Твоя искусная ложь.

      Вечер закончился телефонным звонком. Выпустив Шан Цинхуа из объятий, Мобэй Цзюнь с побледневшим лицом выслушал звонившего.       – Да, доктор Цзин. Разумеется. Это было ожидаемо... Ожидаемо... Ведь его болезнь тянется столько лет. Да. Я сейчас же прибуду. Линьгуан Цзюнь? Я? С какой...       Бросив трубку, он взьерошил свои белые волосы, хмурясь всё сильней.       – Мне нужно уехать, – произнёс он, склонившись над лицом Шан Цинхуа. – Ни в чём себе не отказывай. Всё, что есть в этом доме – к твоим услугам. Не сбегай. Я вернусь к утру.       Тот, вскинув взгляд, долго смотрел на него прежде, чем согласно кивнул.       Собравшись, Мобэй Цзюнь накинул плащ и поспешил под проливной осенний дождь.       Шан Цинхуа вздохнул. Полюбовавшись видом города сквозь панорамное окно, он с удовольствием подцепил палочками тонкий ломтик рыбы. Так нежно и вкусно, что тает во рту.       Склонившись над столом, он впервые внимательно оглядел его. Боги! Он так давно хотел это попробовать!..       Насытившись и допив бутылку вина в безмятежной тишине, Шан Цинхуа потянулся. Да, такой жизнью он был бы счастлив насладиться! Интересно, если бы он согласился остаться... что бы на самом деле...       Потянувшись и мурлыча себе под нос что-то шутливое, Шан Цинхуа отправился спать. Беда в том, что он совершенно не помнил, в какой комнате должен был остаться. Поэтому, выбрав ту, что была ближе, забрался в постель.       Подушка пахла табаком и чем-то таким непривычно свежим и пряным. Утонув в этой тёплой мягкой неге, Шан Цинхуа провалился в глубокий сон.       Ему снилась та первая весенняя встреча...       Получив плохие вести о смерти своего отца, Мобэй Цзюнь был вынужден отправиться в семейный особняк. Он никогда не был привязан к нему и был готов к этому исходу. Линьгуан Цзюнь уже ожидал его там, как и правая рука отца.       Быстро покончив с формальностями, они решили отложить остальное на более благоприятное время после похорон.       Мобэй Цзюнь вернулся домой глубокой ночью. Уставший, обессиленный, неспособный подавить горечь от произошедшего, он направился к гостевой комнате.       То, что Шан Цинхуа там не оказалось, вовсе его не удивило. В конце концов, он ведь знал, что этот человек боится его и ненавидит. Так неужели и впрямь надеялся, что тот останется?       Пройдя в спальню, он, не включая свет, скинул одежду и тяжело повалился на кровать, тут же отпрянув – рядом, что-то проворчав, заворочался Шан Цинхуа.       Не веря своим глазам, Мобэй Цзюнь навис над спящим мужчиной, ощущая стойкий запах алкоголя. Это было так забавно, что он и впрямь рассмеялся. Выпил всё вино, а затем, заблудившись, сам пришёл в его постель?       Ах, Шан Цинхуа!       Не сдержавшись, Мобэй Цзюнь коснулся его губ лёгким поцелуем. Однако остановиться так и не смог, проникая всё глубже. Ладонь, скользнув под одеяло, проследила изгибы изящного тела, остановившись на отвердевшей, влажной от желания плоти.       Только тут Мобэй Цзюнь заметил, как красны щёки его возлюбленного.       Расстёгивая пуговицу за пуговицей, он спускался ниже, целуя каждый цунь нежной гладкой кожи. Ресницы Шан Цинхуа затрепетали в сумраке комнаты, а с губ сорвался тихий вздох.       Мобэй Цзюнь замер. Нет. Если он сейчас проснётся, очевидно, вновь испугается. Открыв ящик, он вынул плотную маску для сна и осторожно закрыл глаза Шан Цинхуа.       Пусть будет так. Пусть он думает, что спит. Или о том, что... в его постели Ли Цзысюэ. Святые небеса, о чём угодно! Только бы оставался таким же горячим и нежным.       Обнажённое тело Шан Цинхуа, белеющее в сумрачном свете бра, было соблазнительно хрупким. Проследив поцелуями длинную стройную шею до самых ключиц, Мобэй Цзюнь с наслаждением вдохнул аромат его кожи в ключичной ямке. И как же тут удержаться, как не оставить следов, если сходишь с ума от желания? Он готов был притвориться кем угодно, готов был стать жалким псом, лишь бы получить скупую ласку.       Язык обвёл нежный бутон соска, заставив сжаться в розовую жемчужину. Мобэй Цзюнь никак не мог оторваться от этого лакомства, выцеловывая каждый цунь. Он никуда не спешил, спускаясь к нежной ямке пупка лёгкими прикосновениями – к блестящей лужице желания на плоском тугом животе.       Шан Цинхуа рвано дышал, срываясь на тихие стоны.       Оставив влажную дорожку от пупка до основания отвердевшей плоти и скользнув к вершине, Мобэй Цзюнь захватил чуть подрагивающую перламутровую головку губами, дразня её юрким языком.       Шан Цинхуа тихо ахнул в ответ.       Опустив руки на его колени, Мобэй Цзюнь провёл ладонями до ягодиц, чуть сжав белые, словно нефрит холмы.       Естество Шан Цинхуа утонуло во влажной горячей глубине. Дрожащая головка ударилась о мягкое нёбо. И с нежных губ сорвался новый стон.       Тонкие пальцы, коснувшись бутона в тенистом ущелье, осторожно надавили, расслабляя, растягивая тугие мышцы. Медленно, осторожно, он продвигался вглубь, исследуя мягкую глубину.       Шан Цинхуа вцепился в простыни, сминая тонкую ткань. Поджал пальцы на ногах.       – Ах! – вдруг воскликнул он отчётливо, изогнувшись в спазмах наслаждения и изливаясь бурным потоком.       Мобэй Цзюнь вздрогнул от неожиданности, сглотнув. Выпустив из ловушки губ опавший бутон плоти, он осторожно надавил на чуть заметный бугорок в глубине тела Шан Цинхуа. Тот вновь содрогнулся, что-то промычав.       Вот оно как? Тебе нравится?       Мобэй Цзюнь, опустившись рядом, любовался изяществом изгибов белого тела. Он удивлялся, как случилось, что Шан Цинхуа не проснулся, даже испытав оргазм и всё пытался отыскать тень притворства.       Однако, тот, что-то прошептав, повернулся на бок, свернувшись, словно котёнок.       Мобэй Цзюнь прижался грудью к острым лопаткам хрупкой спины. Шан Цинхуа уютно устроился в его руках. Такой расслабленный и горячий, он был ещё желанней.       Мобэй Цзюнь уткнулся губами в его мягкие волосы. Колено, вклинившись между ног, коснулось чувствительной плоти, отчего тот чуть заметно вздрогнул.       – Цинхуа, – прошептал Мобэй Цзюнь на маленькое розовое ушко, задыхаясь от желания. – Я хочу тебя, Цинхуа. Как же мне... сдержаться?..       – Ммм, – согласился тот сонно.       Влажная головка мягко давила на нежный цветок наслаждения, желая проскользнуть в горячую глубину. Однако, Мобэй Цзюнь никак не отваживался так поступить.       Какие отношения связывают его с Ли Цзысюэ? Он спал с ним? Шан Цинхуа... любит этого человека?       Ревность мешала дышать. Он хотел бы разбудить этого человека и грубо спросить обо всём... Но боялся услышать ответ.       Однако, Шан Цинхуа вовсе не собирался спать спокойным сном. Вздохнув, он откинул голову и изогнулся, потираясь о твёрдое естество.       Боги, этот сон... Сегодня он, словно наяву... Ах, если бы только подобное было возможно! Если бы только Мобэй Цзюнь и впрямь мог быть таким нежным и страстным... Разве думал бы Шан Цинхуа о Ли Цзысюэ? Никогда!       Но во сне... Во сне он отдавался этому сильному властному боссу каждую ночь, получая немыслимое наслаждение...       Мобэй Цзюнь крепче обнял его. Тонкие пальцы, скользнув по груди, сжали бусинку соска.       Шан Цинхуа тихо ахнул.       Выдохнув, Мобэй Цзюнь замер, думая о том, что стоило бы принять ледяной душ.       – Бэй–Бэй... – вдруг прошептал сонным капризным голосом человек в его руках. – Ты собираешься дразнить меня всю ночь?       Мобэй Цзюнь задохнулся, ослеп, словно эти слова пронзили его насквозь. Лишь спустя несколько мгновений он смог взять себя в руки.       Он видит сон? Неужели там они так близки, что Шан Цинхуа может звать его... Бэй-Бэй?!       – Ты хочешь, чтобы я взял тебя? – прошептал он в ответ.       – Ммм, – утвердительно промычал тот.       – И не пожалеешь? – с радостным предвкушением спросил босс.       – М? – удивился Шан Цинхуа.       Мобэй Цзюнь повернул его на спину и снял маску для сна. Небесные глаза распахнулись, глядя на него со страстью и... нежностью.       – Цинхуа... – прошептал Мобэй Цзюнь, не веря в то, что видел. – Ты наконец простил меня, Цинхуа...       Обхватив сильную талию босса, Шан Цинхуа внезапно перевернул его, усевшись верхом.       – Ты приходишь каждую ночь, Бэй-Бэй, и никогда не спрашиваешь о подобном. С какой стати решил задать этот вопрос сейчас?       Склонившись над его лицом, Шан Цинхуа и не думал дожидаться ответа, впиваясь жадным глубоким поцелуем.       Мобэй Цзюнь смирился, позволив ему делать всё, что он пожелает.       Выпрямившись, тот медленно опустился на отвердевшее естество. Влажная плоть медленно проникала в самую глубину его тела. Шан Цинхуа закусил губу, но не остановился, пока их тела, слитые воедино, не соприкоснулись.       Изящное тело покрылось пеленой влаги, дрожа от напряжения. С губ срывалось тяжёлое дыхание.       – Это... здесь... – бормотал он, чуть отклонившись назад.       Мобэй Цзюнь, сжав его талию, приподнял лёгкое тело, скользнув головкой по заветному узелку.       Шан Цинхуа содрогнулся, ахнув. Вцепившись в запястья любовника, он доверился его плавным неспешным движениям, утопая в наслаждении.       – Ах... Ах! – срывались с губ страстные стоны, разбиваясь в сумраке комнаты. – Быстрее, Бэй-Бэй!       Приподнявшись, тот впился в искусанные опухшие губы жадным поцелуем, теряя рассудок. Он больше не мог сдерживаться, вбиваясь в нежную глубину.       Шан Цинхуа обвил его шею руками, вцепился в густые белые волосы.       С каждым толчком его стоны становились всё оглушительные. Влажное тело давно выскользнули из рук подчиняясь собственному ритму и желанию.       Мобэй Цзюнь позволил ему задать темп, отдаваясь безумию. И когда ослепительная волна накрыла их, заставив содрогаться, он не сдержал тихого стона, прижимая дрожащее тело Шан Цинхуа к себе.       Опустив голову на его плечо, тот бессильно обмяк в сильных руках.       – Я люблю тебя, Бэй-Бэй... Ты ведь знаешь это? – прошептал он так тихо, что Мобэй Цзюнь решил, что ослышался.       Любит? Неужели... Неужели это возможно? Неужели страх, рождённый его жестокостью заслонил этот хрупкий нежный росток чувств настолько, что лишь решив, что спит... Шан Цинхуа смог об этом сказать?       Но если... Если это и вправду так... Святые небеса, какой же тогда этот Мобэй идиот!       – Ах ты лгунишка, – ответил он мягко, расплывшись в счастливой улыбке. – Повтори это завтра утром.