Замаливая грехи

      Утро четверга не началось для Арсения как-то по-особенному, скорее, совсем наоборот. Пасмурная погода не дала демону увидеть рассвет, и теперь он с унылым видом сидел на крыше девятиэтажки, свесив ноги и болтая ими в воздухе. Он был из тех демонов, которым поручена слишком скучная, по его мнению, работа: вынуждать людей почаще грешить и добавлять в их медовую жизнь ложечку дегтя.       Никаких сделок, никаких интересных заданий, никаких сумасшедших поступков — ничего. Просто летай себе по миру и нашептывай людям на ушко разные грязные мыслишки. Того подтолкни изменить жене, этого — украсть что-то из супермаркета, где-то стань причиной ссоры, а куда-то пусти омерзительный слушок, который отравит кому-то существование. В общем, нет ничего банальнее и легче. Легко это было потому, что, будучи демоном, Арсений умел усиливать в десятки раз грешные желания и мысли людей — этакая способность, похожая на гипноз. И действовала она только на тех, у кого уже зарождались тайные помыслы, кто глубоко в душе уже желал чего-то неправильного, пусть даже сам себе в этом не признавался.       Демон часто использовал это умение в своих личных целях, а не только для дела, цепляя где-нибудь наиболее «правильных» и до отвращения безгрешных с виду людей, которые у себя в мыслях были совсем не такими — доставать щипцами из людей их истинную сущность было крайне интересно, — и развлекался с ними, бессовестно пользуясь их потайными желаниями. Не имело значения, парень перед ним или девушка: дни и ночи свои Арсений готов был коротать с кем угодно.       Прохладный ветер приятно обдувал кожу, а шум машин где-то внизу нагонял тоску. На сером небе невозможно было рассмотреть отдельные облака, казалось, что землю просто накрыли грязным белым куполом. На лицо упало несколько мелких капель, и Арсений поморщился, вытирая их ладонью. И вот это вы называете июнем? Демон фыркнул и посмотрел вниз, в надежде увидеть там хоть что-то интересное. Люди бегали туда-сюда, не замечая ничего в окружающем мире и думая лишь о себе и своих, несомненно, очень важных делах. Кто-то опаздывал на работу, кто-то выгуливал собаку, а кто-то бесцельно бродил по улице с еще более кислым лицом, чем было сейчас у Арсения. Скукотища.       На глаза попался паренек, который часто появлялся у церкви неподалеку. «Святоша», — с презрением отметил демон и скривил губы, бесцельно рассматривая его. Руки спрятаны в карманы толстовки, на голову натянут капюшон, да так, что перед собой, наверное, почти невозможно что-то разглядеть. Арсений запомнил уже, что под капюшоном скрываются светлые кудри, а обладатель их еще совсем юн: лет девятнадцать-двадцать, не больше. «Наверняка он еще и в наушниках», — подумал Арсений и хмыкнул, заметив мчащийся на всех парах новенький синий «форд», как раз по той дороге, которую паренек с капюшоном собирался переходить. Он, похоже, машину даже не замечал, преспокойно приближаясь к пешеходному переходу и игнорируя тот факт, что на светофоре горит красный. Что же, собьют его, так собьют. Как говорится, чему быть, того не миновать. Арсений отвернулся, потеряв к святоше всякий интерес, однако уже через несколько секунд задумался: если эта машина собьет парня насмерть, куда он отправится, в рай или в ад? Вспомнив церковь, демон раздраженно хмыкнул: ответ до противного очевиден.       Позволить еще одной святой душонке пополнить райские сады? Ну уж нет, ни за что. До удара оставалось несколько секунд, но они не были проблемой для Арсения: демон в одно мгновение переместился куда надо, оказался прямо перед носом парня и толкнул его в сторону, а вот сам не смог избежать удара. Опасаться было нечего: демоны бессмертны, но человеческую оболочку портить все равно не особо хотелось. Раздался оглушающий лязг тормозов, и Арсений почувствовал неприятный толчок в бок. Машина задела его несильно, но ощутимо. От столкновения потемнело в глазах, на какое-то мгновение перехватило дыхание, и Арсений упал, мысленно выругавшись. Из-за того, что существовал он среди людей, приходилось порой терпеть некоторые людские недостатки и слабости. Не успев и опомниться, Арсений почувствовал, как его осторожно поднимают чьи-то руки.       — Боже, простите меня, я такой идиот, — лепетал парень, помогая демону подняться, — я задумался и не видел, куда шел, а этот урод даже не остановился, представляете? Как можно так гонять по улицам, а вдруг дети на дорогу выбегут? Вы как, в порядке? Ничего себе не сломали? Спасибо вам большое, я сегодня очень растерянный, спасибо, что…       — Да хватит уже, я понял, — грубовато отмахнулся Арсений и фыркнул, поднявшись на ноги, — не стоит это стольких слов, — он провел большим пальцем по своей губе и с раздражением отметил, что разбил ее. Поранился ради жизни какого-то человечишки! Подумать только, на какие поступки способен скучающий разум.       Футболка испачкалась, а ладони, которыми Арсений поздоровался с асфальтом, неприятно саднили, и демон недовольно поджал губы, отряхиваясь.       — Может, скорую? Вы сильно ушиблись? — продолжал лепетать святоша. — Я вам жизнью обязан, просите, чего хотите, — с растерянностью в голосе тараторил он, норовя осмотреть пострадавшего со всех сторон в поисках увечий.       — Чего хочу? — кажется, из всего сказанного Арсений услышал только это, и глаза его блеснули азартом. — Что же, тогда, пожалуй, твое имя и чашечку кофе в компенсацию за моральный ущерб, — он ухмыльнулся про себя, заметив, как смешался паренек. Наверное, он ожидал услышать в ответ, что это пустяки и что его спасителю ничего от него не надо, ха. Но мораль такова: не предлагай никому то, чего не можешь или не хочешь давать, ведь не каждый из вежливости откажется от предложения.       — Ну… ладно, хорошо, — замявшись, пробормотал святоша. — Я Антон. Только вот у меня с собой нет денег, чтобы угостить вас кофе.       — Нет проблем, я с радостью проведу время у тебя дома, — уголки губ демона приподнялись в беззастенчивой улыбке.       В этот момент Антон пожалел, что соврал насчет денег. На самом деле, ему просто не хотелось пить кофе с незнакомцем, тем более сегодня, когда у него совсем нет настроения, но, раз он уже пообещал, придется. Правда, остался один вопрос, который мучил Антона с самой первой секунды, как перед ним появился этот незнакомец, вот только прозвучал бы этот вопрос очень нелепо.       Демон заметил странное выражение лица парня и сразу понял, в чем дело. Нетрудно было догадаться, что Антону станет интересно, каким образом сумел его спаситель появиться из ниоткуда, словно по волшебству. На этот счет у Арсения уже были планы.       — Я так понимаю, у тебя ко мне есть вопросы, — вкрадчиво проговорил он и прищурился. — Могу пообещать, что отвечу на все, когда в моих руках будет кофе.       — Ладно, — Антон шмыгнул носом и провел рукой по волосам. — Можно сейчас узнать хотя бы, как вас зовут?       — Можно. Арсений.       — Тогда пойдем, Арсений, здесь недалеко.       Квартира паренька тесноватая и душная, но вполне уютная. Антон проводит гостя в единственную комнату и приглашает присесть на диван, а сам на какое-то время пропадает на кухне, откуда возвращается уже без толстовки, в одной футболке и с двумя чашками. От обеих исходят ниточки пара, но кофе находится только в одной — именно ее Антон и вручает Арсению.       — Зеленый чай? — интересуется демон, кивая на кружку парнишки.       — Ага.       — Как-то скучно.       Святоша в ответ безучастно пожимает плечами.       — Так вот, насчет моего вопроса, — устраиваясь в кресле напротив дивана, на котором вальяжно раскинулся брюнет, неуверенно начинает Антон, но демон тут же его перебивает:       — Перед тем, как я отвечу, хочу услышать кое-что от тебя. Ты ходишь в церковь каждый день, действительно ли ты веришь в Бога? — Арсений выглядит серьезным, но про себя начинает улыбаться, когда Антон едва заметно вздрагивает от настолько неожиданного вопроса.       — Я.. Э-э-э… — запинается он с непониманием на лице и крепче сжимает чашку. — Ну да, верю. А что, что-то не так?       — Нет-нет, вовсе нет, — улыбается Арсений и отпивает немного кофе, — просто хотел понять, насколько сложно будет убедить тебя в том, что я собираюсь сказать.       — О чем вы?       — Мне известно, зачем ты ходишь в церковь и о чем молишься, парень. А тебе, думаю, известно, что люди просто так из ниоткуда не появляются.       Антон заторможено кивает, словно эти слова были услышаны, но до сознания еще не дошли. Арсений медлит, специально оттягивая момент, а потом внезапно произносит:       — Я ангел, Антон, и Бог послал меня спасти тебя от смерти и сказать, что тебе дарован еще один шанс на жизнь.       — Ага, конечно, — скептически бросает русый и цокает языком, — так я и поверил.       Арсений ничего не отвечает, вполне ожидая такую реакцию, и решает надавить на Антона молчанием: смотреть, как этот парнишка теряется или впадает в ступор, довольно забавно. Взгляд холодных голубых глаз пристально изучает лицо собеседника, и Антон даже ежится, как от сквозняка. Его спаситель не очень-то напоминает шутника, однако причин верить ему у Антона пока нет.       — Так что, получается, я прощен? Прощен за свои грехи? — все еще не относясь к этому серьезно, решает подыграть он и тихо хмыкает.       — Прощен, — Арсений улыбается, довольный тем, что парнишка отвечает с юмором, — только тебе нужно будет сделать еще кое-что.       — Что же? — Антон в притворном удивлении приподнимает брови, будто бы и вправду заинтересован предложением.       — Исповедаться передо мной, — Арсений невозмутимо отпивает кофе, игнорируя скептический настрой собеседника, — в последний раз.       Антон медлит, с подозрением глядя на Арсения. Слишком серьезно этот загадочный брюнет говорит такие глупости. Настолько серьезно, что даже хочется верить. К тому же, Антон хорошо помнит тот момент, когда прямо перед его лицом Арсений вырос как из-под земли. Может ли сделать такое обычный человек? Нет конечно. А может, Антон просто не заметил, как к нему подбежали, а испуганное сознание придумало более интересную версию произошедшего?       Непонятно. Сложно. Странно.       Какая-то часть Антона хочет поверить Арсению, а какая-то — нет, и он в ступоре замирает на распутье.       Демон тем временем молча наблюдает, и тень улыбки на его лице говорит сама за себя: он не убеждает мальчишку просто потому, что развлекается и хочет растянуть удовольствие.       Антон не верит, но сомневается в своих мыслях, и это видно по его лицу: слегка поджатые губы и морщинка между бровей. Здравый смысл нашептывает, что это бред сумасшедшего, и призывает забить на все сказанное и рассмеяться, но смех этот что-то сдерживает. Арсений же мысленно усмехается, внешне оставаясь спокойным. Он замечает каждую деталь в реакции юноши и не спешит доказывать ему правдивость своих слов: куда интереснее наблюдать за тем, к чему в итоге придет Антон. Чашка Арсения уже почти опустела, а вот чай в руках Антона остался нетронутым и наверняка уже остыл. Сосредоточенный взгляд юноши направлен на Арсения, а брови его медленно сползают к переносице. Помолчав еще немного, он скептически фыркает:       — Да ну, бред какой-то, — и заминается, словно не доверяя своим же словам: в его голове они звучали убедительней. — Я вам не верю, — уже не так твердо добавляет он.       Видно было, что парню очень хотелось, чтобы в этот момент его голос звучал уверенно, но Арсений с удовольствием для себя отметил: святоша продолжает сомневаться. Демон медлит еще полминуты и, сполна насладившись моментом, переходит к следующему шагу. Приподняв согнутую в локте руку, он с будничным видом щелкает пальцами — и в комнате тут же с треском гаснут лампочки. Щелкает еще раз — и чай в чашке Антона в одно мгновение превращается в лед. Последний щелчок оживляет радио, не работавшее уже несколько лет и даже не включенное в розетку. Приятный женский голос сообщает, что в ближайшую неделю ожидаются постоянные дожди с грозами. С обыденным видом и непринужденностью Арсений в несколько глотков допивает свой кофе, пряча за чашкой улыбку оттого, какими огромными стали глаза Антона. Паренек спешит убрать свой чай — теперь уже лед — на столик и теперь сидит как на иголках, закусив губу и нервно перебирая пальцы.       — Да не волнуйся ты так, — подбадривает Арсений, и Антон немного расслабляется, услышав дружелюбный тон.       — Ладно, — с трудом выдавливает он из себя, — я, я… простите, что не поверил. Просто в наше время… сложно верить хоть кому-то.       — Понимаю, — терпеливо кивает Арсений.       Как же все-таки легко обмануть верующего человека.       — Я… — Антон медленно сглатывает, — раскаиваюсь за свой грех, — выдыхает он и опускает взгляд. — Я виноват перед Богом за то, что своими грязными мыслями нарушаю его правила и вековые устои.       Арсений внимательно слушает, слегка наклонив голову и все ожидая того момента, когда парень наконец признается, что же именно он сделал такого, что теперь постоянно замаливает свои грехи.       Антон продолжает:       — Я чувствую то, что чувствовать не должен, и мне стыдно за это, очень стыдно. Ведь… девушки меня никак не привлекают в… сексуальном плане, но вы ведь и так это знаете, верно?       Арсений еле сдерживает приступ смеха. Вот оно что, этот святоша, оказывается, переживает из-за того, что геем он в рай не попадет. Иронично.       — Сегодня вот, кажется, разбил сердце подруге, — продолжает Антон, — а ведь она призналась мне в симпатии.       Демон еще несколько минут слушает лепет святоши, хотя, скорее, просто делает вид, пока не становится слишком скучно. Вдруг, оставив чашку на диване, он неожиданно поднимается с места. Антон тут же замолкает, и на лице у него застывает немой вопрос.       Сказал что-то не то? Разозлил?       Демон лишь самодовольно усмехается, упиваясь растерянностью парнишки, которая — Арсений позаботится — уже совсем скоро пропадет. Голубые глаза вдруг приобретают красный оттенок, и Антон тут же напрягается, а на лице его появляется испуг. Дав себе несколько секунд, чтобы насладиться этим сладким беспокойством, демон делает пару шагов вперед. Подойдя к святоше вплотную, он ставит одно колено между его ног, нависая сверху, словно тень, и заставляя Антона вжаться в спинку кресла.       — Ч-что происходит? — выдавливает из себя юноша дрогнувшим голосом, чем снова забавит своего гостя.       — Не бойся, — сладко шепчет Арсений, а Антон только еще больше вжимается в кресло, и сердце его начинает биться быстрее.       Такой хрупкий и такой невинный, — думает Арсений.       Сегодня — мой, — подсказывает сознание.       Арсений медленно наклоняется к парню и аккуратно берет его одной рукой за подбородок, не разрывая зрительного контакта. Касание устанавливает связь, а взгляд красных глаз проникает в самую душу, свободно копаясь там в поисках самых безбожных желаний.       Долго искать не приходится: вот и они.       Арсений сладко улыбается и без какого-либо угрызения совести — на то он и демон — нагло пользуется своей способностью. Это похоже на наркотик, в несколько секунд затуманивший разум святоши и прогнавший все страхи и принципы на задний план. Взгляд Антона тяжелеет, губы приоткрываются, а тело медленно расслабляется под одобрительным взглядом Арсения. Демон не стал использовать свою способность на все сто процентов: тогда парнишка стал бы похож на безвольную куклу, неистово жаждущую секса, но ведь так совсем не интересно, верно?       В глазах Антона остается легкое волнение, а сердце бьется часто-часто, разгоняя по телу горячую кровь. Парень полностью остается в сознании и отдает отчет своим действиям и мыслям, вот только мысли теперь об одном: о том, что Антон так долго прятал глубоко в себе, из-за чего ходил в церковь и о чем за ее пределами предпочитал никогда не думать.       — Нравится? — бархатный голос Арсения заставляет мальчишку вздрогнуть.       — Что? — на выдохе.       — Новые ощущения. Мысли. Желания. Новый ты.       — Я.. я не понимаю. Что вы со мной сделали? — дыхание Антона становится тяжелым и шумным, глаза его блестят, а мысли путаются, сменяя друг друга.       Прикоснуться. Почувствовать. Ближе.       Демон словно слышит этот немой призыв и медленно наклоняется к парню, не убирая руку с его подбородка, нависая прямо над его губами и вынуждая сильнее запрокинуть голову. Губы Антона непроизвольно приоткрываются под ехидным взглядом глаз, успевших снова приобрести кристально-голубой цвет. Арсений будто пытается раззадорить, играется и ждет, какой же будет реакция. Изучает, наблюдает, наслаждается.       — Я всего лишь помог тебе осознать самого себя, — обжигающий шепот в самые губы. — Достал то, что ты давно прятал глубоко в себе. То, что прятать, на самом деле, не стоит.       — Я… — Антон запинается. Чужие губы в нескольких сантиметрах от собственных мешают сосредоточиться, выловить из паутины мыслей хоть что-то стоящее, хоть что-то разумное. Голубые глаза гипнотизируют, не позволяют отвести от себя взгляд, не позволяют даже моргать. Да и не очень-то хочется, будем честными. Антон чувствует странный трепет в груди, чувствует, как кончики пальцев покалывает от волнения, но это какое-то новое, какое-то неизведанное ранее, слишком непривычное чувство.       Страх? Переживание? Предвкушение?       Интерес.       — Хочешь поцеловать меня? — подсказывает Арсений, и его улыбка словно пускает разряд тока по телу Антона.       В разум молнией врезается осознание: хочет.       — А можно? — неуверенно шепчет он, и Арсений медленно кивает, продолжая одобрительно улыбаться. Он слегка надавливает большим пальцем на подбородок юноши, приоткрывая его рот, и замирает в ожидании. В глазах Антона темнеет от такого жеста, и он слабо охает, а в и без того душной комнате вдруг становится еще жарче.       Что-то внутри не дает Антону податься вперед, хоть все тело и сознание хотят именно этого, а Арсений терпеливо ждет, изнуряя, мучая, заставляя парня самого делать первые шаги, переступать через себя и свои принципы, ломаться и поддаваться собственным желаниям. Предаваться греху, который он изо дня в день замаливал в церкви.       Антон и сейчас помнит о церкви. Демон позаботился о том, чтобы прежний Антон — трусливый и праведный — остался здесь и чтобы парень сам принял решение забыть о Боге, о молитвах и безгрешности. Плюнуть на строгий рай во имя сладости манящего ада. Затуманил ли Арсений его разум? Да. Знает ли, что Антон не сможет удержаться от своих желаний и по-любому сдастся? Да. Совестно ли Арсению, что он совращает мальчишку, используя такие безбожные приемы? Нет. Да и с чего бы ему было совестно?       Арсений видит, как в растерянных зеленых глазах мелькают тени сомнения, ведь Антон знает, что должен вернуться к прежнему себе и к своим настоящим мыслям, но, господи, как же ему этого не хочется. Арсений мог бы помочь ему, увеличить его желания еще сильнее, напрочь отключая голову, но не стал: слишком скучно.       А Антон больше не может терпеть. Он сомневается еще долю секунды, последний раз возвращаясь мыслями к своим принципам и моралям, и, решив наплевать на все хотя бы раз в жизни, стремительно тянется вверх, касается мягких губ и замирает, точно спрашивая разрешения.       Арсений отвечает, аккуратно и нежно, все еще давая парню самому двигать процесс, и Антон, осмелев, целует уже уверенней, но все равно осторожно и неумело.       Похоже, у него это в первый раз.       Арсения возбуждает эта неопытность, эта невинность, полностью принадлежащая сейчас ему одному. Антон целоваться не умеет, делает это нелепо и плохо, не углубляя поцелуй, но Арсений не спешит перехватывать инициативу, дает парню стать увереннее, помогает учиться.       Демон переводит руку с подбородка на щеку, гладит пальцами нежную кожу, а после спускается ниже, обхватывает шею парня и слегка сжимает, вызывая у того новую волну ощущений. Антон тянется руками вверх, намереваясь положить их Арсению на грудь, но тот перехватывает их на полпути, не давая к себе прикоснуться, и сильнее сжимает горло.       — Нельзя.       Антон слушается сразу же, без претензий убирает руки, и Арсения эта покорность заводит до предела. Он наконец забирает инициативу — поцелуй становится грубее, требовательнее, а Антон совсем не сопротивляется. Демона такое послушание сводит с ума, пусть это и почти полностью его рук дело: чувство полной власти над человеком, готовым добровольно подчиняться, дурманит похлеще алкоголя. Он проходит языком по линии зубов парня, проникает глубже, в горячий и податливый рот, и из груди русого вырывается рваный выдох, почти похожий на стон.       Арсений разрывает поцелуй и довольно хмыкает, заметив, как Антон в последний момент потянулся вперед, не желая отстраняться. Пошлый взгляд не отрывается от завороженных глаз напротив, а рука, сжимающая шею, начинает медленно опускаться, проходит по груди, большой палец ненароком задевает сосок через ткань футболки, и Антон шумно выдыхает и прикрывает глаза, залившись краской.       — Смотри на меня.       Эти тихие приказы действуют на сознание как-то по-особенному сильно, и Антон подчиняется, снова встречаясь взглядом с нечеловеческим притяжением этих голубых глаз. Рука Арсения тем временем спускается еще ниже, пока не доходит до паха, и Антон снова вздрагивает от новых ощущений. Демон слегка сжимает член парня через ткань и тут же сцеловывает слабый стон с его губ, проходится языком по линии подбородка и спускается к шее, упиваясь тем, как Антон почти дрожит, хватая ртом воздух от каждого нового касания.       Возбудить девственника, оказывается, так же легко, как и обмануть верующего.       Поцелуй в шею долгий, обезоруживающий окончательно, напрочь выбивающий воздух из легких. Антон млеет, а Арсений кусает кожу, втягивает, оставляет краснеющие засосы — специально такие, которые не пройдут сразу, а будут еще долго напоминать о себе.       Арсений резким движением подхватывает парня за бедра, переворачивается и усаживается в кресло, пристраивая русого у себя на коленях. Щеки Антона горят, дыхание сбито, а перед глазами точно пелена, мешающая сфокусировать взгляд на хищной улыбке напротив. Арсений обхватывает его за талию, гладит нежно и спускается руками ниже, сжимает ягодицы, заставляя Антона краснеть еще сильнее.       — Будешь хорошим мальчиком для меня? — взгляд Арсения на секунду спускается к ощутимому бугорку на собственных джинсах, а Антон кусает губы, сомневаясь.       Демон по-кошачьи склоняет голову набок, почти умиляясь застенчивости этого парня.       — Ну же, давай.       Антон спускается на пол, смотрит на Арсения снизу вверх и неуверенно — а стоит ли? — тянется к его ширинке.       Определенно стоит, — подсказывает затуманенное сознание. Арсений наблюдает, не мешает, дает Антону делать все самому, как и с самого начала, а у того уже пальцы дрожат от нерешительности и нетерпения одновременно.       Антон хочет. Хочет продолжать, хочет касаться, хочет больше и ближе и впервые за свою жизнь точно знает: можно. Плевать на религиозных родителей, которые с самого детства водили мальчишку по бабкам, надеясь вылечить его «недуг». Плевать на Библию с ее сотнями запретов, плевать на Бога, почему-то решившего, что в мире именно он устанавливает правила. Плевать, что Антон сейчас предается смертному греху, за который он будет гореть в аду.       Сейчас ясно только одно: оно того стоит.       Антон стягивает с Арсения джинсы, а от носков и боксеров тот избавляется сам, оставаясь перед Антоном в одной футболке и продолжая наблюдать за его реакцией хитрым лисьим взглядом. Антону смотреть некомфортно, и он прямо чувствует, как снова краснеет со стыда. Арсений не насмехается, не издевается, а просто ждет, смотрит с полуулыбкой, и его самого уже ведет от одного осознания , что перед ним на коленях сейчас самый, наверное, частый гость местной церкви. Святоша. Праведник. Сын Божий. Сидит и смотрит своими бесстыжими зелеными глазами на его член, который — Арсений знает — больше всего на свете сейчас хочет обхватить губами, просто пока не решается.       Арсений не торопит, и Антон ему благодарен: первый раз любому нужно время. Медленно подавшись вперед, он робко замирает на несколько секунд, а затем облизывает губы и обхватывает ими твердый член, мазнув языком по головке.       Арсений глухо шипит, сжимает руками подлокотники, а Антон почти сразу берет глубже, не зная толком, как делать это правильно.       — Не спеши, — помогает Арсений, и Антон слушается, берет неглубоко, обхватывает языком головку, вынуждая демона сдерживать себя изо всех сил, чтобы не начать прямо сейчас грубо вбиваться в горячий рот, загоняя в него член на всю длину. Рано.       Арсений запускает руку в светлые кудри парня, направляет его ненавязчиво, и Антон, видя, что делает все правильно, становится смелее и быстрее. В какой-то момент выпускает член изо рта, несколько раз мокро проводит языком по всей длине, довольный тяжелыми вздохами брюнета, теребит кончиком языка чувствительную головку и снова берет в рот, глубоко, почти на всю длину, вынуждая Арсения давиться немым стоном.       — Блять…       Демон не выдерживает, больно сжимает волосы парня, не давая тому и шанса отстраниться, и начинает толкаться навстречу, грубо и быстро, пьянея от мысли, что он первый, кто трахает этот влажный и податливый ротик. Антон мычит, если Арсений толкается слишком глубоко, но отстраняться и не думает: сам получает удовольствие.       В какой-то момент Арсений насаживается во всю длину, прижимает голову парня к самому паху и задерживается так на несколько долгих секунд, пока Антон не начинает давиться и протестующе мычать. Видит Бог, Арсений готов кончить уже прямо сейчас, но терпит, отстраняется от Антона и пытается не смотреть на то, как бесстыдно парень смотрит на него, пытаясь отдышаться, и как красиво и пошло по его подбородку стекают слюни.       Будет смотреть — точно кончит.       — Полагаю, смазку у тебя дома искать бесполезно? — немного раздраженно бросает демон, и Антон даже ежится от этого грубого тона. — Есть, чем можно заменить? Масло, крем, что-нибудь? Одной слюной мы с тобой не обойдемся.       — Масло есть… оливковое, — неуверенно отвечает Антон, и Арсений тихо хмыкает, видя, как он снова тушуется от неловкости, — на кухне.       — Пойдет, — удовлетворенно отвечает демон и тут же безо всякого приглашения направляется на кухню. Помедлив всего секунду, Антон подрывается с места и спешит за ним.       Арсений, облокотившись на стену, ждет лишь до того момента, пока Антон достает с полки бутылочку с маслом, и, не дав ему развернуться, подходит сзади, притягивает к себе за талию и сладко целует в шею, вынуждая откинуть голову ему на плечо.       Парнишка все еще волнуется, и Арсений упивается этим волнением, точно наркотиком.       — У меня это первый раз…       — Я в курсе.       Демон стягивает с парня футболку, вслед за ней снимает свою и прижимается всем телом, давая сполна почувствовать прикосновения горячей кожи. Антон с наслаждением прикрывает глаза, пока сильные руки по-хозяйски блуждают по его телу, а Арсений целует снова, выбивая из груди рваные выдохи. На кухне прохладнее, чем в комнате, и по коже пробегают мурашки, а в контрасте с прижатыми друг к другу разгоряченными телами холод дарит новые ощущения.       — Такой нежный, — шепчет Арсений между поцелуями в шею, — такой хрупкий, — невесомо целует в мочку и проводит языком за ухом, вынуждая Антона почти обмякнуть в его руках. — Будешь послушным со мной?       — Д-да, — хрипит Антон, едва выдавливая из себя слова.       — Тогда почаще называй мое имя. Хочу слышать, как ты его произносишь.       — Да, Арсений.       Антон не видит, но чувствует: Арсений снова улыбается своей кошачьей ухмылкой.       — Подними руки, — командует демон, — запрокинь мне за голову и соедини в замок, — Антон выполняет приказ сразу же, не задумываясь. — Молодец. И даже не думай опускать, пока я не позволю.       Арсений медленно ведет руками по худому телу, вверх по талии, по груди, и наконец добирается до чувствительных сосков, от одного прикосновения к которым Антон вздрагивает и охает. Арсений сперва нежно гладит их, едва касаясь подушечками пальцев, а затем внезапно сжимает, под первый громкий стон Антона.       — Даже не думай, — напоминает Арсений, и Антон еле удерживается, чтобы остаться в прежнем положении и не опускать руки, выгибается всем телом и чувствует, как на собственный затвердевший член ткань штанов давит уже болезненно-неприятно.       — Господи… — Антона потряхивает, и он изо всех сил сдерживает позорные стоны.       — Не угадал, — ехидничает Арсений и еще какое-то время играется с сосками парня, пока он буквально извивается всем телом, но слушается, терпит и руки не опускает. Хороший мальчик.       Арсений сам расцепляет его руки и помогает избавиться от лишней одежды, а Антон рад, что его лица не видно, потому что он весь заливается краской, оставшись полностью голым.       Арсению, честно говоря, на его лицо уже откровенно похуй. Игры подошли к концу, и наблюдать за робостью юноши уже совсем не хочется, а хочется просто разложить его на ближайшей поверхности и втрахать в нее так, чтобы до дрожи в коленках, до рваных всхлипов и искр в глазах, чтобы запомнилось на всю жизнь, раз и навсегда.       Арсений толкает Антона в спину, животом на стол, и нависает сверху, придавливая худощавое тело к холодной столешнице. Он бы мог растянуть этот момент еще сильнее, доведя Антона до такого оргазма, которого в его жизни уже никогда не будет, но теперь мысли заполнены только своим пульсирующим членом, жаждущим разрядки еще с того момента, когда его касался влажный язык мальчишки.       Антон пытается приподняться хотя бы на локтях, но Арсений не позволяет, придавливает одной рукой сзади за шею, а другой ведет по позвоночнику, царапает ногтями, и Антон сдавленно мычит, уже вымотанный ожиданием. Вскрикивает от неожиданности, когда смазанный маслом палец без предупреждения погружается в него, а Арсений почти рычит, чувствуя, какой Антон тугой. Двигает пальцем совсем недолго, едва позволив привыкнуть, и тут же вставляет второй, едва сдерживая себя, чтобы не трахнуть паренька просто так, без растяжки.       — Расслабься, — шепчет, наклонившись к самому уху, ведет языком по шее, втягивает кожу и кусает, больно, слыша ответное шипение Антона. Двигает пальцами быстрее, терпеливо растягивает парня, чтобы через пару минут он кричал от наслаждения, а не от боли.       Антон глухо стонет, скребет ногтями по столешнице и через какое-то время уже сам начинает двигать бедрами навстречу, слушая отрывистые слова одобрения, нашептываемые ему в самое ухо. Возбуждение доходит до предела, Антону хочется скулить, хочется уже почувствовать больше, ближе, сильнее, а Арсений чувствует это, и в нем снова просыпается азарт.       — Хочешь этого? — достав пальцы и прижавшись членом к упругой заднице, спрашивает он у распластавшегося на столе парнишки.       — Хочу, — сбивчиво отвечает Антон.       — Правило помнишь?       — Хочу, Арсений.       — Мне мало, — издевается демон. — Хочу, чтобы ты меня попросил.       — Пожа-а-алуйста, — скулит Антон, кусая губы.       — Что «пожалуйста»?       Арсений трется уже облитым маслом членом о ложбинку между ягодиц парня и сам прикрывает глаза от наслаждения.       — Пожалуйста… пожалуйста, возьми меня, Арсений, — голос Антона срывается на всхлип, и он прячет лицо будто бы от самого себя, стесняясь того, как пошло это звучит. — Пожалуйста!       Арсений улыбается.       — Какой хороший мальчик.       И входит медленно, вышибая из Антона громкий стон, сам глухо стонет в ответ, чувствуя тесноту, обволакивающую ноющий член. Антон жмурится от боли, но Арсений дает ему привыкнуть, начинает двигаться медленно, одной рукой продолжая вдавливать парня в стол, а другой сминает ягодицы, до боли впиваясь ногтями в кожу.       Антон уже не помнит себя от бури ощущений, не улавливает того момента, когда толчки становятся грубее, а его стоны срываются на крик вперемешку со всхлипами. Он несколько раз выкрикивает имя Арсения, и тот готов кончить уже от этого, но продолжает вбиваться в нежное тело, с каждой минутой ускоряя темп, царапает кожу, оставляя отметины на всем теле, как напоминание Антону, кому он будет по жизни обязан. У Антона пелена перед глазами, в груди не хватает воздуха, и каждый новый толчок выбивает из него остатки прошлой жизни, до тошноты безгрешной и правильной, такой, какой она уже не будет.       Арсений доводит Антона до пика, а когда чувствует, что он вот-вот кончит, кладет руку на его член и проводит несколько раз по всей длине, помогая. Антону этого хватает, его потряхивает от сладкого оргазма, и тело расслабляется, вспотевшее и обессиленное. Арсений грубо толкается почти во всю длину еще несколько раз и кончает Антону на спину, запрокинув голову от удовольствия.       Какое-то время Антон остается в том же положении, пытаясь хоть немного прийти в себя, осознать произошедшее и заставить онемевшее тело шевелиться, а потом поднимается на дрожащих ногах и разворачивается. Арсений на него не смотрит, а преспокойно вытирается первым попавшимся под руку полотенцем. Раньше Антон вытирал им посуду и фрукты с овощами, но теперь, кажется, делать этого больше не будет.       Арсений наконец поднимает на парня взгляд, подходит ближе и целует в губы, спешно обводит языком нёбо и быстро отстраняется, напоследок оттянув зубами и без того покусанную губу Антона.       На губах русого появляется ухмылка.       — Серьезно? Ангел? — он выгибает бровь, вспомнив, как Арсений ему представился.       Ответом ему становится последний, тягучий поцелуй в шею, от которого Антон прикрывает глаза, и будоражащий шепот в самое ухо:       — Я пошутил.       Демон отстраняется от Антона стремительно, не давая опомниться, а когда тот открывает глаза, квартира уже одиноко пустует.       В церкви Антон больше не появится.