Unkissed

— Ты никогда не? — Нет, Дакота. — Ни разу? — Нет, Дакота, — с чуть большим нажимом проговорил Кавендиш. — Даже если считать, я не знаю, обычные поцелуи? — Я предполагал, что именно об обычных поцелуях речь и идёт, — он упорно избегал взгляда напарника, возясь с панелью управления. — Никаких невинных чмоков? Родственники не в счет, — добавил он, стоило Кавендишу открыть рот. Тот невнятно пробормотал что-то явно нелицеприятное и облегчённо выдохнул, когда машину времени выплюнуло из потока времени. — У меня был опыт. В школьные годы, — помолчав, сказал Кавендиш. — Но ничего… непристойного. — Я хотел было спросить, отсасывал ли ты кому-то до этого, но кажется, ответ очевиден. Он запихнул остатки гамбургера в рот и бросил быстрый косой на Кавендиша, издавшего полузадушенный всхлип, чтобы убедиться, что тот в порядке. — Под «ничего непристойного» ты имеешь в виду в лоб? — уточнил Винни, стряхивая крошки с рукава. — В щёку, — неохотно ответил Кавендиш, ощутимо напрягаясь, будто ожидал, что Дакота посмеётся над ним. И Дакоте действительно хотелось, но вместо этого он похлопал напарника по плечу в, как он надеялся, ободряющей манере. — Забей, чувак, уверен, ты не единственный, кто в… Ещё раз, сколько тебе? — Кавендиш, сузив глаза, метнул в него уничижительный взгляд и поджал губы. Он ничего не ответил, но Винни и сам понял, что утешитель из него так себе. — Спасибо, что так деликатно, — процедил Кавендиш ядовито. — Нет, нет, только не злись! — торопливо перебил его Дакота, но Кавендиш раздражённо мотнул головой и выбрался из машины, не желая его слушать. Винни постарался нагнать его на лестнице, однако ноги Кавендиша, по ощущениям, были миль на десять длиннее. — Я не злюсь, — сказал Кавендиш, с излишним старанием проворачивая ключ в замочной скважине, пока Дакота пытался отдышаться, и он определенно злился. — Я не хотел обидеть тебя, — Винни вздохнул. — Я не обижен, — сказал Кавендиш, не поднимая глаз от бумаг, за которые демонстративно схватился с порога, и Винни подумал, что будь он этим несчастным документом, то непременно воспламенился бы. — Могу я узнать, — Винни замолк, сожалея, что ему не хватило ума закрыть рот раньше и не злить Кавендиша еще больше бестактным любопытством. — Почему? — нарочито холодно закончил Кавендиш и выпустил воздух сквозь сжатые зубы. — Почему я никого не поцеловал до сих пор? Это, это ведь не значит, будто я не пытался, Дакота. Он надавил на «к», как всегда делал в моменты особой эмоциональности. — У меня были… чувства к людям. Желание быть ближе. Просто никогда не получалось его реализовать, сделать все правильно. Гнев сменился обречённостью, и в уголках его глаз собрались печальные морщинки, хотя усы всё ещё воинственно топорщились, и Винни подумал, как можно было не воспользоваться возможностью поцеловать эти губы, если она у вас была. — Ты мог бы, — он снова запнулся, стушевавшись. — Как думаешь, ещё не слишком поздно? Чтобы поцеловать кого-нибудь. Дакота спрятал руки в карманы, стараясь скрыть нервозность, и Кавендиш наконец посмотрел на него прямо, фыркнув с явным недоверием. — О да, Дакота, я просто подойду к ближайшему человеку и поцелую его, — сердце Винни сделало кульбит. — Думаю, никто бы не отказался, — промямлил он и сглотнул, чтобы избавиться от сухости во рту. Кавендиш моргнул, видимо, пытаясь расшифровать, что Винни пытался этим сказать. Его аккуратные брови сошлись у переносицы, а щеки залил румянец. — Я не стану нанимать ту женщину на углу, — казалось, он был смущён даже больше, чем оскорблён. Винни посмотрел на него пустым непонимающим взглядом. — Ну, знаешь. На углу. Как ты это называешь? Проститутка? — Это то, чем она занимается? — Винни был ошарашен, но быстро вернулся к мысли: — Нет, Кав, я не предлагал… Я имел в виду себя. Ты мог бы поцеловать меня. Кавендиш стал пунцовым до кончиков ушей. — Ха-ха, — его голос сломался на втором фальшивом «ха». Винни постарался не выглядеть слишком раздавленным натянутостью сказанного. — Я бы не стал заставлять тебя проходить через такое испытание, Дакота. — Не говори так, — Винни понадеялся, что его ответ был не слишком поспешным и жалким. Если Кавендиш просто испытывал отвращение к мысли о том, чтобы поцеловать его — он извинится, пообещает не поднимать эту тему больше никогда, наверное, извинится еще раз, но если дело было в другом, Винни не упустит этот шанс. Только мысль о Кавендише, немного взволнованном, разрумянившемся и взъерошенном… Винни слабо сглотнул. Кавендиш переложил бумаги с места на место, медля с ответом. — И ты действительно, э-э, сделал бы это? — Поцеловал тебя? Бля, да, — Винни усмехнулся краешком рта, когда Кавендиш дёрнулся от ругательства. Он поёрзал на стуле, но больше ничего не произнёс, и Винни осмелился подойти ближе. — Просто это я… И это ты, — Кавендиш сделал неопределённый жест. — Если ты болеешь за другую команду, то я понимаю, — начал было Дакота, но Кавендиш покачал головой, оборвав его. — Нет, мужчины — это… Хорошо, — он кашлянул, а Винни попытался запомнить в точности каждый оттенок нежно-розового, который не покидал его высоких скул. — Я хочу сказать, ты ведь, — ещё раз попытался Кавендиш. — Слушай, если для тебя неочевидно, что я в этой команде, то нам нужно заехать тебе за новыми очками… — Ты слишком хорош для меня, — выпалил Кавендиш. — Я не могу представить причину, по которой у тебя было бы подобное желание, разве что жалость. Он скрестил руки на груди. Винни подавился заготовленной остротой, гадая, в какой вселенной жил Кавендиш, считая, что кто-то в спортивном костюме и нелепых очках более привлекателен, чем кто-то в костюме-тройке, сшитом на заказ. — Кав, поверь, если бы это была жалость, то я бы нанял шлюху на углу, чтобы твой первый раз случился с профессионалом. — Прекрати быть таким беспардонным, — пробормотал Кавендиш, натягивая цилиндр на глаза. — Ты ни с кем не целовался, даже не пытайся убедить меня, будто у тебя было что-то большее, — он щёлкнул по ручке, и она, покатившись к краю стола, упала Кавендишу на колени. — Ты — это ты. — И ты собираешься сделать это, э-э, сейчас? — он посмотрел на Дакоту сквозь пальцы. — Да, если ты не против, — Кавендиш отнял руки от лица, едва заметно мотнул головой, положил ладони на колени — и они все равно подрагивали. — Волнуешься? — Винни не удержался от шпильки, снимая с Кавендиша шляпу и откладывая её в сторону. — Нет, — солгал тот и откинулся на спинку стула. — Тогда, может, тебе стоит взять на себя ведущую роль? — с ленивой ухмылкой предложил Дакота, и этот вопрос, казалось, начисто лишил Кавендиша воздуха. Он стал почти фиолетовым, как некоторые жители Окталии, когда Дакота легко дотронулся до его ладони и сказал: — Это нормально. Волноваться — это нормально. — Я не волнуюсь, — упрямо произнёс Кавендиш. Винни присел на край стола, вклиниваясь своими коленями между его. — Расслабься, — он погладил Кавендиша по щеке и приподнял его лицо за подбородок. — Я расслаблен, — по плечам Кавендиша прошла болезненная дрожь. — Я вижу, — спокойно отозвался Дакота и позволил себе продлить прикосновение, любовно очертив его кадык. Кавендиш с удивлением приглушённо простонал, и Винни постарался выглядеть не слишком довольным откликом на такую простую ласку. Он ослабил узел галстука Кавендиша, и тот, прочистив горло, заметил: — Такими темпами мы проведём здесь весь день. Он смотрел куда угодно, но не на Дакоту. — Я мог бы ускориться, — ответил Винни и наклонился вперёд, чтобы обхватить его затылок. — Э-э, — выдавил Кавендиш, и Винни потянул его на себя, вынуждая опереться руками о стол. Дакота провёл губами по горлу Кавендиша, крепко, но бережно удерживая его за подбородок, и одобрительно промычал, когда он дал ему лучший доступ. Он прижался почти целомудренным поцелуем к мягкой коже за ухом, положил другую ладонь на поясницу, поглаживая, и Кавендиш мелко задрожал, окончательно расслабляясь под успокаивающими прикосновениями. Дакота уловил трепещущий вздох, прежде чем прикоснуться к его губам своими. Ему хотелось притянуть Кавендиша ближе, смяв лацканы этого модного приталенного пиджака, и показать, насколько смехотворны его страхи, целовать-целовать-целовать со всей страстью, толкаясь языком в чужой рот до цветных кругов перед глазами от нехватки кислорода. Но это их первый поцелуй, для Кавендиша — вообще первый, поэтому он только аккуратно дотронулся до чужих губ, лаская. Усы Кавендиша щекотали ему нос, и он старательно отогнал мысли, где еще хотел бы испытать это двоякое ощущение и влажное давление рта. Винни подавил стон, отстраняясь, и открыл глаза. — Это всё? — прошептал Кавендиш, всё ещё жмурясь, и Дакота рассмеялся. — Разочарован? — он знал, что должен отпустить его, но не мог отказать себе в слабости снова взъерошить короткие волосы на затылке Кавендиша. — Нет, — ответил он. Однако лицо его выражало столь явную неудовлетворённость, что Дакота спросил: — А чего ты ожидал? — глаза Кавендиша, затуманенные удовольствием, встретились с него. — Больше? — он снова не смотрел на него, однако того короткого мгновения хватило, чтобы Дакоту бросило в лихорадочный жар. — Больше? — переспросил он неверяще, и Кавендиш попытался выпутаться из объятий. — Нет, стой, выслушай! Винни схватил его за запястья, и Кавендиш бросил досадливый хмурый взгляд исподлобья. — Кав, я готов целовать тебя несколько часов подряд, ты только должен дать мне понять, что действительно хочешь этого. Кавендиш закусил губу, и у Винни перехватило дыхание. — Я просто… Хочу разобраться во всём этом, — наконец пробормотал он. — Тогда я помогу, — Дакота приложил титанические усилия, чтобы заставить голос не дрожать. — Только скажи, когда я должен остановиться. Я сделаю это, но ты должен сказать. Хорошо? — Звучит приемлемо, — ответил Кавендиш, и Винни тут же притянул его к себе для нового поцелуя. Он касался нежно и внимательно, легко посасывая нижнюю губу, а потом ловя её зубами. Пальцы Кавендиша сжались на плечах Дакоты — не для того, чтобы оттолкнуть, а чтобы прижать ближе, — пока он выстанывал что-то в поцелуй, и у Винни закружилась голова от того, насколько это превосходило его самые смелые мечты. Кавендиш вздрогнул, когда он провёл языком по нижней губе, пробираясь рукой под куртку и оглаживая позвоночник, а затем выгнулся вперёд, притираясь грудью и животом к чужому торсу. Дакота поощрительно промычал и легко сжал его задницу. Кавендиш издал невнятный высокий звук и отпрянул. — Слишком много? — спросил Дакота, тяжело дыша. — Д-да, — Дакота не смог вспомнить, когда ещё Кавендиш, гордившийся своей идеальной дикцией, заикался, потому не смог и удержаться от того, чтобы снова накрыть его губы своими. Хотя, казалось, Кавендиш не возражал, неумело, но с отчаянным энтузиазмом отзываясь на движения его языка. Они оторвались друг от друга, чтобы отдышаться, но близость так пьянила, что Винни продолжил оставлять поцелуи везде, где мог дотянуться — на скулах, подбородке, горле, прикусывая кожу под челюстью. — Ты невероятен, ты в курсе? — Дакота провёл языком влажную дорожку к кадыку. — Не могу поверить, что ты никогда не делал этого. Ты себя вообще видел, это ведь преступление. — Я не… — в его голосе прорезалась хрипотца, Винни отметил это со скрытым удовлетворением. Ему хотелось втянуть кожу у основания шеи, прикусить, оставить метку на Кавендише, но он опасался, что это снова будет «слишком много», поэтому только зарылся пальцами в его седую копну волос, целуя. Кавендиш тихо застонал. — Тебе хорошо? — Дакота прислонился лбом ко лбу и спросил, чуть усмехаясь, но с искренней заботой; и он кивнул, прежде чем немного поморщиться. — Моя спина меня убивает, — он был на шесть дюймов выше, и ему приходилось наклоняться. — Ты хочешь остановиться? — А ты? — с не до конца ясной интонацией спросил Кавендиш после краткого раздумья. — Нет, — Дакота улыбнулся, скрывая облегчение. — Тогда, я думаю, — сказал Кавендиш, садясь на стул, — мы не будем. Винни поставил колено промеж его ног и положил руку на его плечо. — Да? — выдохнул он. Кавендиш нерешительно обвил руками его шею и ответил, почти касаясь губами губ: — Да.