Утопленницы 2.0

Войдя во двор полицейского управления, Штольман замедлил шаг, пока вовсе не остановился посреди плаца, разглядывая здание с ностальгической грустью, с благостной тоской по ушедшим дням. Взгляд то и дело ловил образы Анны, которым только суждено было запечатлеться в этом провинциальном дворике, чтобы навсегда поселиться в его воспоминаниях. Вот она рассказывает об очередной своей догадке, увиденной «во сне», вот удивляется его смелому обращению — «Аня», вот оборачивается на самом пороге, прежде чем убежать под дождь… Штольман вздохнул с какой-то приятной легкостью в груди, с чувством пьянящей радости и волнительным предвкушением. Наверное, именно так должен чувствовать себя невольный скиталец, наконец вернувшийся домой. Отчего же он, возвратясь после заключения, испытывал лишь муки совести? Отчего носил в сердце груз угнетенности, а на лице печать подавленности? Отчего встречал в глазах некогда близких людей обиду и враждебность? Он никак не мог повлиять на обстоятельства, задержавшие его почти на пять лет, и все же его вина перед Анной неоспорима. Он попал в ловушку собственного благородства. Теперь он знает, что следовало поступить иначе. Преданные люди, что помогли Нежинской с венчанием, при должном усердии могли бы назначить его опекуном мальчика и без лишних церемоний. Но он тогда был слишком поглощен мыслью о скорой свободе, которую расчётливая фрейлина умело поселила в его мозгу. Никогда и ни о чем в своей жизни он не жалел так, как о последней услуге своей бывшей любовнице. Жаль, что его время здесь ограничено. Ангелина Матвеевна предупредила, что у него не больше недели — опасно дольше держать две души в одном теле. В управлении Коробейников снимал показания со свидетеля. Совсем еще юный дознаватель, с усами, чтобы не походить на мальчишку. Хотя изворотливого воришку мужественная растительность на лице Антона Андреевича не обманула — рассказывал ему сказки, сочиняя прямо на ходу. «Помнится, я тогда помог своему будущему помощнику, — ухмыльнулся Яков. — Вот те раз, — брови его поползли вверх. — А то, что амбиции всегда были при вас, Антон Андреич, я уже и забыл». «Всегда мечтал служить в провинции… не по политическим… надеюсь оправдать ожидания». Штольман, к собственному удивлению, был рад снова познакомиться с Иваном Кузьмичом, хотя особенно дружеских отношений, как с Трегубовым, никогда с ним не имел. Наконец, заняв отведенный ему кабинет, Яков, скорее машинально разбирая сундуки и выслушивая Коробейникова, обдумывал, как бы ему поскорее свидеться с Анной. Да так, чтобы не напугать ее. Эта она ему роднее всех на свете, а он для нее пока лишь незнакомец. Едва он закончил рассказывать своему новоиспеченному помощнику о методе Сергея Левицкого, как в кабинет вошел Евграшин. Убийство. Верно — соседи с топором. И вдруг образы замелькали один за другим. Всё разбросанное по закоулкам памяти, некогда казавшееся ему незначительным, рассеянное в годах, вдруг пробудилось, собираясь в единую картину, напоминая об упущенных деталях. Первое дело в Затонске, но он сам едва ли считал его таковым — настолько простым и банальным оно было. Утопленницы — вот, что действительно отпечаталось в его памяти. Это дело стало значимым не только как первая одержанная победа на новом месте, но и благодаря знакомству с Анной. Штольман нахмурился, напрягая память. Да, труп обнаружат на утро второго дня его пребывания в ссылке. Значит убийство произойдет сегодня ночью. После спиритического сеанса. Мужчина вдруг остановился посреди кабинета, как молнией пораженный. Даже дыхание перехватило. Со всеми этими потрясениями от перемещения во времени он только осознал, какая власть сосредоточена в его руках. Он знает будущее. Он может предотвратить убийства. Он может спасти жизни. — Что-то случилось, Яков Платонович? — выдернул его из раздумий Антон Андреевич, в замешательстве поглядывающий на него с порога. — Н-нет… Я… Подождите меня в пролетке. Буду через пару минут. Штольман быстро вернулся за стол, взял лист бумаги и ручку. Как же ее звали? Кузнецова? Ковалева? Кулешова! Татьяна! На месте преступления Яков поймал себя на играх с памятью – оглядывая собравшуюся толпу зевак, он пытался припомнить, который из них убийца. Он вспомнил его, едва увидел лицо, но, увы, сократить процесс было нельзя — Коробейникову нужен урок. Разъяснив все своему протеже, Штольман наблюдал, как тот уносится за ворота, сверкая пятками, как будто было недостаточно четверых городовых на одну душу простого работящего населения. Впрочем, улучив момент, мужчина вышел на улицу и подозвал к себе мальчишку посыльного. Не представляясь, он велел отнести анонимную записку к дому Кулешовых и вручить хозяйке. Не вдаваясь в подробности и стараясь особенно не пугать женщину, он просил ее не ходить сегодня к реке, предостерегая о грозящей ей опасности. Штольман надеялся, что вкупе с «пророчеством» Петра Ивановича, оно возымеет должный эффект. За привычными хлопотами день пролетел незаметно. Уже стемнело, когда он заканчивал с протоколами и прочей отчетностью. Коробейникова он недавно отпустил домой. Штольману тоже выделили казенное жилье, а потому можно было уже отправляться обживаться, предварительно выгрузив из сундуков всё, что может потребоваться для работы. Перебирая книги, он вдруг вспомнил о фотографии. Он почувствовал, как чернота заполняет его сердце, едва коснулся карточки пальцами. Он недолюбливал эту женщину и предпочел бы больше никогда не видеть ее и не слышать ее имени, но ненависти он к ней не испытывал. Она была словно чернильное пятно на любимом сюртуке — досадно, что не выведешь, но злишься только на себя, на свою собственную неосторожность и недальновидность, на собственную неловкость. И каждый раз видя свой загубленный сюртук, вспоминаешь не о чернилах, а о собственном промахе. Разорвав фотографию, Яков бросил клочки в мусорное ведро и вышел из кабинета. На душе вновь бушевало ненастье. Отправив вещи с извозчиком в меблированные комнаты, Штольман прогуливался по ночному Затонску, пытаясь переосмыслить свою жизнь, раз уж сама судьба давала ему такой шанс. Зная всё наперед, что бы он изменил? Позволил бы он себе увлечься Анной раньше? Мужчина усмехнулся сам себе — да, он бы зачислил ее в штат городской полиции, лишь бы видеть ее чаще. Потворствовал бы он своим долго отрицаемым чувствам? Да, он бы, наверное, сделал ей предложение при первом удобном случае. Быть может, именно Анна смогла бы уберечь его от ареста и обвинений в шпионаже. Штольман остановился у забора, за которым виднелся вишневый сад и белая беседка. Он вдруг понял, что и сам не знает, как оказался на Царицынской. Погрузившись в размышления, он не задумывался, куда идет. И все же сердце привело его в единственное место, где он хотел бы сейчас быть – рядом с Анной. В этот момент к воротам подъехала пролетка с двумя пассажирами. С трудом унимая обезумевшее сердце, Яков подошел ближе, наблюдая, как девушка с дядей поднимаются на крыльцо. Он залюбовался ею, когда она вдруг остановилась и обернулась к дяде так, что теперь он видел ее лицо — искреннее, открытое, с бесхитростным и доверчивым взглядом больших синих глазах. Неужели он загубил в ней эту чистоту? Замарал ее доверие предательством? Штольман больше не сомневался, почему он очутился здесь. Он должен всё исправить. Иначе, какой во всем этом смысл? Утром Якова переполняла еще большая уверенность, чем накануне. По дороге в управление он ломал голову над тем, как бы ему теперь познакомиться с Анной официально, раз преступление предотвращено. Быть может сходить к реке прогуляться и положиться на случай? Однако, его дилемма разрешилась, как только он вошел в управление. — Доброе утро, Яков Платоныч, — приветствовал его Коробейников прямо в приемной. — Хотя вряд ли его можно назвать добрым. — Лицо его приобрело отпечаток учтивой скорби и, вздохнув, он сообщил: — Городовые только что доложили: в реке обнаружен труп женщины. Штольман заметно помрачнел — стало быть, не удалось предотвратить. А что, если будущее предопределенно, и все его усилия напрасны? Однако развить мысль он не успел, следующие слова помощника и вовсе шокировали его. — Юная барышня, что обнаружила утопленницу, сумела ее опознать. По ее словам, это некая Ульяна Тихоновна Громова.