком много на себя берёшь, братец. — Осаму недобро улыбнулся и хотя на улице было темно, Чуя заметил эту улыбку, похожую на оскал дикого зверя. — В темницу эту даму, — отдал приказ Дазай стражникам и пошёл во дворец.       На следующий день, взяв одежду Чуи, Осаму спустился в подземелье, находившееся под дворцом и, отыскав камеру, в которую его вчера отвели, открыл её и прошёл внутрь. Накахара сидел на полу в левом дальнем углу на тюке с соломой, а когда скрипнула дверь темницы, приподнял голову и посмотрел на Дазая.       В женском платье Чуя выглядел довольно мило, хотя и нелепо, и Осаму не смог сдержать непроизвольной улыбки, которая тронула его губы. Бросив Чуе его одежду, Дазай отвернулся со словами:       — Переоденься. Негоже брату императора разгуливать по дворцу в женском платье. Тебя могут не так понять.       Ничего не ответив, Чуя молча переоделся в свою одежду и прошёл мимо Дазая, покидая темницу.       — Стой! — остановил его окрик Осаму. — Я хочу, чтобы ты понимал, Чуя, что попытками сбежать, ты лишь усугубишь своё положение. В следующий раз, я прикажу выпороть тебя, а если не дойдёт, останешься в подземелье надолго, и больше я не буду столь терпелив с тобой.       — Правда? — развернувшись к Осаму лицом, спросил Чуя с кривой улыбкой и посмотрел в красивые карие глаза. — А я думал, что за ослушание Кровавого Демона, меня ждёт смерть.       — Возможно, так и будет когда-нибудь. — Император с хитрым прищуром посмотрел на Накахару и склонился к самому его уху. — Когда ты мне надоешь в постели.       — Чего? — Чуя еле сдержался, чтобы не вмазать особе королевских кровей по роже, но всё же оттолкнул от себя Осаму.       — Ладно, пошли завтракать, а потом едем на охоту.       — Дазай… — начал Чуя, но тот его перебил.       — Ты хочешь, что-то возразить, брат?       — Мне известно о твоих пристрастиях во время охоты, — проговорил юноша и передёрнул плечами, вспомнив слухи, которые ходили о том, что император не прочь поохотиться на людей. Дазай часто так развлекался: нескольких человек выпускали в лесу, давали им небольшую фору, а затем на лошадях вместе с собаками преследовали их и загоняли почти до смерти, а поймав, убивали. — Я не буду принимать в этом участия.       — Не волнуйся, Чуя. Сегодня будем охотиться на кабана.       — Вот как? Почему ты решил изменить своим пристрастиям?       — Я не всегда охочусь на людей, иногда и зверя загнать есть желание, — сказав это, Осаму направился к лестнице, ведущей из подземелья, а Накахара пошёл следом за ним.