Undressed

Винни проснулся в семь утра в воскресенье из-за надрывающегося дверного звонка и со стоном выскользнул из нежащих объятий кровати. Позже, открыв дверь Кавендишу, он порадовался, что сонный мозг заставил его натянуть пару боксеров. — Ты не слишком, — начал Кавендиш, однако вид Дакоты, почесывающего голый живот с зевком, заставил его подавиться воздухом, — спешил. — И тебе доброе утро, — добродушно огрызнулся Винни, вновь зевая, но Кавендиш не ответил, сжимая ручку корзины для белья до побелевших пальцев. В прошлые выходные Винни выяснил, что у него нет стиральной машины, потому пригласил Кавендиша воспользоваться своей. — Ты рано. — Сейчас семь, — Кавендиш сделал вид, что не пялился на соски Дакоты, а тот, в свою очередь, что поверил ему. — Это рано для выходного, Кав, — Винни потёр левый глаз, надеясь, что тот чешется не из-за того, что протез снова перекрутился. Он должен был проверить это прежде, чем Кавендиш заметит что-нибудь. — Проходи, я соображу что-нибудь на завтрак. — Я принёс слойки, — сказал Кавендиш, переступая порог с долей настороженности. Он никогда раньше не бывал в его квартире, хотя иногда подвозил Дакоту до дома. — Класс, — Винни показал ему большой палец. — Я сейчас. Быстрый взгляд в зеркало подтвердил, что протез на месте, поэтому Винни только почистил на скорую руку зубы и на всякий случай воспользовался дезодорантом. Кавендиш стоял там же, где он оставил его несколько минут назад, словно оказался в саду камней и боялся любым движением разрушить непонятную гармонию небольшой и порядком захламлённой квартиры. У Дакоты мелькнула мысль, что было бы неплохо прибраться перед приходом Кавендиша, но в ней царил не беспорядок, а тёплое ощущение, что она обитаема. — Чувствуй себя как дома, — бросил Винни, подавляя еще один зевок, и прошаркал на кухню, прихватив коробку со слойками. Откинув крышку, выбрал вишнёвую с глазурью и запихнул в рот целиком. — Кофе будешь? — спросил он с набитым ртом, обернувшись через плечо, и обнаружил, что Кавендиш так и не сдвинулся с места. Последний едва заметно дёрнулся при звуке его голоса. — Дакота, ты в исподнем, — сказал Кавендиш с нечитаемым выражением лица. — Ага, — Винни подхватил двумя пальцами еще одну слойку и приподнял брови на красноречивое молчание. — Сегодня воскресение. Так кофе? Кавендиш, казалось, боролся с какой-то мыслью, но кивнул. За корзину для белья он всё ещё держался, как за спасительную соломинку. Винни махнул рукой в сторону ванной и пояснил: — Ты можешь приступить, если хочешь. Кавендиш принялся загружать вещи в машинку, пока Винни заваривал вторую чашку кофе, добавляя столько сливок, сколько любил Кавендиш. Он поставил кружки на стол с негромким звяканьем, с сожалением отправил в рот остатки слойки и принялся облизывать пальцы. Его прервал сдавленный всхлип, и Дакота вытащил большой палец изо рта с влажным хлюпаньем. — Что? Они хороши, — Кавендиш бессловесно открыл и закрыл рот, его уши порозовели, и он, так и не найдя, что сказать, отвернулся. Винни взял свою чашку кофе и присел на диван, вытягивая ноги. Тут же напротив возникла голограмма — поставленная на паузу серия «Доктора Зоуна». — Сири будущего, включи следующий эпизод, — сказал Винни, отхлёбывая кофе, тихо ругнулся, когда светящийся экран выдал ему неверный результат и произнёс чётче, почти по слогам. — Что ты смотришь? — спросил Кавендиш, выглядывая из ванной и держа в руках брюки от своего костюма. — Ты уверен, что их можно стирать в машинке? — уточнил Винни, с сомнением глядя на него. — «Доктора Зоуна», помнишь, шоу, которое так нравится малышу Мёрфи. — Зачем? — Оно неплохое, — пожал плечами Винни, наблюдая, как мусороиды гонятся за главными героями в заставке. — Это винтажное нелепое шоу о путешествиях во времени, а ты настоящий путешественник во времени, как ты вообще можешь находить что-то подобное увлекательным? — сказал Кавендиш, захлопнув дверцу стиральной машины. — В нём ведь полно неточностей. — Сири будущего, включи стиралку, — сказал Винни и похлопал по подушке рядом с собой. — На самом деле, не так много. Малсон делал хорошие пометки. Кавендиш неопределённо хмыкнул, взял свой кофе и присел на диван с таким опасением, будто тот должен был вот-вот воспламениться. — Думаю, из-за всей этой штуки с путешествиями во времени необязательно смотреть с самого начала, — Винни допил кофе и потянулся поставить кружку на журнальный столик. Кавендиш задушенно взвизгнул, едва не пролив кофе на обнажённое плечо Дакоты. Винни замедлился и пристально глянул на него: смущённый Кавендиш увлекал и очаровывал настолько, что хотелось сократить и так небольшое расстояние, чтобы поцеловать, несмотря на риск получения ожогов. Но Кавендиш сказал: — У тебя, э-э, глаза разного цвета, — и магия момента была разрушена. Винни откинулся назад, потирая левый глаз. — Да, — он не знал, что сказать. — Верно. Винни пожалел, что не надел очки, несмотря на то, как глупо бы он смотрелся в них и боксерах. — Гетерохромия? — осторожно поинтересовался Кавендиш, и Винни кивнул, надеясь, что он сочтёт подобный ответ удовлетворительным и не станет расспрашивать. Еще больше он надеялся, что Кавендиш не заметил тонкий, как волос, шрам, перечеркивающий бровь и скулу. — Я не знал. — Не то чтобы это что-то, о чём необходимо знать, — Винни встал, чтобы заварить ещё кофе. От первой кружки першило в горле, но ему хотелось занять чем-то руки. Кавендиш понятливо — хотя что он понимает, черт возьми — сменил тему разговора. — Они оба и пришельцы, и путешественники во времени? Разве это не слишком? — фыркнул он, когда Винни вернулся на диван, придерживая чашку обеими руками и скрещивая ноги в лодыжках. Винни принялся защищать очарование старого шоу. Стиральная машина пикнула, и Кавендиш подошёл к ней, чтобы переложить вещи в сушилку. Ему приходилось наклоняться, и Винни поймал себя на том, что совершенно потерял нить сюжета, засмотревшись на его стройные ноги, узкие бёдра и плечи, обтянутые серой хлопковой футболкой. — Дакота, попроси, — Кавендиш развернулся, поймав его взгляд, и Винни подумал, собирается ли он озвучить то, что было известно обоим. Но Кавендиш ничего не сказал, и Винни произнёс: — Сири будущего, включи сушилку. Машина тихо загудела, и он вернул внимание голограмме, хотя продолжил наблюдать за Кавендишем краем глаза, не постаравшись скрыть ухмылку. — Негодяй, — наконец пробормотал Кавендиш тихо, но так, чтобы Дакота его услышал. Он присел рядом, и глаза его были устремлены только на экран. — Ты назвал меня негодяем? — со смехом спросил Винни. — Ты ведь помнишь, что на самом деле ты не из восемнадцатого века, правда? — Разумеется, — холодно отозвался Кавендиш. — Не моя вина, что ты так хорошо подходишь под описание. — Неужели? — Винни окончательно развеселился. — И что же делает меня негодяем? Кавендиш свёл брови, покраснев. — Сам знаешь, — ответил он после небольшого молчания. — Знаю, значит, — сказал Дакота, и в глазах его притаились смешинки. Кавендиш кивнул с видом, будто выиграл очень напряженный спор (умудряясь при этом всё ещё казаться оскорблённым), и Винни подумал, как же сильно он хочет его поцеловать. — Ты не против? — тихо спросил он, склоняя голову к плечу. Кавендиш посмотрел на него — без тени непонимания или удивления, просто смерил долгим взглядом. — Нет, — медленно произнёс он. — Круто, — сказал Винни и позволил руке соскользнуть со спинки дивана, приобнимая Кавендиша за талию. Он немного напрягся в объятиях, но тут же обмяк, прижался плечом. Винни, не отрывая взгляда от происходящего на экране, немного сдвинул пояс брюк Кавендиша и невесомо огладил тёплую полоску кожи. Кавендиш вздрогнул от прикосновения, и у Винни перехватило дыхание. — Дакота, — почти прошептал Кавендиш, повернувшись к нему, а потом, уперев руку в подлокотник, наклонился, нерешительно нависая; смелость его на этом иссякла. Винни безмолвно ответил, поднимая голову и целуя его, прижал к себе ближе. Кавендиш неслышно простонал, положил ладонь ему на грудь — его пальцы были прохладными и гладкими, и слегка дрожали, когда он несмело погладил Дакоту по ключицам. Винни одобрительно замычал, углубляя поцелуй и зарываясь рукой в его волосы на затылке. Кавендиш приглушенно всхлипнул, и Винни ослабил хватку на талии, но тот, наоборот, притёрсяся теснее. Увлёкшись, Кавендиш перекинул ногу через бёдра Винни, забираясь к нему на колени и почти отчаянно хватаясь за плечи. — Вау, — выдохнул Винни, когда они оторвались друг от друга, и понадеялся, что Кавендиш не почувствовал его приподнявшийся в боксерах член. В лучшем случае это было бы неловко, в худшем — вероятно, подчистую уничтожило бы зачатки уверенности Кавендиша в своих действиях. Кавендиш только неразборчиво что-то промычал, вновь прижимаясь губами к его и щекоча усами. Он действовал смелее, оставив россыпь нетерпеливых поцелуев на подбородке Винни, прикусил его нижнюю губу, что заставило последнего зажмуриться, издав гортанный стон. Кавендиш горчил на языке, но Дакота смог уловить и немного сладости от выпечки; возможно, от того, как он вцепился в бёдра Кавендиша, останутся синяки. Кавендиш не помогал — совершенно не помогал мыслить трезво, выстанывая его имя и дёргая за пряди на висках. Винни хотелось прижаться своим пахом к его и довести обоих до ослепляющей разрядки и ленной послеоргазменной истомы, но он был почти уверен, что для Кавендиша, впервые поцеловавшегося на прошлой неделе, это будет чересчур. Они перекатились, и Винни оказался между ног у лежащего на спине Кавендиша. Его руки блуждали по спине Дакоты, очерчивая позвонки. Он лежал под ним такой разгорячённый и задыхающийся, что Винни всё же наклонился и поставил на основании его шеи багровый засос. Кавендиш провёл ногтями по лопаткам Винни, оставляя саднящие царапины. Он отпустил шею Винни, и тот прижался жадным поцелуем к губам Кавендиша, страшась, что его вот-вот оттолкнут, но вместо этого Кавендиш снова нерешительно коснулся его груди, самыми кончиками пальцев исследуя завитки жёстких волосков и смуглую кожу. Дакота огладил языком кромку зубов, бесстыдно толкаясь в его рот, и пальцы Кавендиша на мгновение утратили робость, сжимая сосок. — Бля, — низкий голос Винни вибрировал от желания. Ошеломлённое, мягкое, голодное выражение лица Кавендиша красноречиво говорило о том, насколько далеко он хотел зайти. — Дакота… — Винни прикрыл глаза при звуке умоляющих ноток в его голосе, но заставил себя отстраниться. Жужжание сушилки показалось чересчур громким в наступившей тишине, прерываемой только их хриплым дыханием. Кавендиш дёрнулся. — Моё бельё помнётся, — выпалил он и подскочил с дивана. Винни проводил взглядом его неловкую походку и напряжённые плечи, гадая, скрывает ли Кавендиш тоже стояк, а после бессмысленно уставился на экран, где проигрывались финальные титры серии, не желая снова быть пойманным на разглядывании задницы Кавендиша. Винни успел посмотреть еще полторы серии, когда он негромко кашлянул, привлекая к себе внимание. В одной руке Кавендиш держал корзину для белья, а другой выуживал ключи из кармана брюк. — Должен сказать, я отлично провёл время здесь за, э-э, стиркой, — Кавендиш прикрыл глаза и заалевшие скулы ладонью, явно мысленно ругая себя за выбор слов. Винни ухмыльнулся. — Я тоже был рад, — он ни капли не лгал. — Ты можешь прийти в следующее воскресение. Посмотрим еще пару эпизодов шоу. Кавендиш фыркнул, закатывая глаза, но Винни заметил, что его усы подёргивались от сдерживаемой улыбки. — С большим удовольствием, — сказал он почти застенчиво. — Ага, — глупо, это прозвучало глупо. Винни потёр шею ладонью. — Заехать за тобой завтра? — спросил Кавендиш. Винни кивнул и выдавил: — Постарайся не въехать в забор, как в прошлый раз, я все еще плачу за это, знаешь. — Прекрати напоминать мне об этом, — проворчал Кавендиш, а Винни улыбнулся, думая, что действительно хочет затащить его в свою постель. И не только для секса. Его простыни были удручающе холодны, когда он забрался в них после ухода Кавендиша.