***
Чуя открыл глаза и осмотрелся по сторонам, однако не смог ничего разглядеть, так как в комнате было темно. Где-то за его спиной что-то потрескивало и он перевернулся на бок, заметив отблески чего-то оранжевого и уткнулся носом в чьё-то тёплое плечо. В отсвете языков пламени от камина Чуя рассмотрел знакомую фигуру, лежавшую рядом и размеренно посапывающую. — Дазай? — тихо проговорил Накахара, проводя рукой по плечу возлюбленного. Тот развернулся к нему лицом и приобнял, зарываясь носом в рыжие волосы. — Наконец-то ты проснулся, Чуя, — прошептал Осаму. — Проснулся, — ответил тот, а затем вспомнил о последних событиях и отодвинулся. — Зачем ты активировал порчу? — спросил Дазай, подпирая голову рукой. — Неужели ты хотел умереть? — Хотел, — ответил Накахара. — Почему тебе можно, а мне нельзя? — Не понимаю о чём ты, ведь я не пытался покончить с собой, по крайней мере сегодня. — Ага, конечно. Рассказывай. Там, куда ты отправился нет ничего, кроме бескрайних снегов, ведь я был там. — Чуя, но всё равно я тебя не понимаю. Для чего ты это сделал и почему не спустился вниз, когда я тебя звал. — А зачем? Я хотел довести дело до конца, и то, что ты вернулся, чтобы обнулить меня, уже не имело значения. Тебе не стоило возвращаться, Дазай. Не нужно было меня спасать. — Да что за бред, как я мог оставить тебя умирать? — Дазай провёл рукой по лицу Чуи, но тот убрал её, сказав: — Мне не нужна твоя жалость. — При чём тут жалость? — А что это? Ведь ты больше не любишь меня. — Дело не в этом. — Тогда в чём? — В том, что я всегда теряю то, что мне дорого. Сначала это была моя мать, потом Ода, потом ты и вот теперь Акутагава. Все, кто мне дорог рано или поздно уходят навсегда. — Осаму положил обе руки на плечи Накахары, легонько поглаживая. — Видимо, такова моя судьба. И я не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое, потому что люблю тебя, как и прежде. А сказал, что не люблю, потому что не хотел подвергать опасности. Думал, если уйду, с тобой всё будет хорошо. Но, наверное, не так важно, буду я с тобой рядом или далеко от тебя. Раз ты мне дорог, значит, уже находишься в опасности. — Дазай, послушай себя. Это глупо! — Чуя схватил его за руки, неотрывно глядя в глаза. — Тем более, что я уже умирал. Ты вернул меня, помнишь? Вернул с Того Света. Со мной больше ничего не произойдёт, ведь молния не попадает два раза в одно место. Чуя обвил Дазая за шею руками, принявшись осыпать поцелуями его лицо, а Осаму прошептал: — Прости за то, что причинил тебе столько боли. — И ты прости меня за то, что уехал, бросил тебя. — Мне было очень плохо без тебя. — Мне тоже. Я знаю, что сам во всём виноват. Я поступил эгоистично. Нужно было просто рассказать тебе правду о том, кем являлась на самом деле Мелисандра. Тогда ничего этого бы не случилось. — Я люблю тебя, — снова прошептал Дазай, целуя Накахару в губы, крепко прижимая к себе. — Ты не представляешь, как я люблю тебя, просто больше жизни. Лучше умереть, чем потерять тебя навсегда. Я такой идиот, прости меня. — Это ты прости. Дазай положил голову на плечо Чуи, и тот зарылся пальцами в его волосы, а Осаму спросил: — Кем же являлась Мелисандра на самом деле? — Ты так и не выяснил? — Нет, как и не понял её мотивов. Но я узнал, что моя настоящая мать всё-таки умерла, причём довольно давно. — Верно. Твоя мать умерла, но её мать не смогла смириться со смертью дочери. Она являлась жрицей Владыки Света и была очень сильной ведьмой. Она хотела её вернуть в мир живых и провела ритуал воскрешения, однако к тому времени твою мать уже похоронили и прошло больше двух месяцев с момента её смерти. Ритуал сработал, но не совсем так, как ожидала твоя бабка. В тело твоей матери вселился демон, но поскольку оно уже было мертво довольно долгое время и поддалось тлену, демону нужно было питаться, чтобы сохранить красоту и молодость. Вскоре твоя бабка поняла, что натворила, когда демон начал убивать, но её не особо сильно расстроил этот факт, а если он не ел несколько дней, тело начинало быстро стареть и разлагаться, и твоя бабка стала заманивать людей к себе домой, чтобы у демона была пища. С каждым днём ему требовалось всё больше жертв, и если вначале после воскрешения, он мог выдержать без еды несколько дней, то позже этой пищи ему хватало на несколько часов. Из-за того, что исчезали люди, да ещё и в таких количествах, власти Эссоса предприняли все меры, чтобы отыскать похитителя и убийцу, ведь все пропавшие были убиты и время от времени их тела находили. Рано или поздно Мелисандру бы вычислили и в конце концов сожгли на костре. Ведь какой бы сильной она ни была, невозможно убегать всю жизнь и от властей, и от разгневанной толпы. Твоя бабка нашла решение и выход из положения, поскольку, даже зная кем стала её дочь, не желала отпускать её. Она заговорила ожерелье, проведя для этого чёрный ритуал. Ожерелье состояло из пятидесяти бусин, каждая бусина являлась чьей-то душой. Для того, чтобы создать такое ожерелье, твоей бакой, точнее, демоном было убито сорок девять человек, последней пятидесятой жертвой стала сама твоя бабка, хочу сказать, что она пошла на этот шаг осознанно, зная, что должно произойти в конце ритуала. Вместе с последней бусиной демон получил знания твоей бабки, а имея собственную Силу, он стал практически всемогущ. Однако всё же твоя бабка пошла на небольшую хитрость, заговорив каждую бусину так, чтобы ожерелье блокировало жажду крови демона, а также частично его Силу и возможности. Например, демон не мог смотреть сквозь время, как Арахабаки, если Мелисандра не пользовалась для этого специальными ритуалами. — Так Мелисандра всё-таки являлась моей матерью? — уточнил Осаму. — Не совсем, хотя, безусловно, демон обладал её памятью, — ответил Чуя. — Если провести ритуал воскрешения, подобный тому, который провела твоя бабка, и если демон убьёт того, кто привёл его в этот мир, он получит полную свободу, и тело, в которое он заключён, больше не будет являться его клеткой, хотя и до того, как это произошло, демон подчинил его себе, всё потому что, твоя мать была долгое время мертва. После того, как ритуал с ожерельем был завершён, и демон надел его, лишь оно сдерживало эту потустороннюю мразь, и демон это знал, но не мог обходиться без ожерелья. — А моя бабка? Она знала о демоне и о том, что он получит полную свободу, после её смерти? — Арахабаки не говорил об этом, хотя, думаю, что нет, иначе какой смысл ей был делать это, если её дочь по-сути будет мертва. — Почему же Мелисандра не убила меня, когда бусы рассыпались, чтобы продлить свою жизнь хоть на несколько часов? И почему согласилась вернуть тебя, и зачем вообще притворялась моей матерью? — Всё очень просто: я говорил, что демону нужно было питаться людьми, чтобы сохранить молодость, но не в прямом смысле этого слова. Он не ел их плоть, а вытягивал жизненные силы через рот, просовывая внутрь человека что-то вроде присоски-шупальца. С тобой бы это не сработало, ведь ты обнуляешь способности, магию, и всё, что с связано со всем сверхъестественным. Демон не смог бы получить твои жизненные силы, как бы не хотел этого сделать. А из-за того, что, благодаря ожерелью, не принимал пищи очень давно, тело должно было погибнуть довольно быстро, и у него просто отсутствовала возможность убить кого-то ещё. Что же касается меня, то, думаю, он согласился выполнить твою просьбу, да и делал всё, чтобы ты не усомнился в том, что Мелисандра твоя мать, потому что планировал рано или поздно занять трон. Он бы убил тебя в подходящий момент, а поскольку у тебя не было наследников, и все считали Мелисандру твоей матерью, то именно она бы заняла трон после твоей смерти. Как помнит история, такие случаи в Вестеросе уже были. Серсею Ланнистер короновали после того, как она похоронила последнего своего сына — короля Томмена, хотя и не имела кровной связи с королевской фамилией Баратеонов, а лишь являлась королевой-матерью. — Да, я знаю историю, — проговорил Осаму, а Чуя продолжил: — Если бы демон получил власть, у него были бы полностью развязаны руки. Он мог бы убить стольких людей, скольких захотел и мог бы пользоваться любыми секретными документами и книгами. Существует ещё один ритуал. Для того, чтобы провести его, демону нужна была особая древняя книга, которая находится в скрытой библиотеке Цитадели Олдтауна, и несколько сотен жертв. Если бы демон провёл этот ритуал, то тело, в котором он находился, получило бы бессмертие, ему не нужны были бы бусы или иные амулеты, для того, чтобы сохранить молодость и продолжать творить свои тёмные дела, кроме того, ритуал сделал бы демона всемогущим. — Чуя, — прищурившись, произнёс Дазай. — И зная такое, ты молчал? Да как ты мог скрыть от меня подобную информацию? Кстати, как давно ты был в курсе насчёт того, кем является Мелисандра? Ведь Арахабаки должен был знать, кто она такая с самого начала. — Вероятно он и знал с самого начала, но сказал мне об этом лишь во время битвы с Элларией Сенд. Не знаю почему, но он всегда выдавал мне информацию по крупицам. Может быть, ему не хватало времени, может, я просто не был готов к тому, чтобы узнать всё и сразу. Прости, что не сказал правду в тот день, — произнёс Накахара. — Я не понимал, что творю в тот момент, когда узнал, что это Мелисандра убила мою мать, а ты встал на её сторону. Ведь тебе было об этом известно. — Я не знал сначала, но выяснил это позже. А как ты поступил бы на моём месте? Неужели позволил бы убить свою мать? — Дазай приложил палец к губам Чуи, видя, что он хочет что-то сказать, и добавил: — Подожди, ничего не говори. Я считал её своей матерью, и в какой-то степени она ею всё же являлась. Это было её тело и где-то там внутри находилась её душа, которую полностью подавлял и подчинил себе этот демон. А может быть, можно было ей как-то помочь? Как-то изгнать этого демона. Чуя замотал головой, а затем произнёс: — Его невозможно изгнать, если бы кто-то попробовал это сделать, её душа ушла бы вместе с ним, так как ритуал воскрешения связал их навсегда. — Значит, и ты тоже навсегда связан со своим демоном? — Да, но в этом теле главный я, а не он. Я не ощущаю его присутствия, даже шёпота не слышу, пока сам не захочу с ним поговорить или не активирую порчу, но даже тогда он не имеет полного контроля надо мной. Хотя всё происходящее я помню потом, как в тумане, а бывает, что и не всё. — Ты сказал, что не слышишь его, пока сам не захочешь с ним поговорить? — спросил Осаму, удивлённо глядя на Чую. — Да, пару раз у меня это получилось сделать, — ответил Накахара. — Когда я не активировал порчу. — А ты не боишься потерять контроль? Что если из-за этих разговоров, он возьмёт над тобой верх? — Этого не случится. Я уверен. Чуя провёл пальцами по нижней губе Дазая и, склонившись над ним, поцеловал его нежным и долгим поцелуем. Осаму ответил на поцелуй, зарываясь пальцами в рыжую шевелюру, но когда Накахара пробрался рукой под его одежду, Дазай перехватил её, останавливая. Чуя с непониманием посмотрел в карие глаза, а Осаму произнёс: — Я не могу, давай не сегодня. Накахара нахмурился, а Дазай тихо добавил: — Может быть, ты не поймёшь меня. Но сегодня умер Акутагава, и я не могу так поступить. Мне нужно время. — Ты любил его? — Чуя испытующе посмотрел в глаза возлюбленного, а тот снова заговорил: — Да, но не так, как тебя. По-другому. Не могу объяснить этого, ведь и сам не понимаю, как можно любить двух человек одновременно, но совершенно по разному. — Ты хоть представляешь каково мне слышать такое? Представляешь, как это больно? Лучше бы ты сказал, что спал с ним только для того, чтобы удовлетворить свои потребности. Я бы смирился с этим, но смириться с тем, что ты полюбил другого, не могу. Это невыносимо. — Я понимаю, что ты чувствуешь, Чуя. Но неужели ты бы предпочёл, чтобы я соврал? Я никогда не хочу тебе больше лгать. Пусть слышать об этом непросто и неприятно, но так будет лучше. Ты должен знать правду. Иначе эта ложь всю жизнь будет стоять между нами, а я хочу, чтобы ты снова научился мне доверять. Для меня это очень важно. Дазай дотронулся до плеча Чуи рукой, но тот от прикосновения вздрогнул. — Прости, — прошептал Осаму, поглаживая Чую ладонью. — Прости за то, что снова сделал больно, но, если честно, я уже давно не надеялся на твоё возвращение и поддался соблазну, а потом понял, что то, что я чувствую к Акутагаве — это не просто желание удовлетворить свои потребности, а нечто большее. Ведь всё это время он был рядом, и если бы не он, рано или поздно, я бы что-нибудь с собой сделал, мне было легче, когда он находился поблизости. Наверное, то, что я к нему испытывал, можно назвать любовью. Но чувства к тебе намного сильнее. Я так и не смог тебя забыть, хотя прошло немало времени. Накахара положил голову на плечо Осаму, тяжело вздохнув и поглаживая возлюбленного по груди, затем тихо произнёс: — Может быть, ты и прав. Лучше уж я буду знать правду, чем жить в мире фантазий и обманывать сам себя. К тому же, эта ситуация послужит мне уроком. Нельзя бросать своего любимого и так исчезать, ведь его могут увести. Дазай снова зарылся пальцами в рыжие волосы, а Чуя добавил: — Я понимаю тебя и твои чувства. Мне очень жаль, что ты страдаешь, и что я не могу тебе помочь. — Ты помогаешь, даже не представляешь как. — Дазай чмокнул Чую в щёку, а затем с улыбкой спросил: — Где ты нашёл этих аборигенов, о-о-о-о-о, Наисветлейший Арахабаки? — Чего? — Чуя приподнял голову и посмотрел в карие глаза, а затем шутливо ткнул Дазая в бок, отчего тот притворно айкнул. — Когда это ты успел пообщаться с моими доблестными воинами? — Сегодня. Ты не видел? Чуя замотал головой, а Дазай добавил: — Ну да, тебе ведь было не до этого. Ты разносил округу своими сферами и, кстати, до смерти перепутал своих доблестных воинов. Они решили, что чем-то прогневали своего Наисветлейшего и молили тебя о прощении, пока ты там лютовал. Дазай хохотнул, а Чуя снова ткнул его в бок кулаком со словами: — Прекрати. — Ладно, давай серьёзно поговорим. Где ты их нашёл, где ты сам был все эти девять месяцев, почему Варис не смог ничего выяснить о твоём местонахождении, зачем ты привёл эту армию и почему вы шли со стороны Крайнего Севера и, главное, откуда? — До недавнего времени нам было известно лишь о трёх континентах, — начал свой рассказ Чуя, поглаживая Дазая по руке. — Вестерос, Эссос и Соториос или Соторос, как некоторые его называют, но есть ещё один. Он находится на северо-западе от Вестероса и расположен довольно далеко, гораздо дальше, чем Эссос и Соториос. Аборигены, обитающие там, называют его Степлендс. Континент довольно большой, и я не разведал его полностью, но думаю, что там живут примитивные, отсталые в развитии люди, они понятия не имеют о том, что кроме них в этом мире есть ещё люди, верят в утонувшего Бога, точнее, верили, пока не пришёл я. Теперь они верят в меня. — Хм, значит, они приняли тебя за божество? — Да, и в чем-то их вера права, ведь Арахабаки не демон. — Да, я помню об этом. — Мне не составило труда убедить их в том, что я Бог, и что им следует выступить в борьбе против Высшего Зла на моей стороне. — У них что, нет одарённых, раз они с лёгкостью поверили в то, что ты божество? — Есть, но с такой способностью, как у меня, они никогда никого не встречали. — Так ты собрал всю эту армию, чтобы уничтожить Короля Ночи и его Вихтов? — Именно. Сами бы вы могли и не справиться с этой задачей. — Откуда ты знал, когда именно следует вступить с нежитью в борьбу? Ведь в Вестеросе тебя не было, а даже, если бы у тебя имелся шпион, который докладывал тебе информацию, ты бы вряд ли мог связаться с ним, ведь ты шёл нам навстречу с той стороны Стены. — Верно, но ты забываешь, что у меня есть информатор, который всегда рядом, а у меня есть способ с ним поговорить. — Но зачем ты изначально туда отправился, на тот континент, после того как покинул Королевскую Гавань? Я ни за что не поверю, если ты скажешь, что твоя цель состояла в том, чтобы собрать армию против нежити. — Нет. Я этого не скажу. Я просто хотел убраться подальше от Вестероса, чтобы шпионы Вариса меня не нашли, поэтому направил Драго на северо-запад, по пути нам попадались небольшие острова, на которые мы приземлялись, чтобы передохнуть, но мне почему-то казалось, что я отыщу какой-то остров или континент, на котором тоже живут люди, и я отыскал. А потом мне пришла в голову мысль, о том, что можно использовать этих аборигенов в своих целях. Почему бы и нет? — И как вы добрались до Вестероса? — По морю. Аборигены, как ни странно умеют строить корабли, немного примитивные, но вполне пригодные, однако они не заплывали на них в открытое море. Как оказалось, на том континенте имеются огромные залежи Драконьего стекла и его добыча идёт полным ходом. Они изготавливают из него оружие и предметы интерьера. Это оказалось, как нельзя более кстати, не пришлось тратить время на его добычу. На мамонтов надели специальное снаряжение с шипами из Драконьего стекла, для того, чтобы животные, намеренно или нет, тоже могли убивать нежить. Вот и вся история. — Чуя провёл ладонью по руке Осаму, глядя в его глаза, затем спросил: — Где мы? — В покоях командующего Ночным Дозором. — Мне почудилось или ты действительно оседлал Драго. — Нет, тебе не почудилось, — сказал Осаму, поглаживая возлюбленного по плечу. — Не понял. Как тебе удалось с ним договориться и как он тебя не уничтожил? Ведь ты не имеешь к Таргариенам отношения. — Не имею. Конечно, я рисковал, но у меня была уверенность в том, что дракон поймёт меня. Я вспомнил историю: когда Дейенерис сожгла город, использовав для этого дракона, Джон Сноу убил её, несмотря на то, что любил. Дракон как-то почувствовал это и прилетел, но несмотря ни на что, он не уничтожил Джона, а лишь сжёг трон. Он понимал, что матерь драконов погибла именно из-за него, если бы не её стремление захватить власть, она была бы жива. Учитывая имеющуюся у меня информацию, я сделал вывод о том, что драконы очень умны и наверняка понимают нашу речь. Я просто с ним поговорил, хотя он пытался изначально изрыгнуть на меня пламя, но мой дар защитил. Драконы действительно всё понимают, Чуя. — Ну ничего себе! Я просто... в растерянности. — Давай спать, милый, — произнёс Дазай, чмокнув Накахару в губы. — Что ж, давай. Но я сейчас хочу не этого. — Я знаю. Потерпи. Я не могу предать память Акутагавы. — Я понимаю. Ты скучаешь? — Не знаю, что сказать, но мне сейчас так паршиво. — Мне тоже, но совсем по другой причине. — Я знаю. Прости. — Дазай погладил Чую по плечу и чмокнул в щёку, а вскоре уснул, как и Накахара. Проснувшись утром и умывшись, Дазай вышел на улицу. Дикари, прибывшие с Чуей расквартировались неподалёку, устроив лагерь за казармами. Но некоторые были во дворе, увидев Осаму, они пали ниц, что-то бубня и крича: — О-о-о, Наимудрейший Дазай! — Наимудрейший Дазай? — послышался удивлённый возглас сзади. — А что? Найсветлейший Арахабаки это нормально, а Наимудрейший Дазай – плохо? — с улыбкой спросил Осаму, глядя в голубые глаза и приобнимая Чую. — Не знаю, — ответил Накахара. — Ты приручил моего дракона, мои воины кланяются тебе и молятся. Скажи сам, это нормально? — Ты что, ревнуешь, Чуя. — Да, седьмое пекло! — Чуя толкнул Осаму в плечо, а несколько десятков воинов Ночного Дозора, которые находились во дворе, положили руки на эфесы своих мечей, но Дазай поднял ладонь вверх, сказав: — Всё хорошо. — Кстати, почему ты представился им, как Арахабаки? — Это же очевидно, Дазай. — Правда? — Наисветлейший Арахабаки звучит гордо лучше, чем Наисветлейший Чуя или Наисветлейший Накахара. — По-моему, Накахара звучит совсем неплохо. — Но не так, как Арахабаки. Дазай улыбнулся и притянул Чую к себе, прошептав: — Поехали домой. — Поехали. — Приведите лошадей, — отдал приказ Двзай одному из гвардейцев, некоторые из которых, по приказу Лорда Командующего, остались дожидаться возвращения Его Величества из-за Стены. Минут через десять к императору подвели двоих коней, одним из них был тот самый, на котором Осаму был вчера и которого бросил за Стеной, но, видимо, конь отыскал дорогу назад самостоятельно или же пришёл вместе с аборигенами Чуи. Вскочив на лошадей, Чуя с Осаму направили их на юг Вестероса, за ними последовали гвардейцы и воины, которые пришли с Накахарой. Увидев Драго, лежавшего на мёрзлой земле, Чуя подъехал к нему и спешился. Подойдя к дракону, он погладил его по морде и о чём-то говорил с ним несколько минут, затем Драго взмыл в небо и направился в сторону Стены. Дазай ждал в стороне, подойдя к нему и снова вскочив на коня, Чуя произнёс: — Отправил Драго сжечь тела убитых. Осаму кивнул и тронул коня с места, Чуя сделал то же самое.***
Три недели спустя... — Дазай, прошёл почти месяц с тех событий, но мы так ни разу и не были с тобой близки. Как долго будет длиться ещё твой траур? — Всю мою жизнь, — ответил Осаму. — Что? — Не переживай, я не стану тебя мучить, но я всегда буду помнить о нём. — Damn it! Да пошёл ты, Дазай! — Чуя толкнул Осаму в грудь, но тот перехватил его руки и накрыл губы своими. А когда поцелуй закончился, прошептал: — Прости меня, я эгоистичен, закрылся в себе, не задумываясь о том, как тяжело тебе. Акутагава всегда знал, что я люблю тебя и не претендовал на твоё место, точнее, не мог бы претендовать, для него в моём сердце был выделен особый уголок. Но сейчас там пустота, понимаешь? И ничто, никогда её не заполнит. — И даже я? — Прости меня, если сможешь, — Дазай уткнулся лицом в плечо Чуи, шепча: — Прости, я очень сильно тебя люблю, но мне сейчас так паршиво. Чуя неуверенно провёл пальцами по волосам возлюбленного, затем сказал: — Знаешь, Дазай, я всё могу понять, но, увы, не обладаю железным терпением, как ты. Ты говоришь, что любишь меня, но каждый раз вздрагиваешь, когда я прикасаюсь к твоей коже. — Ничего я не вздрагиваю, — возразил Осаму. — Ты даже не замечаешь этого. Нужно решать проблему или я просто уйду. Мне надоело всё это. Я больше так не могу. Чуя отошёл от Дазая, глядя в окно. — Либо мы вместе, либо нет, — Накахара развернулся лицом к Осаму и посмотрел в его глаза. — Решай. — Может, ты и прав, — произнёс Дазай. — Я зациклился и почти не уделял тебе внимания, я понимаю, что тебе тяжело, и мне тоже нелегко. Но я не знаю, как сделать это с тобой снова, мне кажется, что даже, когда целуемся, я предаю его память. — Тогда всё, что мне остаётся, это просто уйти. — Нет, не уходи. — А что ты мне предлагаешь? Сколько ещё я должен ждать? Не могу так больше. Это слишком тяжело. Акутагава умер, но ты жив, и он хотел бы, чтобы ты продолжал жить, иначе не пожертвовал бы своей жизнью ради тебя. Он бы не желал, чтобы ты медленно себя убивал из чувства вины. — Откуда тебе знать? — Я могу представить себя на его месте. Ведь я бы тоже не хотел, чтобы ты медленно умирал от тоски, произойди что-то со мной, а хотел бы, чтобы ты был счастлив. Вот и всё, Дазай. — Чуя провёл пальцами по щеке возлюбленного. — Ты, наверное, прав. Чувство вины лежит на моих плечах неподъёмным грузом, но ты ведь не знаешь всей правды. — Ты о чём? — Он обратился в Вихта и набросился на меня. Я убил его, нанеся удар мечом в живот. Если бы я подождал ещё тридцать секунд, Акутагава был бы жив. Перед смертью он сказал, что я всё правильно сделал, но это не так. Я не могу простить себя, и как я могу быть с тобой после этого, радоваться жизни? Я не достоин этого, после того, что сделал. Чуя неверяще смотрел на Осаму, затем отошёл от него на шаг и уставился в окно. — Не знаю, что тебе сказать после этого, хотя понимаю тебя и твои чувства, но всё же считаю, что ты не прав. Я уже приводил свои аргументы. И скажу снова: либо мы вместе, либо я ухожу. Решай. — Чуя, мне просто нужно ещё немного времени. Чуя покачал головой, произнеся: — Я и так дал тебе достаточно времени, при том, что меня от всей этой ситуации разрывает изнутри и выворачивает наизнанку, я переступаю через себя, когда даже просто разговариваю с тобой об этом. Ты можешь представить, каково мне? Дазай молчал, и Чуя вопросительно посмотрел на него. — Каким будет твоё решение? — И какого ответа ты от меня ждёшь, Чуя, и главное, каких действий? Ты хочешь близости? Прямо сейчас? — Дело не только в близости. Я просто хочу, чтобы всё стало как раньше. — Увы, но вряд ли это возможно сейчас. — Что ж, тогда прощай. — Чуя, — Дазай сделал паузу затем добавил: — Твой уход окончательно меня добьёт. И рядом не будет никого, кто сможет меня остановить — Ты сволочь и эгоист. Ты не хочешь быть со мной и не отпускаешь. Но я больше так не могу. Я устал. Что мне делать? — Чуя подошёл к Дазаю и взял его за руки, глядя в глаза. — Может, давай вместе сбросимся отсюда, — Накахара кивнул на окно. — Умрём в один день и перестанем мучить друг друга? Дазай склонился к Чуе, касаясь его губ своими и тихо прошептал: — Отличная мысль, как по мне. Но нет, я не желаю твоей смерти. — Тогда поцелуй меня, как целовал когда-то. Чуя обвил Дазая за шею руками, обдавая её горячим дыханием и неотрывно гладя в карие омуты, прошептал: — Я люблю тебя. Зарывшись пальцами в рыжие волосы, Осаму накрыл губы возлюбленного своими, проникая в его рот языком всё глубже. Чуя ответил на поцелуй со всей страстью, на которую был способен, ощутив, как руки Дазая скользят ниже, оглаживая спину, спускаются на бёдра и замирают там на какое-то время, затем проникают под одежду, лаская кожу. Дыхание и сердцебиение обоих парней участилось, но они продолжали жадно целовать друг друга, пока не закончился воздух. Разорвав поцелуй и решив отбросить сомнения и полностью отдавшись своим чувствам, Дазай подтолкнул Чую к постели, а его пальцы принялись расстёгивать пуговицы на его одежде. Через минуту Накахара в одних шёлковых брэ лежал на кровати, а Осаму сбрасывал с себя остатки одежды. Полностью раздевшись, он стянул с Чуи брэ и бросил их на пол, целуя грудь возлюбленного, затягивая в рот по очереди его соски и нежно посасывая, пока они не затвердели. Накахара со стоном выгнулся на постели, обхватывая ногами бёдра любовника, чувствуя, как твёрдый, горячий член упирается в его дырку. Чуя поёрзал задницей, желая ощутить в себе Дазая скорее. Видя его нетерпение и с трудом сдерживая своё, Осаму воспользовался смазкой, проникая внутрь партнёра пальцем. Тот застонал, двинув бёдрами вперёд, пытаясь принять в себя палец глубже, а Дазай задвигал им, нащупывая чувствительную точку и надавливая на неё. — А-ах, — сорвалось с губ Накахары, и Осаму снова задвигал рукой, массируя простату. — Да-а-за-ай, — простонал имя любовника Чуя, снова двинув бёдрами вперёд. Осаму добавил к первому пальцу второй и задвигал рукой быстрее, неотрывно глядя в затуманенные пеленой страсти глаза, целуя партнёра в живот, оглаживая его бедро второй рукой. — Войди в меня, — молил Чуя возлюбленного, сгорая от нетерпения. Дазай с трудом себя смог сдержать, чтобы тут же не овладеть любовником, ведь сам хотел его не меньше, к тому же раскрасневшийся и растрёпанный Чуя выглядел в этот момент очень соблазнительно и развратно. — Потерпи, милый, — сказал Осаму, двигая рукой быстрее и добавляя ещё один палец. — Не могу. Хочу тебя. — Я тебя тоже. Двинув рукой ещё несколько раз, Дазай вытащил из Чуи пальцы и перевернул его на живот, ставя в коленно-локтевую позу. Быстро нанеся смазку на свой член, Дазай ощутимо шлёпнул любовника по ягодице, сорвав этим с его губ очередной стон и приставив крупную головку ко входу в анус, толкнулся внутрь, со стоном проникая наполовину, с трудом сдерживая себя, чтобы не погрузиться в желанное тело сразу же до конца. Ощутив, как огромное естество возлюбленного, раздвигая нежную плоть, проникает в тело, почти полностью заполняя, Чуя вскрикнул, а Осаму спросил: — Больно? — Нет. До безумия приятно. Накахара сам двинул бёдрами, насаживаясь на член сильнее, и Осаму снова толкнулся в него, проникая на всю длину и замер. — Двигайся, — простонал Чуя, сам пытаясь насадиться на член, но Осаму сдержал порыв любовника, сжав его бёдра пальцами и не позволяя двигаться самому. — Да-а-за-ай. — Подожди, — произнёс тот. — Хочу насладиться моментом. Ведь находиться в тебе — это же такой кайф. — Но мне этого мало. — Мне тоже, — сказал Осаму, полностью покидая разгорячённое тело и резко двигая возлюбленного на себя, мощным толчком проникая в него до конца довольно грубо. Ощутив, как член проехался по простате, отчего тело прошило приятным разрядом, Чуя вскрикнул, сам двинув бёдрами Дазаю навстречу, насаживаясь на его орган полностью. Подавшись назад, а потом сжав ягодицы Чуи сильнее, Осаму двинул его на себя, резко проникая внутрь, срывая с губ любовника очередной вскрик. Быстро двигаясь в парне, натягивая его на свой член всё резче, Дазай постанывал, ощущая, что уже на грани, чувствуя возбуждение партнёра и понимая, что тот тоже приближается к пику наслаждения, так как у обоих давно не было близости и изначально они довольно сильно перевозбудись. Ускорив движения ещё более, Осаму положил руку на возбуждённый орган парня, сжимая его член и двигая ладонью вдоль ствола, яростно вколачиваясь в податливое тело, срывая с губ Накахары всё более громкие стоны, всхлипы и крики, проникая на всю длину со звуками хлюпов и быстрых шлепков. Ощущая мощные толчки Осаму и нестерпимый жар внизу живота, Чуя всё быстрее двигался ему навстречу, а потом пламя внутри достигло своего апогея и, задрожав всем телом, Чуя с громкими криками излился в руку любовника и на простынь, а тот тут же в него, после чего свалился на вспотевшего парня сверху. — Как же мне этого не хватало, — прошептал Дазай, целуя Чую в мокрое плечо, сжимая его ягодицы руками, затем оставил поцелуй на одной из них, проводя пальцами вдоль позвоночника. — Мне тоже. Я люблю тебя, — сказал Накахара, разворачиваясь к Дазаю лицом и оглаживая ладонью его щёку. — Ну и зачем нужно было мучить и себя, и меня? — Прости, я был не прав. Но я рад, что ты вправил мне мозги. — Я тоже. — Чуя, — вдруг задумчиво проговорил Дазай, глядя в голубые озёра. — Я тут вспомнил кое-что из твоего рассказа и подумал... — О чём ты? — Ты говорил, что, когда демон убил ту, которая его призвала в этот мир, то получил полную власть и контроль над телом моей матери. — Да, и что? — Это ведь ты забрал пятидесятую бусину? — Я, — последовал ответ, а затем Чуя усмехнулся, замечая в глазах Осаму страх. — Раскусил, — добавил он, а Дазай с ужасом смотрел в глаза возлюбленного, затем тихо произнёс: — Не может быть. Зачем? — Что значит «зачем»? Неужели не догадываешься? — Я ничего не понимаю. — Дазай сел на постели, затем тряхнул головой, будто пытался стряхнуть с себя наваждение, затем схватил Чую за плечи и почти выкинул: — Скажи, что это неправда. Накахара рассмеялся, и Дазай отпустил его плечи, затем Чуя провёл рукой по волосам и тихо произнёс: — Не хочу тебя мучить. Это была шутка. — Шутка? Чуя, ты сошёл с ума, чтобы шутить такими вещами? — Прости. Я не хотел тебя напугать. Но у тебя был такой вид, я никогда не видел страха в твоих глазах и не удержался. — Откуда мне знать, что сейчас ты говоришь правду? — Дазай схватил Чую за руки и довольно сильно сжал его кисти. — Эй! Отпусти, больно, — запротестовал Накахара, и Осаму слегка ослабил хватку. — Чем ты докажешь, что это ты, а не демон? Ведь забрав эту бусину, ты убил ту, которая вернула тебя в этот мир. — Подумай сам, — Чуя посмотрел в карие глаза. — Если бы это был не я, то не стал бы рвать пергамент с твоим отречением, а воспользовался бы им в своих целях, да и вряд ли пытался бы покончить с собой, активировав порчу. — Тогда объясни мне, как такое возможно. Ведь демон должен был после того, как Мелисандра умерла, получить власть над твоим телом. — Арахабаки не демон. К тому же чувства к тебе позволяют держать его в узде. — Да, я что-то припоминаю. Мелисандра говорила мне о том, что, если ты меня любишь по-настоящему, то сможешь ему противостоять и контролировать. Но... — Что «но»? — Сомнения, они теперь никуда не уйдут. — Я думал, что ты меня хорошо знаешь, Дазай. Неужели, если бы это был не я, ты бы не почувствовал разницу? — Почувствовал, наверное. Хотя кто знает? Демоны лживые и коварные. — Арахабаки не демон, сколько раз тебе повторять? Он божество, понятно? — Ах да, точно. Арахабаки — древнее божество огня и разрушения. Мелисандра говорила. — Вот и чудненько, что ты это помнишь. — Такое ощущение, что ты восхищаешься им, Чуя. — Может быть, немного. А что это плохо? Ведь мы с ним по-сути теперь единое существо. — Разве? — Мы делим одно тело. Так, как мы можем не быть одним целым? Осаму с сомнением посмотрел на Чую, а тот произнёс: — Хочешь, я избавлю тебя от сомнений? — Рискни. — Человеческое тело слабо для того, чтобы выдержать всю мощь древнего божества. Если бы он прорвался наружу, то моё тело не выдержало бы. Это как во время применения порчи. Ведь ты и сам знаешь, что моё тело не способно выдержать истинную сущность божества более пятнадцати-семнадцати минут. Арахабаки также известно, что если он попытается подчинить меня себе и захватить моё тело, это убьёт меня, а значит, и он перестанет существовать. Поэтому он и не пытается этого сделать. Так что можешь не волноваться. Это я. Чуя приобнял Осаму и потянулся своими губами к его, уста парней встретились и слились в долгом и нежном поцелуе. Накахара лёг на спину, утягивая Дазая за собой и тихо спросил: — Мне удалось развеять твои сомнения? Осаму кивнул, вновь накрывая губы Чуи своими, целуя жадно и горячо, ощущая на своей спине чужие пальцы. — Я люблю тебя, — прошептал Дазай, когда поцелуй закончился. — Я тебя тоже, — ответил Чуя, оглаживая щёку возлюбленного. — И снова безумно тебя хочу. Дазай ничего не ответил, лишь впился в манящие губы страстным поцелуем, лаская желанное тело.